После обеда я прилегла отдохнуть, а когда проснулась, был уже вечер и, как выяснилось, уже другого дня. После ванны и ужина я исследовала свою темницу. Увы, мне! барьер был непроницаем. Поскольку не в моих правилах было биться лбом, то ради интереса я исследовала гардеробную и, выяснив, что там нет ни одного подходящего для бегства наряда, решила остаться в том, что есть. Кстати, это оказалось очень предусмотрительно с моей стороны.
Делать было абсолютно нечего. За окном быстро темнело, а затем на небе высыпали первые звёзды. Наконец, я поняла, что меня подспудно тревожило с момента появления на Фандоре. Самого заката я не видела, но должна была слышать крик феникса. Вот только я ещё ни разу его не слышала, хотя солнце уже несколько раз прокатилось по небу. У меня ёкнуло сердце; Лин Гуан был мне как старший брат и даже больше, он был мне как отец, а ещё он олицетворение незыблемости мироздания на Фандоре.
Я распахнула двери и, вылетев в коридор, схватила за грудки одного из стражей. «Живо отвечай, что случилось с князем Фонгом!» — прорычала я, глядя в растерянное лицо парня. Почему магический барьер не удержал меня, я задумалась уже гораздо позже, а на тот момент даже не вспомнила о нём. К тому же императорская стража, бегущая на подмогу караульным, не оставила мне времени на раздумья.
Видимо, на случай моего бегства у парней был приказ убить меня, и они без промедления пустили в ход оружие. Я понимала, что долго не продержусь, несмотря на всю свою выучку и изворотливость. Эх, будь у меня хоть какое оружие, я бы прорвалась, а так рано или поздно, но меня укокошат.
Когда явился старший стражи и задействовал нешуточную магию, я поняла, что это конец и… ощутила в руках тяжесть кэма. Не знаю, кто дал мне доступ к магии, но этот неведомый благодетель спас мне жизнь.
Так! Вот теперь мне сам чёрт не брат! Сначала ставим щит, а затем переходим в наступление!
Уже с совсем другим настроением я крутанула кэм и ринулась в бой. Ну погоди, дядюшка, скотина ты эдакая! Вот, значит, как ты со мной? Дай только срок, я пропишу тебе такую ижицу, что мало не покажется!
***
Лотико Фьюстеру, призванному Зевсом ко двору, необычайно повезло. Незадолго до освобождения Золотого императора он получил письмо от матери, в котором говорилось, что дед срочно хочет его видеть, и поспешил домой.
Когда Василевс, волшебный конь бога любви, покинул пределы Олимпа и коснулся копытами земли, небо внезапно потемнело, а затем разразилась страшная буря. Это был не дождь, а настоящий потоп; вдобавок непрерывно гремел гром, а молнии били с такой частотой, что оглохший и ослепший Лотико отпустил поводья и отдался на волю Василевса. Бросаясь из стороны в сторону, конь умудрялся уходить от частокола огненных стрел, неожиданно преграждающих путь, и его хозяину оставалось лишь удивляться, что они до сих пор живы и невредимы.
Всадник и конь призраками летели сквозь бушующую воду, в которую превратились земля и воздух, и когда Василевс с радостным ржанием встал на дыбы, Лотико понял, что чудо свершилось; он добрался до дома целым и невредимым. Насколько позволял хлещущий дождь, он оглядел родные пенаты, и тут кое-что подпортило ему радость возвращения. Первое что бросилось ему в глаза это мощный защитный купол, полностью закрывающий Расомское поместье, причём не временный, а стационарный, судя по количеству закачанной в него магии и сложному плетению. Обычно такой купол использовали не для укрытия от бури, а для защиты от неприятеля.
Ерунда! Война закончилась, нам не с кем воевать, подумалось Лотико, но тревога не унималась, и его мысли закружились вокруг срочного вызова деда и странной бури, чья мощь указывала на божественное происхождение. Распахнувшиеся ворота отвлекли его от неприятных дум, и он вместе с Василевсом порадовался островку безопасности, тишины и сухости.
При виде сына миссис Фьюстер всплеснула руками и бросилась ему навстречу. Помимо неё Лотико встречали отец и дед, и он подметил, что на их хмурых лицах тоже отразилось облегчение. Но это было ещё не всё. Когда Лотико спрыгнул с коня, миссис Фьюстер обняла его и заплакала, что окончательно выбило его из колеи: до этого он никогда не видел материнских слёз. Обеспокоенный происходящим, он вопросительно глянул на отца и деда. Пан качнул рогатой головой, и Лотико понял, что не ошибся насчёт ожидающих его неприятностей.
Стараясь успокоить мать, он с ласковой улыбкой заглянул ей в лицо.
— Мамочка, перестань уже расстраиваться. А то я могу подумать, что ты мне не рада. Причём, настолько не рада, что даже плачешь, — шутливо заметил он.
— Глупый мальчишка! — всхлипнула миссис Фьюстер и, покосившись на мужа, поспешно вытерла мокрые глаза. — Святые Небеса! Наверное, я выгляжу как самое настоящее чудовище, — забеспокоилась она и при помощи магии привела в порядок растрепавшуюся причёску.
— Родная, ты для меня самая красивая из женщин, — с искренним убеждением произнёс Лотико и, наклонившись, поцеловал мать в щёку.
«Льстец! Весь в отца», — улыбнулась миссис Фьюстер.
— Не обращай внимания, моя радость. Сама себе удивляюсь, что реву из-за всяких пустяков. Просто с той поры, как ты связался с Зевсом, у меня сердце не на месте, — призналась она и, взяв сына под руку, бросила на него озабоченный взгляд. — Скорей идём домой, а то ты промок до нитки.
— Ничего страшного! Я же не смертный, простуда мне точно не грозит, — усмехнулся Лотико и перед его глазами тут же возникло лицо Сирин, причём так отчётливо, что у него ёкнуло сердце. Он тосковал по ней, смертной дочери Золотого императора, и ни на мгновение не забывал, хотя прошло четыре года с той поры, когда они виделись в последний раз.
Пряча грусть, бог любви улыбнулся матери, которая, идя рядом, озабоченно поглядывала на него.
— Мой дорогой, слуги говорят, что Сирин вернулась и сейчас она у Вифании в Вечерней Звезде, — решившись, сообщила миссис Фьюстер.
Она не хотела бередить сердечную рану сына, но ей хотелось хоть чем-нибудь его порадовать. После проигрыша олимпийцев Лотико снова впал в привычную для себя меланхолию и без всякого удовольствия принимал почести, которые ему оказывал Зевс. Несмотря на провал, тот был благодарен юному богу, чья поддержка во многом способствовала успеху его авантюры; Зевс не сомневался, если бы не вмешательство Тримурти, выигрыш был бы на его стороне. Лотико было всё равно, кто победит; он не искал расположения громовержца, им двигало лишь одно желание — он хотел любой ценой выбраться из Тартара.
Огорошенный неожиданным известием, Лотико замер.
— Это правда? — наконец спросил он, глядя на мать сияющими глазами.
— Да, — ответила миссис Фьюстер и вздохнула. — Только ты не очень радуйся, она там вместе с мужем и детьми.
— Мне всё равно!
Миссис Фьюстер поймала сына за рукав и укоризненно покачала головой.
— Мой мальчик, смертные не боги. Они не столь беспечны в отношении семей.
— Я знаю! Как и то, что Сирин любит только меня. Родная, пусти! Я должен её увидеть! — взмолился Лотико.
«Бедный мой ребёнок! Надо же, какая ирония судьбы; богу любви и так не везёт в любви», — подумала миссис Фьюстер и согласно кивнула.
— Иди, моя радость, — разрешила она, с любовью глядя на сына, и предупредила: — Только смотри, не наломай дров. Я не хотела бы рассориться с Вифанией.
— Не беспокойся, родная! Клянусь, с миссис Вейс я буду само очарование.
Заслышав призывный свист, Василевс устремился к хозяину, но Хаос посмотрел на коня и тот, превратившись в вихрь, растаял в воздухе.
— Никуда ты не поедешь, — сказал он внуку и что-то такое было в его голосе, что Лотико постарался взять себя в руки, но не смирился.
— Мама, ты иди! Мы скоро тебя догоним, — попросил он.
Привычная к тому, что мужчины выставляют её всякий раз, когда у них намечается серьёзный разговор, миссис Фьюстер и на этот раз не стала протестовать и поспешила домой, к своему волшебному зеркалу. В конце концов, ничто не мешало ей подслушивать, о чём они говорят.
Ожидая, когда она уйдёт, все трое молчали. Лотико глянул на отца, затем на деда и, досадуя на задержку, перевёл взгляд на реку. В самом поместье, накрытом магическим куполом, было тихо и сухо, но Расомка, которая протекала по его территории, вздулась и почернела. В её глубине крутились злобные водяные смерчи и с рычанием набрасывались на прибрежные скалы. Вышедшие из повиновения водяные демоны, ища себе жертвы, рвались к домам крестьян. К счастью для жителей поместья, миссис Фьюстер была хорошей хозяйкой и вдоль берегов тянулась магическая дамба, которая не давала демонам разгуляться.
— Дедушка, я догадываюсь, что происходит. Золотой император вернулся, и ты хочешь уберечь меня от его гнева. Я прав?
Хаос промолчал, ответил за него Пан.
— Малыш, мне жаль, — он удручённо глянул на сына. — Боюсь, мы приняли не ту сторону.
— Не говори ерунды! — раздражённо проскрипел Хаос. — Наша семья выше всех этих игр во власть.
Озадаченный Пан поскрёб кудрявую макушку.
— Отец, не забывай, Лотико выступил на стороне Зевса, — заметил он.
Хаос резко развернулся к зятю и его глаза гневно сверкнули.
— Лотико выступил на своей стороне. Золотой император посмел заключить его в Тартар и поплатился за это, — отчеканил он ледяным голосом.
Пан в изумлении уставился на сына.
— Надеюсь, ты не причастен к исчезновению Золотого императора, — нерешительно проговорил он.
Губы Лотико тронула слабая улыбка.
— Прости, папа! Тогда мне казалось, что это хорошая идея и Золотой император, находясь во власти Зевса, скорей пойдёт нам на уступки.
— Святые Небеса! — прошептал потрясённый Пан и, не удержавшись на ослабевших ногах, плюхнулся на задницу. — Глупый мальчишка! Ты хоть понимаешь, на кого ты поднял руку?
— Хватит паниковать! — рыкнул Хаос, и разъярённый Пан, вскочив, ткнул его пальцем в грудь.
— Это всё вы! Вы погубили моего сына! — прорычал он, наступая на своего могущественного тестя. — Говорите, что вы вне игры во власть? Ложь! Вы постоянно втягивали Лотико в свои дела и вот вам результат! Золотой император полностью уничтожил Олимп. Думаете, он оставит в покое того, кто передал его в руки палача?
Лотико в удивлении посмотрел на отца.
— О чём ты говоришь? Какой палач?
— Святые Небеса! — Пан схватился за голову и, стеная, заходил кругами. — Ты же был на Олимпе! Неужели ничего не слышал? Говорят, что Зевс с такой жестокостью пытал Золотого императора, что даже мойры отказались ему помогать, хотя были страшно злы на него.
— Нет, не слышал, — ответил Лотико и черты его лица ужесточились, показывая, что верх в нём взял Антерос. — Да, неприятная ситуация, — сказал он после некоторого раздумья и, не обращая внимания на жутко расстроенного отца, глянул на деда, хранящего холодное спокойствие. — Как думаешь, у меня есть шанс выкрутиться?
Хаос слегка поморщился.
— Обычно император прислушивается к моему мнению, но сейчас не тот случай. Боюсь, единственное, что может нам помочь это чудо.
«Не может быть! Лотико не виноват! Мой мальчик просто не знал, во что он ввязывается!» — потрясённая до глубины души миссис Фьюстер положила волшебное зеркало на мраморную столешницу и с бессильным видом уронила руки на колени. Подслушанный разговор вызвал у неё такое отчаяние, что она едва удержалась от превращения в гарпию. Наружу рвался вопль горя, но она переборола себя и раненой птицей заметалась по комнате.
Немного успокоившись, миссис Фьюстер села и начала искать выход. Вот только его не было. Она понимала, что Лотико слишком уж насолил Золотому императору и на прощение даже нечего надеяться. «На этот раз не будет Тартара, он полностью уничтожит моего мальчика, — горестно подумала она. — Отец прав, нам поможет только чудо… Сирин!»
При виде дочери, которая взлетела на спину Василевса и тут же исчезла, демиург облегчённо вздохнул. «Слава Создателю! Может, Аэлла сумеет вымолить прощение у Золотого императора».
Пан, который не видел отъезда жены, тем не менее почувствовал перемену в настроении Хаоса.
— Отец, вы нашли выход? — спросил он с робкой надеждой на лице.
Приступ гнева прошёл, и Пан вновь превратился в того, кем он был всегда, а именно в наивного мечтателя, далёкого от житейских бурь и семейных треволнений.
— Поживём-увидим, — холодно отозвался Хаос и взял внука под руку. — Идём, малыш, нам нужно составить план дальнейших действий, — взгляд демиурга потеплел. — Особенно не переживай! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Золотому императору будет не просто уничтожить нашу семью.
— Что?! — подпрыгнул Пан, не ожидавший такого поворота судьбы. — Думаете, Золотой император способен убить всю нашу семью?
— На его месте я бы поступил именно так, — демиург повернулся к козлоногому красавцу, идущему позади, и с ледяной насмешкой глянул на его растерянное лицо. — Не расстраивайся, Пан! Твоя жена, как всегда, примет удар на себя и прикроет твою задницу.
Осознав, что несправедлив к зятю, он несколько мягче добавил:
— Сейчас вся надежда на Аэллу. Если она не утихомирит Золотого императора, то да, тогда нам всем крышка.
— Понятно.
С расстройства Пан потянулся было к флейте, но передумал и снова положил её в холщовую котомку, висящую у него на плече. Извечный бродяга, он всё своё носил с собой и в любое время был готов пуститься в путь.
Когда Хаос и Лотико ушли вперёд, Пан развернулся и побрёл в противоположную сторону. Это не было бегством. Бог дикой природы и покровитель пастухов не был воином, но и трусом он тоже не был. Если такое случалось, то Пан встречал опасность лицом к лицу и, как правило, ему удавалось утихомирить противника, не прибегая к грубой силе. Вот только сейчас был не тот случай. Пан уже имел дело с Золотым императором и знал, что с ним шутки плохи. Однажды Аэлла уже вымолила ему прощение, но его собственная провинность не шла ни в какое сравнение с тем, что сделал Лотико.
Терзаемый страхом и виной за своё бессилие Пан побрёл куда глаза глядят. Несмотря ни на что он не верил, что Золотой император настолько кровожаден и мстителен, что способен убить их за компанию с Лотико; тем не менее он не исключал такой вариант. Вопреки мнению Хаоса, собственная судьба волновала Пана куда меньше, чем судьба сына и жены.
Ноги сами привели его к любимой скале, расположенной на границе поместья, и он, взобравшись наверх, сел на каменный выступ, похожий на громадный стул. Раньше это был трон короля троллей и располагался на макушке самой высокой горы, пока миссис Фьюстер в гневе не метнула её в мужа.
Некоторое время Пан с грустью смотрел на бушующую реку, а затем достал флейту и с нежностью прижал её к щеке. «Радуйся, Сиринга,[1] скоро я умру, и ты навсегда избавишься от меня», — шепнул он возлюбленной, чья душа до сих пор жила в пожелтевших тростниковых трубочках. Отчего-то нимфа не обрадовалась его предстоящей кончине и заплакала так горько, что довела до слёз самого музыканта.
Пока Пан музицировал, находясь в тоске и печали, а демиург и Лотико разрабатывали планы по обороне поместья, миссис Фьюстер тем временем добралась до Вечерней Звезды. Благо, что буря стихла, небо посветлело, и вскоре солнце с весёлым изумлением рассматривало себя в громадной луже, в которую превратилась подвластная ему земля.
В нарушение правил приличия, которые предписывали входить через ворота поместья, миссис Фьюстер соскочила с коня прямо у лестницы, ведущей ко входу в коттедж Вейсов. Пока она поднималась по ступенькам, ей показалось, что стены из красного кирпича, пламенеющие в свете заходящего солнца, блестят свежепролитой кровью. Отгоняя наваждение, она тряхнула головой и на всякий случай сложила пальцы в охранный знак.
[1] Согласно древнегреческому мифу, нимфа Сиринга, спасаясь от преследования влюблённого в неё бога Пана, попросила помощи у речного бога, и он превратил её в тростник. Из него Пан сделал себе флейту и назвал её именем возлюбленной.