Майор, спеши меня любить

27. Уравнение с неизвестным

Я ее что прибила?

С ужасом присаживаюсь рядом. Не двигается, признаков жизни нет. Боже, я не хотела. Не хотела же. Нечаянно получилось. Одолевает ужас до такой степени, что едва не задыхаюсь. Зажимаю рот рукой, сдерживаю рвущийся плач. Всю колотит неимоверно. Что же так не везет!

— Устинья, — толкаю в плечо, — слышишь?

Молчит.

Оттаскиваю ее подальше от двери, пододвигаю свечу. Преодолев себя, осматриваю внимательнее. Вытираю слезы, пленка то и дело замерзает, мешает. Глаза Устиньи плотно закрыты, даже зажмурены. Нос острым крючком выступает. Губы плотно сжаты скобочкой. Стаскиваю платок, свечу ближе. Кровь, господи. Так много натекло.

Точно убила.

Отбегаю дальше, от отчаянья рыдаю взахлеб. Теперь точно посадят. И Миша не поможет. Хоть головой об стену бейся, что за жизнь такая. То мама погибла, то Ядвигу нанесло в наш дом, то отец отрекся, а потом наступил адище.

Только Юматов светлое пятно и то теперь все.

Ну что я не могла полегче треснуть, зачем перегибать было. Да еще и по макушке приложила.

— М-м-м …

Звук настолько неожиданный, что теряюсь в секунду. Резко замолкаю, затихаю на максимум.

— О-о-х …

Живая. Она живая. Хватаю свечу, ползу назад. Устинья хватается за голову и пытается сесть. Тело на автомате действует. Подтягиваю за шкирку, немного встряхиваю.

— Тетка Устинья.

— Падла-а-а …

— Слышишь?

— Гнида-а. Вертухаев бы на тебя.

Стонет, сжимая кулаки. Меня отпускает. Ругательства не то, что удивляют, хотя слышу впервые за все время, просто пропускаю мимо ушей. Неинтересно, ей-богу. Главное, я никого не лишила жизни.

— Не ори, — шикаю.

— Погоди, — грозит, тянется к голове. — Крови-то сколько. Убийца. Мать свою со свету сжила, и меня хотела. Убийца! Вот Никодим-то тебе ума даст, а я розгами так отхожу, что еле жива останешься.

Про маму предпочитаю не развивать ход мыслей в голове, иначе беды не миновать сейчас. Задушу тварину.

Для пострадавшей Устинья слишком много говорит. Получается, притворялась больше. А кровь? Может кожу рассекла сильно. Да некогда думать, надо действовать.

— Заткнись.

— Эй, — взвизгивает. — Да я тебя сейчас прям здесь …

Ну вот и все.

Срываю платок, наваливаюсь на тетку. Не понимаю каким чудом удается справиться. Я не только в рот кляп заталкиваю, еще и приматываю руки к выступающему крюку. Так нужно, иначе мне конец.

— Замолкни! Так тресну, — показываю дубину, — не оклемаешься больше. Зараза садистская! Вам меня не достать, поняла?

Мычит что-то, аж пена лезет. Глаза от бессильной злости из орбит вылазят. Отрываю от кучи юбок, что на тетке напялены, изрядный кусок и натягиваю на глаза. Крепко завязываю. Небось не помрет тут. Ведь она с кем-то здесь. Скоро должны хватиться.

С опаской выхожу из сарая. Луна высвечивает белую дорогу. В далеке виднеется лес. Туда мне и нужно. Оглянувшись, припускаю под ленивый брёх собак. Места не знаю, не могу сообразить, где я. Цель одна — нестись вперед.

Бегу, не останавливаясь. Ноги сами несут. Ветер свистит в ушах, тяжелое дыхание заглушает звуки. До леса совсем немного, может с километр еще. Позволяю себе остановиться на минуту, оглядываюсь. В густой темноте домишки почти невидно.

Задыхаюсь, душу кашель. Зажимаю рот руками, боюсь, чтобы звуки в оглушительной тишине не разлетелись. Шум в ушах затихает и к ужасающему страху, слышу голоса. Они тревожно бухают, но самое жуткое — постепенно нарастающий лай. Если это обученные псы из секты, мне жить на полчаса осталось.

— Беги, Янка, — говорю сама себе, утирая слезы. — беги, что есть сил. Миши тут нет. Спасти некому.

Оборачиваюсь. Лес. Темный. Чужой. Что меня там ждет?

Но все равно делаю первые тяжелые шаги спиной вперед. Скрип. Скрип … Скрип …

Беги!

Влетаю в ветки, налету отмахиваюсь. Едва различаю тропинку. В движении стягиваю куртку, бросаю в сторону, а сама рву в другую. Шапку назад швыряю, петляю как заяц. Натягиваю капюшон толстовки, затягиваю веревки. По спине холод и жар одновременно. Адреналин рвет вены, гулом по телу катится.

Беги, Янка. Беги!

Закусываю губы до крови. Соленые капли в рот проливаются. Сплевываю на ходу и мчу вперед. Время свой ход стирает, пропадает. Мне от страха кажется, что кто-то параллельно рядом со мной несется. Безумие одолевает, припускаю сильнее. Кажется, несусь как стела.

— Туда побегла! — орет кто-то. — Трави туда!

Это не конец? Не конец же?

В мозгах бьется мысль. Они догнали? Догнали?!

Трави кого? Меня? Меня же!

Секунда дезориентации сбивает напрочь. Лай собак ближе и ближе. Взрыдываю, забивая грудь и слышу выстрел совсем рядом. Глохну на мгновенье. Ну пожалуйста! Пожалуйста …

Где-то кто-то орет, сучья перестают трещать, а я делаю последний бросок и еще пробегаю сколько-то. Явно ощущаю, прям ой как явно — позади меня кто-то есть. Он хватает меня за локоть и тянет в сторону. По инерции несусь с ним. Он тяжелый и огромный.

— Обувь бросай, — рычит.

Не знаю почему, но слушаю. Кидаю ботинки в сторону, двигаюсь дальше. Огромная тень закидывает на спину в один прием и на бегу. Что за ниндзя?

— Вы кто? — хриплю испуганно.

— Робин Гуд.

Он подлетает к еловой куче, разгребает, а там снегоход. В горячке прыгаю за спину и обхватывая человека, почти теряю сознание от пережитого.

— Держись крепче! — хрипло командует.

Вцепляюсь, что есть сил. Мощный движок уносит нас в темноту леса.

Что со мной дальше будет, не знаю. Я уже ничего не знаю.