Медленное пламя

Глава 2

Я сказал: йоу

Адди

— Обязательно создай аккаунт на Etsy (прим.: Etsy — торговая площадка, где представлены изделия ручной работы, винтажные вещи и материалы для творчества).

Я уставилась на Мэйси через прилавок ее цветочного магазина.

Сегодня была пятница, прошло два дня после моего приглашения «Подозрительным лицам» собраться вместе, чтобы дать старт праздничному рождественскому сезону, и моих последующих бесед с Дианной и Тоби.

Вчера вечером, делая новые открытки, я решила, что пришло время выйти в Интернет и оценить свое финансовое положение.

И я обнаружила то, чего боялась: мысль, сидевшая в моей голове, оказалась правдой.

Работая в шикарном ресторане в Чаттануге до моего ухода от Перри, у меня была финансовая подушка безопасности. Чаевые мне давали безумно хорошие. Мы жили в безопасной квартире, которая не стоила как индийский слон. И я умела экономить. Денег было бы больше, если бы в то время мне не приходилось заботиться о Перри, но подушка все равно обеспечивала безопасность.

Не говоря уже о том, что Иззи при переезде не забрала с собой мебель, а мои друзья из Теннесси помогли избавиться от всех моих вещей, которые я у них хранила, кроме кроватки Брукса, комода, пеленального столика и других детских принадлежностей, а Иззи и Джонни (и Тоби, черт возьми) перенесли все в дом.

Продажа вещей, очевидно, не сделала меня миллионером.

Но усилила мою подушку безопасности.

Но поскольку теперь я жила не по средствам, мне приходилось ежемесячно погружаться в эту подушку для удовлетворения основных потребностей.

По моим подсчетам, и если бы я не купила Бруксу ни одного подарка на Рождество, эта подушка исчезла бы в апреле.

Если бы я устроила Бруксу настоящее Рождество, она бы исчезла в марте.

В любом случае, если я не разберусь с финансами, мне придется сделать то, от чего Дафна потеряла бы голову.

Я буду вынуждена начать снимать с кредитной карты суммы, которые не могла позволить себе выплачивать ежемесячно.

«Никогда и ни по какой причине не влезайте в долги, мои королевы, — говорила не раз мама. — Добросердечная душа может быть кредитором, но никогда не должна быть заемщиком. Долг — это веревка. Веревки вас связывают. А я хочу, чтобы мои королевы были свободны».

Никогда, ни разу, даже в самые безумные дни я не злоупотребляла кредитными картами, даже в тот год, когда лишилась здравого смысла и увлеклась клубной жизнью, включавшую в себя узкие платья, высокие каблуки, объемные прически, яркий макияж и обилие аксессуаров.

И первый раз, когда я заняла деньги, я заняла их у Джонни, и это было нормально только потому, что с Перри дела пошли плохо, и я сделала это ради Брукса.

Теперь я понимала мамин урок.

Потому что теперь я оказалась в положении, когда мне придется выбрать один из пяти вариантов.

Первый — попросить у Джонни отсрочку выплаты долга, пока я что-нибудь не придумаю.

Второй — забрать Брукса из детского сада и принять предложение Марго бесплатно присматривать за моим сыном.

Третий — сказать Иззи, что я не могу позволить себе всю ипотеку, и либо съехать, либо попросить ее покрывать часть (большую часть), чтобы мы могли остаться.

Четвертый — уволиться из продуктового магазина и найти другую работу, возможно, в городе (что может означать переезд туда), возможно, в должности официантки элитного ресторана, где за неделю на чаевых я заработаю столько, сколько зарабатывала в магазине за месяц.

Или пятый — найти вторую работу, а значит, мне придется положиться на кого-нибудь, кто присмотрит за Бруксом, потому что я и так работала сорок часов в неделю. А поскольку продуктовый магазин был открыт с шести до девяти, в том числе и по выходным (в субботу он работал до десяти), мне уже приходилось полагаться на друзей и семью заботиться о Бруксе. Какой бы дополнительный заработок я ни нашла, он определенно будет выходить за рамки обычных часов работы детского сада.

Последний вариант грозит в любом случае. Вчера вечером я также просмотрела выставленное для аренды жилье в Мэтлоке, и хотя их стоимость была ниже, чем оплата по ипотеке Иззи, с учетом детского сада и всего остального, денег у меня практически не оставалось.

Хорошей новостью было то, что придя утром на работу, я сказала Майклу, менеджеру магазина, что буду готова работать сверхурочно, сколько бы часов он мне ни предложил. А поскольку сейчас шел сезон отпусков, и он искал помощников на неполный рабочий день, он был готов на все и сказал, что легко может дать мне дополнительные пятнадцать-двадцать часов в неделю.

Для него оплата моей подработки обойдется в половину зарплаты нового сотрудника, не говоря уже об экономии времени на найме и избавлении от лишней головной боли.

Для меня это была лишь подработка.

За месяц она принесет мне от семисот пятидесяти до тысячи долларов, но это будет означать Рождество для Брукса, и мне удастся протянуть на своей подушке до апреля. Я также приблизилась бы к повышению в должности, так как слышала, что магазин дает повышение через год, если у сотрудника хорошие показатели труда.

И все же.

Даже с пятипроцентной надбавкой мой доход составит всего пятнадцать дополнительных долларов в неделю.

Но магазин предлагал хорошую медицинскую страховку.

А проживание в Мэтлоке означало близость к Иззи и помощь с Бруксом.

Но суть в том, что работая в этом магазине при своей нынешней ситуации, даже после повышения зарплаты, я просто не могла обеспечить достойную жизнь своему ребенку.

Избежать этого было невозможно.

Как ни крути, я была в заднице.

До Мэйси.

Она вручила мне пятьдесят долларов за проданные у нее открытки, взяла все те, что я ей предложила, заказала к понедельнику еще кучу рождественских открыток и, наконец, предложила зарегистрироваться на Etsy.

Сколько люди зарабатывали на Etsy?

Я могла бы мастерить открытки, продавать их через Интернет и оставлять на почте во время обеда.

Мне, вероятно, придется продать тонну открыток.

А для этого мне придется сделать тонну открыток.

Но со среды я изготовила десять.

И, возможно, смогу делать что-то еще.

Мне нужно зайти на Etsy и во всем разобраться.

— И Кэрол, владелица магазина «Подарки и лакомства» в Бельвью, попросила передать тебе, чтобы ты к ней заглянула, — продолжила Мэйси. — Она заходила на этой неделе и видела твои работы, они ей понравились. Сказала, что с радостью выставит что-нибудь у себя на кассе. Люди начинают считать местные изделия модными. Слава богу, их становится все больше.

На дорогу до Бельвью и обратно, ушло бы больше бензина, чем можно заработать на нескольких открытках у кассы.

— У меня постоянная работа и ребенок, Мэйси, — напомнила я. — Поездка до Бельвью должна окупать потраченное время.

— Вся дорога до Бельвью займет не более двадцати миль.

Мэйси смотрела на меня тем же взглядом, что и многие жители Мэтлока, вероятно, одной из причин было то, что я попала на их радар, когда моего сына похитили.

Этот взгляд был еще хуже, чем тот, который я ловила на маме в те времена, когда она вывозила нас куда-то, чистеньких и ухоженных, но не нужно быть покупателем «Бергдорфа», чтобы распознать нашу дешевую одежду и обувь, и наши сделанные на кухне стрижки.

Мэйси взяла листок бумаги и предложила:

— Я запишу ее номер. Позвони ей. Я рассказала ей, насколько твои открытки популярны. Возможно, она сделает большой заказ.

Интересно, насколько на самом деле популярны мои открытки в магазине Мэйси.

Или она говорила покупателем, что их сделала бедная Аделина Форрестер, которая работала в «Мэтлок Март», у которой похитили ребенка прямо из детского сада, и люди покупали их из жалости.

Конечно.

Так и было.

И я заработала пятьдесят долларов на открытках, сделанных за сорок пять минут, которые принесут домой и выбросят в мусор или подарят кузену, которого плохо знают или не очень любят.

Эти пятьдесят долларов оплатят мне более чем полгаллона бензина.

Не важно.

Она дала мне номер Кэрол, я взяла его и пробормотала:

— Спасибо, — а затем пообещала: — В понедельник принесу еще открыток.

— Спасибо, Адди. Обними за меня своего маленького мальчика.

— Обязательно, Мэйси.

Я поспешила уйти, главным образом потому, что у меня было плохое настроение, на обед отводилось всего полчаса, из которых минут двадцать, вероятно, прошло, и мне нужно проглотить дешевый салат с почти просроченным сроком годности, который я купила в овощном отделе, и отметиться о возвращении на работу.

Я направилась по тротуару обратно в магазин, сгорбившись в куртке поверх весьма непривлекательной бордовой униформы с желтой строчкой на груди с надписью «Мэтлок Март», и мысленно перебирала все мелочи, краски и картон, которые у меня оставались, задаваясь вопросом: достаточно ли их для открытия аккаунта в Etsy.

Я перешла улицу к следующему кварталу и уже почти была у магазина, когда резко остановилась, услышав сбоку окрик:

— Я сказал: йоу.

Обернувшись, я увидела рядом Тоби.

Боже, эта борода.

Перри мог отрастить только куцую щетину.

Он бы продал оба своих яичка, чтобы отрастить такую густую бороду.

В форме фантастически идеального клина.

Черт, да одни только широкие усы сами по себе были прекрасны.

За такую внушающую трепет растительность на лице Перри мог бы даже отдать свою гитару.

— Так что, теперь ты меня игнорируешь? — спросил он, и его вопрос силой выдернул меня из мысленного транса о бороде.

— Извини? — спросила я в ответ.

— Аделина, я звал тебя по имени с того момента, как ты вышла от Мэйси.

Ой.

Я оглянулась на магазин «Мэйси», который находился в полутора кварталах отсюда, а еще в полутора кварталах от него стояла «Автомастерская Гэмбла».

Я снова посмотрела на Тоби.

— Я тебя не слышала.

— Чушь собачья, — пробормотал он, сердито глядя на меня.

Прошу прощения?

— Я не слышала тебя, Тоби.

— Ты злишься на меня, — заявил он.

— Нет, не злюсь.

— И я кричу твое имя полдюжины раз, гонюсь за тобой по улице, и ты на меня не злишься, а просто не слышала?

— Да, как я уже сказала: я тебя не слышала.

— Ты взбесилась, когда мы тем вечером завершили разговор.

— Все это в прошлом.

— И ты бесилась в своих сообщениях после того, как мы тем вечером завершили разговор, — напомнил он.

Честно говоря, тогда я взбесилась, а сейчас взбесилась еще сильнее из-за его поведения.

Вот только «беситься» — неподходящее слово.

— Я не большая поклонница слова «беситься», — поделилась я.

— Прости, детка, — с сарказмом сказал он. — Разозлилась. Остервенела. Распалилась. Пришла в ярость.

— Я не распалилась, Тоби. И я никогда в жизни не приходила в ярость.

— Ты сейчас в ярости, Леденец, — заметил он.

— Хорошо, возможно, так и есть. И это потому, что ты продолжаешь говорить мне, что я злюсь, хотя на самом деле это не так. Мне просто нужно вернуться к работе, и у меня куча мыслей в голове.

— Готов поспорить, что у тебя в голове куча мыслей, — пробормотал он.

— Что это должно означать?

Не колеблясь, он выпалил:

— Аделина, ты в сложной ситуации, и ты — девочка Форрестер, а значит, слишком гордая, чтобы просить о помощи и выбраться из этой ситуации.

Прошу прощения?

Что заползло ему в задницу?

— Что ты знаешь о девочках Форрестер? — огрызнулась я.

— Мой брат женится на одной из них.

— Да, и ты познакомился с ней семь месяцев назад, и с ней живет и спит он, а не ты. Так что, Джонни ее знает, а ты нет.

— И я стою здесь лицом к лицу с другой гордячкой, которая слишком чертовски тщеславна, чтобы попросить о помощи, когда она ей нужна.

Эм…

ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ?

Что за хрень заползла ему в задницу?

Я приблизилась к нему и встала на цыпочки, чтобы оказаться лицом к лицу.

— И со мной ты знаком семь месяцев, и могу тебя заверить, Тобиас Гэмбл, ты не знаешь меня настолько, чтобы называть тщеславной. Позволь тебя поправить: последнее, кем я являюсь на этой земле, — это тщеславной.

Он стоял со мной лицом к лицу, опустив свой бородатый подбородок, так он мог смотреть мне в глаза, бросая вызов, что меня раздражало (еще сильнее), и ответил:

— Значит, если бы из того, что я узнал в среду вечером, и ни на секунду не поверил, что у тебя все хорошо, и это всего лишь обычные проблемы матери-одиночки, и рассказал бы о них Марго, и она настояла бы присмотреть за Бруклином, ты не рассердилась бы на меня?

— Конечно, рассердилась бы, — прошипела я. — Это совершенно ненормально.

— А совершенно ненормально, если бы я поделился с твоей сестрой твоими проблемами, и она позаботилась бы о тебе, позволив бесплатно жить у нее дома, или что там Из сделала бы, и мы оба знаем, что Из что-нибудь предприняла бы, чтобы позаботиться о тебе?

Моя старшая сестра достаточно заботилась обо мне.

Точнее, всю жизнь.

Так что вычеркните это из моего списка вариантов, с помощью которых я могла бы выбраться из своей тупиковой ситуации. Я ни хрена не буду просить Иззи помочь мне.

— Да, это тоже было бы совершенно ненормально, — рявкнула я. — Но, чтобы внести ясность, так ты перешел бы черту.

— И что? Как ты собираешься это пережить? Есть кошачьи консервы и влезть в долги, просрочить оплату счетов, оставлять Брукса в садике, которым пользуются люди, работающие в городе, потому что они зарабатывают там большие деньги и взамен ожидают должного присмотра за своими детьми?

— Да. — Мой голос повышался.

— И ты бы пошла на такую глупость, даже если у тебя есть люди, которые рады позаботиться о тебе?

— Это то, что делают матери, — парировала я.

— Это то, что делаешь ты.

— Ты не знаешь, что значит быть матерью, Тоби. А я знаю, и я знаю, как поступила бы моя мама, и она поступила бы именно так.

Теперь мой голос резко повысился.

— Да. Знаю. Слышал. Но у Дафны не было выбора. У нее не было никого, к кому она могла бы обратиться за помощью, чтобы за ней и ее девочками присмотрели. Я не знал эту женщину. Никогда не имел чести. Только слышал истории. Но считаю, что она бы без промедления согласилась, протяни ей кто-нибудь руку помощи, чтобы помочь прокормить ее детей. Но ты не такая. Ты используешь свою маму и ее трудности как щит, чтобы противостоять миру в одиночку и не давать своему ребенку лучшего, чем только твой присмотр.

Он словно дал мне пощечину.

И я отшатнулась от него, будто так и было.

Но он снова бросился в бой, лишив того минимального расстояния, которое мне удалось установить, и спросил:

— Насколько глубоко ты увязла?

— Не твое дело.

— Насколько глубоко ты увязла, Аделина? — надавил он.

Я поднялась на цыпочки и крикнула ему в лицо:

— Не твое дело!

— Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело, — прорычал он.

Я ошарашено моргнула и снова опустилась на пятки.

Он, кажется, этого тоже не заметил.

— Боже, ты хоть знаешь, сколько я спал с тех пор, как услышал, что на Рождество ты оказалась на мели?

— Нет, — прошептала я.

— Ни минуты, детка. Ни на минуту не сомкнул гребаных глаз.

Что?

— На что ты купишь подарки Бруксу? — потребовал он.

— Я… я не знаю. Я разберусь с этим.

— Ну, конечно, — прорычал он.

— Тоби…

— Ты можешь продать сотню чертовых открыток у Мэйси, и это тебе не поможет, — рявкнул он.

Откуда он узнал, что я продаю открытки у Мэйси?

Спросить я не успела.

Тоби продолжил нападать на меня.

— Джонни богат. Дэйв и Марго в порядке, они на пенсии, и им нечего делать, кроме как сохранять молодость своих сердец и разума. И новость, Адди: ребенок может помочь им в этом. И поскольку я являюсь равноправным владельцем «Автомастерских Гэмбла», я тоже чертовски богат. Тебя окружают люди, которые хотят тебе помочь и у которых есть для этого время и средства. А ты продаешь гребаные открытки для букетиков, чтобы сохранить лицо.

Это не были открытки для букетиков.

Ну, некоторые из них были, но я не думала, что это правильное название.

И я делала это не для того, чтобы сохранить лицо.

Или для этого?

— Эти открытки милые, — отрезала я.

Он дернул себя за волосы, шевелюра у него была густая и длинная, и если бы он не зачесывал ее назад каким-то средством, спереди она, вероятно, касалась бы подбородка.

Хотя сзади стрижка открывала шею, волосы были достаточно длинными, и по мере подъема появлялись кудри, что было трагически привлекательно, учитывая это потрясающее зрелище: их можно сжать в кулаке, и порой у меня руки чесались это сделать.

Особенно, когда я публично ссорилась с ним на городском тротуаре, одетая в крутую зеленую куртку-бомбер поверх дурацкой магазинной униформы.

Боже, как бы мне хотелось оказаться в своих черных джинсах и одном из вышитых пиджаков, которые я купила в винтажном магазине в Нэшвилле, — совсем другая песня. Если не считать моих ковбойских сапог, это были самые дорогие предметы одежды, которые я когда-либо приобретала.

Но они были сексуальными.

Ладно, возможно, я была тщеславна.

— Ты худеешь, — пылко заявил он.

— Что? — спросила я, застигнутая врасплох сменой темы.

— Когда ты в последний раз ела?

Вот, дерьмо.

Он знал, будто читал мои мысли.

— Когда, Адди? — нажал он.

— Вчера вечером. Но я не из тех девушек, кто любит завтракать, — парировала я.

Это была ложь.

Я была девушкой, питающейся во всех ошеломляющих вариантах.

И он не ошибся, я худела.

Мой ребенок был милый и пухлый.

Но когда-то и у меня были формы, а теперь я выглядела угловатой.

— А обед? — напирал он.

— Меня ждет салат. И если ты перестанешь меня задерживать, я смогу дойти до комнаты отдыха и съесть его.

— Салат, — сказал он, и это прозвучало как: «Дерьмо в колбасной оболочке».

— Это полезно! — крикнула я.

— Когда ты в последний раз нормально ела?

— Кого это волнует?

— Господи, Аделина! — взорвался он, затем наклонился и прокричал мне в лицо: — Меня!

— Я ем, Тоби! — крикнула я в ответ.

— Недостаточно! — проревел он.

— Я могу о себе позаботиться! — прокричала я.

— Не достаточно хорошо! — взревел он.

— Как ты смеешь! — взвизгнула я так громко, что удивительно, как витрины магазинов вокруг нас не взорвались.

— Тебе плевать, что я и все, кому ты не безразлична, наблюдают за тем, как ты чахнешь? — резко спросил он.

— Я не чахну, Тобиас, ради Бога, перестань драматизировать, — огрызнулась я.

Он отшатнулся.

Затем отступил назад.

После этого произнес:

— Ясно.

Теперь на его лице не отражалось ни одной эмоции, что обеспокоило меня гораздо больше, чем ярость, которая читалась там всего мгновение назад.

— Тоби… — примирительно начала я.

— Приду к тебе домой в воскресенье в полдень. Подключу гирлянды и завезу пиво и вино, но на ужин не останусь.

О, боже.

Это плохо.

Я шагнула к нему.

— Тоби…

Он отступил на шаг назад, и я замолчала.

— Пока, Адди.

И с этими словами побрел по тротуару обратно к гаражу с той длинноногой, свободной мужской грацией, на которую было так приятно смотреть.

— Что сейчас произошло? — прошептала я ему вслед, стоя, как вкопанная.

Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело.

— О, боже, что только что произошло? — повторила я.

Тоби пересек улицу, дошел до следующего квартала и продолжил идти.

Я осознала, что стою на тротуаре и смотрю в сторону «Мэтлок Март».

Посетители были заняты переносом пакетов и толканием тележек к боковой парковке, но я знала, что за мгновение до того, как моя голова повернулась в их направлении, они стояли у дверей магазина, наблюдая за Тоби и мной.

— Дерьмо, — прошипела я, посмотрела по сторонам, а когда путь был свободен, перешла улицу в неположенном месте.

В итоге, салат мне пришлось съесть так быстро, что я целый час мучилась расстройством желудка.

И края большинства листьев были коричневыми, так что, вероятно, это тоже оказало свой эффект.

«Если бы я тебя трахал, это было бы мое дело», проносилось у меня в голове, ох… не знаю, около семисот раз за четыре часа до конца моей смены, так что удивительно, что в кассе не осталось всего два доллара.

По окончании смены я забрала сына, поехала домой и приступила к ежедневной рутине, пытаясь думать о том, что Из и Джонни на следующий день присмотрят за Бруксом, потому что в субботу я работала, а детский сад по субботам был открыт только до обеда. И существовала большая вероятность, что до завтра Из и/или Джонни услышат о нашей с Тоби ссоре, и мне нужно придумать, как мне из этого выкрутиться.

Об этом я не думала.

Я думала о том, что мне очень нужно поговорить о нашей размолвке с Тоби, а сестре я позвонить не могла. И Дианне тоже (в основном потому, что боялась того, что она могла сказать). И я точно не могла позвонить Марго. В Мэтлоке друзьями я пока не обзавелась, так что обсудить ситуацию мне было не с кем. А в Чаттануге никто не знал, кто такой Тоби.

Так что оставалась я одна.

И хотя Дэппер Дэн держался рядом, будто чувствовал, что мне не по себе, и я могла все ему рассказать, он бы мне не помог, и не только потому, что был собакой и не мог говорить по-английски, но и потому, что до меня сейчас дошло, что Тоби взял собаку не для моего маленького сына.

Он взял собаку для моей защиты (и моего маленького сына).

В конце вечера, сделав всего три открытки, хотя их требовалось около пятидесяти, я легла в кровать, уставилась в темный потолок и поняла три вещи.

Во-первых, Дианна думала, что Тоби влюблен в меня, а Дианна редко ошибалась.

Во-вторых, ни одного мужчину особо не заботило, как обстоят дела в жизни сестры невесты его брата. Тоби рассердился на меня, признался, что не спал с тех пор, как узнал о моей тяжелой ситуации, и потерял голову от мысли, что я не ем.

Ничто из этого не говорило: «Я немного волнуюсь о женщине, которая будет присутствовать в моей жизни».

Там говорилось совсем другое.

И, в-третьих, к этому моменту наша ссора охватила городок Мэтлок, как лесной пожар.

И моя сестра, ее жених, Марго, Дэйв, Дианна и Чарли жили в этом городке.

Итак, у меня возникло ощущение, что я в заднице уже не только в финансовом плане, но и во всех остальных.

Потому что я жила в маленьких городках и, будучи собой, — дикой девочкой Форрестер, — знала, чем может обернуться бесконтрольный поток сплетен.

Кроме того, что более важно, впервые в жизни у меня появился шанс получить то, чего я отчаянно хотела.

Но это было неразрывно вплетено в ткань моей жизни в ее нынешнем состоянии, и даже если Тоби был прав, и я не пользовалась преимуществами близких мне людей, мне нужно оставить все, как есть, иначе все будет потеряно.

Если бы я последовала за своими желаниями, и ничего не получилось бы, то навредила бы Джонни и Иззи (а также Марго и Дэйву), и результаты могли бы быть катастрофическими.

И это приводило меня в ужас.