Мне неловко в этом признаваться, но когда самолёт с моими детьми поднялся в воздух в направлении Менорки, я ревела так, как я реву на финале фильма «Из Африки» – я никак не могла перестать плакать. Таксист, который доставил меня из аэропорта прямо на похороны Анниного отца, думал, что со мной случилась какая-то ужасная катастрофа. Но к похоронам это как-то подходило.
– Я тоже чувствую себя совершенно ужасно, – сказала Анна, когда я, абсолютно зарёванная, подошла к ней и пожала ей руку. В своём слишком узком чёрном костюме она выглядела бледной и больной. Этот костюм она в последний раз надевала на похороны матери, ей тогда было 22 года. – Я тоже всё время плачу.
– Да, но у тебя это как-то по-другому, – засопела я. – В конце концов, ты хоронишь сегодня твоего отца. – Я огляделась на пришедших на похороны. Большинству было за восемьдесят, парочка родственников, друзей и знакомых из дома престарелых, где он жил в последнее время из-за своей болезни (Анна потом сказала, никто из дома престарелых не знал, кого они, собственно, провожают в последний путь).
– Кто из них Хансъюрген без дефиса? – прошептала я.
– Он не пришёл, – ответила Анна, понизив голос. – Должен работать.
– Но сегодня суббота, – шепнула я.
– Да, – шепнула мне в ответ Анна. – Важный проект.
– Тиффани, – прошептал Макс. Он тоже был в чёрном. Пиджак был ему слишком велик, и я предположила, что это пиджак его отца.
– Тиффани? – повторила я, подумав, что я никогда не спрашивала о профессии Хансъюргена. Может быть, он ювелир?
– Практикантку зовут Тиффани, – объяснил Макс. – Я узнавал. Она дочь его партнёра по бизнесу. Мне кажется, папа не может так просто от неё отделаться, как от других. У неё гораздо больше запросов. Я сказал маме, чтобы она его оставила, пока он этого не сделал, но она и слышать об этом не хочет.
– Хансъюрген каждый раз приходил в чувство, – прошипела Анна. – И в этот раз будет то же самое. Дни Тиффани сочтены.
– А твоё достоинство окончательно смыто, – прошипел в ответ Макс. – Я просто сказал бы папе, что против учителя математики он ничто.
– Ты не имеешь понятия, какую лавину я этим вызову, мой дорогой мальчик, – сказала Анна. – Это дело с Джо было однократной, непростительной… ошибкой! Если папа когда-нибудь об этом узнает, нам придётся покинуть дом и переехать в маленькую квартирку. Без сада! Ты это, возможно, поймёшь, но Яспер!
– И вот так всё время, – сказал Макс и наклонился ко мне. – Я лучше не поеду в летний лагерь, иначе она доведёт дело до знаменитого большого примирения с папой, после чего он две недели будет изображать примерного мужа, готовить по воскресеньям завтраки и водить нас в зоопарк. Пока не появится следующая секретарша.
– Брак – это обещание, которое нельзя легко давать и легко нарушать, – прошептала Анна.
– Видишь, Констанца, – тихо проговорил Макс. – Пожалуйста, присмотри за ней, когда я уеду. В конце концов, ты крёстная мать.
– Это большой секрет, – сказала я. И это вообще ничего не значило.
– Пообещай мне это, или мне отказаться от летнего лагеря?
– Обещаю, – ответила я. Бедному мальчику был крайне необходим отдых.
Но было не очень просто выполнить это обещание. Когда Макс после обеда отправился в летний лагерь, а я занялась подготовкой к ужину у Антоновых родителей – я наложила маску от морщин и листала альбом Микеланджело, который дала мне Мими, –перед моей дверью появились Анна с Яспером.
– Мне нужен автомобиль, – сказала она.
– Но дорогая, ты же знаешь, что у меня нет автомобиля, – ответила я.
– Я имела ввиду мой автомобиль! Я должна его забрать, пока Хансъюрген ничего не заподозрил. – Анна оглянулась, как будто её преследовали. – Но я одна туда не пойду. Я боюсь, что это опять случится.
– Ты имеешь ввиду, что стоит ему только открыть дверь, как вы сразу упадёте друг другу в объятья?
Анна кивнула.
– И это не должно ни в коем случае произойти.
Мне бы тоже хотелось иметь такое либидо, которое так трудно контролировать.
– Мы позвоним, я ему быстро скажу, что мне нужен мой ключ от авто, он мне его даст, и мы тут же уйдём. Очень просто, – сказала Анна.
– А если ты всё-таки ослабеешь и на моих глазах начнёшь срывать с себя одежду, что мне тогда делать?
– Ах, не будь глупой. – фыркнула Анна. – Ты идёшь со мной или нет?
Конечно, я пошла с ней. Я, в конце концов, обещала. Яспера мы оставили под присмотром Мими.
Аннин старенький опель корса криво стоял за маленьким смартом, передние колёса на тротуаре, задние на проезжей части.
– Ну, его не парковала мистическая волшебная рука, – заметила я. – Я бы сказала, что там даже не было мистического парковочного места.
– Это объясняет и квитанцию, – сказал Анна и раздражённо скомкала бумажку, всунутую за дворники.
Я позвонила Джо. Анна нервно переминалась с ноги на ногу.
– Как я выгляжу? – спросила я.
Вот это да! Какое это сейчас имеет значение?
Посреди улицы прямо у Анниного опеля затормозил красный порше каррера. Из него вылез маленький, крепкий мужчина в кожаном пиджаке. Я только хотела ему сказать, что здесь можно получить квитанцию, как я увидела, что это никто иной, как Бернард. Бьянкин Бернард, Тигр с «е», который собирался меня запомнить. Его кожаный пиджак был надет на голое тело.
У меня по спине поползли мурашки.
– Кто так дерьмово запарковал эту колымагу? – пробурчал Бернард и стукнул ногой по колесу опеля. Эту секунду я использовала для того, чтобы убрать своё лицо от него подальше, схватить Анну за руку и притащить её к ближайшей витрине. «Фрёлих отопление и сантехника» выставили в ней парочку симпатичных труб и унитазов.
– Посмотри, как насчёт этого? – спросила я, насильно поворачивая голову Анны в сторону унитазов.
– Но это же… – сказала Анна.
– Отличный унитаз, – громко ответила я и шёпотом добавила: – Молчи! – В витрине, как в зеркале, было видно, как из порше вышел ещё один мужчина, тоже маленький и необычайно сильный, а за ним – пёс с огромной головой. Эта же голова была вытатуирована у Бернарда на заднице.
– Мастино, – прошептала я. Громко же я сказала: – Посмотри на эту классную раковину.
Бернард, его сопровождающий и пёс исчезли в подъезде Джо. Наверное, он тем временем нажал кнопку на домофоне.
– Что им тут надо? – спросила Анна. – И почему ты так резко прижала мой нос к витрине?
– Не знаю. Это, наверное, мой инстинкт самосохранения, – ответила я. – Бернард сегодня смотрел особенно злобно. Но если ты хочешь, давай поднимемся к Джо. Я думаю, что сейчас подходящий момент забрать у него ключ, потому что нет опасности, что вы упадёте в объятья друг друга.
Анна сразу же стала выглядеть жалко.
– Я не могу смотреть ему в глаза. То есть что он обо мне думает? Я замужняя женщина… Я не лучше, чем его Бьянка – он, конечно, презирает меня.
– Чушь, – ответила я. – Я скорее думаю, что он рассердился, когда он вышел из душа, а ты исчезла.
– Он мог бы мне позвонить, – сказала Анна. – Я бы ему всё объяснила. Как ты думаешь, что нужно Бернарду от Джо?
Я пожала плечами.
– Может, он тоже что-нибудь забыл. Но честно говоря, это не выглядело как дружеский визит.
– Ты хочешь сказать?.. О нет! – Анна решительно вернулась к подъезду и несколько раз энергично позвонила.
Никто не ответил.
– Ох, ох, – сказала я.
– Джо! Если они что-нибудь ему сделают, они будут иметь дело со мной! – вскричала Анна. Жалкое выражение мигом исчезло с её лица. Вместо этого её голубые глаза заблестели отвагой. Она опять выглядела, как Фродо Торбинс, когда он решил отнести кольцо в Мордор: маленький, храбрый и готовый на всё.
Она стала бешено звонить в другие двери подъезда.
– Мой меч в твоём распоряжении, – сказала я ей. – Будем вместе бороться со злобными орками.
Но у Анны сейчас не было настроения для моего юмора.
– Почта! – крикнула она в домофон, и дверь открылась. – Идём! – Анна помчалась по лестнице.
Я вытащила свой меч и побежала за ней.
Когда мы оказались наверху – я была уверена, что в остальных квартирах жильцы приникли к дверным глазкам, – дверь в квартиру Джо отворилась, и маленький, мускулистый мужчина вышел из квартиры. Он крепко держал мастино на поводке, но тот всё же попытался меня сожрать. Я тотчас позабыла свою фантазию из «Властелина колец» и застыла, как соляной столб.
– Он ничего не сделает, он только хочет понюхать, – сказал мужчина.
Анна пробежала мимо них в квартиру.
– Джо! Джо! С тобой что-нибудь случилось?
Я бы охотно последовала за ней, но я была как соляной столб в Содоме и Гоморре, и я ничего не могла с собой поделать, я могла только глупо таращиться.
Мужчина таращился на меня в ответ. Он оглядел меня с ног до головы, присвистнул, помахал в воздухе несуществующей шляпой и сказал:
– Разрешите представиться? Пашульке. Вы горячая штучка, если позволите мне так выразиться. Спорим, без мази на лице вы должны классно выглядеть.
Верно, на мне всё ещё была маска от морщин, зелёная каша из водорослей и авокадо. Анна была так занята собой, что, к сожалению, не обратила на неё моего внимания. С зелёной массой на лице я прошагала половину посёлка «Насекомые». Но герр Пашульке посчитал меня тем не менее очень классной. Свободной рукой он вытянул из кармана пиджака визитную карточку и протянул её мне.
– Если вы ищете работу – нам всегда нужны красивые девушки за стойкой. Симпатичная маленькая пивная. Совершенно приличная. Но клиенты пьют больше, если девушка за стойкой выглядит не так, как будто на неё наступила лошадь. Говорят же, глаза участвуют в еде.
Я обалдело взяла визитную карточку. Я уже точно не помню, но возможно, что я поблагодарила за неё и сказала, что подумаю.
– О Боже, Джо! – услышала я голос Анны, а потом Бернард сказал:
– Всё не так страшно, как кажется. Простой перелом! Для начала. Множественные переломы я приберегу на потом. Всё ясно, Джо? Или тебе ещё немножко подсобить?
– Не-е, всё ясно, – прохрипел Джо. Главное, он был жив.
– Это ваш друг? – осведомился Пашульке. – Если да, то мне жаль, что что я его так отделал. Пару ударов в живот, удар по почкам, а нос ему сломал сам Бернард. Он никому этого не уступает, Бернард. Ему нравится звук, производимый сломанными костями.Но в основном люди хнычут слишком громко, и этого звука не слышно. Не очень хорошо, верно?
– Нет, – пискнула я.
– Не-е, не волнуйтесь, с ним всё в порядке, у нас были и совершенно другие случаи. Как вы думаете, как выглядит пластический хирург, который делал Бьянке сиськи? Хотя он и до этого не очень-то выглядел. Вы когда-нибудь обращали внимание? Эти пластические хирурги часто такие уроды, верно?
– Верно, – пискнула я.
– Так ему и надо. Он сделал Бьянке две разные сиськи. Бернард был вне себя. Можно понять, да? Ну, во всяком случае, больше хирург так не делает. Не очень хорошо связываться с моим другом Бернардом, в самом деле. Каждый знает, что с ним лучше не шутить. Зачем ваш друг вдруг решил пойти против него? Всё было так хорошо улажено! Почему он больше не захотел платить? Я хочу сказать, что у Бернарда есть расходы, и Бьянка – женщина с запросами. Ваш друг должен это понимать.
– Сейчас он точно понимает, – пискнула я.
Пашульке сочувственно положил мне на руку свою громадную ладонь.
– Ну, если вы не можете видеть крови, то лучше не входите. Потому что наш Генри тоже немного поучаствовал. Глупо со стороны вашего друга, что на нём не было штанов… Ему повезло, что ему ничего не откусили, как нашему бывшему поставщику напитков. Он больше ни одному хозяину пивной ничего не сделает со своими пивными договорами, скажу я вам. Верно, Генри?
Генри рыкнул.
В дверях показался Бернард со своим ужасным взглядом.
Я перестала дышать. Я уже не могла даже пискнуть.
– Пойдём, здесь мы закончили, – сказал Бернард, хлопая Пашульке по плечу. Потом он увидел меня. Я попыталась вместе с моей маской раствориться в воздухе. Удовлетворится ли Бернард в моём случае простым переломом? Как это будет ощущаться, если такой пёс вонзит свои зубы в моё бедро? Я где-то читала, что когда мастино кусают, то даже кочергой невозможно разомкнуть их челюсти.
Но Бернард, похоже, меня не запомнил. Или жизнь мне спасла маска от морщин.
– Ещё одна добросердечная самаритянка, – только и сказал он. – Ну, это классно, что Джо сразу оказали медицинскую помощь. Скажи ему ещё раз, что он должен отозвать свой дерьмовый запрос, сестра, иначе в следующий раз он останется без зубов. А что я сделаю с Джоанной, он может спокойно себе представить, лёжа сегодня в постели. Я надеюсь, у него достаточно фантазии, у герра учителя. – Бернард щёлкнул пальцами. – В мире Бернарда нет никаких дерьмовых запросов, это должно быть ясно.
И он исчез на лестнице. За ним последовали Пашульке с собакой. Пашульке ещё раз помахал воображаемой шляпой и кивнул мне.
– Мой номер у вас есть, леди. До свиданья.
Я подождала, пока не захлопнулась дверь подъезда, после чего мои ноги ожили, и я смогла отправиться в квартиру. Джо, довольно сильно побитый, сидел в кухне на полу, прислонившись спиной к холодильнику. Анна устроилась в его объятьях и всхлипывала, бормоча его имя.
– О Джо, Джо, Джо, о Джо!
Это звучало почти как песня.
– Как хорошо, что ты вернулась, – сказал ей Джо, и при этом у него из носа закапала кровь. – Мне уже казалось, что мне всё это приснилось.
Это было очень трогательно.
– Но почему ты не позвонил? – воскликнула Анна. – О Джо!
– Я ведь не знаю, как твоя фамилия, – ответил Джо. – Это же с ума сойти! Я влюбился в женщину, у которой я знаю только имя. И эту милую родинку на животе.
– О Джо! – снова вскричала Анна. – Как ты можешь такое говорить? Ты меня едва знаешь. И я замужем. Я…
– Самая милая, чудесная, чувственная и добросердечная женщина, которая только мне встречалась. И я люблю тебя.
– О Джо, – вскричала Анна и снова бросилась ему на грудь. – Я тоже тебя люблю. Да, люблю. – И они начали целоваться, не обращая внимания на кровь, капавшую из носа Джо.
Я откашлялась.
– Теперь, когда мы это выяснили, будет жаль, если Джо истечёт кровью, верно?
– Джо хочет, чтобы ты отозвал запрос, – сказала я.
– Я не могу, – ответил Антон, выехал задним ходом и повёл ягуар по Шершневому проезду. – Право опеки будет рассмотрено заново. И, по моему мнению, после всей этой истории это чистая формальность. Хотя вы сделали глупость, не вызвав полицию. Очень непрофессионально.
– Но разве ты не понимаешь? Этому Бернарду Джоанна до лампочки. Он хочет только деньги Джо, и он хочет остаться жить в доме. Это произойдёт только в том случае, если у Бьянки будет право опеки. А если Джо не отзовёт запрос, Бернард изобьёт не только Джо, но и Джоанну!
– Я и говорю, что это дело полиции, – ответил Антон. – Нельзя позволять таким типам себя запугивать.
– Тебя там не было, – возразила я. – Поверь мне, если бы ты посмотрел в глаза Бернарду, Пашульке и этой псине, ты бы знал, чего боится Джо. Если мы подключим полицию, они станут ещё ужаснее, я уверена. Нет-нет, ты должен сделать то, что хочет Джо, и отозвать запрос.
Антон вздохнул.
– Я думал, что должен ему помочь, – сказал он. – Если я отзову запрос, я ему не помогу совершенно. И бедной девочке тоже.
– Да, но по крайней мере они останутся живы, – возразила я. – Кевин тоже говорит, что с такими типами, как Бернард, бессмысленно подключать полицию.
– И кто такой Кевин?
– Он в Неллином классе, – ответила я.
– То есть крупный специалист, – застонал Антон. – Послушай, кому-то угрожать и избивать – это преступление, за которое сажают в тюрьму. Джо должен заявить в полицию, тогда он отделается от этого Бернарда.
– Нет, – ответила я. – Это наивность. Если он на него заявит, они на него накинутся ещё больше! Ведь Бернард не один. У него есть Пашульке. И собака. И они способны на что угодно. Знаешь, что они сделали со своим поставщиком пива? Кевин тоже говорит, что эти типы понимают только один язык – свой собственный.
– Какая глупость, – ответил Антон.
– Ты должен в любом случае отозвать запрос, как этого хочет Джо, – сказала я. – И я хорошо его понимаю. Если бы Бернард стал угрожать моим детям… Ах, мне бы хотелось, чтобы я занималась каратэ или чем-нибудь таким же полезным. Но нет, мои родители засунули меня в дурацкую костюмную группу! – Я коротко запнулась. – Э-э-э, и, разумеется, в плавание, – добавила я. Лгать так утомительно. Стоит только начать, как уже не остановишься. Мне постепенно это надоело. – Но чего стоит медаль за плаванье на спине против таких типов, как Бернард?
– Для этого и существует наша правовая система, – ответил Антон. – Или что говорит твой Кевин по этому поводу?
– Ах, они ведь не засадят этого Бернарда, – сказала я. – Он до самого судебного разбирательства сможет творить свои дела. Кевин ещё говорит, что когда нужна полиция, то её никогда нет. Нет, нет, такие вещи нужно самому брать в руки, но как я уже сказала, против Бернарда, Пашульке и злобного Генри мы не можем ничего предпринять.
Антон снова застонал, а я поправила свою юбку. Во всей этой послеобеденной суете моя программа подготовки к визиту оказалась слишком короткой. Я даже не сделала маникюр, не говоря уже о всём остальном. И идут ли мне моя блузка и юбка со свободно сидящим на бёдрах поясом, я тоже не знала. Одежда была довольно-таки непрактичной: юбка была такой узкой, что её невозможно было поднять вверх, если захочешь, например, в туалет. То есть сначала надо было снять ремень, потом снять юбку, а затем в обратном порядке всё на себя надеть.
– Ты знал, что золотое сечение играет в искусстве ренессанса совершенно особенную роль? – неожиданно сменила я тему. – Звучит очень сложно, но на самом деле таким уж сложным не является. Отрезок, который надо разделить, является большим катетом в прямоугольном треугольнике, чей второй катет в два раза короче. Очень интересно, верно?
Антон снова вздёрнул свои брови.
– Я не знал, что ты интересуешься искусством, Констанца, – сказал он.
– Вот видишь, – ответила я, и мои зубы, несмотря на летнюю температуру, начали клацать. Большой катет в прямоугольном треугольнике, чей второй катет в два раза короче – ась? Кто это может понять? Я, во всяком случае, нет.
В некоторые дни происходило слишком много всего. Сегодня был такой день. Сначала я провела всю ночь в интернете с каспаровым34 и Е4Д4, потом расставание с детьми в аэропорту, похороны Анниного отца, наша встреча с Бернардом и Пашульке с последующим визитом в пункт скорой помощи, где они заштопали бедного Джо (кроме носа, ничего не было сломано, его внутренние органы не пострадали. А кусок мяса, который Генри вырвал из его бедра, нарастёт, вероятно, заново, сказал врач). Когда я наконец пришла домой, я была готова лечь спать, но меня дома ждали Мими, Яспер, Труди и Кевин с Самантой на руках.
– Ты ведь знаешь, что Нелли в отпуске? – спросила я его.
– Конечно, – ответил Кевин. – Она прислала мне смску из самолёта.
– Как это так! – воскликнула я, очнувшись из своего сонного состояния. – Разве она не знает, что самолёт может упасть, если телефон на борту не выключить?
По счастью, самолёт не упал, а приземлился в Маоне. Нелли и Юлиус уже позвонили и в восхищении описали дом, бассейн и изумительно прекрасную и очень милую семью Пэрис. Нелли также спросила, не считаю ли я, что имя Приамос такое суперкрутое, и я ответила, что да, для бойцовой собаки, после чего она положила трубку. Поэтому я предположила, что Приамос – это точно не пёс. Я послала Лоренцу смс, в которой я ещё раз указала, что хочу получить детей обратно целыми и невредимыми, причём во всех отношениях.
– У них там даже есть лего, – сказала я сейчас Антону. – Целый ящик, специально для Юлиуса. Как ты думаешь, этими дешёвыми приёмами они хотят подвести его к тому, чтобы он захотел у них остаться?
– Нет, – ответил Антон, который без труда следил за перепархиванием моих мыслей. – Насколько я успел изучить Лоренца, он будет вне себя от радости, когда эти три недели пройдут.
– А уж я как, – вздохнула я. – Я была бы рада, если бы этот вечер уже кончился.
Антон бросил на меня косой взгляд.
– Э-э-э, я не хочу сказать, что я не рада, – объяснила я. – Просто… Ужасный день сегодня. И по моему опыту, такой ужасный день должен кончиться не лучше. Если уж день не задался…
– Сейчас вздохни и расслабься, – сказал Антон. – Будет прекрасный ужин. Моя мать, как обычно, подключила лучшую кейтеринг-фирму в городе, и я уверена, что ты сегодня не ела.
– Когда мне было есть? – сказала я. – Кевин пришёл с ребёнком, он сказал, что ему периодически нужно оказываться в нормальной среде, поскольку его семья просто ненормальная. Бедный парень! Подумай, какой ненормальной должна быть его семья, чтобы мой дурдом он воспринимал как нормальное окружение! Мне тоже нравится этот парень. Жаль, что он всякий раз приходит с собаками. Представь себе: бедный дедушка Кевина в восемьдесят лет нашёл женщину своей мечты, но её заперли в доме престарелых.
– Расслабься! – снова сказал Антон. Мы остановились на светофоре.
Я знала, что я болтаю всякую ерунду, но, выговариваясь, я испытывала большое облегчение, это было как составить список.
– А Труди сбежала из своей квартиры, поскольку дети Петера совершенно невыносимы, и Петер тоже, представь себе, маленькая Карста выбросила одну из Трудиных кошек с третьего этажа, а Петер кинулся её защищать. Он сказал, что бедного ребёнка подучила его мать, как будто это её оправдывает!
Труди постепенно совершенно разнервничалась. Слова «Учебный подарок» ещё не прозвучали, но я знала, что дни Петера сочтены.
– Знаешь, что-то сильно изменилось в худшую сторону, – сказала Труди. – В квартире какая-то нездоровая аура, и, сколько я бы ни жгла ароматических палочек, в квартире стоит запах.
– Запах чего? Запах измены и кризиса среднего возраста?
– Нет, запах грязных носков и ампутированной гангренозной ноги, – ответила Труди.
– Труди с кошками живёт сейчас у меня, пока дети Петера осаждают её квартиру, поэтому у меня в доме сейчас бегает шесть кошек, и я не могу утверждать, что они все нормально переносят друг друга, – объяснила я Антону. – Во всяком случае, дорогие шторы в гостиной стоило бы пока не развешивать. – Они теперь годились только на платья для Барби.
– Это так странно – к тебе переселяются все, у кого есть проблемы, – сказал Антон.
– Да, – согласилась я. – И я боюсь, что следующей будет Анна. Она так влюблена в Джо, и я думаю, что у неё достаточно мотивации, чтобы оставить мужа, несмотря на брачный договор. Конечно, она очень беспокоится, как оно пойдёт дальше, и она не может переехать с двумя детьми в однокомнатную квартиру Джо, тем более что там в любой момент могут появиться Бернард и его подручный, но что ей делать? Она очень влюблена, я уверена в этом, и Джо – такой милый парень, в то время как этот Хансъюрген – задница последнего разбора. Я тебе говорила, что у него связь с практиканткой, которой едва двадцать лет, и её зовут Тиффани? И что он против покупки сушилки? Анне пришлось оплачивать её из своего кармана.
– Тогда она может в случае развода забрать её с собой, – сказал Антон. – Ты заметила, что все проблемы, над которыми ты ломаешь голову – это не твои проблемы, а проблемы твоих подруг и их друзей?
– Это одно и то же, – ответила я. – Одна за всех, и все за одну. Кроме того, я крёстная мать и отвечаю за то, что всё идёт хорошо.
– Кто ты?
– Ах, это строго секретно, – сказала я. – У Мими тоже всё плохо, она уже несколько раз была у себя дома, но Ронни там так и не встретила. Она говорит, что находит это великолепным, но на самом деле она беспокоится. Как раз недавно она спросила меня, относится ли Ронни к тому типу людей, которые могут наложить на себя руки, а я – честно говоря, как можно это знать? Она разбила ему сердце, ты должен был видеть его лицо, когда он понял, что Мими хочет начать новую жизнь, без него. Откуда я могу знать, не собирается ли он что-то с собой сделать? Ты что-нибудь слышал о нём или видел его в последние дни?
– Нет, – ответил Антон. – Но я не думаю, чтобы он мог себя убить. По крайней мере, не тогда, когда на доме висит ипотека, которую он должен выплатить. Ронни – ответственный тип, знаешь ли.
– Тогда хорошо, – сказала я. – Извини, что я непрерывно болтаю, просто в данный момент очень много всего происходит. Мне больше нравится, когда дни просто проходят, один за другим.
– Ну, тогда будь довольна: эти ужины у нас дома проходят, как правило, на редкость однообразно. Поэтому ты можешь рассчитывать на спокойный вечер. – Говоря это, Антон направил автомобиль через кованые ворота на длинный подъездной путь. Вилла Антоновых родителей определённо подходила к его ягуару и его часам.
– Мы первые, – сказал Антон, открывая передо мной дверь автомобиля. – Я почти уверен, что моя мать опять выкинула эту хитрую штуку.
– Какую штуку?
– Она называет мне другое время, чтобы я появился вовремя. Только потому, что я пару раз немного опоздал. – Антон позвонил. Я незаметно схватила его за руку. Я внезапно показалась себе такой маленькой. Это была не дверь дома, это был портал. Я распрямила плечи и глубоко вдохнула. Мой последний экзамен за сегодняшний вечер, как там насчёт золотого сечения и гипотенузы равнобедренного треугольника?
Я ожидала, что нам откроет дворецкий во фраке, но дверь открыла мать Антона. Полли ренессансного искусства.
– О нет! – увидев нас, вскричала она. – Я надеялась, что это Эмиль и что он передумал!
– Кто такой Эмиль? – спросил Антон, целуя её в щёку. – Привет, мама.
– Эмиль из кейтеринг-фирмы, он должен был быть здесь два часа назад! – Полли взлохматила свои аккуратно уложенные волосы. Она выглядела сейчас действительно взволнованной. На её шее и щеках расцвели красные пятна. И тени были наведены только на одном глазу, на другом нет. – Я не понимаю. Я ведь не впала в маразм, Антон? Его мобильник был всё время выключен, а в ресторане включён автоответчик. И когда я до него двадцать минут назад дозвонилась, он сказал, что я значусь в его календаре в следующую субботу. То есть какое-то недоразумение. И Эмиль говорит, что это я напутала! Как будто я спутала даты.
– Ах, это можно наверняка просто уладить, – сказал Антон. – Мама, ты уже знакома с Констанцей.
– Добрый вечер, – сказала я. Знала ли она, что на ней всего лишь одна туфля?
– Добрый вечер? – вскричала Полли. – Что доброго в этом вечере? Через три четверти часа придёт Урс Кёрнер со своей семьёй на самый важный ужин в этом доме, а у меня нет еды. В субботу вечером. А Эмиль говорит, что, к сожалению, ничего не может поделать! У него всё расписано!
– Может быть, мы можем заказать где-нибудь ещё. – Я передала Полли букет, который я не забыла купить, несмотря на суету. Да здравствует список!
– Очень красиво, большое спасибо, – резко сказала Полли, швыряя букет на огромный комод рядом с собой. Мы вышли тем временем в прихожую размером со стадион. – Как вы думаете? Может, позвонить и заказать пиццу? Ха. Это похоже на вас. Вы кормите ваших детей исключительно пиццей и блюдами из Макдональдса! Да, почему бы и нет: я разрушу наиважнейший договор Рудольфа со времён виагры, угощая его партнёра пиццей и гамбургерами!
– Нет никаких причин оскорблять Констанцу, – сказал Антон. – Мы наверняка найдём другую кейтеринг-фирму, которая может обслужить нас в короткий срок. Кроме того, я совершенно не против пиццы.
– Да, как ты думаешь, что я делала всё это время? – вскричала мать Антона. Мне её было действительно жаль. – Я звонила везде. Но у всех всё расписано.
– Ты обещала им заплатить больше? Ты не исполнила перед ними свой коронный номер «Знаете ли вы, с кем имеете дело»?
– Поверь, я испробовала всё. Мне сейчас нужна рюмка шнапса, я уже ничего не соображаю. – Полли повернулась и выбежала из прихожей, так быстро, как это было возможно с одной туфлёй. – Мне не может помочь ни один ресторан со звёздами. А твой отец два часа лежит в спальне с ужасной головной болью. Если он узнает, что я устроила, мы можем его сразу отправлять в больницу. И меня туда же, потому что это я во всём виновата.
Мы с трудом поспевали за Полли. Она побежала в кухню, где она налила себе по крайней мере тройной виски и опрокинула его в себя одним глотком. Я удивлённо огляделась. Это называется «стиль загородного дома». Белое лакированное дерево с открытыми полками, вручную разрисованная плитка, деревянные рабочие поверхности – эта кухня была намного лучше кухни Антона в стиле хай-тек. Одна AGA-плита была просто великолепной. О такой плите я уже давно мечтала, но она была ужасно дорогая.
– Ну, сейчас я могу только позвонить и сказать, что один из нас подцепил птичий грипп, – сказала Полли. – Или чуму. Что-то менее страшное Урса Кёрнера не испугает.
– Сколько людей должно прийти? – спросила я.
– Мы будем вдесятером, – ответила Полли. – Нас четверо, с вами пять, и Кёрнеры придут с дочерью, сыном и невесткой. Я уже подумала, а не пойти ли нам всем куда-нибудь в ресторан, но Урс ужасно консервативный, для него ресторан – это только на крайний случай. А женщина, которая не может приготовить ужин, – это пугало и признак бедности хозяина дома. Если он сегодня не получит приличного ужина, сделка не состоится.
– Не преувеличивай, мама, – сказал Антон. – Ведь договор уже почти подписан.
– Почти, – ответила ему мать. – У Кёрнера есть предложение от Фарма-Декера, и если мы его не убедим в том, что у нашей семьи те же ценности, что и у них, он подпишет договор с Декером.
– Потому что жена Декера лучше тебя готовит? – насмешливо спросил Антон.
– Да! – вскричала его мать. – И потому что она не так глупа, чтобы нанимать кейтеринг-фирму. Я-то, тупая корова, думала, что поступаю особенно рафинированно, предоставляя готовку Эмилю и сама концентрируясь на декорировании. Я думала, что всё пройдёт без сучка, без задоринки. Но если бы я это знала, я бы лучше сама готовила!
– Для этого ещё не поздно, – сказала я. – Если мы сейчас начнём, мы сможем приготовить что-нибудь вкусное.
Полли злобно уставилась на меня.
– И что именно, скажите, пожалуйста? – пролаяла она. – У меня в доме нет говяжьей вырезки на десять человек. И трюфели с икрой тоже все вышли.
– А что у вас есть в доме?
– Констанца, это на самом деле не совсем твоя проблема, – сказал Антон.
– Посмотрим, – Полли открыла холодильник. – Лисички и черника с рынка, лосось на завтра, молоко, колбаса, йогурт.
– А в морозилке?
– Бобы, индюшатина и булочки.
– Звучит хорошо, – сказала я. – И у вас наверняка есть мука, масло и яйца? Лук, чеснок, уксус, постное масло. И, может быть, сливки?
– Да, разумеется, – ответила Полли, наливая себе ещё один двойной виски. – Но лисички и лосось только на двух человек, а не на десятерых.
– Ах, всё это вопрос приготовления, – сказала я. – Нет ли у вас в саду овощной грядки?
– Да, конечно, – ответила Полли и несколькими глотками осушила свой стакан. – Но в брокколи сидит капустница. В данный момент можно сорвать только кабачки и салат. – Пока она говорила, её лицо внезапно осветилось. – И руккола. Ах, я понимаю, к чему вы ведёте.
– Я тоже, – застонал Антон.
– Вот видите! – сказала я. – Мы можем сделать домашнюю лапшу с соусом из лисичек и отбивными из индейки, а к нему свежий салат из сада.
– А на закуску карпаччо из лосося и песто из рукколы, – подхватила Полли и захлопала в ладоши. – Если у меня есть кедровые орешки.
– Если нет, можно взять солёные орешки кешью, – сказала я. – Или просто любые орехи.
– Солёные кешью у меня есть! – Красные пятна на Поллиных щеках, казалось, побледнели. – И пармезан. Это может получиться. Из лосося мы просто сделаем маленькие порции.
– А на десерт мы приготовим оладьи с черникой, – сказала я.
– С ванильным мороженым, – добавила Полли. – У меня оно всегда есть. – Она поглядела на часы. – О Боже, у нас осталось меньше часа, а потом всё. Я никогда не готовила сама лапшу. Вы это умеете?
– Да, да, – ответила я. – Это очень просто. – Я поглядела на плиту. – Давайте поделим работу, а Антон отправится в сади принесёт салат, рукколу и траву. Ты можешь принести и парочку цветков кабачков, Антон. Полли, вы займётесь песто из рукколы и лососем, а я сделаю отбивные из индейки, лисички и лапшу. У вас есть микроволновая печь?
– Вон там, – ответила Полли. Она выглядела немного ошеломлённой, но нам нельзя было терять времени.
– Очень хорошо, тогда мы можем разморозить индюшатину. Ну, начинаем. И, наверное, вам стоит надеть вторую туфлю, Полли, я ведь могу называть вас Полли, да?
– Конечно, – ответил Антон.
Полли удивлённо посмотрела на свои ноги.
– Уф, – сказала она.
Я не хочу хвастать, но ужин был великолепный. Он начался с карпаччо из лосося с песто из рукколы с жареными во фритюре цветками кабачка, потом пришёл черёд домашней лапши с отбивными из индейки и соусом из лисичек, нежным маринадом со специями и горчицей к свежему салату, а затем были поданы черничные оладьи с ванильным мороженым. Еда очень понравилась, все были просто в восторге. Я даже не могла вспомнить, когда я в последний раз так хорошо ела.
– Это была действительно великолепная еда, – сказал Урс Кёрнер, промокая салфеткой рот. – Я всегда знал, что Полли фантастически готовит, но сегодня она превзошла саму себя. И без икры, омара и других хвастливых штук – совершенно по-земному, как я и люблю.
– Но тем не менее изысканно и рафинированно, – поддержала его жена. – Ты должна обязательно дать мне рецепт, Полли.
Антон подмигнул мне с противоположного края стола. Его посадили рядом с дочерью Кёрнеров, 34-летней специалисткой по связям с общественностью с фигурой модели и прекрасными рыжими волосами. Фредерика Кёрнер, очевидно не замужем и, очевидно, очень заинтересована в Антоне. Иначе почему она всё время накрывала ладонью его руку, поправляла ему галстук или вытирала ему салфеткой уголок рта, промакивая несуществующее пятно от соуса?
– Самые красивые и умные девушки дольше остаются одни, – сказал в самом начале отец Антона, Рудольф с красным носом. – Что случилось с современными мужчинами? – При этом он с упрёком посмотрел на обоих сыновей.
– Папа с удовольствием жил бы в те времена, когда родители обустраивали браки своих детей, – шепнул мне Йоханнес. – Фредерика – лучшая партия северного полушария. Если она выйдет замуж в нашу семью, у нас никогда не будет проблем с Фарма Декером. У них только дочери.
– Жениться надо смолоду, – сказал брат Фредерики, обнимая рукой свою жену. Брат Фредерики был тоже рыжим, но у него не было фигуры модели, он весил около ста двадцати килограммов при росте метр семьдесят пять. По лицу его жены было видно, что она не в восторге от ранней женитьбы.
Во время еды я была так занята мыслями о следующей смене блюд, что я едва следила за разговором за столом. Между сменами блюд мы с Полли лихорадочно работали на кухне. Это доставляло огромное удовольствие, особенно AGA-плита. Как только я соберу достаточно денег, я куплю себе такую же.
За готовкой я совсем забыла, что я, собственно, чувствую себя в Антоновой семье как бедный червячок. Я была настолько в своей стихии, что я совершенно вытеснила свои комплексы и даже командовала Антоновой матерью: «Да, Полли, это хорошо, но лук надо порезать помельче. Полли, мне нужен херес, нет, не этот, у вас есть сухой?». И так далее, и тому подобное. Меня кинуло в жар, когда я за эспрессо вспомнила, что я ей сказала, когда через ворота въехал автомобиль Кёрнеров: «Давайте, Полли! Приведите в порядок ваш макияж! И прополощите рот минеральной водой. Иначе Кёрнеры унюхают запах виски и поймут, как вы нервничаете».
Я что, с ума сошла?
Но Полли без возражений побежала наверх и две минуты спустя совершенно пунктуально приветствовала гостей. Ведь это благодаря мне, верно?
Я пила свой эспрессо и украдкой поглядывала на Антона. Он прекрасно общался с рыжей Фредерикой. Она опять положила ему ладонь на руку!
Странным образом разговор вертелся вокруг искусства ренессанса, точнее говоря, вокруг Леонардо да Винчи.
– На самом деле он был не таким уж большим художником, – сказала Фредерика. – Нет уверенности, что те полотна, которые ему приписываются, создал действительно он. Нет, нет, действительно гениальными были его изобретения.
– Я люблю Леонардо да Винчи, – вмешалась Полли. – Я считаю, что в его произведениях столько мистического, так много тайных указаний на его деятельность как вольного каменщика.
– Как, например, в «Тайной вечере»? – спросил Антон. – Где якобы изображена Мария Магдалена как супруга Иисуса?
– Да, к примеру, – воодушевлённо ответила Полли. – Этот паренёк действительно не похож на мужчину, верно?
– Да, и цвета, в которые он одет, – сказала Фредерика. – Диаметрально противоположные.
– И они образуют букву М, – дополнил Антон. – Это же что-то должно значить?
– И эта рука, которая никому не принадлежит, – сказала Полли. – Ах, чудесная символика.
Я чувствовала себя не очень хорошо от того, что они так живо обсуждают картину, которой я не знала. Я размышляла о том, как мне наилучшим образом преподнести мои знания о золотом сечении, чтобы не чувствовать себя такой исключённой из разговора.
– Я обнаружила прекрасный альбом картин Леонардо, – мечтательно сказала Полли. – Полная биография, огромный и дорогой, но вы обязательно должны его приобрести.
Я использовала эту возможность, как игрок в викторину, который моментально нажимает на кнопку.
– У меня есть этот альбом, – вскричала я. Ну, почти. Толстый том принадлежал Мими, она мне его только дала посмотреть. Я его немного полистала и точно знала, как он называется: «Я, Микеланджело». Только произнеся это вслух, я сообразила. Судя по взглядам Антона и Полли, Микеланджело и Леонардо да Винчи не были одним и тем же человеком.
– Я хотела сказать, «Я, Леонардо», – добавила я с нервной улыбкой и решила пойти в туалет.
Сняв ремень и юбку, я думала о своих комплексах. Почему у меня их так много? И почему, к примеру, у Фредерики их нет? Что делали по-другому её родители, когда она была маленькой? Это было странно, но пока я находилась в кухне и готовила, я казалась себе просто великолепной. Почему это чувство не может задержаться подольше?
Когда я вернулась из туалета, больше никто не говорил об искусстве. Возвращаясь на своё место, я заметила, что вообще никто не разговаривает. Все, казалось, смотрели только на меня.
– У вас тут… э-э-э… что-то налипло, моя дорогая, – сказала Полли, снимая у меня что-то с бёдер. «Что-то» оказался освежителем для унитаза вместе с пластиковым держателем. По каким-то странным причинам он повис на моём ремне.
Мне захотелось умереть на месте.
– У-у-у, – сказала я.
– Во как, – сказала Фредерика, прикрывая рот рукой. Совершенно излишне, потому что её дурацкий смех было так же трудно не услышать, как брачный крик марала.
Полли аккуратно завернула освежитель в салфетку, но тот, кто не был близорук, очень хорошо увидел, что висело на моих бёдрах. Я не могла в это поверить: высший порядок оказался садистом.
Остальные восприняли это с юмором.
– Что, чёрт побери, ты делала в туалете? – прошептал мне Йоханнес, а Фредерика, по-прежнему смеясь, сказала:
– Я считаю, что мы все должны носить с собой что-то против мочевого камня.
– Чтобы нас овевал свежий океанский бриз… – Антон выглядел так, как будто он сейчас снова разразится своим бегемотским смехом. Бу-га-га. Но под моим мрачным взглядом он взял себя в руки и принял участие в разговоре, который опытной рукой вела Полли. На сей раз про отпуска на лыжах, которые обе семьи провели вместе несколько лет назад.
– Ты помнишь, как ты ехала по треку в бикини, Фредерика? – спросил Антон.
– Я помню, – сказал Йоханнес. – В этот день пришлось эвакуировать вертолётом по крайней мере пятерых мужчин, потому что они наехали на подъёмник.
– Точно, – засмеялась Фредерика, как бы случайно расстёгивая верхнюю пуговку своей блузки. Зачем это ей надо? Здесь не было никаких подъёмников, на которые можно наехать.
– Наша Фредерика всегда была особенно дикой девчонкой, – несколько озабоченно сказала фрау Кёрнер. – Всегда немного слишком заметной. – Да, возможно. Но могу поспорить, что она ни разу не бросилась в глаза с освежителем на бедре.
– Ей пора замуж и рожать детей, – сказал герр Кёрнер.
– Ах, папа, для этого я слишком увлечена своей работой, – сказала Фредерика. – Кругом столько всего происходит, и знакомишься с интересными людьми. – Она подмигнула Антону. – Всё время что-то новое…
– Да здравствует разнообразие! – сказал Антон и подмигнул ей в ответ. Я это видела совершенно точно.
Фредерика рассказала парочку анекдотов из своей профессиональной жизни. У неё была действительно интересная работа. Как специалист по связям с общественностью, она часто встречалась с известными людьми, музыкантами, актёрами, архитекторами, политиками, руководителями фирм. Истории, которые она рассказывала, были очень забавными. Все над ними смеялись, даже я, хотя и не очень искренне. Я могла её слушать и дальше, но она, к сожалению, нагнулась ко мне и спросила:
– А кто вы по профессии, Констанца?
Я сглотнула. При других обстоятельствах я бы что-нибудь придумала. Или надела бы свои солнечные очки и низким, хриплым голосом сказала: «Я крёстная мать. Я не говорю о моей работе, capito?».
Я подумала, не упомянуть ли мне прерванную учёбу. «Собственно говоря, я психолог, по крайней мере, почти, но…» – нет, это ни к чему не приведёт.
– Я домохозяйка, – ответила я.
– Ох. – Фредерика вздёрнула брови почти к самым волосам. – Как… э-э-э… реакционно! Сколько же лет вашим детям?
– Четыре и четырнадцать. – «Реакционно» – это ведь не очень хорошо, или как? Я редко использовала это слово, в основном в связи со Джорджем Бушем.
– Уже такие взрослые? И вы никогда не думали о том, чтобы вернуться в профессию? – спросила Фредерика. – Я могу себе представить, что сидеть дома очень скучно.
– Мне нет, – ответила я. – Мне нравится варить мармелад. – Ах, это прозвучало довольно глупо.
Взгляд Фредерики был очень выразительным. Ох, как это отстало! Женщина, которая лучше будет варить мармелад, чем работать. Словно в шоке, она снова схватилась за руку Антона. Тот, казалось, не замечал, что она непрерывно за него хватается. Постепенно мне это стало действовать на нервы.
– Ну, я ненавижу домашнюю работу, – сказала она. – За неё даже не платят денег.
Мне ни в коем случае не хотелось производить впечатления, что мне нравится чистить туалет или гладить. Но когда я уже открыла рот, чтобы перечислить все те вещи, за которыми я – кроме уборки – провожу время, я неожиданно получила поддержку от Полли.
– Лично я нахожу правильным, когда женщина сидит дома с детьми, – сказала она. – Даже четырнадцатилетние дети выигрывают от присутствия матери в доме, а для четырёхлетних это просто необходимо. Я никогда не могла понять всех этих разговоров о самореализации. На примере Антона очень хорошо видно, к чему может привести, когда муж и жена одновременно делают карьеру. Дети оказываются заложниками. Почему слово «домохозяйка» стало почти ругательным? Как будто для этого не нужны особенные таланты. Я, во всяком случае, горда тем, что я домохозяйка.
– Браво, – сказал Урс Кённер. – Я того же мнения. Женщина должна стоять у плиты.
И после того как мы это прояснили, он обязательно захотел прямо на месте подписать договор о сотрудничестве.
Полли пригласила остальных на стаканчик портвейна в гостиную.
– А мы можем доиграть нашу шахматную партию, – сказал мне Йоханнес. – Как ты думаешь?
Некоторые дни никак не хотели кончаться. Этот день был одним из таких.
– Окей, – сказала я. – Доведём это дело до конца.
– Наш свежий морской бриз, э-э-э, Констанца, была чемпионкой Германии по шахматам, – сказал Антон Фредерике, пока Йоханнес сдвигал тарелки и расставлял шахматы своего отца.
– Вице-чемпионкой, – механически поправила я, пытаясь припомнить свою партию с каспаровым34 и Е4Д4. – В юности. И только в Шлезвиг-Гольштейне.
– С игрой в шахматы как с ездой на велосипеде, – сказала Полли. – Разучиться невозможно.
– Ну что? – спросил Йоханнес, расставив фигуры точно так же, как они стояли во время приёма у Антона, когда Юлиуса вырвало. – Ещё двенадцать ходов до бесславного конца?
Я кивнула. Но что я должна вам сказать? До бесславного конца осталось девять ходов. И это произошло очень быстро.
– Мат, – сказала я Йоханнесу, не смея поверить своему счастью. Спасибо, каспаров34, спасибо, Е4Д4, вы великолепны. Вы и моя V-комбинация. Тысячи поцелуев через киберпространство.
– Ты действительно хороша, – сказал Йоханнес, и Антон с Фредерикой были очень впечатлены.
Это был прекрасный момент, и я им в полной мере насладилась. Моя честь как домохозяйки и первой европейской носительницы освежителя для туалета была восстановлена.
И я была действительно хороша в шахматах! Кто знает, возможно, у меня действительно был шанс стать вице-чемпионкой Шлезвиг-Гольштейна, если бы я попыталась.
– Ты замечательно победила Йоханнеса в шахматах, – сказал Антон, когда мы ехали домой. – Я не мог отвести от тебя взгляда. Ты так сексуально покусывала свою нижнюю губу. И тебе понадобилось всего девять ходов. Это было действительно супер-сексуально.
– Я так торопилась только потому, что эта Фредерика не выпускала тебя из рук, – сказала я.
– Фредерика? Я не заметил.
Ах, не надо мне об этом рассказывать!
– Ты и не заметил, что в течение вечера она всё больше расстёгивала пуговицы на своей блузке? – спросила я.
– Нет, – ответил Антон. – Я даже не заметил, что на ней была блузка.
– Ну да, Йоханнес это, во всяком случае, видел, – сказала я. – Его так отвлекло Фредерикино декольте, что я без сопротивления съела его ладью. В конце концов застёгнутой оказалась одна-единственная пуговица. Я боюсь, что эта рыжая особа охотилась за тобой.
– Не думаю, – ответил Антон. – Мы давно знакомы.
– Что? Не хочешь ли ты сказать, что между вами что-то было, между тобой и Фредерикой?
– Ах, это было давно. Когда мы учились. И это было несерьёзно.
Я могла только разочарованно смотреть на него. Вот откуда, оказывается, такая близость между ними. Наверное, они весь вечер об этом вспоминали. А-ах!
Антон решил сменить тему.
– Ты оказала моей матери действительно большую услугу, – сказал он. – Вы обе замечательно поработали. Это было очень сексуально, как ты поджаривала цветки кабачка во фритюре.
– Да, женщина должна стоять у плиты, – ответила я. – То есть с Фредерикой у тебя не было ничего серьёзного? А у нас всё серьёзно?
– Да, разве ты этого не знаешь? – нежно сказал Антон.
Я была в таком хорошем настроении, что я оценила это как позитивный ответ на свой вопрос. Намного позже я подумала об этом и посчитала, что это был никакой не ответ. И никакой не позитивный. Но в этот вечер я этого не поняла. День был слишком волнующим. Особенно для моего самоуважения этот день был путём вверх и вниз. Сначала я наколдовала чудесное меню (вверх), потом спутала Микеланджело и да Винчи (вниз), потом принесла с собой освежитель из туалета (глубоко вниз), чтобы потом победить Йоханнеса в шахматах (снова вверх). Но Полли, старая кошёлка, была со мной очень мила. Так мила, что я больше не считала её старой кошёлкой (вверх).
– Хорошо, что я по крайней мере умею готовить, – сказала я.
– Ах, не сомневайся в своих способностях, – ответил Антон и засмеялся. – Это действительно позор, что Кёрнер подписал договор только потому, что моя мать не слишком уважает работающих женщин. Но цель иногда оправдывает средства.
– Ты действительно так считаешь? – раздумчиво спросила я, снова думая про Бернарда и Пашульке. – Если цель оправдывает средства…
– А ты что думаешь?
– Ничего. У меня как раз есть идея.
Внезапно я почувствовала себя очень хорошо (на самом верху).
Ягуар завернул в Шершневый проезд.
– Антон?
– Хм?
– За последние недели произошло столько всего, что у меня не было времени обеспечить себя литературой, – сказала я. Бровь Антона взлетела вверх, и я продолжала: – Ну ты знаешь: «Сто рафинированных приёмов, которые можно провернуть на вытяжке и с паровым утюгом»… – но сегодня я даже рискну показаться глупой. Труди говорит, что это всё равно вопрос инстинкта. Или он есть, или его нет.
– Да, – ответил Антон, припарковывая автомобиль на моём въезде. – Тут Труди права. – Несмотря на темноту, я увидела его потрясающую улыбку. – Но, возможно, мы должны подождать, пока дом не будет в полном твоём распоряжении?
Точно, я сейчас жила не одна. Почти во всех окнах горел свет. Меня ожидали Мими, Труди и кошки. И кто знает, кто ещё.
Наверное, сегодня был не тот вечер, чтобы показывать Антону своё новое неглиже. К нему мы тоже не могли поехать, поскольку его ожидали Эмили и её бэбиситтер. А завтра Антон улетает с Эмили в Лондон.
Я вздохнула.
– На следующей неделе, – сказал Антон, словно прочитав мои мысли. – Когда я вернусь из Англии. Мы возьмём себе столько времени, сколько нужно, чтобы проверить наши инстинкты. И никто нам при этом не помешает.
– Да, – сказала я. – И, возможно, до этого времени я освою приём-другой.
Антон отстегнул ремень, чтобы крепче меня обнять.
– Не могу дождаться, – сказал он и поцеловал меня так основательно, как никогда прежде. Что касается поцелуев, то наши инстинкты очень друг к другу подходили. И если бы я не обнаружила на коврике под дверью кошачью переноску, кто знает, как бы оно дальше пошло.
– Вот дерьмо, – сказал Антон, увидев переноску.
В ней сидела Лизхен Мюллер, мать всех наших котят. А под Лизхен Мюллер лежала записка, обеспечившая всем нам бессонную ночь.
Дорогая Мими,
мне понадобилось время, чтобы понять, но ты права: никто из нас не может продолжать там, где он остановился. Без тебя всё для меня не имеет смысла – ни работа, ни жизнь в этом городе. Поскольку мне, очевидно, не предопределено стать отцом твоих детей, и поскольку у тебя для меня нет другой роли, я уволился и решил осуществить то, о чём мы мечтали, когда мы были юными: жить дико и опасно и так далее. Я надеюсь, что я всё для тебя урегулировал и не оставил тебе никаких проблем. Все необходимые документы о правах (например, продажа дома) лежат на столе. Делай, что посчитаешь нужным. Хорошо позаботься о Лизхен Мюллер и котятах.
Хорошей, полной жизни желает тебе
твой Ронни.
– Что это значит? – спросила Мими, прочитав письмо в четырнадцатый раз.
– Номер временно недоступен, – объяснил мне холодный женский голос, тоже в четырнадцатый раз, когда я набирала номер Ронни.
– Я бы сказала, что всё предельно ясно, – сказала Труди, вытирая платком пару слёз. – Моё соболезнование, Мими. Он был действительно хорошим парнем, твой Ронни.
Мими в ужасе распахнула глаза.
– Потихоньку, девочки, – сказал Антон. – Где ключ от твоего дома, Мими?
Мы все пошли к ней домой и обыскали дом от подвала до чердака. Ронни мы не нашли, ни мёртвого, ни живого. С ним исчез старый чемодан и пара вещей.
– Ах, это так романтично. – выдохнула Труди. – Без Мими ничто в жизни Ронни не имеет смысла – разве это не чудесно сформулировано? Вот это настоящая любовь, друзья, которую можно пережить раз в тысячелетие. Самое большое. Петер никогда не убьёт себя из-за любви, даже ради меня. Даже тогда в древнем Египте он не был склонен к красивым жестам.
– Ронни тоже нет, – фыркнула я на неё. – Прекрати реветь! Он не умер.
– Но в письме совершенно ясно написано… – сказала Труди.
– Там написано только, что он хочет жить дико и опасно, – сказал Антон, листая документы, которые Ронни оставил на столе. – Что бы это ни означало. – Антон позвонил себе домой и попросил бэбиситтера Эмили переночевать у них, поскольку он не знал, когда он вернётся домой. У бэбиситтера не было с этим никаких проблем. Наверное, это происходило не впервые. – О чём вы мечтали, когда вы были молоды, Мими? – Он откашлялся. – Э-э-э, когда вы были моложе, я имею ввиду.
Мими растерянно покачала головой.
– Ах, мы мечтали о многих вещах, о ферме в Африке, о путешествии вокруг света под парусом, о винограднике в Калифорнии, мы хотели нырять в пещерах Юкатана за золотом майя, быть тайными агентами, сочинять приключенческие романы, участвовать в ралли Париж-Дакар, что-то в этом роде.
– Ну здорово, – сказала я. – Значит, Ронни в Африке, Калифорнии или Париже.
– Или он переехал к своей матери и хочет напугать тебя, – сказала Труди, неохотно отказываясь от своей идеи насчёт самоубийства.
Мими покачала головой.
– Нет, он никогда этого не сделает. – Она застонала. – Что мне сейчас делать?
– Ничего, – ответил Антон. – Ты же хотела от него отделаться.
- Да, но не так, – возразила Мими.
– А как?
– Не знаю, – ответила Мими, читая письмо в шестнадцатый раз. – Цивилизованно… Я думала, мы можем остаться друзьями.
– Какая ты наивная, – холодно сказал Антон.
– Он ничего не рассказывал тебе о своих планах? – спросила Мими.
– Нет, – ответил Антон. – Я не знал ни о том, что он уволился, ни о том, что он собирается уехать.
– Только с одним чемоданом! – сказала Мими.
– Но даже если бы он мне об этом рассказал, я бы его не отговаривал, – заметил Антон. – Он свободный человек.
– Теперь я понимаю! – вскричала Труди. – Он застраховал свою жизнь?
– Да, – ответила Мими. – Мы оба это сделали. Почему ты спрашиваешь?
– Ну, это видно как на ладони. Он хочет жить дико и опасно, при этом погибнуть и сделать тебя богатой. О, как это романтично.
– Что за глупость, – заметила я.
– Нет, не глупость, – возразила Труди. – Ронни должен это сделать, поскольку иначе страховая компания ничего не заплатит, при простом самоубийстве. Потому что иначе все так будут делать: заключать страховку, накачиваться снотворным, заливать в себя водку – хэппи энд для тех, кто остаётся. Как ты думаешь, как быстро обанкротится страховая компания? То есть так не пойдёт. Но Ронни не глуп: чтобы обеспечить Мими страховкой, как последней услугой любви в его жизни, он окажется при своём кругосветном путешествии в урагане или утонет в пещерах Юкатана, или умрёт с голоду между Прижем и Дакаром – и никто не сможет доказать, что это было самоубийство. Он умрёт как герой. О Боже, я думаю, что я никогда в жизни не слышала о чём-то более романтичном.
– А я – о более слабоумном! – сердито воскликнула я.
– Не знаю, – сказала Мими. – Что-то в этой теории есть. В глубине души у Ронни есть такая драматическая жилка…
– Не важно, – заметил Антон. – Это его дело.
– Как? – Я возмущённо посмотрела на него. – Ты думаешь, что мы должны предоставить Ронни его судьбе? Вы же друзья!
– Да, – ответил Антон. – Но он взрослый. И он может делать, что он хочет.
– Но… – вскричала я.
– Мы не имеем права отговаривать его от его планов, как бы они ни выглядели, – сказал Антон.
– Но я его жена, – возразила Мими. – Если он действительно собирается заниматься всеми этими глупостями, то меня это очень даже касается.
– Пару недель назад я бы сказал, что ты права, – ответил Антон. – Но за это время… – Он пожал плечами.
– Что ты хочешь этим сказать? Что меня больше не касается, что этот человек делает со своей жизнью? – возмущённо вскричала Мими. – Ну, я смотрю на это совершенно иначе. Мы, в конце концов, пятнадцать лет были неразлучны…
– Да, но сейчас вы расстались, ты помнишь? – сказал Антон. – Ты хотела жить без Ронни, Мими. Сейчас ты должна позволить ему жить без тебя.
– Но не такой жизнью, – сказала Мими. – Он не может просто уйти и оставить меня с кошками, домом, своими CD, своим дурацким инструментом и своими книжками «Сделай сам». Как, Бога ради, я объясню это его семье?
– Просто покажи им письмо, – ответил Антон. Он зевнул. – Я не знаю, как вы, но я собираюсь отправиться домой и поспать. Здесь нам больше делать нечего. Мими, если тебе нужна моя правовая помощь, ты найдёшь меня по мобильнику, пока я в Англии. А если Ронни объявится, передай ему мои приветы.
Мими смотрела ему вслед с открытым ртом.
– Но Антон! – Я побежала за ним. – Ты не можешь так просто уйти… Когда Ронни в опасности! Может быть, он устроился работать в тайную службу…
– О да, они должны быть страшно заинтересованы в руководителе стройрынка с кризисом среднего возраста, – сказал Антон. – Когда Ронни им покажет, как он умеет обращаться с дрелью, они его точно пошлют с тайной миссией в Афганистан.
– У меня такое чувство, что ты эту драму не воспринимаешь всерьёз, – сказала я.
– Нет, воспринимаю, – ответил Антон. – Поверь, я желаю Ронни только лучшего. Но, в отличие от тебя, я не чувствую себя ответственным за всех и вся. Я научился позволять людям делать свои собственные ошибки. – Он поцеловал меня в щёку. – Я объявлюсь, когда я вернусь. Побереги себя, пожалуйста. И… э-э-э… проверьте Роннину электронную почту, если вы непременно хотите знать, куда он отправился.
Мне показалось, что он очень торопится.
– Антон? Сколько лет бэбиситтеру?
– Что? – Антон ещё раз обернулся ко мне.
– Бэбиситтер – сколько ему лет?
– Без понятия, – ответил Антон. – Слегка за двадцать, я бы сказал. Она изучает педагогику. И она берёт двенадцать евро в час. Почему ты спрашиваешь?
– Ах, просто так, – ответила я. – Если мне понадобится. – Я задумчиво закрыла дверь.
– Они меня линчуют, – сказала Мими, когда я вернулась в гостиную. Воздевая руки, она шлёпнулась на диван. – Это просто нечестно. У меня были для него другие планы. Он должен был найти себе новую жену, стать счастливым, а не превратиться в ловца опасностей!
И она начала плакать.
– Ну, я не знаю, утешит ли это тебя, – сказала Труди. – Но ты точно встретишь его в следующей жизни.
Но это совершенно не утешило Мими. Она начала всхлипывать ещё интенсивнее.
– Я не вынесу этого, совершенно одна! – заплакала она.
– Но ты же именно этого и хотела, – сказала я.
– Нет, – пропыхтела Мими, вытирая себе слёзы тыльной стороной ладони. – Я только думала, что я этого хочу. На самом деле я совершенно злая, что он просто бросил меня.
– Ты его любишь! – вскричала Труди.
– Возможно, – ответила Мими. – Да, по-моему, я люблю его.
– Но, значит, всё в порядке, – вскричала Труди, восторженно хлопая в ладоши. – То есть если для этой жизни ещё не слишком поздно.
– Давай я отправлю ему смску, – предложила я. Но Роннин мобильник не отвечал.
Мими начала кусать себе ногти.
– Если он думает, что он может дико и опасно жить без меня, то он глубоко ошибается. И если он решит использовать для своих приключенческих романов мой псевдоним, Минни Миро, то я подам на него в суд!
Я вспомнила об Антоновом предложении.
– Мы можем проверить его электронную почту, – сказала я. – Может быть, мы что-нибудь узнаем.
Мими сразу же прекратила всхлипывать, вскочила и рванула к письменному столу. Пока компьютер загружался, Труди тихо спросила меня, что бы мне больше понравилось – ферма в Африке или виноградник в Калифорнии.
– На тот случай, если это одно из двух.
– Я думаю, ферма в Африке, – мечтательно ответила я. – У подножья горы Нгонг.
Мими открыла программу электронной почты.
– О Боже, – сказала она.
– Что такое?
– Он что-то заказал в интернет-магазине, – сказала Мими. – Комнатный фонтан. Наверное, ему было действительно плохо. И он переписывался со своей глупой сестрой. Давай посмотрим, не жаловался ли он ей на меня…
– А что ещё? – Я нетерпеливо сдвинула её в сторону. – Вот смотри, подтверждение оплаты. Самолёт из Дюссельдорфа в Канкун, шестого августа в 12:30. Это сегодня.
– Значит, он там, – сказала Труди. – Где бы это ни было…
Мими уселась прямо на документы, оставленные ей Ронни.
– То есть пещеры Юкатана, – сказала она, тяжело дыша.
– Вот дерьмо, – отозвалась Труди. – Дорогой отпуск… Он мог бы купить себе дом, как любой разумный человек! Где находится этот Юкатан?
– Мексика, – ответила я.
– О нет, – сказала Труди.
– Это действительно наглость! – воскликнула Мими. – Это была всегда моя мечта! Ещё тогда, когда мы обучались нырять в Красном море, я хотела туда. Я! На Юкатане есть чудесные круглые озёра посреди джунглей, странные дыры, заполненные водой, гладкие, как зеркало. Они называются сенотес, и они как-то между собой связаны своего рода подземными реками, таинственные гроты за сотни километров от моря. Майя верили, что там живут их боги, в подземном мире, поэтому там столько золота. Система пещер до сих пор не исследована… Вот мерзавец! Просто улетает и крадёт у меня мою мечту!
– При этом можно погибнуть? – деловито спросила Труди.
– Конечно, – ответила Мими. – В этих гротах ужасно опасно. Только для очень опытных ныряльщиков. А Ронни посещал только курсы ныряния в Египте.
– Ну вот, – сказала Труди. – По крайней мере, ты скоро разбогатеешь.
Общество матерей посёлка «Насекомые»
Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.
Доступ на форум – только для членов.
12 августа
Невероятно, сколько всякой дряни скопила моя свекровь за всю свою жизнь. Только мейсенский фарфор, столовое серебро и украшения имеют какую-то ценность, всё остальное – это хлам. Я целый день всё это убирала, запихнула в мусорные мешки массу фотоальбомов, писем, шмоток и кучу отвратительных фарфоровых безделушек, и я всё ещё не могу разгрестись! Но что хорошо в Клозе: не успела я выставить мешки на улицу, как они их забрали – по крайней мере мне не надо будет тратиться на вывоз мусора. Украшения, к сожалению, ужасные, я не могу себе представить, что когда-нибудь такие войдут в моду, поэтому я даже не буду пытаться продать их через eBay.
Каждый день жду, что у меня начнётся, супер-радуюсь предстоящим родам, ты не знаешь, Соня, чего ты со своим кесаревым сечением лишаешься, это такое суперское чувство – своими собственными силами выдавить из себя ребёнка, по крайней мере, тогда знаешь, что ты совершил.
Мама Эллен – гигантский круглый живот
12 августа
Петер, эта задница, хочет видеть детей только каждые вторые выходные. Я сказала ему, что видеть собственных детей – это привилегия, которой другие отцы усиленно добиваются и которой я его в любой момент могу лишить, если захочу. А он ответил, что от этой привилегии он охотно отказался бы, потому что если бы ему хотелось слышать плач и менять пелёнки, то он мог остаться дома. Можно ли терпеть такую наглость? Но в квартире воняет ужасно, неудивительно, что китиха там не появляется. Она смылась со своими кошками, жирная ведьма. Я рада, что испоганила ей выходные. И хочет Петер того или нет, в следующую пятницу его дочери будут снова стоять у него на пороге. Мы посмотрим, кто тут определяет привилегии.
Сабина
13 августа
Всем привет. Я вернулась с острова. У нас, у Марии-Антуанетты и у меня, был прекрасный отпуск, намного лучше, чем я надеялась. Я ощущаю вдохновение: кто имеет желание в октябре принять участие в моём семинаре «Рукоделие с морскими сокровищами»? Членам Общества матерей – десятипроцентная скидка.
Мама Гитти
P.S. Здесь много всего случилось, пока я была в отъезде! Я совершенно ошеломлена. Но это объясняет, почему Карста выбросила из окна твой ноутбук, когда я проходила мимо вашего дома, Сабина. Мне кажется, она вошла во вкус, и кошка или ноутбук – ей, видимо, всё равно. Твоя новая няня, наверное, довольно-таки расслабленная особа. Она сидела на крыльце, курила и штопала носки. Наверное, она приняла близко к сердцу то, что ты ей рассказывала про фрау Поршке. Мне очень интересно, что всё-таки произошло с куском колбасы?
14 августа
Супер-шок! Я ездила в дом престарелых "Лесной покой", чтобы отвезти моей свекрови её украшения, и нашла в её комнате совершенно другую женщину!!! А моей свекрови нигде не было видно. Я хочу сказать, что я беременна и мне нельзя волноваться, а тут такое! Директриса и мамка Клозе обрызгали меня в кабинете холодной водой и объяснили, что моя свекровь через три дня смылась! Я совершенно вне себя! Они не могли её просто так отпустить, я имею ввиду, что это нарушение порядка, ведь они должны за ней смотреть! И почему они сразу нас не известили? Директриса только сказала, что моя свекровь находится в здравом уме и твёрдой памяти (АЛЛО? Эта женщина – в твёрдой памяти?) и в свои восемьдесят лет может сама решать, где она хочет жить, а где нет. И пока она не увидит бумаги о лишении дееспособности, она должна уважать желания своих постояльцев. Я так орала, что было слышно даже в лесу. Прежде всего из-за того, что директриса сказала, что мой муж тем не менее должен заплатить за следующие три месяца, потому что он подписал договор. Кошмар!
Вот, и сейчас это случилось: или я сделала в штаны, или у меня отошли воды.
Во всём виновата моя свекровь!
Мама – скоро не круглый животик Эллен
P.S. Ложная тревога, я просто села в лужицу Тимминого яблочного сока.
14 августа
Куда делась твоя свекровь, Эллен? Ты думаешь, она поселилась в отеле? Ты уверена, что мамка Клозе не имеет отношения к её исчезновению? Она, наверное, хочет шантажировать вас деньгами – это вполне в её духе! Процесс лишения дееспособности не должен быть таким уж сложным. Я с удовольствием подтвержу, что видела её в бигуди в булочной! И танцующей танго на улице! Этого должно, наверное, хватить?
У меня от ярости скоро тоже отойдут воды, если здесь всё так будет дальше продолжаться! Мы всё утро не могли выйти из дома, потому что ужасные собаки Клозе лежали на въезде и сразу же бросались на нас, как только мы пробовали выйти из дома. Я позвонила в полицию, но когда они наконец приехали, собаки уже исчезли. Полицейские обращались со мной, как с беременной идиоткой. Я сыта по горло! Когда ты заглянешь к нам со своим ружьём, Сабина? Я позабочусь о том, чтобы на сей раз тебе в глаз не попала никакая мошка.
Соня
P.S. Такого просто не может быть: замок на клетке нового хомячка взломан, а хомячок ИСЧЕЗ! Наверное, собаки были только отвлекающим манёвром для этой акции. Сабина, приходи как можно скорее.
Неллин абсолютно тайный дневник
16 августа
Сегодня Лара прислала мне фото с родителями в красных клетчатых рубашках, кожаных штанах и горных ботинках. Они не только хотят, чтобы я взбиралась с ними каждый день на новую гору, написала она в смске, они сейчас ещё требуют от меня харакири по части моды! Ну да, она не должна так жаловаться, она же сейчас со своими родителями, в то время как я должна проводить отпуск с семьёй беременной подружки моего отца – как-то это странно. Они, конечно, все очень милые, но это тоже может со временем надоесть. А этот интернациональный Приамос! Такой скучной и надменной мне бы тоже хотелось быть. Когда я как-то случайно села рядом с ним, он сказал, что я не должна быть down, но he had уже a girlfriend, и я не в его вкусе, sorry. Я спросила его, говорит ли он это каждой девушке, которая сидит рядом с ним в шезлонге, на что он ответил, no, only тем, которые так же навязчивы, как you. АЛЛО? Что он себе воображает? Я хочу сказать, что такого классного в том, чтобы рекламировать душ-гель? Намыливаться, в конце концов, умеет каждый. Во всяком случае, я ему налила сегодня душ-геля в бутылочку из-под молочка для загара, и он заполнил пеной весь бассейн, when he went swimming. Хаха! Папа считает, что Приамос всё равно слишком стар для меня. Он совершенно забыл о том, что он сам на полстолетия старше, чем будущая мама близнецов. Типичный мужчина. P.S. Сегодня ночью я легла в постель к Юли. Мне кажется, он скучает по маме. Как и я. По Ларе, Максу и Кевину я скучаю тоже. И по всей мамы-мафии. Кто знает, что я сейчас пропускаю из домашних событий!