Мамы-мафия: крёстная мать

4

Постепенно я привыкла к каждым вторым свободным выходным, когда Лоренц забирал детей. Я могла заниматься другими делами, а не только смотреть на часы, бродить, вздыхая, по детским комнатам или воображать себе, что с ними могло случиться. Лоренц не был таким уж преданным, терпеливым отцом. Ему было достаточно периодически позванивать или забегать на часок. Но Пэрис, его новая подруга, очень любила детей, и дети тоже очень любили Пэрис. Конечно, я ощущала ревность, но я не могла не чувствовать по отношению к ней известную благодарность – она расширяла горизонт моих детей таким образом, каким я бы сама ни за что не смогла. Благодаря ей они могли восхищаться вещами, которых они бы иначе и не знали. Её программа на выходные была тщательно распланирована и составлена с большой любовью. Посещение музеев и концертов, длительные велосипедные поездки и походы, а также еду в суши-ресторанах и других недетских гастрономических храмах Пэрис ловко комбинировала с кино, парком развлечений, зоопарком, театром кукол и «Макдональдсом». А специально для Нелли были показы мод, посещения косметолога, длительные шоппинг-туры и концерты Анастейши. Кроме того, Пэрис помогала Нелли с домашними заданиями и всегда точно знала, какого космического корабля не хватает в Юлиусовой коллекции «Лего». У меня не было ощущения, что дружелюбие Пэрис наигранное. Из чистого расчёта ей и не надо было быть такой милой: путь к сердцу Лоренца совершенно точно не лежал через его детей. Скорее через желудок. Или другую часть тела. Почему Антон не был так просто устроен? Я бы могла сготовить ему что-нибудь вкусное. Без нижнего белья. Или только в нижнем белье.

Но нет, моя жизнь обязана быть сложной. Этот загадочный высший порядок поставил мне на дороге барьер по имени Эмили, и я совершенно не знала, как мне этот барьер преодолеть.

У меня была слабая надежда, что мы с Антоном сможем вместе что-нибудь предпринять в мои свободные выходные без детей. Только вдвоём и по возможности без нижнего белья. Но в субботу вечером должно было состояться выступление в балетной школе Эмили.

– Эмили будет земляничкой, – с отцовской гордостью сказал Антон. – Было бы классно, если бы ты тоже пришла.

Конечно. Суперклассно. Наверное, я буду сидеть между Антоном и его матерью, а танцующая земляничка будет при каждом пируэте бросать на меня злобные взгляды.

– Да, с радостью, но э-э-э… к сожалению, – сказала я. – К сожалению, в субботу я не смогу. Одна давняя подруга придёт в гости.

Антон, разумеется, принял это как уважительную причину.

На самом деле ни одной жабе не было до меня дела. Анна со своим противным мужем и детьми посещала свёкра со свекровью, Мими и Ронни не подходили к телефону (хотя я, отправляясь поздно вечером спать, видела у них свет – и надеялась на их долгое, обильное примирение), а Труди куда-то исчезла вместе со своим новым таинственным возлюбленным. С её стороны было очень неразумно никому не представить этого нового типа, никто не знал, как его зовут и где он живёт. Можно было только надеяться, что он не был психопатом, который шьёт одежду из женской кожи. Я уже видела, как я сижу в полицейском участке и, всхлипывая, лепечу: «Я только знаю, что в одной из прошлых жизней его звали Рамзес III». Я оставила Труди сообщение на автоответчике, что она должна срочно позвонить мне, если она переживёт эту ночь.

Всю субботу я обрывала обои у себя в спальне. Они были оливково-зелёные с тёмно-зелёными и болотными кругами. У меня было подозрение, что постоянный вид этих обоев был причиной рака лёгких, от которого скончался мой свёкор. Обои и сигареты без фильтра, которых он выкуривал по две пачки в день.

Я собиралась выкрасить спальню хотя бы частично в сияющий красно-рубиновый цвет. Это будет хорошо для кровообращения. У меня было скорее пониженное давление. Труди, которая наряду со многими другими знаниями получила образование консультанта по фен шуй, посоветовала мне успокоительный голубой тон, она сказала, что в красном не особенно хорошо спится. Но при ремонте я не слишком думала о сне. Я больше думала об Антоне, а когда я думала об Антоне, то я думала скорее в рубиновых тонах, а не в сине-голубых. Мне надо обязательно позаботиться о рассеянном освещении, если получится.

К вечеру последний клочок обоев был счищен, и я безо всякого желания поджарила себе на сковородке пару скампи, разговаривая при этом по телефону с родителями – обязательный субботний звонок. Он протекал всегда одинаково: я рассказывала новости о детях, а они рассказывали, какая погода на Пеллворме. У меня не было особенно тёплых отношений с родителями. Поскольку мне уже было не одиннадцать лет, я могла с этим смириться. Я небрежно съела свои скампи с рисом в гостиной перед телевизором, сидя в позе лотоса на белой кушетке. По телевизору не было ничего интересного, поэтому я достала бумагу и составила список. Составлять списки – это занятие, которое привносит в жизнь порядок, я это знала из своей учёбы на психолога. За свою жизнь я составила кучу списков – список вещей, которые мне ещё надо сделать, список вещей, которые я хотела сделать, список вещей, которых я больше не хотела бояться, список книг, которые я дала почитать и которые назад не получила, список любимых песен, которые я обязательно хотела собрать на одном CD, список имён, которыми я охотно назвала бы моих детей, список мест, куда я хотела поехать, список вещей, которые я когда-то хотела сделать Лоренцу, и так далее, и тому подобное.

«За Антона», написала я сверху листа. И сразу под этим: «Первое: Серьёзные чувства (с моей стороны). Второе: Перспектива хорошего секса». На другом листе я написала: «Против Антона», а под этим: «Первое: Эмили. Второе: Его мать. Третье: Даже в походе носит костюм и галстук».

Я задумчиво пожевала кончик карандаша. Один из недостатков, когда человек влюбляется после тридцати, состоит в том, что все люди, в том числе и ты сам, испытывают влияние предыдущих отношений – причём иногда очень сильное. И, конечно, это утяжеляет поиск партнёра. Я должна была быть рада, что я довольно крепко привязала к себе Антона, и мне надо перестать цепляться к мелочам типа галстуков или детей. Ведь что можно сказать о женщинах за 35? На них скорее упадёт метеорит, чем они найдут себе мужчину, или что-то в этом роде.

И мне ни в коем случае не хотелось испытать падение метеорита, прежде чем я не потеряю свою невинность. Ведь если верить Анне и Мими, я была сексуально такой неопытной, что я до сих пор могла считаться девственницей. И даже если я полагала, что они несколько преувеличивают (какая может быть девственница с двумя детьми?), они в принципе были правы: секс был до сих пор одной из самых запущенных сторон моей жизни (если не иметь ввиду шахматы, спасение на водах и пение…). А секс приносит здоровье, улучшает кожу, настроение и мускулатуру таза – и всё бесплатно! Только ради этого я должна настроиться на отношения с Антоном, а не вести списки по поводу нашей совместимости: мне надо подумать о своём здоровье.

На следующее утро я рано поднялась, чтобы начать покраску стен. Я закрыла постель целлофаном, а сама облачилась в майку, на которой уже была куча пятен самых разных тонов. Насколько я ненавидела сдирать обои, настолько мне нравилось красить. С каждым движением валика комната менялась на глазах. Но далеко я не продвинулась. Стена стала красной лишь на треть, когда в дверь позвонили.

Это была Труди.

– Слава Богу! – воскликнула я. – Ты жива.

– И ещё как жива! – сказала Труди и сердечно меня расцеловала. – Я летаю! Наконец я нашла свою вторую половинку, Констанца. Текст для моей мелодии. Вино для моего кувшина. Свет для моей тени. Месяц для моего солнца. Рычаг для моего насоса.

– Поздравляю, – ответила я. Во время её патетической речи я затащила Труди в спальню. Я прекрасно могла параллельно красить, иначе краска высохнет. – Как его зовут, месяц для твоего кувшина? Я хочу сказать, что ты должна нам это сообщить, чтобы нам было что сказать полиции, если она начнёт тебя разыскивать.

– Ты имеешь ввиду, как его зовут сейчас? В этой жизни?

– Да, я это имею ввиду.

– Петер. Петер Зюльцерманн, – сказала Труди блаженным голосом.

– Возраст? Профессия? Где живёт? – спросила я.

– Ох, Констанца, как это типично! – засмеялась Труди. – Ты должна спросить, заставляет ли он меня смеяться или умеет ли он играть на моём теле, как на инструменте. Да, он это умеет! Просто божественно. Он…

– Рычаг для твоего насоса, я знаю, – сказала я. – Предыдущий рычаг одолжил у тебя двадцать тысяч евро и смылся.

– Не смылся, – поправила меня Труди. – Якоб открыл на эти деньги центр рейки в Мекленбурге–Передней Померании, как ты отлично знаешь.

– Ты когда-нибудь получила эти деньги назад? И что тебе дают пожизненные бесплатные уроки рейки, если тебе для этого придётся ехать пятьсот километров? – спросила я.

– С Петером всё иначе, чем с Якобом, – сказала Труди. – Он, кстати, специалист по рекламе, если тебя это успокоит. Очень успешный. Ты действительно хочешь выкрасить стену красным, Констанца? Я хочу сказать, ведь это изголовье кровати. Энергетически не очень хорошо работать с красным.

– Да, но для меня это ощущается абсолютно правильно, – ответила я. Такими фразами было легко заставить Труди замолчать. – А где он живёт? – Надеюсь, ближе, чем за пятьсот километров.

– У меня, – сказала Труди.

– Что? – вскричала я. – Но ведь вы только что познакомились. Кстати, где? И не рассказывай мне про древний Египет!

– Я разве не говорила?

– Нет.

– Ах, это была забавная история, – сказала Труди. – Мы встретились в бане!

– Да это же… – сказала я, успев вовремя проглотить слово «омерзительно». В бане! Ну вообще. – И почему он так быстро переехал к тебе? Это сильно напоминает мне Владимира, того типа, который через три дня непременно хотел на тебе жениться, потому что ему не продлили разрешение на пребывание в стране.

Труди лишь засмеялась.

– Его звали Фёдор, и мои ангелы уже очень давно послали мне Фёдора, чтобы я училась. Петер совсем не такой, как Фёдор.

– Его разыскивает полиция?

– Нет! Констанца, тебя послушать, так можно подумать, что я подбираю типов на улице!

Так оно и было.

– Почему он сразу переехал к тебе, а? Он что, принёс в баню все свои вещи? Как практично.

– Разумеется, нет, – ответила Труди. – Петер не был бездомным или что-то такое. Я же тебе сказала, что он очень успешный бизнесмен. Но когда большая любовь ударяет, как молния, долго не думаешь и съезжаешься.

– И когда зазвенят свадебные колокола? – смирившись с судьбой, спросила я.

– Ах, это так быстро не произойдёт, – отмахнулась Труди.

– Почему?

– Потому что Петер женат, – ответила Труди.

От шока я махнула валиком, и в воздух полетели тысячи красных капелек.

– Вот где собака зарыта, – вздохнула я.

– Ах Констанца, – вздохнула Труди. – Не будь такой мещанкой. Тут нет ничего плохого, это совершенно нормально в нашем возрасте. Ты, в конце концов, тоже замужем, и у тебя связь с Антоном.

– Хорошо бы, – пробормотала я. – Кроме того, я почти в разводе. Осталось уладить пару формальностей.

– Важнее формального расставания расставание эмоциональное, – заметила Труди. – А эмоционально Петер уже давно отделился от своей жены и обоих детей.

– У него и дети есть? – воскликнула я.

– Я уже говорила, что у большинства людей в нашем возрасте есть прошлое, к которому относятся и дети. У тебя же тоже есть дети! И у Антона тоже. И у вас нет с этим проблем, верно?

– Ты даже не догадываешься, – сказала я.

– Почему ты всё время такая негативная? – Труди уселась на полиэтилен, закрывавший кровать. – На твоём месте я бы порадовалась за подругу.

Я радуюсь, хотела сказать я, но не смогла, я совершенно не радовалась. Женатый человек, который ни с того ни с сего бросает жену и детей, чтобы переехать к женщине, с которой он познакомился в бане, не может иметь хороший характер.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказала Труди. – Я и так хотела сварить нам кофе. Не добавить ли тебе коньяку? У тебя такой вид, как будто тебе это не повредит.

– Нет, спасибо. – Я грустно наносила красную краску на стену. Почему Труди всё время попадаются не те? Что себе думает высший порядок, постоянно подсовывая ей типов, которые её используют?

– Это Антон! – крикнула Труди. – Он выпьет с нами кофе. Ты действительно не хочешь коньяка?

Антон? Я на цыпочках подкралась к лестнице и посмотрела через перила. Это был действительно Антон. Без Эмили. И что ещё удивительнее, без галстука.

Я нагнулась ещё ниже. Антон в свитере, шортах и кроссовках – я такого ещё не видела.

Толстая капля краски шлёпнулась с валика на середину прихожей. Антон поднял голову и посмотрел на меня.

– Я бегал, – пояснил он. – И я подумал, заскочу и поздороваюсь.

– Привет, – ответила я хрипло. Во рту у меня внезапно пересохло. Потому что я представила себе, как бы это было, если бы я не красила, а в соблазнительном неглиже (в моём представлении у меня такое имелось) открыла дверь. Мы с Антоном могли бы вместе принять душ…

– Молоко, сахар? – крикнула Труди из кухни. Ах да, она тоже была здесь.

– Чёрный кофе, пожалуйста, – сказал Антон. У него были длинные ноги, хорошо сложенные, с развитой икорной мускулатурой. И волосатые. Не как у обезьян и не чуть-чуть волосатые, а вполне нормально обросшие волосами. Мне это нравилось.

Я спустилась по лестнице и поцеловала его.

– Ты знаешь, что я тебя ещё не видела без галстука? – нежно спросила я.

– При беге я его не ношу, – ответил Антон. – Ты знаешь, что ты вся закапана красной краской?

– Я делаю ремонт в спальне.

Антон поднял бровь.

– И какой она была до того?

– Зелёной, – ответила я.

– Вы хотите оставаться в прихожей? – спросила Труди. Она протянула Антону чашку и прошла перед нами на кухню. – Чёрный для вас, Антон, с молочной пеной тебе, Констанца. Всё на столе. А для меня с коньяком и корицей. У меня была обессиливающая ночь, если это кого-то интересует. Антон, вас беспокоит то, что у Констанцы есть дети?

– Нет, – сбитый с толку, ответил Антон и сел на стул. В сером свитере он выглядел ужасно соблазнительно. И он немного вспотел. О Боже, у меня подгибались колени, когда я на него смотрела.

– Ну вот видите! И Констанцу не беспокоит то, что у вас есть дети. Но её беспокоит, что у моего нового друга есть дети. Как вы это находите?

Антон снова поднял бровь.

– Меня не беспокоит то, что у твоего друга есть дети, – сказала я. – Меня беспокоит, что он оставил своих детей, зная тебя всего лишь несколько дней.

– Он их не оставил, – возразила Труди. – Он всего лишь выехал из дома.

– Это одно и то же, – заметила я.

– Это не так. Антон, что вы на это скажете?

– Э-э-э, – не очень красноречиво ответил Антон. – Ну, я…

Но Труди не дала ему продолжить:

– Видишь, Антон тоже считает это несправедливым с твоей стороны. Ты же не знаешь Петера. Ты ничего о нём не знаешь.

– Только то, что он знакомится с женщинами в бане.

Труди сердито посмотрела на меня.

– У тебя сегодня совершенно ядовитая зелёная аура, – сказала она. – Если бы я хуже тебя знала, я бы подумала, что ты не хочешь, чтобы я была влюблена и счастлива.

– Мне надоело утешать тебя всякий раз, когда ты шлёпаешься задницей на почву реальности, – возразила я. – И мне надоело выслушивать, что все те типы, которые используют тебя и разбивают тебе сердце, являются учебными подарками, посылаемыми тебе ангелами.

– Тебе не нравится, что Петер всё ещё женат, верно?

– Кроме всего прочего, – ответила я.

– Потому что ты, разумеется, идентифицируешь себя с его женой, – сказала Труди. – Тебе по-прежнему надо проработать глубокую травму, потому что Лоренц бросил тебя. И поэтому ты сейчас автоматически считаешь свиньями всех мужчин, которые оставляют свои семьи.

– Это всё чепуха, – ответила я. – Я и раньше так считала. Мне всё равно, является ли этот Петер свиньёй, меня интересует только то, может ли эта свинья сделать тебя счастливой дольше, чем на пару недель. Ты можешь гарантировать, что на сей раз всё серьёзно?

– Нет, не могу! Я что, ясновидящая? – ответила Труди, которая частично зарабатывала на жизнь тем, что предсказывала людям их будущее. – Антон, вы адвокат по разводам. Скажите же что-нибудь по этому поводу. Есть ли гарантия счастливых отношений?

– Нет, – ответил Антон. – Но есть определённые предпосылки, которые…

– Видишь! – перебила его Труди. – Жизнь – игра. Иногда надо на что-то решиться! Возьмём, к примеру, Антона и тебя. Кто сможет гарантировать, что вы вместе состаритесь?

Я слегка покраснела. Труди, эта пройдоха, знала совершенно точно, что наши отношения с Антоном находились ещё в самом зародыше.

– Никто нам этого не гарантирует, – фыркнула я на неё. – И это, вероятно, является причиной того, что Антон до сих пор не переехал ко мне! – Не говоря уже о других вещах.

Антон снова вздёрнул бровь.

– По тебе, так я должна всю жизнь одиноко сидеть в своей двухкомнатной квартире и рассказывать кошкам о моих многочисленных упущенных шансах, – обвиняюще сказала Труди. – О странах, которые я могла посетить, о детях, которых могла родить…

Я удивлённо сморгнула.

– Что это значит? Ты всегда говорила, что считаешь замужество мещанством и имела больше чем достаточно детей в твоих прошлых жизнях.

– Это было до того, как я познакомилась с Петером.

Я потеряла дар речи.

– Теперь ты видишь, как серьёзно я это воспринимаю, – сказала Труди. – Ах, Констанца, как бы мне хотелось, чтобы ты чувствовала то же, что чувствую я! Он виртуоз в постели! До сих пор я только слышала о множественных оргазмах, но с тех пор, как я узнала Петера, я наконец ощутила, что это такое. – Она с наслаждением замурлыкала. – И что касается эрогенной вагинальной зоны: я всегда думала, что её выдумали женщины, чтобы позлить мужчин, но Петер знает, где она находится. И я нашла точки на его теле, для которых вообще нет названий. Мы думаем над тем, а не провести ли нам вместе курсы на эту тему. Ты бы поучаствовала?

Я бросила на Антона быстрый взгляд. К сожалению, я обнаружила, что я единственная из всех покраснела, как рак. Антон выглядел относительно хладнокровно.

– Звучит интересно, – вежливо ответила я. – Если мы не найдём эрогенную зону, то будем знать, к кому обратиться.

– В любой момент, – сияя, ответила Труди.

– Спасибо за кофе и содержательную беседу, – сказал Антон, поглядев на свои наручные часы. Это были швейцарские часы, которые стоили примерно столько же, сколько и его ягуар (я знала это от Мими, она постоянно хвасталась Антоновыми вещами, словно своими собственными. Как будто мне это особенно будет импонировать!). Он поднялся. – Собственно, я пришёл, чтобы пригласить вас сегодня на ужин.

– Нас? – восхищённо повторила Труди.

– Констанцу с детьми, – уточнил Антон, но к моему отчаянию добавил: – Вы тоже приходите, Труди. Если вам нравится тайская кухня. Это была совершенно спонтанная идея, придёт мой брат, а также Мими и Ронни и мой партнёр по работе. Как вы? Своего Петера просто приводите с собой.

Он что, с ума сошёл?

– Да, с удовольствием, – сказала Труди, сияя ещё больше. – Мы с Петером любим азиатскую кухню. И Констанца как раз может с ним познакомиться.

Просто здорово. Моё первое приглашение в дом Антона, и моя подруга Труди тоже будет присутствовать, чтобы меня опозорить. С типом, которого она подцепила в бане. Брат Антона и его партнёр будут в восторге. Единственной радостью было то, что Труди знала меня недостаточно долго, чтобы разоблачить мои успехи чемпионки по плаванию и по шахматам среди девушек.

– Мы с радостью придём, – сказала я, подавляя дрожь.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказал Антон. – Небольшой сюрприз.

И не только у Антона имелся в этот день сюрприз для меня. И у Лоренца и Пэрис было что мне сообщить. То есть они бы это сделали, если бы их не опередили дети.

– Ты не поверишь, что случилось, – сказала Нелли, не успев переступить порог дома. – Пэрис завела ребёнка от папы!

Я втянула ртом воздух.

– Нелли! – с упрёком произнесла Пэрис. Она выглядела по-прежнему очаровательно. Лоренц был ещё в машине. Ему надо было вытащить вещи детей из багажника.

– Ну, тогда папа завёл ребёнка от Пэрис, – сказала Нелли. – Так лучше?

– Нет, – ответила Пэрис. – Мы хотели рассказать это твоей матери более деликатно.

– Да, пожалуйста, – сказала я слабо. Моя рука сама легла на сердце.

– У нас будет ещё один братик или сестричка, мама, – сказал Юлиус.

– Ещё деликатнее, – сказала я.

Пэрис засмеялась.

– Мы хотели сказать сначала тебе, но я просто не смогла сдержаться. Да-а-а, я беременна! Я так счастлива! Я совершенно не рассчитывала, что это так быстро случится.

А я не знала, что они к этому стремились.

– Я тоже не рассчитывал, – сказал Лоренц, бросая сумки детей на пол.

– Ты не знал? – спросила я. Он что, читает мои мысли?

– Я не рассчитывал, что это так быстро случится, – сказал Лоренц с несколько мрачным видом. – Между нами говоря, я не рассчитывал, что это вообще случится!

– Лоренц не очень рад, – пояснила Пэрис.

– Я тоже не очень, – сказала Нелли.

И я не очень, подумала я. Это было странное чувство – отец моих детей, мужчина, с которым я ещё в прошлом октябре жила в счастливом браке, сейчас должен родить ребёнка от другой женщины.

– Это вышло действительно быстро, – сказала я.

Пэрис выглядела обиженной.

– Но Юлиус этому радуется, верно, Юлиус? – спросила она. Это звучало почти умоляюще.

– Сойдёт, – ответил Юлиус.

– Я не радуюсь, потому что я точно знаю, что нас ждёт, – сказал Лоренц. – Адские дни и адские ночи. Крик, вонь и все эти детские вещи. Годами нельзя оставить дом, а за ужином единственная тема для разговора – это пищеварение ребёнка. Но Пэрис обязательно хочет испытать это на себе. И непременно сразу, не сходя с места.

– Мне уже тридцать три года, – сказала Пэрис. – Сколько ещё, как ты считаешь, я должна ждать?

Лоренц пожал плечами. Он бы из тех счастливых мужчин, которые с каждой новой морщиной приобретают более выразительный вид. Но ни выразительный вид, ни седые виски не делали его моложе. Он был, во всяком случае, достаточно взрослый, чтобы знать, что может произойти, если не предохраняться.

– Пэрис абсолютно права, – сказала я. – Если не сейчас, то когда?

– Вообще никогда, – ответил Лоренц. – Ведь наша жизнь, такая, как она есть, совершенно удовлетворительна.

– Тебе хорошо говорить, у тебя уже есть дети, – заметила Пэрис. В её глазах стояли слёзы.

– Пожалуйста, – сказал Лоренц, щедро поведя рукой в сторону Нелли и Юлиуса. – Мои дети – это твои дети.

Юлиус незаметно прижался ко мне.

– Это нечто другое, ты же знаешь, – сказала Пэрис. – Я люблю твоих детей, но это будут всегда дети твои и Констанцы. Этот ребёнок, – она положила ладонь на свою маечку от Версаче, – будет нашим ребёнком, ребёнком Лоренца и Пэрис.

– И он будет точно так же какаться в пелёнки, как все остальные дети, – сказал Лоренц.

– Ах, ты… – произнесла Пэрис.

– Это время тоже пройдёт, Лоренц, – вмешалась я. – Кроме того, ты можешь поступать так же, как с Нелли и Юлиусом, предоставляя смену пелёнок другим.

– Можешь быть в этом уверена, – заверил меня Лоренц.

– Тебя послушать, так можно подумать, что Пэрис специально перестала глотать противозачаточные, – заметила я.

– Да, действительно, – сказала Пэрис, по-прежнему держа руку на животе.

– На каком ты месяце? – невольно спросила я.

– Ах, ещё в самом начале, – ответила Пэрис. – В прошлый вторник у меня должны были быть месячные. А в пятницу я сделала тест.

– Может быть, проблема решится сама собой, – заметила Нелли.

– Нелли! – с упрёком произнесла я.

– Но это так и есть, – сказала Нелли. – Мими потеряла своего ребёнка гораздо позже. Это часто случается. Я посмотрела в интернете.

– Но это не значит, что это случится с Пэрис, – возразила я.

– Завтра я иду к гинекологу, – сказала Пэрис. – Лоренц не хочет идти со мной.

– Завтра я работаю, – ответил Лоренц.

– Хотя ты сможешь впервые увидеть, как бьётся сердце твоего ребёнка, – драматично заявила Пэрис. В её глазах опять стояли слёзы. Ох эти гормоны.

Лоренц вздохнул.

– Видишь, уже начинается! Потом ты запишешь меня на курсы подготовки к родам, где мужчинам пристёгивают гигантские груди и животы, чтобы они знали, как себя чувствуют женщины.

– Я такого никогда не сделаю, ты это знаешь совершенно точно! – Пэрис всхлипнула.

Мне стало её жаль.

– Мне пойти с тобой к врачу? – спросила я. – У меня завтра есть время.

Пэрис тут же перестала всхлипывать и сияюще улыбнулась мне.

– Ты это сделаешь? Ох, это было бы прекрасно. Спасибо, Констанца, это действительно много для меня значит. – Она повернулась к Лоренцу. – Констанца думает, как я, Лоренц: мы большая семья и держимся вместе. Привыкай к этому.

– Я ни в коем случае не буду ездить каждые выходные к папе и изображать бэбиситтера, – сказала Нелли. – Зарубите это себе на носу.

– Ни один разумный человек не захочет иметь тебя бэбиситтером, – ответила я. – А сейчас сделай одолжение и веди себя прилично. – Мы стояли на пороге Антонова дома и ждали, пока нам откроют дверь. Меня немного удивило, что дом Антона такой скромный. К его часам и ягуару скорей подходила бы вилла с коваными воротами и километровым въездом. Но у него был простой двухэтажный дом из красного кирпича с белыми окнами, каких было много в этой части города.

Нам открыла дверь Эмили. Она была одета земляничкой и выглядела очень миленькой с шапочкой из листьев на голове.

– Привет, Эмили, – сказала я.

Эмили ничего не ответила. Она грациозно развернулась на каблучках.

– Зато она не захлопнула у нас перед носом дверь, – заметила я.

– Какой фрукт, – сказала Нелли и с любопытством огляделась. – Должна сказать, что я слегка разочарована. Я думала, что Армани-Антон живёт по крайней мере в замке и держит дворецкого.

– Н-да, – сказала я, оглядывая прихожую и лестницу. – Вот так люди и обманываются. Правда, это может быть настоящий клевер.

– Нет, это, к сожалению, просто тиснение, – сказал Антон, появившийся в прихожей вместе запахом жареного. – Как здорово, что вы пришли. Вы нашли, где запарковаться? Иногда это действительно сложно.

– Не для велосипедов, – немного мрачно ответила Нелли. Она бы охотно приняла предложение Ронни прихватить нас с собой, но Юлиус настоял на том, чтобы мы поехали на велосипеде.

– Ах да, я всё время забываю, что ты не водишь автомобиль, – сказал Антон.

Я нервно улыбнулась ему. Он был по-прежнему без галстука. Зато в фартуке. На фартуке значилось «Daddy's cooking».

– Проходите, – сказал он. – Все остальные уже здесь. – Он повёл нас в просторную гостиную, соединённую с кухней. Здесь всё выглядело более похожим на то, как я себе представляла его жильё: блестящая сталь, скомбинированная с редкими акцентами тёмного полированного дерева, огромная современная газовая плита, на которой громоздился вок и множество кастрюль, у противоположной стены – серебристый монструозный холодильник, один из тех американских суперагрегатов, которые умеют охлаждать, замораживать, измельчать лёд, массировать и проявлять плёнки. За огромным обеденным столом сидели остальные гости: Мими и Ронни, рядом с ними женщина, в которой я узнала секретаря Антоновой канцелярии, полный пожилой мужчина в очках и мускулистый, загорелый молодой человек, чьи выгоревшие волосы падали ему на глаза. Рядом с ним сидела Труди, одетая в сверкающий оранжевый мешок с глубоким вырезом, который она приобрела во время своей Бхадва-фазы (тогда она пару месяцев звалась Хаш-крк-что-то-такое, это было имя и фамилия одновременно) и с повязкой на лбу, на которой коралловыми жемчужинами было вышито слово «Peace». Рядом с Труди сидел модно одетый мужчина с бородой и причёской ёжиком. В торце стола на детском сиденье царила земляничка. Я заметила, что когда Антон приобнял меня одной рукой, у меня вспотели ладони.

– Всем, кто ещё не знаком: это Констанца Бауэр, – сказал Антон. – А это Нелли и Юлиус.

– Вишневски, – добавила Нелли. Она охотно подчёркивала, что у неё отличная от моей фамилия. Юлиус снова вцепился в мои ноги.

Антон показал на полного мужчину в очках.

– Это мой друг и партнёр Элмар Янссен, лучший юрист-экономист Германии, это Аннелена Мёллер, как ты уже знаешь. – Аннелена Мёллер была секретарём канцелярии, которую я для простоты звала «Деревянные очки» из за её несколько своеобразных очков. Деревянные очки и Элмар Янссен дружески улыбнулись, когда я протянула им руку.

– Это мой брат Йоханнес Альслебен, – продолжал Антон, показывая на светловолосого спортсмена. – Он только что вернулся из Южной Африки.

– Ох, – сказала я. – С серфинга?

Йоханнес с улыбкой кивнул, но Антон сказал:

– Нет, с деловой поездки. У моего отца там собственность. Мими, Труди и Ронни вы знаете, А это Петер Зюльцмауль, друг Труди.

– Зюльцерманн, – поправил бородач, протягивая мне руку. У него была не настоящая борода, а современная обритая бородка, которая росла на подбородке и под нижней губой. С ней сочетались короткие бакенбарды, которые кустились на щеках. Утреннее бритьё вокруг такой бороды должно длиться часами. В мочке его правого уха поблескивала серёжка, маленькое колечко. – А ты, значит, Констанца. Много о тебе слышал.

– А я думала, что вы пришли не разговаривать, – сказала я. Почему он так долго трясёт мою руку?

Петер засмеялся.

– Как я вижу, моя слава опережает меня.

И тут он мне ещё и подмигнул! Я кинула на Труди взгляд, который должен был ей сказать, что я очень сожалею о Фёдоре и Хайни, который рейки, но она смотрела только на Петера.

Я села на свободный стул напротив них рядом с Мими. Нелли села рядом со мной, а Юлиус выбрал себе место между Ронни и Эмили в торце стола.

– Первое блюдо сейчас будет готово, – сказал Антон, вернувшись к своим кастрюлям.

– Многие европейцы плохо переносят тайскую кухню, – тихо сказала Эмили Юлиусу. – Я надеюсь, что тебя не стошнит опять.

– Я не ропеец, – стал защищаться Юлиус.

– А вот и да, – ответила Эмили.

– А вот и нет!

– Европейцы – это люди, которые живут в Европе, – сказал Ронни Юлиусу. – Мы все европейцы.

– Я нет, – резко возразила Эмили. – Я на четверть азиатка. В Азии уже были города, когда люди здесь всё ещё жили в пещерах.

– А вот и нет! – сказал Юлиус.

– А вот и да! – ответила Эмили.

Я заставила Нелли поменяться с Юлиусом местами. Если дети всё время будут ругаться, то пусть по крайней мере с более содержательными диалогами, чем «А вот и нет!» и «А вот и да!». Нелли в этом отношении была более креативной, на это я могла положиться.

Я всё ещё нервничала. Я хотела любой ценой произвести хорошее впечатление на друзей Антона и его брата, раз уж я не нашла общего языка с его матерью и дочерью. Нельзя недооценивать влияния хороших друзей и родственников на развитие отношений.

Позже я не могла понять, почему я, несмотря на это соображение, наклонилась к Антонову партнёру и сообщила ему, что он напоминает мне нашу таксу дома на Пеллворме.

Эта информация несколько сбила его с толку.

– В самом деле? – вежливо спросил он.

– Я имею ввиду, не внешне, – торопливо ответила я. – Нет вообще никакого сходства между вами и псом, в самом деле нет. – Глупым образом в этот момент я увидела, что это не так: за очками у мужчины были тёплые, карие, преданные собачьи глаза, такие же, как у Элмара, нашей таксы дома на Пеллворме. И его каштановые волосы разделял прямой пробор, точно такой же, как у Элмара. А сейчас он наклонил голову на бок, точно как наш Элмар, когда он просит вкусненького. Я почувствовала, что сильно краснею и что меня душит истеричный смех. Я была почти не в состоянии закончить фразу: – Это только из-за имени, его тоже зовут Элмар.

– В самом деле? – снова спросил Элмар.

Я кивнула. Смех грозил придушить меня. Я попробовала подумать о чём-нибудь очень печальном, но я не могла отвести глаз от Элмара. По какой-то причине наша такса с очками Антонова партнёра всё время стояла у меня перед глазами.

Но когда он поднял нос в воздухе и, принюхавшись, сказал:

– Пахнет действительно замечательно, Антон, – тут уж я не удержалась и прыснула.

– Я рада, что не только я нахожу Трудино платье забавным, – сказала Мими и протянула мне салфетку.

Я благодарно прижала её к губам.

– Что такого забавного в моём платье? – спросила Труди. – Мне сегодня захотелось оранжевого. Я одеваюсь всегда в соответствии с моим настроением. Ты тоже должна попробовать, Мими.

Мими, одетая в чёрное прилегающее платье, улыбнулась.

– Но я точно так и делаю, – сказала она.

– Прекрати, – заметил Ронни. – Твой цинизм не все понимают.

Волны смеха, сотрясающие моё тело, постепенно утихли. Я промакнула салфеткой набежавшие от смеха слёзы и попыталась не смотреть на Элмара. Я сползу под стол, если он почешет себя за ухом.

– Я нахожу, что этот цвет чудесно идёт Труди, – сказал Петер, украдкой заглядывая в Трудино декольте. Труди кокетливо улыбнулась.

– Жена Петера тоже предпочитает чёрное, верно, Петер? – сказала Мими. – Особенно теперь.

– Ты же не знаешь жены Петера, – заметил Ронни, извинительно улыбаясь Петеру. – Она сейчас немного… э-э-э…

– Разумеется, я её знаю, – ответила Мими. – Сабина Цигенвайдт-Зюльцерманн. Мы вместе учились. Поэтому перестань обращаться со мной, как с душевнобольной, Ронни. –Она тоже извинительно улыбнулась Петеру.– К сожалению, он относится к мужчинам, которые плохо переносят, когда профессионально жена успешнее, чем он. Когда я первого числа выйду на работу, он автоматически попадёт в абсолютно жалкий разряд. Но вы знаете это, верно, Петер? Сабина зарабатывает более чем вдвое больше вас, что, вероятно, является причиной вашего кризиса среднего возраста.

– Всё зависит от того, как идут мои дела, – сказал Петер. – У меня свободная профессия. Тут возможны большие колебания.

– Что? – воскликнула я, наконец сообразив. – Сабина Двойное имя из снобистской организации матерей? Это жена Петера?

– Да, – ответила Мими. – Мир тесен.

– Непостижимо. – Я пригляделась к Петеру. Если убрать бороду и дать ему соску, то сходство с Карстой действительно появится. – То есть вы отец Карсты и Ви-как это её зовут?

– Вибеке. Да, логически это можно заключить, – сказал Петер самодовольно.

Я по-прежнему не могла в это поверить. Ну не может быть мир так тесен. Труди была мне практически как сестра, и если она останется с Петером, то он, так сказать, тоже станет членом семьи. Как и Сабина с обоими детьми. Что за ужасное представление. Если так пойдёт и дальше, то мы скоро образуем самую большую смешанную семью Европы: я, Антон, мои и Антона дети, Антонова бывшая жена, Лоренц и Пэрис с ребёнком, Труди, Петер, Сабина, Карста и Ви-как-её-там. Мне надо спросить Антона, есть ли у его бывшей жены кто-то новый и есть ли у него дети или его бывшая жена связана с кем-нибудь ещё. Если да, то мы попадём в книгу рекордов Гинесса.

Антон великолепно готовил, но разговор за столом тем не менее был напряжённым. Это потому, что за этим довольно небольшим столом собралось больше кризисных кругов, чем на всём Ближнем Востоке. Мими и Ронни, обычно почти до скуки гармоничная пара, обменивались язвительными замечаниями, в промежутках между которыми Мими отпускала реплики в сторону Труди и Петера или флиртовала с Йоханнесом. Петер, в свою очередь, без стеснения ощупывал Труди и во всё горло разъяснял, что во всех браках наступает момент, когда расставание является самым умным решением. Тем самым он развязал бурную дискуссию. Как оказалось, Элмара (на которого я по-прежнему не могла смотреть, не давясь от смеха) только что бросила жена, и было очевидно, что Деревянные очки хочет его утешить, но не смеет, потому что Элмар по-прежнему надеется, что его жена к нему вернётся. Он сказал, что проблемы, которые человек не может решить в своих первых отношениях, останутся нерешёнными и в следующих отношениях. Ронни был такого же мнения. Он сказал, что брак заключается навечно, и надо работать над тем, чтобы он держался вечно. Если появляются проблемы, от них не стоит просто убегать. Мими считала тезы и Элмара, и Ронни полнейшей чепухой.

– Если я – это к примеру – вышла замуж за плаксивого маменькиного сынка, – заявила она, – то я вряд ли привнесу эту проблему в следующие отношения, если я выйду замуж за круглого сироту, верно?

На что Ронни ответил, что Мими надо срочно подумать о своей проблеме, учитывая людей, потому что не каждый мужчина, периодически контактирующий со своей матерью, является плаксивым маменькиным сынком. – Только к примеру, – добавил он.

Тут Мими забыла, что они говорят только о примерах, и сказала:

– Но ты – плаксивый маменькин сынок, мой дорогой.

Антон сумел помешать эскалации разговора, подав десерт.

И сразу же за этим он преподнёс мне сюрприз: пакет в зелёной бумаге, обвитый голубой лентой.

– Подарок? – неизобретательно спросила я. – Мне?

– Разверни! – Антон выжидательно посмотрел на меня.

Я развязала ленточку и развернула бумагу.

– Шахматы! – вскричала я. Я надеялась, что в моём голосе не было отчаяния.

– Чёрные фигуры из ореха, белые из ясеня. Ручная работа. – Антон радостно улыбался мне. – Ты ведь сказала, что у тебя дома нет шахмат.

– Ах да, верно, – ответила я. – Как мило с твоей стороны. Большое спасибо.

Я чувствовала злорадные Неллины взгляды на своей спине.

– Но это не всё, – сказал Антон, улыбаясь ещё шире. – Здесь присутствует и адекватный партнёр для тебя! У моего умного братца хотя и нет звания мастера, но он действительно хорош в шахматах. Нас научил играть наш двоюродный дедушка, а он однажды сыграл вничью с гроссмейстером Бронштейном, верно, Йоханнес?

– Да, дядя Курт играл прекрасно, – ответил Йоханнес. – Но это не означает, что я так же хорош. Я мог служить ему только спарринг-партнёром: тогда не было никаких компьютерных программ, на которых дядя Курт мог опробовать дебюты и славянскую защиту. Многое я уже забыл.

Меня тем временем бросило в пот.

– Не будь таким скромным, Йоханнес, – сказал Антон. – Ты лучше всех нас. И Констанца уже тоже не играла целую вечность.

Тут он был прав. Точнее говоря, только в то лето, когда я сломала ногу и ужасно скучала. Мой отец научил меня шахматам под яблоней в саду, но от скуки это не очень помогло, насколько я помню. Как это там? Конь ходит несколько странно буквой «Г», слон только по диагонали, ладья прямо, а ферзь во всех направлениях, в то время как король может перемещаться только на одну клетку. И когда в конце он не может никуда двинуться, это означает мат. Что иногда наступало на удивление быстро. А ещё была куча пешек, которые мешали движению.

– Окей, тогда… – Йоханнес поднялся и подбадривающе посмотрел на меня. – Ну что, Констанца? Не сыграть ли нам?

– Да, почему бы и нет? – ответила я с пересохшим ртом. Это было как раз то, о чём я подумала: «Почему нет? Почему нет? Придумай, почему нет!!!» – Хотя уже поздно, а Юлиусу завтра в садик, – добавила я.

– Сейчас только восемь часов, – сказал Антон. – Пускай они ещё немного поиграют с Эмили.

А Эмили, как будто она что-то подозревала, сказала сладким голосом:

– Показать тебе мою комнату, Юлиус? – Это меня насторожило.

Я огляделась в поисках помощи, но никто не заметил моего бедственного положения. Элмар, Ронни, Мими и Деревянные очки снова углубились в дискуссию о причинах разводов, а Труди с Петером довольно откровенно тискали друг друга под и над столом. Единственной, кто заметил, в каких тисках я нахожусь, была Нелли. Она склонила голову на бок и сказала медленно и с удовольствием:

– Пока вы играете, я помогу Антону убрать со стола.

– Очень мило с твоей стороны, спасибо, – заметил Антон.

– Не за что, – Нелли подмигнула мне.

– И ты, Брут, – пробормотала я.

Гостиная Антона была небольшой, здесь стоял только маленький угловой диван с низеньким журнальным столиком и у стены высилась книжная полка, в которой находился телевизор.

Шахматы были очень красивые, резные, доска украшена инкрустацией; наверняка они стоили целое состояние. Я погладила фигуры, и мне стало стыдно. Антон сделал это с лучшими чувствами. Он же не мог подозревать, что я выдумала эту глупую шахматную историю, чтобы понравиться его дочери. Почему я не придумала ничего другого?

Йоханнес спрятал одну светлую и одну тёмную пешку у себя за спиной и попросил меня выбрать. Мне досталась светлая пешка.

– Ты начинаешь, – сказал он. Ещё и это. – И помни, что я не играл целую вечность, то есть не будь ко мне строга.

– Не волнуйся, – ответила я. В этом отношении он действительно мог рассчитывать на моё великодушие. Я не была уверена, как мне правильно расставить фигуры, но я подсмотрела у Йоханнеса. А кто из обеих больших фигур был ферзём, а кто королём? К сожалению, ни у кого из них не было короны или груди. Я решила, что фигура с крестом на голове – это король.

– Готова? – Йоханнес ободряюще посмотрел на меня.

Я кивнула. Примерно так должна была чувствовать себя бедная Мария-Антуанетта по дороге на эшафот. Но мне ничего не поможет. Я передвинула какую-то пешку на два поля вперёд, поскольку вроде бы помнила, что первым ходом можно двинуть пешку не на один, а на два поля. Это надо было использовать.

– Ага, английское начало, – сказал Йоханнес и тоже выдвинул пешку. Почему он пошёл так быстро? Обычно шахматные игроки думают над ходом часами. Некоторые партии длятся годами, разве нет?

Во всяком случае, со следующим ходом я не торопилась.

– Не знаю, где он вас всё время находит, – сказал Йоханнес.

– Что? – я резко заморгала.

– Вас, интеллектуалок, – ответил Йоханнес. – У женщин Антона всегда такой высокий интеллектуальный уровень, как гора Эверест. Например, Джейн была в интернате самой одарённой, она училась в Гарварде и играет на скрипке, как Эйнштейн. Она зарабатывает пятьсот тысяч фунтов в год и бегло говорит на четырёх языках. И она ещё, конечно, спортивна: классический балет и гольф с гандикапом, как у профессионала. В её присутствии я всё время кажусь себе бедным червячком. К тому же она очень красива.

Я напряжённо глядела на шахматную доску. Всякий раз, когда разговор заходил о бывшей жене Антона, меня бросало в пот.

– Ты тоже такая, – заметил Йоханнес. – Хотя и на совершенно другой лад. Чисто внешне контраст не мог быть больше. Джейн маленькая, ты большая, она тёмная, ты светлая…

– Кроме того, я не играю ни на скрипке, ни в гольф, – прохрипела я и поставила соседнюю пешку на поле наискосок от моей первой. – И я не зарабатываю пятьсот тысяч в год. И мой отец определённо не заседал в британской Верхней палате. Я думаю, что он даже не состоял в членах Союза крестьян Шлезвиг-Гольдштейна. – Йоханнес посмотрел на меня несколько удивлённо, но я уже не могла остановиться, такое облегчение я испытывала. – Разве Антон не говорил, что у меня нет профессии? Только прерванная учёба. В моём присутствии никто не должен себя чувствовать бедным червячком, потому что червячок – это я.

Йоханнес переставил своего слона.

– Это отличает тебя от Джейн – она никогда не говорит о своих слабостях.

– Может быть, у неё их нет, – сказала я.

– Хм, да, возможно, – ответил Йоханнес и улыбнулся мне. – Но, насколько я знаю, Джейн никогда не выигрывала чемпионат по шахматам. И спасением на водах она не занималась.

К сожалению, я тоже нет, подумала я уныло и подвинула следующую пешку. Комбинация V всегда неплоха, и у львов, и в шахматах.

– Ну-ну, – сказал Йоханнес, очевидно удивлённый. Наверное, комбинация V не относилась к английскому началу. Но главное, что всё выглядело так, что я хожу с полным правом.

– Вариант гроссмейстера Обломова, – пробормотала я, потому что Обломов, не считая Горбачёва, оказался единственным русским именем, которое в тот момент пришло мне в голову. Потом я, к сожалению, вспомнила, откуда я знала это имя: Обломов был тип из одноимённого романа, который целый день валялся на диване. Все, кого я знала, прочитали книгу в школе. Я кинула на Йоханнеса испытывающий взгляд. По нему ничего не было видно. Может быть, он его не читал? Но даже если читал, без разницы. Кто сказал, что не было Обломова, который играл в шахматы?

Я немного расслабилась. До сих пор у меня всё получалось хорошо, посчитала я. По крайней мере, король был в безопасности, а это главное.

Но тут Йоханнес сделал ход конём, и я поняла, что моё перевёрнутое пешечное V было не таким уж оптимальным. Если я так и буду продолжать, то скоро пойдут потери.

Ко всему ещё из кухни пришли Антон, Нелли и Ронни, чтобы понаблюдать за игрой.

– Ну, как успехи у моего братца? – спросил Антон.

– Насколько я знаю мою маму, он в тяжёлом положении, – хитро сказала Нелли. Я с упрёком посмотрела на неё, но она лишь пожала плечами и ухмыльнулась.

– Ах, шахматы! – вздохнул Ронни и плюхнулся на диван рядом со мной. – Игра королей. Мы с Мими тоже охотно играли. В счастливые дни.

Деревянные очки, Мими и Элмар тоже пришли из кухни и столпились вокруг. Они что, с ума сошли – оставить Труди и Петера наедине? Эта парочка и за обеденным столом выделывала тантрические упражнения.

– Кто-нибудь, наверное, должен посмотреть, как там Труди, – сказала я.

– Это уже делает Сабинин муж, – ответила Мими. – Он осматривает её действительно везде.

Ронни нагнулся над доской.

– Я не совсем понимаю твою тактику, Констанца.

– А я понимаю, – сказала Нелли.

– Это вариант гроссмейстера Обломова, – объяснил Йоханнес.

– Обломов? – повторила Нелли. – Это не тот тип, который…

– Именно, – резко ответила я. – Тот тип, который так классно играл в шахматы. – Я решительно передвинула своего коня.

– Я так и думал, – сказал Йоханнес и сделал ход ферзём, как будто он знал вариант Обломова, как собственный карман.

Он показался мне слишком самоуверенным. Наступило время плана Б. Я прикинусь, что у меня приступ астмы. Воспаление аппендикса. Инфаркт.

Перед этим я собиралась внушить Йоханнесу мысль, что он практически проиграл. Я заносчиво улыбнулась и сделала следующий ход конём.

– Ещё два хода, и тебе мат, – сказала я. Йоханнес удивлённо заморгал.

– Во, – одобрительно произнесла Нелли. Только тогда я увидела, что я своим ходом напала на его ферзя. Упс!

– Атака Гончарова, – прогремела я. Иван Гончаров был автором «Обломова». Если Йоханнес не знал Обломова, то он и не знал, кто его придумал. – Немного нетрадиционно, но почти неотразимо.

Нелли искоса посмотрела на меня. Я заметила, что даже она была впечатлена.

– Закрой рот, дорогая, – сказала я. – Если хочешь, я охотно научу тебя дома.

Вот, а теперь наступило самое время выйти из игры. Наверное, хорошо бы было получить немного пены на губах. Я подумала, не пойти ли мне в ванную и не пожевать ли мыла.

– Не торопись, мне надо в туалет, – сказала я Йоханнесу, напряжённо уставившемуся на свои фигуры, и поднялась.

– Я покажу тебе, куда идти, – предложил Антон.

Все остальные, как заворожённые, смотрели на доску. Казалось, они пытаются выяснить, как я собираюсь поставить Йоханнесу мат в два хода.

В прихожей Антон обнял меня.

– Я нахожу, что сегодня всё идёт очень хорошо, верно? – пробормотал он в мои волосы. – Даже Эмили и Юлиус мирно играют наверху в комнате. А твоя дочь по-настоящему со мной поговорила. Я имею ввиду, без того, чтобы я показался себе полным идиотом. Окей, Труди и этот тип немного странные, и Ронни с Мими всё время цапаются, но в остальном я совершенно доволен, ты тоже?

Да, я ещё как была довольна! Когда ещё получишь возможность наесться мыла?

Я прислонилась к Антонову фартуку.

– Шахматы – это было очень мило с твоей стороны, – сказала я. – Они действительно прекрасные. Ради них я бы специально научилась играть в шахматы. Э-э-э… если бы не умела, я имею ввиду.

– Я люблю тебя, – сказал Антон мне в волосы.

Моё сердце начало колотиться как сумасшедшее. Я люблю тебя! Он сказал я люблю тебя. О Боже! Антон сказал мне я люблю тебя.

Сказал? Может быть, я ослышалась! Это могло быть что угодно. Я терплю тебя, я пилю тебя, я делю себя…

Я не решалась заговорить. Скажи это ещё раз, пожалуйста, пожалуйста. Но Антон молчал. Секунды истекали.

– Туалет слева, – наконец сказал Антон и отпустил меня.

Волшебный момент прошёл.

– Я тоже, – сказала я торопливо.

Антон снова поднял бровь.

– Я х-х-хочу сказать, я тоже люблю телятину, – стала запинаться я. – Особенно, когда она так вкусно приготовлена, как у тебя.

– Я могу дать тебе рецепт, – сказал Антон. Его лицо было непроницаемым, когда он повернулся и пошёл обратно в гостиную.

Вздохнув, я закрылась в туалете.

Окей, сейчас надо сохранять нервы. Тут лежало мыло, толстый светло-розовый кусок, который определённо великолепно пенился. И он хорошо пах.

Я осторожно лизнула его. Бэ-э-э! Не всё, что хорошо пахнет, приятно на вкус. Я вряд ли могла откусить кусок и сжевать его. С подступающими слезами я опустилась на унитаз. Как дошло до того, что я собиралась откусить Антонова мыла? Почему я постоянно попадала в ситуации, которые другие не представляли себе даже в наихудших кошмарах? Если бы я была здесь без детей, я бы могла исчезнуть, протиснувшись через туалетное окно.

– Дорогой высший порядок, – прошептала я, сложив руки на груди. – Я знаю, что я сама во всём виновата, потому что я солгала, чтобы казаться лучше, чем я есть. Как начёт того, чтобы послать мне в наказание воспаление аппендицита? Или землетрясение? Пожалуйста! Я больше никогда не буду лгать.

И высший порядок – кто бы мог подумать? – проявил понимание.

– Мама! Мама! – крикнул кто-то плачущим голосом. Это был Юлиус.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

5 июля

Непостижимо. Я последовала твоему совету, Соня, и сегодня пошла к адвокату. И знаете, что он мне сказал? По всему, что он описал, в случае развода я должна платить Петеру алименты, и не очень маленькие! Разве можно такое себе представить? Я годами пахала, как лошадь, а этот задница отблагодарил меня тем, что связался с жирной потаскухой, и за это он ещё и получит от меня деньги?!! Я всегда выступала за равноправие, но не за такое же!

Сабина

P.S. Если тебе нужна помощь с этими животными, Соня, я могу заглянуть к тебе со своим охотничьим ружьём.

Я только вчера его почистила и зарядила. Им я могу с двадцати метров попасть мухе в глаз. Нельзя, чтобы тебе наступали на хвост.

5 июля

Всем-всем-всем: я исчезаю на три недели – мы с Марией-Антуанеттой отправляемся в отпуск, первый за несколько лет! Мы уютно устроимся на Пеллворме, в отеле я позволю себе программу ухода за телом, и, возможно, запишусь на курсы серфинга.

Мама Гитти

P.S. Маме Сабине: Надо писать не «этот задница», а «эта задница», альтернативный вариант «этот зад». Надо всегда думать о том, что мы должны быть примером своим детям, и в языке тоже.

5 июля

Я попыталась добраться по телефону до этой задницы (спасибо, Гитти) и должна была долго выслушивать китовые напевы на автоответчике фрау Бекер-Горбатый кит, за которыми шло следующее объявление: «Труди и Петер в настоящий момент заняты другими делами. Но мы перезвоним, как только у нас исчезнет желание». Ну не невероятно ли? Гитти, тебе хорошего отпуска на Пеллворме, на острове, который, кстати, состоит из глины, и не забудь привезти своё видео во время серфинга, это должно быть прекомичнейшее зрелище.

Сабина

6 июля

Софи глубоко горюет о нашем хомяке. Или это была морская свинка? Во всяком случае, грызун, которого очень любила моя дочь. Так как он не сам выбрался из своей клетки, которую потом заперли снаружи, то я уверена, что его стащили дети Клозе. Может быть, чтобы покормить своего тарантула. Как далеко стреляет твоё охотничье ружьё, Сабина?

Соня.

6 июля

Моя свекровь совсем сошла с ума. Она подружилась с дедушкой Клозе, они слушают старые пластинки Ганса Альберса и танцуют танго на тротуаре! Она просто не понимает, что таким поведением она наносит огромнейший вред нашему зубному праксису. Если так будет продолжаться и дальше, нам придётся отправить её в дом престарелых, хочет она этого или нет! По крайней мере, я смогу тогда снова спокойно спать! Она такая дряхлая, что забывает выключить плиту, когда отправляется спать. Мы можем все сгореть во сне! Я нахожу это супер-опасным, вы нет?

Хотя моя свекровь и говорит, что это может случиться с каждым, я ей не доверяю. Я предусмотрительно начала наводить справки о месте в доме престарелых. Невероятно, сколько это стоит, даже если оставить в стороне такие добавочные расходы, как уход за ногами и измерение давления! Но если она окажется в доме престарелых, мы сможем сдать её комнаты, это будет небольшим добавочным доходом. Моя гинеколог говорит, что ребёнок уже скоро появится на свет. Мне интересно, справлюсь ли я и на этот раз без наркоза? Точно как храбрые женщины в послевоенное время, про которых мне постоянно рассказывает свекровь.

Мама Эллен-круглый животик

6 июля

Что вы все так носитесь со своими так называемыми естественными родами, Эллен? Я буду ужасно рада, если мне снова сделают кесарево сечение. Софи выплакала себе все глаза из-за морской свинки. Сейчас она обязательно хочет кошку. Я думаю, что мы ещё раз попробуем с морской свинкой, тем более что у нас есть все принадлежности: клетка, домик, дорожка и так далее. И куча сухого корма. На этот раз мы запрём клетку на специальный замок от детей Клозе.

Соня.

Неллин абсолютно тайный дневник

5 июля

Я не совсем уверена, но с высокой степенью вероятности я сегодня видела, как Макс и Лаура-Кристин целовались на автобусной остановке. Если это были не они, значит, это были два человека, которые чертовски на них похожи. Кто-то с Максовыми кудрями и широкой задницей Лауры-Кристин. Пускай целуются, хотя я не могу этого понять! Макс ослеп или что??? Ну классно, все мои друзья дико обнимаются в кустах, а мой мир идёт в тартарары. Лара и Макс так заняты с сопливым Морицем и широкой задницей, что они совсем не видят, что эта дрянная жизнь преподносит мне катастрофу за катастрофой: сначала папа и Пэрис навязывают мне сводную сестрёнку или братика, а сейчас ещё это дело с социологией – нам пришлось выбрать на каникулы тему для реферата и записать на бумажке, и кто ещё, кроме меня, остановился на теме «История равноправия»? Верно: Кевин Тошнилово Клозе. Я кричала, как Нив Кэмпбелл в «Крике», когда тупая рожа Руквитт сказал мне, что мы с Кевином должны работать над рефератом вместе. Руквитт подумал, что меня укусила оса, иначе за крик я бы получила запись в классный журнал. А Кевин шикарно развлёкся. Ну да, во всяком случае, в четверг он придёт к нам домой. Моя мать, наверное, упадёт замертво, когда она снова его увидит, но альтернативой было бы, что я приду домой к нему, а у меня определённо нет желания встречаться с Ганнибалом Лектером и тарантулом!