Мистер О

Глава 37

Если бы это был один из романов Джей Кэмерон, то герой нанял бы самолет, чтобы нарисовать имя возлюбленной на синем холсте над нами. Или он бы остановил самолет на взлетной полосе и признался бы в своей любви. Возможно, он бы сказал женщине, которую боготворит, что во время баскетбольной игры смотрел только на ее изображение на большом экране.

Но это моя жизнь, и жизнь Харпер.

Есть кое-что, что, я точно знаю, можно сказать о женщине, по которой я схожу с ума: хоть ей и нравятся публичные поцелуи, она будет не в восторге от публичного признания в любви.

Поэтому я и не делаю ничего из этого. Я не покупаю цветов. Или шоколада. Или воздушных шаров. Или плюшевых медведей. Я не хватаю бум-бокс и не играю песни Питера Гэбриела под ее окном. Вместо этого, держа в руках несколько конвертов, я жму на кнопку звонка ее квартиры.

Он звонит, и звонит, и звонит.

Я делаю глубокий вдох.

Может быть, она в душе. Я смотрю на часы. Уже два часа дня.

И он звонит, и звонит, и звонит.

Я вытаскиваю телефон из заднего кармана. Может быть, мне следовало сначала позвонить. Она может быть где угодно. Возможно, прямо сейчас она даже устраивает магическое шоу.

Ладно, может быть, не в понедельник днем.

Стоп. Я щелкаю пальцами. Она сказала, что пойдет на занятия. Затем займется стиркой. Я снимаю блокировку с экрана, чтобы позвонить ей, когда вижу от нее сообщение, и мое сердце тут же начинает бешено колотиться.

Принцесса: Где ты? Швейцар звонит, и звонит, и звонит.

За этим сообщением приходит еще одно.

Принцесса: О, ты можешь быть где угодно. Я, наверное, могла бы позвонить. В конце концов, мой телефон многофункционален.

Мое сердце трепещет от ее слов. Она у меня дома. Черт возьми, она у меня дома. Я набираю ее номер, но прежде, чем нажимаю на вызов, мой телефон звонит.

— Я у тебя дома, — говорю я сразу же, как только отвечаю на звонок.

— А я у тебя, — говорит она, и я слышу что-то вроде облегчения в ее голосе, что-то похожее на надежду. Я хочу удержать возможность того, что это может значить, в своих руках.

— У меня есть идея, — быстро говорю я. — Встретимся посередине?

— На Восемьдесят четвертой улице? — она живет на Девяносто пятой, а я на Семьдесят третьей.

— Мне нравится, когда ты занимаешься математикой. Да, встретимся в Центральном парке на Восемьдесят четвертой.

— Ты поедешь на такси или пойдешь пешком?

— Пешком.

Десять минут спустя я стою у входа в парк, под бронзовой и красной листвой вишневого дерева, пока полуденный поток транспорта проносится мимо со свистом. Я вышагиваю взад-вперед, ожидая ее, выглядывая в толпе до тех пор, пока не замечаю, как она быстро, почти бегом, идет в мою сторону.

Мое сердце бешено колотится, словно дикая птица в клетке, и я не знаю, почему оно еще не выпрыгнуло из моей груди. Понятия не имею о том, что Харпер собирается сказать, или, почему она была у меня дома и что произойдет дальше, но она здесь. Она искала меня, и это обнадеживает, ведь когда она искала и нашла меня в прошлый раз, та ночь стала началом наших странных отношений.

Осенний ветерок обдувает ее волосы, и рыжие пряди прижимаются к ее щекам, когда Харпер идет ко мне и смотрит прямо мне в глаза.

— Я люблю тебя, Ник. И если ты попросишь меня поехать с тобой, я поеду.

И мое сердце, клянусь, выпрыгивает из груди прямо ей в руки, где она может держать его вечно, ведь оно принадлежит ей. В этот момент я безумно и бесповоротно влюбляюсь в нее.

Она прикасается руками к моим щекам и начинает говорить прежде, чем ко мне возвращается дар речи.

— Сегодня утром я не ответила на твое признание, потому что хотела, чтобы ты сам принял решение, — говорит она и пристально смотрит на меня своими голубыми глазами. — Вот почему я сразу же ушла, чтобы ты смог спокойно сделать выбор, который тебя осчастливит. Я не хотела, чтобы ты беспокоился обо мне или думал, что должен от всего отказаться потому, что любишь меня. Но все это время я была раздавлена, потому что чувствую то же, что и ты. И я знаю, как много это для тебя значит, а ты много значишь для меня, и я хочу, чтобы ты знал, что я поеду с тобой. Потому что я тоже тебя люблю.

Я не могу ее не поцеловать. Я прижимаюсь своим губами к ее, сминаю их своими и целую женщину, которую люблю, и которая любит меня в ответ.

Нью-Йорк и осень. Харпер и я. Любовь и дружба.

Я так чертовски счастлив, что не могу сдержаться. Я не могу удержать всю эту радость в себе. Мы целуемся, и целуемся, и целуемся, и я не могу остановиться. Я запускаю руку в ее волосы, сжимаю эти мягкие, шелковистые пряди, пока мы целуемся рядом с Центральным парком, где я встретил ее на половине пути ко мне.

Только нам не нужно идти на компромисс. Ей не нужно отказываться от чего-то ради меня. Когда я разрываю поцелуй, я радостно улыбаюсь, как одухотворенный дурак.

— Ты не можешь поехать со мной, — говорю я, и в глазах Харпер начинает мерцать грусть.

— Почему? — ее голос срывается.

Я прижимаю палец к ее губам.

— Потому что я не поеду.

— Что? — она поглаживает мою грудь. — Ты сумасшедший? Это шанс всей жизни.

Я пожимаю плечами.

— Может быть, и так. А может, и нет. Сейчас шоу меня не волнует. Оно дало мне все, что я мог когда-либо хотеть, но оно не дало мне тебя. Всю свою жизнь больше всего на свете я любил рисовать, — говорю я, проводя рукой по ее волосам. — До тебя.

Харпер дрожит.

— Остановись. Это безумие.

Я качаю головой.

— Это не безумие. Это правда. У меня будет другое шоу. А может, и не будет. Но другой тебя у меня не будет никогда.

Она прижимает руку ко рту так, будто пытается скрыть дрожь своих губ. Но слеза, скатывающаяся по щеке, выдает ее.

— Харпер, я люблю тебя больше, чем «Приключения Мистера Оргазм». И я не могу просить тебя покинуть Нью-Йорк.

— Но я бы поехала. Я бы сделала это ради тебя. Я действительно хороша в том, что делаю, и везде есть мамочки, которые наняли бы меня. Один клиент, и мне бы цены не было в Лос-Анджелесе.

— Я знаю, — мягко говорю я, и это правда. — Но я тоже люблю Нью-Йорк. И я хочу быть с тобой здесь, на Манхэттене. Это наш дом, и я не могу позволить себе потерять именно тебя. Не шоу.

— И что будет дальше?

Я пожимаю плечами.

— Я сказал Тайлеру отказаться от предложения. Джино думает, что загнал меня в тупик, но это не так. Потому что вот в чем дело. Джино — придурок, и мне не нравится работать на него. Он думает, что владеет мной, потому что нашел меня, но шоу можно перенести на другой канал. На какой угодно. Джино может владеть всем, что я создал до сих пор, но все остальное, — я замолкаю и указываю пальцем на свою голову, — будет исходить отсюда. Оно принадлежит мне. Это — мое творение. И мы с Тайлером думаем, что найдется кто-то еще, кто захочет купить его. Он уже ищет другой канал.

— Ты решил это прежде, как мы во всем разобрались? Прежде, чем я сказала, что тоже тебя люблю? — спрашивает Харпер с нотками изумления в голосе, когда кладет руки на мои плечи.

— Иногда просто нужно рискнуть и поставить на кон свое сердце. Так же, как ты только что сделала это для меня, — тихо говорю я.

— Как и ты сделал для меня, — говорит она, и ее губы изгибаются в улыбке, похожей на мою. Этим губам невозможно сопротивляться. И мне больше не нужно этого делать… не то чтобы у меня хоть раз это получилось. Но теперь для меня нет никаких запретов, и я могу целовать ее сколько угодно. Я снова целую ее, захватывая ее губы своими с одержимостью, исходящей из уверенности, что теперь она моя.

Когда мы разрываем поцелуй, я беру ее за руку и веду на скамейку в глубине парка.

— У меня есть идея для нового шоу. Я хочу показать тебе. Некая сексуальная Принцесса, которую я люблю, стала моим вдохновением.

Харпер спрашивает с притворным любопытством:

— И кто же эта сексуальная Принцесса?

— У меня появилась эта идея, когда мы впервые пошли в боулинг, — говорю я и тянусь к конверту, из которого вынимаю копию комикса, над которым работал. Хотя работа — не совсем подходящее слово. Скорее это было похоже на игру, потому что, рисуя Харпер, я всегда чувствовал веселье. — Я нарисовал тебя в качестве безумно сексуальной девушки-механика.

Я показываю ей первый рисунок. Она смеется и смотрит на меня.

— Это я?

Я киваю.

— Я довольно грудастая, — говорит она с гордостью, покачиваю грудью.

— Да, так и есть.

— И я — механик?

— В этом комиксе — да.

— Ты же понимаешь, что я даже не умею водить?

Теперь моя очередь смеяться.

— Как я и сказал, Лос-Анджелес совершенно нам не подходит. Ты — чистокровная жительница Нью-Йорка.

Я показываю ей оставшиеся рисунки — учебник по написанию пошлых сообщений, шутку про смазку, механика в плаще и многое другое. То, что начиналось как случайные эскизы, превратилось в начало новой сюжетной линии. Глаза Харпер широко открыты и наполнены чем-то вроде удивления, когда она, не спеша, изучает каждый рисунок.

— Помнишь, ты спросила меня, в чем секрет идеально нарисованного мультфильма? — спрашиваю я, напоминая ей.

Она отводит взгляд от моих набросков.

— Да. Ты сказал, что тебе должно нравиться то, что ты рисуешь.

— Так и есть. Но я должен внести поправки. Все получится еще лучше, если ты будешь любить то, что рисуешь, — я указываю на последний рисунок, на котором герой пожирает глазами сексуальную девушку- механика в плаще.

Ее губы изгибаются в улыбке.

— Это ты?

Я пожимаю плечами.

— Может быть. Я не знаю. Но у меня много общего с ним. У него пошлые мысли, и он любит подглядывать за великолепной рыжей.

Харпер смеется.

— Я люблю тебя и твои пошлые мультфильмы, твой сумасшедший мозг и то, что ты представляешь меня механиком, хотя на самом деле я — фокусник.

И это последнее слово напоминает мне о том, что было для меня загадкой в этой женщине.

— Скажи мне кое-что. Я думал, что ты не влюблена в меня, потому что рядом со мной ты никогда не была Принцессой Неловкостью. Означает ли это, что твои чувства изменились тогда, когда ты сказала, что, — я останавливаюсь и рисую в воздухе кавычки, — излечилась от своего недуга?

Она хитро улыбается и качает головой.

— Не-а.

— Тогда когда? — спрашиваю я с любопытством.

— У меня никогда не было проблем с тем, чтобы поговорить с тобой, — она проводит рукой по моим волосам и смотрит на меня глазами, полными озорства. — Хочешь узнать секрет этого маленького трюка?

— Да, хочу. Это всегда сбивало меня с толку.

— Будь внимателен, потому что я не всегда выдаю секреты своих фокусов.

— Я слушаю.

Она поднимает подбородок выше.

— Практика.

— Что ты имеешь в виду?

Ее голос становится тихим и уязвимым.

— У меня были годы практики. Я всегда тебя любила. Ты был моим другом, когда мы были моложе, и ты всегда был таким красивым. Рядом с тобой я никогда не чувствовала неловкости, потому что знала тебя уже очень давно. Притворяться, что я не увлечена тобой до безумия, было моим самым величайшим фокусом.

Я впитываю в себя ее признание, и все обретает смысл в некотором роде, все комплименты, которые она делала мне в последние несколько недель. Тем не менее, я, вроде как, изумлен и очень доволен.

— Ты серьезно?

— У меня всегда были чувства к тебе, Ник, — говорит она, и ее щеки покрываются румянцем.

Новая волна счастья проходит сквозь меня.

— Сделай для меня кое-что, Харпер.

— Все, что угодно.

— Никогда не меняйся.

— Не буду, — говорит она, берет меня за руку и переплетает наши пальцы. Она сжимает мою руку и добавляет: — Вот почему твои поцелуи и занятия с тобой любовью никогда не были для меня уроками. Для меня это не было тренировками, Ник. Для меня все было по-настоящему.

Моя грудь наполняется теплом и я уверен, что я — самый счастливый парень в мире, потому что эта девушка — моя.

— Для меня это тоже было по-настоящему, — мягко говорю я. — Все было по-настоящему.

Харпер целует меня, а затем дарит мне легкомысленную улыбку.

— Значит, ты действительно меня любишь?

Я смеюсь.

— Я действительно тебя люблю.

— А я — счастливица.

Я довольно вздыхаю.

— Это был прекрасный день. И есть только одно-единственное, способное сделать его еще лучше.

— Торт? — нетерпеливо спрашивает она.

— Это и еще кое-что, — я поигрываю бровями. — Готова уйти отсюда?

Харпер сжимает мои пальцы.

— Черт, да.

Я отвожу ее к себе домой и, как только за нами захлопывается дверь, мы начинаем стягивать друг с друга одежду, отбрасывать ее в сторону, хватать друг друга за волосы, и в итоге вваливаемся в спальню.

Несколько секунд спустя она сжимает мои запястья, опускается на меня сверху и объезжает меня жестко и красиво, пока солнце светит высоко в небе. Она берет все под свой контроль, крутит бедрами, выгибает спину. Ее губы открываются, пока она прыгает на мне вверх и вниз. Харпер задает ритм, а я следую за ней, наблюдая за выражением ее глаз, за тем, как подпрыгивает ее грудь. Вскоре она наклоняется ниже, склоняется к моему лицу и шепчет:

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — говорю я, когда прижимаю ее ближе, и женщина, которую я боготворю, рассыпается на кусочки в моих руках, когда мы снова кончаем одновременно.

Какое-то время мы валяемся в постели, разговариваем, трогаем друг друга до тех пор, пока не звонит мой телефон. Это Серена, и она говорит, что вернулась домой из больницы. Чуть позже мы приезжаем к ней и Джареду и дарим подарки, что мы купили для их сына. Они назвали его Логаном. Затем мы с Харпер отправляемся в кафе «Кусок торта», чтобы отпраздновать то, что мы теперь вместе.

Это свидание. Определенно, это — свидание.

Подождите. Это намного больше. Это начало нашей новой сюжетной линии. Истории великой любви всей моей жизни.