Эти несколько десятков секунд стрелка часов, висящих над столом врача, шла десять лет.
Медсестра вскочила, быстро вышла из кабинета, только после этого гинеколог посмотрела на меня. Казалось, я была уже в полуобмороке от страха.
– Что там? – голос был каким-то не моим и переполненным страхом.
– Диагнозы ставить не буду, Есения, – отозвалась женщина. – Это сделает врач, который в этом специализируется. А мы с тобой пока что будем смотреть, как подрос твой ребенок.
Но я не могла взять и переключиться. В моей голове развивались сразу тысячи сценариев, один хуже другого, и мне уже хотелось плакать даже от гипотетических вариантов.
– Вы сказали… сказали срочно… Кто такой сосудистый хирург?
Она опустила голову, затем встретилась с моим взглядом.
– Мы поговорим об этом буквально через пару минут, когда придет Дмитрий Александрович, – не уступала она.
– Ну, Алевтина Геннадьевна, у меня сейчас случится приступ…
– Приступ чего? Вопросительного знака?
Ее шутка заставила ощутить слезы в глазах.
– Мой ребенок…
– В порядке он, – постаралась заверить врач. – Точнее, она.
– А… вы… что? Вы уверены?
– Опыт подсказывает, что уверена, – женщина улыбнулась и повернула ко мне монитор, затем указала на бугорок. – Вот это видишь?
– Да.
– Было бы выше градусов на десять, то сто процентов мальчишка. А он всего тридцать, если не меньше. Девочка.
– Девочка, – глаза наполнились слезами.
Теперь я могла думать о ее имени. Обращаться к ней, а не просто говорить «малыш».
Пока я думала о своем, врач записывала и отмечала сама же параметры ребенка. Так или иначе, ей удалось меня отвлечь от болевых мыслей.
Стук в дверь раздался так неожиданно, что я дернулась, словно приходя в себя от гипноза.
– Входи, Дмитрий Александрович.
Мужчина вошел вместе с медсестрой.
– Добрый день.
– Здравствуйте.
Он сел на стул рядом с Алевтиной Геннадьевной и заглянул в монитор, надевая перчатки.
– Что у вас тут?
– Смотрите сами.
Он взял у нее датчик и стал водить по моему животу, в определенном месте у пупка. Хмурясь и присматриваясь через толстые стекла очков.
– Хм… – все, что выдал спустя минуту молчания.
– Что думаешь?
– Надо сделать КТ. Точнее скажу после.
Они говорили так, словно не я лежала тут, как подопытный кролик, которому не следовало знать, что он умирает.
– Да что там такое? – не выдержав, чуть ли не закричала.
Теперь слезы были не от умиления пола моего ребенка. Я была напугана и до ужаса тряслась.
– Как вас? – спросил он, отдав датчик гинекологу.
– Есения.
– Значит так, Есения, – он облокотился на свои колени и вздохнул. – Исходя из моего опыта могу сказать так, что у вас аневризма брюшного отдела аорты.
Ощущение словно меня в живот кто-то ударил, прямо туда, где он только что водил.
– Ан… аневризма?
Знакомое и услышанное однажды слово возможно в фильме или где-то еще не давало пояснений. Я даже не догадывалась о том, что это может быть такое. Но слово срочно и вся эта таинственность все же прояснили одно: это плохо.
Это слово было плохим.
– Что это такое? Это лечится? Это передается по наследству? Или…
– Я хочу пригласить вас сделать КТ, чтобы убедиться в своем заключении и уже подробно с вами поговорить о методах решения подобной ситуации, а также сроках.
– Смертельно… это… мой ребенок… – слова не складывались в предложение, а выходили бурным потоком.
– Есения, – вклинилась в разговор Алевтина Геннадьевна. – Просто пройдите на КТ, сейчас аппарат свободен, да и случай безотлагательный, и мы вместе поговорим в моем кабинете. Сразу после того, как вы пройдете обследование.
Их тон был слишком серьезным, а мое воображение слишком разыгралось.
– Хорошо.
Тихо согласилась и встала с кушетки, борясь с истерикой.
– Ступайте за Дмитрием Александровичем и приходите в мой кабинет.
Кивнув, я вытерла наспех гель, опустила кофту и, взяв сумочку, обулась, прежде чем выйти из кабинета.
Мы прошли к лестнице, в часть здания, куда я ни разу даже не ходила, и поднялись на второй этаж.
Процедура длилась не больше минуты, а ожидание результатов, во время которого я сидела в коридоре еще тридцать.
Когда мужчина вышел, я не решилась задать ни один вопрос. Я просто молча следовала за ним.
В гинекологии было не много беременных. Да и Алевтина Геннадьевна не всех принимает, тут все строго по участкам. Когда кабинет открылся, мы вошли следующими. Точнее, меня попросили подождать снаружи.
Происходящее – неимоверно пугало. Мне нужно было успокоиться и найти какой-то препарат, который подходил бы беременным, иначе я сойду с ума уже к концу этого дня.
Они попросили меня войти через пятнадцать минут.
Вот как чувствую себя люди, ожидающие приговор.
Я была этим человеком. И я боялась до ужаса.
Сев напротив них обоих, я стала заламывать пальцы.
– Диагноз подтвердился, Есения. У вас аневризма. И она находится в опасном месте.
– Что это такое?
Дальше полились медицинские термины.
Но если своими словами – это сосуд, стенки которого истончились, и он… раздулся? Надулся? В общем, как небольшая бомба с часовым механизмом, который рванет неизвестно когда, а я просто умру.
Это было не все. Я знала.
– И как быть с этой аневризмой?
Врачи переглянулись.
– При помощи операции.
– Операции? – нахмурившись, я сразу сообразила и о втором вопросе. – Но я же беременна. Разве это не навредит ребенку? У меня срок, всего тринадцать недель.
Они переглянулись снова, и я замерла, ощущая лишь биение своего сердца.
– К сожалению, ребенок не выживет и нам придется…
– Нет, – вскочила на ноги, буквально закричав. – Нет. Нет, – снова повторила, теряясь в пространстве. – Я не хочу… О чем вы вообще говорите?
Мои губы затряслись, а глаза запекло от влаги.
– Я не позволю вам это сделать.
– Есения, аневризма может лопнуть в любой момент, и тогда не выживите ни вы, ни…
– Но это ведь не факт. Это ведь не обязательно случится. Должна же быть какая-то статистика, какой-то план…
– Есения… успокойтесь, – попыталась женщина, но куда там? Как я могла успокоиться, когда они заявляют, что я должна избавиться от своей малышки.
– Я не могу, – сорвался голос. – Я не могу… это же моя девочка…
– Я понимаю, – Алевтина Геннадьевна погладила по плечу.
Но правда была в том, что она не понимала.
Никто не поймет, кто не был на моем месте, делая выбор.
– У вас есть время подумать и решить, Есения, – сказала она и я просто вышла из кабинета, больницы и…
Я хотела быть сейчас рядом с единственным человеком, который мог бы меня понять… Но… поразмыслив, он бы не понял. И мама бы не поняла. Кому бы я ни сказала, ни одно мнение не было бы схоже с моим никогда. И в этом я была одинока отныне.