Майор, спеши меня любить

23. Укол

— Мне лучше.

Отнимаю руку. С некоторых пор опасаюсь лекарств. Мне так беспокойно.

— Давайте вернемся, — прошу фельдшера. — Там Миша. Он пришел. Мне надо к нему.

— Никуда тебе не надо, — с силой укладывает.

Нечаянно бьюсь головой о край носилок. От звона темнеет в глазах еще больше. Сдавленно рычу. Бессилие размазывает. Только и думаю о том, что там Громобой остался.

Что такое … Все кружится.

— Тошнит.

— Ничего, сейчас перестанет.

Голос грубый, с жесткими нотками. Расплывающимся зрением таращусь на сотрудника медслужбы. Странная борода. Вроде бы как неровная у правого уха. Ерунда. Ведет сознание, скорее всего кажется.

— В какую больницу едем?

Слова с трудом проталкиваю. Во рту будто каша.

— Какая разница. Привезем куда надо.

— Мне позвонить надо.

Слепо ищу телефон. Его нет. Потеряла?

Закрываю устало глаза, пытаюсь успокоиться. В глубине сознания тревожно тарабанит: не спи, не спи, не спи, нельзя засыпать. И я борюсь. Включаю последние резервы, активирую все затаенные кнопки.

Шарю по краям, цепляюсь за выступающие борта, пытаюсь подняться.

— Да успокой ты ее! — бурчит водитель. — Что она дергается!

— Заткнись. Без тебя знаю.

Затихаю. И в моменте в голове взрыв.

Это не скорая!

Жгучая волна поднимается от пяток к макушке. Все волоски на теле встают дыбом. Страх, как липкая паутина, опутывает обездвиживает все тело. Мне невыразимо ужасно.

— Кто вы? — хриплю, булькая горлом.

Голос срывается, сипит и обрывается. Горю от подступающего волнения.

— Давай руку, — присаживается мужчина, раскрывая чемодан.

— Нет.

Он молча набирает прозрачное лекарство в шприц. Зажимает сгиб локтя, больно зафиксировав руками. Они у него, как клещи. Не вырваться.

— Пожалуйста, — текут ручьями слезы. — Пожалуйста. Отвезите меня к Мише.

— Заткнись, — ровно выговаривает, наматывая жгут. — Поработай лучше кулаком.

— Нет. Не колите.

Меня никто не хочет слушать. А я слишком слаба, чтобы сопротивляться. И кому мне молиться, кого просить? Так обидно, что жизнь рушится. Так страшно возвращаться в положение рабыни. Не хочу. Не хочу!

Мужчина безэмоционально хлопает по вене, приглядывается. Преодолевая зыбь по телу, угрожаю.

— Мой парень полицейский. Вам не страшно за последствия?

От переживаемого ужаса мозг проясняется немного. Говорю убедительно и связно, по крайней мере так мне кажется.

— И что?

— Он майор. Следователь. Он найдет всех.

— Правда? — жестко усмехается. — Пусть попробует.

Игла царапает кожу. Сопротивляюсь проколу. Жгут больно скручивает кожу, все щиплет и саднит. Но хорошо, что так, потому что именно боль помогает не рухнуть в беспамятство.

Верчусь. Не даю поймать тоненькую вену.

— Ты сейчас довыгребываешься, — хватает за волосы и трясет, приближает свою морду к моему лицу. — Я тебе вколю в глаз. Будешь безглазой ходить, а? Замерла быстро!

Лязгаю зубами. Морщусь.

— У тебя из рта воняет!

— Скоро ты вонять будешь, бегляночка, — усмехается, — поняла?

— Миша тебя найдет, — качаюсь в мареве, — ты кровью блевать будешь.

— Да как скажешь, — ставит колено на плечо, выкручиваю окончательно руку. — Если сам жить останется.

Фраза вымораживает. Пару секунд перевариваю, а потом невесть откуда прорвавшийся крик прорывает горло. Меня будто отпускает действие лекарств. Оно так резко прекращается после вспышки от сказанного.

Одолевает беспокойство. Они тронут Мишу? Причинят вред? Юматов пострадает из-за меня.

— К нему никто не приблизится, — кулаком прикладываю сидящего на мне мужика. — Мощи не хватит. Он следователь. Вы его не тронете, твари!

— Заткнулась.

В кожу больно впивается иголка. Сгиб горит, будто в него раскаленное олово вливают. Я борюсь, но сдвинуть глыбу не могу, как не стараюсь. Брыкаюсь, кусаюсь и толкаюсь, а потом вырубает свет.

Успеваю лишь подумать о Громобое.

А когда открываю глаза …

Смотрю в потолок. Сквозь раздолбанные доски, виднеется темное небо с огромными звездами.

Холодно. Мне очень холодно.