Малера (СИ)

10

— Убери руку, мне неудобно, — шипит Лера, толкает меня с подлокотника.

Молча снимаю и позволяю сесть так, как ей хочется. Хорошо, фиг с ней, пусть психует. Впереди нас восседают родители. Они настолько увлечены игрой солиста на виолончели, что вряд ли слышат нашу возню.

Бушует. Революционерка неугомонная. Ну я так думаю, если злится, то значит небезнадежно все. Значит что-то есть у нее ко мне. Значит…

— Не дыши в мою сторону!

Да бля… Я сейчас ей по заднице настегаю. Просто отхреначу прямо здесь при всех! При воспоминании о Леркиной заднице-орехе мигом поднимается не только настроение, но и мой член. Он прям восстает и каменеет. Сукаааа…. Ну в филармонии же!

Меняю положение в кресле и пытаюсь сосредоточиться на игре солиста. Даже глаза прикрываю, пытаюсь погружаться в произведение. Ну чтобы побыстрее пришло воодушевление. Три струны. Всего три струны. И смычок. Как он пилит на инструменте так забористо? Внимательно луплюсь на него. Солист весь растворился в музыке. Он и есть само продолжение смычка, который соприкасаясь со струнами, рождает эту мелодию.

— Отвернись!

Ну я не виноват, что моя башка все время поворачивается в сторону Лерки. Я даже не участвую в этом процессе осознано. Просто натыкаюсь на ее разгневанное лицо и прочухиваю тот момент, когда начинает возмущаться. Не в силах ругаться, откидываюсь на спинку.

— Ты вообще охренел? — тычет мне пальцем между ног.

Да чтобы ее! Закидываю ногу на ногу, предварительно запихнув между ними конец.

— Извини!

Да какого хера я все время должен оправдываться и извиняться. Ну встал и что? Из-за нее же. Ведь не дура, понимает все. Другое дело, что мы не одни, но я, блядь, не в силах этот процесс эрекции контролировать. И по команде член не обвиснет! Зато, есть несомненный плюс, пусть видит, что теперь на нее реакция исключительно такая.

Максимально сосредотачиваюсь на музыке, чтобы все же больше не обострять. К счастью, двухчасовой концерт подходит к концу. Аплодируем неменьше двадцати минут. Всех на бис и все такое. Рассеянно хлопаю и кошусь на свою присуху. В который раз поражаюсь ее красоте. И где раньше мои глаза были? Ведь как заново открываю Леру для себя.

Она не в каноническом плане красотка. Архарова еще плюсом необычная. В лице таится холодная хищность, притягательность звериная просто, густая и вязкая. Изящная, грациозная и гибкая. А раздраженность придает сексуальность, как ни странно. Так и хочется заграбастать. Руки чешутся, про другое молчу.

На хер все предрассудки, еще раз себя убеждаю. На кукуй все! Заберу, украду, унесу! Моя будет. Отвечаю, все для этого сделаю.

— Слышишь, недотрога, — осторожно склоняюсь к ней — надеюсь ужинать со всеми отправишься, не смоешься?

— Не шмоюсь-не шмоюсь. — дразнится, скривившись как дите малолетнее, шепелявит за каким-то хреном.

— Че? Папка прижал?

— Тьфу на тебя, ирод! — наклоняется к отцу и обнимает его за шею.

Выходим из зала. Лерка виснет на руке Спарта. Сучка. Могла бы и со мной пойти. Идет, виляет своей жопой. Плетусь позади, периодически сканируя зад Архаровой, пока не нагоняет батя. Закидывает мне руку на плечо и замедляет шаг. Подстраиваюсь и иду медленнее. Батя пока вещает независимую кучу слов о впечатлениях, несет что-то отстраненное. Понимаю с трудом.

Мама с тетей Ладой уходят далеко вперед, а про Лерку с отцом и говорить нечего. Он поволок свое сокровище быстрее ветра к тачке, чтоб укрыть там. Помешан Спарт! Никогда не видел такого сильного переживания о дочери. По любому поводу просто! Я не знаю, чтобы с ним было, если бы узнал о своей оторве хоть что-либо. Зря они ее со мной в детстве оставляли, Лерка шифруется по круче разведчика. Обучение прошла успешно.

— И что дальше, сын? — останавливает меня отец.

— В смысле?

— Что с Лерой планируешь?

Его внимательный взгляд просто рентгеном проходит по лицу и останавливается прямо в моих зрачках. Первые секунды теряюсь. Я, конечно, знал, что батя тот еще гипнотизер, но чтоб вот так смотреть, это нечто. Да, маме без вариантов было за него не выйти. Ведьмак! Вырываюсь из глубокого взгляда, прихожу в себя. Чуть не сболтнул лишнего, но видать мне тоже кое-что от него досталось, если выпутаться смог.

— Ничего пока не планирую.

— Матвей, — прибавляет жести. — Она мне как дочь. И Спартом я тоже дорожу. Он мой единственный настоящий друг.

— Бать, остановись. Я ее никогда не обижу.

Отец внимательно смотрит на меня. Внезапно кладет мне руки на плечи и приблизившись произносит.

— Если ты решил просто к ней свой хер на время сносить, то я тебе сам…оторву. Не этим местом надо думать. Другим, — прикладывает ладонь к моему сердцу. — Пока тут трескаться не начнет. Не смей! Понял?

Тут трескаться не начнет… Тут трескаться не начнет….

— Понял, бать. Я понял.

— Хорошо, — еще один пронизывающий взгляд. — Ну что идем?

Киваю и следую за ним. Да… Такие дела… Нет, я не ссыканул, конечно. Просто слова отца провалились глубоко внутрь и застряли там. Двигаются, собираются в капсулу, которая помещается в грудине и не хочет выходить. Она там, напоминает без конца о сказанном. Не убрать ее теперь. Мешает мне это? Да не знаю пока.

— Па?

— М?

— Я никогда не спрашивал, а как ты понял, что мама это твое?

Я взрослый парень, но иногда пробивает на сопливость. Ну да, а что такого-то? Это ж батя мой! Он замирает и через миг его лицо озаряет такой теплый свет, что становится немного завидно, что ему столько лет, а по нему видно, как тащится от матери. У меня такого еще не было ни с кем, если только…

— С первого взгляда. Сразу. Да я и не видел особо кроме нее никого. Маша всех собой закрывала. Короче, закоротило сразу. У меня, — смеется. — У Маши позже. Не знаю, может песню когда написал для нее. Знаешь, я тогда на сцену босым вышел. Это было неким символом, что босиком пойду за ней на край света. А песня и правда была хорошая. А потом наращивал обороты и пробивал брешь в ее глухой обороне. Он же сразу забеременела и испугалась. Пришлось брать на абордаж. И как понимаешь, я взял, потому что понимал, что Маша и есть моя жизнь.

— Понял, — бурчу и двигаюсь вперед, почему-то смущаюсь от откровения. Хотя спросил сам, но не ожидал, что заполыхаю как пионерка.

Пионерка это что-то из древнего прошлого. Бабушка что-то подобное рассказывала. Я запомнил только кумачевый цвет галстука. Вот, наверное, сейчас такое у меня на лице. Ладно, прорвемся. Лера уже скрылась в машине, но через приоткрытое стекло я ее вижу. Полосую разглядыванием. Чувствует. Поднимает в ответ свои глаза и тут же показывает мне язык. Секунда и стекло плавно поднимается. Детский сад! Но язык этот… просто… м-м-м-м-х. Я увидел. Бреду к тачке, даже не понимаю, что бормочу себе под нос ругательства. А позади батя, идет и ржет. Спасибо, помощничек!

Загружаемся и трогаемся в рест. Опять Лерка рядом со мной. Нас, как в детстве, всегда вместе сажают. Но я как бы не против, а очень даже за. Я вяловато бегу глазами по меню. Если честно, я бы выпил сейчас немного. Хотя кому я тут заливаю, да много, конечно. Вискарь бы не помешал, но сегодня все прилично, поэтому обойдусь парочкой бокалов легкого. Батя пить отказался, вот он и поведет. Лерке везет меньше, хотя она и не выпивает особо. Ей папочка разрешил лишь сок. Так и надо этой бубуке.

Под дружный треп потягиваю охрененное вино и лениво вслушиваюсь в слова. Молчим только мы двое. Лера угрюмо уткнулась в тарелку и возит вилкой. Не ест ничего, только мусолит туда-сюда. Да и мне жрать особо не охота, не лезет, а вот вино даже очень лезет.

Родители сматываются на танцы. Теть Ладу при хорошей музыке ничто удержать не может. Спарту деваться некуда, жена научила его красиво двигаться в паре, вот и отрываются сейчас. Мои тоже не отстают. Пока я наблюдал за предками, моя присуха свинтила. И куда же?

Подрываюсь искать. Бегло осмотрев холл, не вижу ее. Направляюсь в туалет. Женский, конечно. Ни разу не задумавшись, открываю дверь. Есть! Стоит перед зеркалом. Настороженно, но любопытно взирает. Опасается и правильно делает, что опасается. Ее пальчики сжимают край мрамора. С них стекает вода.

То ли вино подействовало, то ли хрен знаю что. Запираю за собой дверь и двигаюсь молча к ней. Мне реально сейчас похер на ее реакции. Вот как будет. Лера молча наблюдает. И может я бы и тормознулся, если бы не ее взгляд. Там нет явного отказа. Ну я ж не слепой! Там растерянное замешательство, вот что вижу. Это и толкает меня.

Резко подхватив, сажаю на широкую раковину. Развожу колени и встаю между ног. Держу, не отвожу глаз. Молчит, только глубже дышит, грудная клетка вздымается явно и волнующе. Двум руками веду от талии чуть выше, приближаюсь к лицу своим. Аромат ее губ на первобытных инстинктах ощущаю. Сладкая. Такая прекрасная. Хотя и сжалась вся, но не отталкивает меня. И это главное.

Трусь осторожно о ее щеки своими губами. Даже не отшатывается, только нервнее становится, напрягается сильнее. Я вдыхаю ее. Влипаю. Сатанею от желания.

— Лееррраааа, — выдыхаю в нежную кожу — моя малышка… Ты моя, Леееррррааааа….

— Я уже не знаю теперь.

Именно эти ноты в голосе подталкивают к тому, чтобы впиться в ее губы. Первая мысль при соприкосновение несет меня прямо в рай. Туда. Я теперь знаю, как это.

Мне все равно, что в дверь стучат. На все наплевать. Я впервые целую ее в том самом смысле, как парень целует охуеть как понравившуюся девушку. Весь мир замирает, а потом оглушительно расцветает самыми радужными красками. Обнимаю, как помешанный, трусь об нее, влипаю.

Прижимаю одной рукой, второй глажу лицо и шею. Осторожная апробация процесса перетекает в сумасшествие. Не могу больше контролировать ни хрена вообще. Хватаю за задницу и натягиваю на себя. Съезжает сильно, и чтобы не свалиться, обхватывает нечаянно меня ногами. А я не даю больше Лере сменить позу. Крепче прижимаюсь к ее промежности своим каменным членом и теряю управление совсем.

Она горячая. Ощущаю. Сильно. Так сильно, что начинаю тереться и толкаться необузданно. Но даже не это все срывает голову и качает пол под ногами. Не это!

Лерка меня целует сама. Обхватила не только ногами, она и руками жмет шею так, что следы останутся. Раздирает ногтями дикарка. Жаркая. Необузданная. Инстинктивная. Лижет мой язык, тащит в свой рот, обхватывает губами и сосет. Бля…. Сосет.

Небо и земля меняются местами. Хочу сейчас ее грудь. Сейчас! Перемещаю руки, а она не дает, вырывается. Что за херня? Еще раз хочу залезть и спустить ткань с плеч. Сопротивляется. Ок, не дурак. Оставляю попытки и сосредотачиваюсь на другом.

Я не помню и не хочу помнить, сколько длится наш поцелуй. Загребаю жар, не могу прийти ни к какому насыщению. Мало мне. Я жадно лижу ее шею и вновь и вновь возвращаюсь к губам. Лерка снова засасывает мой язык, что она творит с ним… и я всё… Мне пиздец. Шире развожу ее ноги и теснее соприкасаюсь каменным членом с ее промежностью. Мокрый жар опаляет меня страшно и пекуще. Теряю почву, теряю мир, теряю всё! Максимально быстро толкаюсь в нее через эти мешающие слои одежды и внезапно кончаю.

Странные, сбивающие с ног ощущения. Когда проходит первый шок, очумело промаргиваюсь, но от Леры не отхожу. Продолжаю ее обнимать. Она тяжело дышит мне в шею. Она тоже кончила? Похоже на то, но проверить не решаюсь, не потому что боюсь, просто не хочу торопить. До груди же не дала коснуться, а туда тем более. А жаль! Мне пиздец, как жаль! Я так хочу, кто бы знал, как же я хочу. Сжав зубы, матерясь про себя на весь белый свет, сволакиваюсь в подобие чего-то целостного и хотя бы немного мыслящее.

— Ты как? — покачиваю ее в руках.

— Нормально, — глухо говорит и по-прежнему не смотрит на меня.

— Послушай…

— Мот, все! — резко отстраняется и спрыгивает с поверхности.

Неловко приземлившись, покачивается и я подхватываю ее. Вновь притягиваю, попутно вдыхая аромат атласной кожи. Замирает и тоже ловит секунды. Ведем себя так, словно мы любовники, случайно сбежавшие от своих половин для перепиха. И будто быстрее надо возвращаться. Но это же не так.

— Все нормально?

— Да. Ты иди. Я позже приду.

— Лер, надо поговорить, — задерживаю руку.

— Потом, Мот. Дай время.

— Хорошо.

Это хотя бы не отказ. Шок у нее, наверное. Ладно, оставлю. Хотя уходить сейчас, это последнее, что хочу сделать, но отказать не могу. Я теперь вообще ей не смогу ни в чем отказать!