Глава 8
Вероника
Теплый вечерний воздух пропитан ароматом свежескошенной травы, смешанным с едва уловимым запахом цветущей сирени из соседского сада.
Я раскачиваюсь на садовых качелях, цепляясь пальцами за прохладные металлические цепи, оставляющие на коже следы в виде мелких ромбиков. Качели скрипят в такт моим движениям, их звук сливается с вечерним щебетом птиц в кроне старой яблони.
Сын визжит от восторга на лужайке, его голос звонкий и чистый, разносится по всему участку.
Олег бежит рядом с ним, придерживая велосипед за багажник. Его смех звучит неестественно, слишком наигранно, будто он играет роль идеального отца в каком-то спектакле, слишком уж старательно, слишком театрально.
- Мама, смотри! - Женя кричит мне, на мгновение отрывая руки от руля, его лицо сияет от восторга, а белокурые волосы разлетаются в разные стороны.
- Не отпускай руль! – кричу ему от страха вскакивая с качелей, и в этот момент Олег уже ловит немного заваливающийся с сыном велосипед, предотвращая.
Я понимаю, что должна сейчас быть безумно благодарна мужу за это, но увы, во мне нет благодарности, потому что я не понимаю почему он так старается.
Если верить его любовнице, он уже готов променять нашего мальчика на нового ребенка, но его руки так бережно подхватывают сына, голос так мягко подбадривает: "Молодец, еще раз попробуем", что я запуталась уже, где правда, а где ложь.
В его глазах читается искренняя забота, но я-то знаю правду. Это тоже часть спектакля. Я не должна поддаваться на его умелую игру. Просто так эти две стервы не стали бы со мной играть, ведь если мужик не в кармане, от жены не забирают, чтобы его случайно кто-то не перехватил.
Через полчаса моих думок, Женя уже уверенно крутит педали, его колени, покрытые царапинами и синяками, от которых хочется плакать, но без них никак. Олег вытирает лоб тыльной стороной ладони, оставляя грязную полосу на рукаве своей белой рубашки, оставляет сына и плюхается рядом со мной на качели. Цепи скрипят под его весом, протестуя против внезапной нагрузки.
- О чем задумалась? - он берет мою руку, и его ладонь, влажная и теплая, отчего противно. Его пальцы сжимают мои с привычной уверенностью, как будто ничего не изменилось, как будто он не предал нас, и увы, чтобы не вызывать подозрений, приходится терпеть, ведь я такое любила.
- Ты будешь ругаться, но я согласилась на ту заказную статью про папика, его любовь и любовницу, - говорю, чувствуя, как его пальцы резко сжимают мои до боли. - И думаю, звать будущего мужа этой девчонки на интервью или только с ней поговорить.
Олег вскакивает так резко, что у меня даже перед глазами немного все плывет, не в силах нормально воспринять его маневр. Он встает передо мной, упирая руки в боки. Он всегда встает в такую позу перед скандалом.
- Ты издеваешься? Я тебя попросил не усложнять мне и себе жизнь, но ты занимаешься фигней. Вероника, ты должна отказаться, последний раз тебе повторяю! - его голос звучит резко и слишком громко для тихого вечера. – Я что, неясно сказал тогда?
Я сижу, делая вид, что не понимаю его агрессивного выпада, продолжая раскачиваться с преувеличенным спокойствием. Качели скрипят, тоже возмущенные его поведением.
- Но почему? - спрашиваю, делая глаза круглыми, как у героинь из тех дурацких мелодрам, что раньше любила смотреть по выходным. - Я всегда хотела попробовать разные направления, но погрязла в этих обзорах после первых статей. Я хочу развиваться, пробовать новое. Не смей мне запрещать.
- Хватит! - он бьет кулаком по садовому столику, и стакан с лимонадом подпрыгивает, оставляя мокрый круг на деревянной поверхности. – Я уже не раз говорил, но раз ты забыла, повторю, тебе вообще не нужна эта работа! Меня достало твое баловство с журналистикой! Ну ладно пока безобидное писала, я терпел, но тут, перебор уже, Вероник, перебор. Стоп.
Женя останавливает велосипед рядом с нами так резко, что тот чуть не падает. Его глаза становятся огромными, как блюдца, а губы дрожат, и пальцы судорожно сжимают руль. Малыш всегда переживает, если мы даже шуточно ссоримся, а тут откровенный скандал.
Сынок, прости, я не ожидала, что папа так взбеленится.
- Если не откажешься от этого интервью, - Олег наклоняется ко мне, и я чувствую запах его дорогого одеколона, смешанный с потом. Его дыхание горячее и частое, как у разъяренного быка, - клянусь, я разобью твой ноутбук, заберу карточки и телефон, чтобы не могла купить ничего. Будем так с твоей ломкой по журналистике бороться.
- Ты не имеешь права, - шепчу я, но внутри все сжимается от страха. Не за ноутбук, за сына, который сжимает ручки велосипеда, пытаясь стать невидимым, и за себя, потому что кажется, Олег может ударить.
- О нет, я имею полное право, - он выпрямляется, и заходящее солнце бьет мне в глаза, делая его фигуру темной и огромной. - Даже обязан уберечь жену от глупости, раз она сама не в состоянии.
Он разворачивается и идет к дому, грубо отшвыривая ногой игрушечную машинку Жени, красную, пожарную, которую мы выбирали вместе в прошлом месяце. Машинка с треском врезается в куст роз, теряя колесо.
- Папа, ты куда? - сын бросает велосипед, который с грохотом падает на плитку, и делает шаг за ним, его голос дрожит, как тростинка на ветру. – Ты не поцелуешь маму, вы не помиритесь?
Олег просто машет рукой, даже не оборачиваясь, как будто отмахивается от назойливой мухи. Уже на крыльце он достает телефон из кармана и начинает набирать номер, его пальцы двигаются быстро, уверенно. Наверное, Соне сейчас позвонит.
Я же подхожу к Жене, который стоит посреди лужайки, маленький и потерянный. Его плечики под тонкой футболкой вздрагивают. В глазах слезы, которые он пытается сдержать, сжимая кулачки, потому что "мальчики не плачут", как любит повторять его отец, за что мне хочется дать ему подзатыльник.
- Пойдем, покатаемся еще, - беру его за руку, но он вырывается.
- Не хочу! - кричит он, и мне становится больно, потому что без папы ему ничего не нужно и после развода мне будет сложно. - Ты плохая! Папа злится из-за тебя! - и он убегает в дом, а я остаюсь одна и не дышу.
Все удалось с Олегом, но кажется я теряю с мужем и сына.