Поговорим о нас

— Что-то не так?

Это был рядовой январский четверг — во всяком случае, так мне поначалу казалось. Я проводил вечер у своей девушки Мэл, и именно ей предназначался мой вопрос. Дело в том, что она неожиданно выключила телевизор, который я смотрел. Причем пультом она воспользовалась демонстративно, что было уже явным оскорблением. По нашим неписаным законам именно я контролировал любые действия в отношении телевизора, точно так же, как Мэл имела право на первую конфету из любой коробки, попадавшей в наше распоряжение. Таково было одно из тех многочисленных правил, которые мы путем проб и ошибок, сопутствовавших нашим четырехлетним отношениям, для себя установили. Я очень любил эти узаконенные мелочи, они давали мне почву под ногами. Без них начинался хаос, так что в эту минуту я начал серьезно подозревать, что назревает анархия.

Моя явно тронувшаяся возлюбленная вытянула идеальные губки и подула на пульт с таким высокомерием, словно только что выиграла у телевизора битву за мое внимание. «Было бы чем гордиться», — подумал я. В конце концов, просто в очередной раз показывали «Звездный путь»[1] — ту серию, где капитан Кёрк и К° отправляются в прошлое и попадают в Америку двадцатых, причем Спок, для прикрытия своих эльфийских ушей, носит там вязаную шапочку. В этой серии играет молодая Джоан Коллинз[2], и Кёрк, понятное дело, в нее влюбляется. Я никогда не был заядлым фанатом «Звездного пути», да и видел эту серию уже раз сто, и тем не менее меня здорово задело столь бесцеремонное пресечение моего межгалактического удовольствия.

Мэл, исчезнувшая в спальне сразу после моего прибытия к ней на квартиру в Клэпхеме и вернувшаяся только для того, чтобы выключить телевизор, теперь воззрилась на меня с таким вниманием, будто рассматривала в микроскоп что-то невиданное. Ее лицо не выражало ни обиды, ни злости, скорее, какую-то загадочность, которая заставила меня насторожиться. Не выпуская из рук пульта, она встала, подошла к столику в углу комнаты, где стояла бутылка «Шардоне», налила два бокала вина, поставила их на столик, затем уселась ко мне на колени и поцеловала меня в губы.

Внимательно за ней наблюдая, я гадал, не пытается ли она меня соблазнить. Это было бы приятно, но совершенно не требовало таких усилий. Ведь когда дело касалось Мэл — такой обаятельно красивой, — моим именем, отчеством и фамилией немедленно становилось одно слово — «всегда». «Нет, речь идет не о соблазнении, — понял я. — Кажется, я сделал что-то не так». Она вела себя так, словно я преступно забыл о годовщине нашей первой встречи. Но ведь сегодня не было никакой годовщины. Или была?

— Сегодня ведь не наша годовщина, — робко заметил я, пытаясь придать своему голосу оттенок полной уверенности. — Она ведь одиннадцатого июня, не так ли?

— Вообще-то, восемнадцатого.

— А, ну да.

Она улыбнулась и опять поцеловала меня.

— И не день твоего рождения, который… шестого мая.

— Почти. Пятого, — с улыбкой сообщила Мэл.

— Ну да, конечно.

Она опять улыбнулась и еще раз меня поцеловала.

— И уж точно не мой день рождения, — сказал я, пытаясь уцепиться за последнюю соломинку. — Ведь не мог же я забыть про собственный день рождения.

— Ну ты и тип, — рассмеялась Мэл. — Твой день рождения седьмого октября.

Я напряг мозги в поисках еще какой-нибудь памятной даты. Мэл вечно была готова что-нибудь отпраздновать. По-видимому, речь идет о какой-нибудь совсем безумной дате типа четырехлетнего юбилея со дня приготовления нашего первого совместного ужина или годовщины первого ужина, заказанного в китайском ресторане на дом.

— Вспомнил, — победоносно заявил я. — Сегодня годовщина моего первого признания в любви.

— Неужели? — загадочно спросила Мэл. — Ты уверен?

— Не очень, — со вздохом пожал я плечами.

На самом деле об этом событии я помнил только то, что в ту пятницу по Четвертому каналу показывали первую серию «Будьте здоровы!»[3]. Я целую неделю предвкушал удовольствие, но за пять минут до начала вдруг почувствовал необходимость немедленно рассказать Мэл о том вихре эмоций, который она внесла в мое уравновешенное сознание. В результате, опьяненные внезапностью моего откровения, мы пропустили эту серию. Но дело того стоило.

После нескольких минут раздумий над тем, почему все-таки Мэл выключила телевизор, забралась ко мне на колени и вообще ведет себя так странно, я решил прибегнуть к методу наводящих вопросов, избегая при этом главного — какого черта она не дала мне досмотреть «Звездный путь».

С изяществом пантеры, подкрадывающейся к своей добыче, Мэл наклонилась и поцеловала меня, медленно и обольстительно. Или все-таки она хочет меня соблазнить?

— Может женщина хоть изредка быть ласковой со своим возлюбленным? — промурлыкала она.

— Нет… ну, то есть… да, конечно. — Я с тоской посмотрел на телевизор. — Я хотел сказать, что если дело только в этом…

— Кое о чем я, конечно, хотела поговорить… — призналась она, игриво теребя меня за уши.

Так я и знал.

— О чем же ты хотела поговорить? — осторожно спросил я.

— О нас.

— О нас?

— О нас, — спокойно заявила она. — Давай поговорим о нас.

Я ощутил, как у меня душа уходит в пятки. Скверные предчувствия оправдались. Выходит, Мэл пригласила меня в этот вечер к себе не просто так. Я предполагал, что мы будем смотреть телевизор, вкушать китайский ужин (я — цыпленка кунг-фу, Мэл — королевские креветки с яйцом фу-юнг) и жаловаться друг другу на тяжелый рабочий день — ведь именно этим мы и занимаемся по четвергам. Не тут-то было. Оказывается, меня ожидал душераздирающий разговор «о нас», в то время как я чаял одного — досмотреть «Звездный путь».

О нас.

Ничего хорошего от разговора «о нас» ожидать не приходилось. Разговор «о нас» всегда заканчивался разговором обо мне. Иными словами, Мэл зачитывала подробный список «вещей, которые Даффи делает не так» и пункт за пунктом перечисляла мои грехи. В нужных местах я кивал и обещал исправиться, потому что, справедливости ради, надо признать, во многом она была права. Например, в следующем: «Ты когда-нибудь будешь убирать свои вещи с пола?», или «Как насчет того, чтобы вымыть за собой ванну?», или «Почему ты больше не смотришь на меня так, как раньше?».

О нас.

— Послушай, Даффи, — сказала Мэл, — сколько времени мы вместе?

Я знал ответ на этот вопрос, но, ожидая подвоха, стал судорожно искать в памяти дополнительную информацию.

— Уже четыре замечательных года, — рискнул ответить я.

— Именно, — подтвердила она.

Против моей воли мозг заработал в направлении «Звездного пути»: примерно в это время Спок должен был входить в хозяйственный магазин, огороженный проволочной сеткой, с помощью которой он собирался соорудить примитивный передатчик.

— Четыре года, это немалый срок…

Я очнулся, хотя лучше бы я этого не делал. Разговор принимал угрожающий оборот.

— Не такой уж и большой. Четырехлетним ребенком ты даже в школу не ходила. Не умела писать и читать. Разве что научилась шнурки завязывать…

— Даффи, перестань, пожалуйста, пороть чушь. — Ошпарив меня раздраженным взглядом, она слезла с моих колен и уселась на подлокотник дивана, водрузив обтянутые чулками ноги на лежащий рядом валик. — Ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я.

Я пожал плечами, всем своим видом изображая вопросительный знак.

— Тебе нужно по буквам объяснять?

— Нет… да… неплохо бы.

— Даффи, ты меня любишь?

— Так речь об этом? — недоверчиво переспросил я. — Ну, тогда тебе нечего волноваться. — Я был доволен таким поворотом дела. Мэл частенько спрашивала меня об этом. Похоже, порой она чувствовала некоторую неуверенность в этом вопросе, но я всегда с удовольствием ее успокаивал. Я взял ее за руку и тихо прошептал на ушко: — Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Она улыбнулась, наклонилась ко мне и прошептала в ответ:

— Тогда давай поженимся.

В первую очередь, осознав смысл ее слов, я захотел немедленно сбежать.

Затем я захотел спрятаться.

Напоследок же захотелось сбежать и очень хорошо спрятаться.

Малодушие мое, возможно, объясняется тем, что по зодиаку я — Весы. Во всяком случае, было проще свалить все на убогость моего астрологического знака, нежели признаться самому себе в трусости.

В итоге я не сбежал и не спрятался, так как подозревал, что это сильно огорчит Мэл. Я избрал единственно приемлемый для меня путь — весь сжался и свернулся в комочек, надеясь, что Мэл не станет слишком сильно наседать на меня.

— Ты хочешь выйти замуж?

— Хочу, — рассмеялась она.

— За меня?

— За единственного и неповторимого Бена Даффи. — Одернув подол юбки, она встала передо мной на одно колено. — Я, Даффи, современная женщина. А современные женщины не должны дожидаться приглашения выйти замуж. — Она откашлялась, сделала огромный глоток вина и взяла меня за руку. — Согласны ли вы, Бенджамен Доминик Даффи, оказать мне честь и стать моим законным супругом, любить и почитать меня, пока смерть не разлучит нас?

Пока смерть не разлучит нас.

И кто только вставил эти слова в церемонию бракосочетания? До этой минуты я собирался жить долго, но теперь дело осложнялось.

Пока смерть не разлучит нас.

Неужели нельзя было оставить лазейку пошире? Ну, например: «условия контракта обновляются каждые четыре года», или «до тех пор, пока кому-то из партнеров не станет скучно», или, в крайнем случае, «на ближайшее будущее».

Пока смерть не разлучит нас.

Да, это надолго.

— Мне казалось, ты не веришь в брак. — Я начал понемногу приходить в себя. — Не ты ли однажды назвала его «устаревшим понятием, необходимым патриархальному обществу лишь для того, чтобы приковать женщину к кухне»? — Это я процитировал фрагмент одной из наших полуночных бесед годичной давности. Я подозревал, что когда-нибудь подловлю ее на этом.

— Я передумала, — парировала Мэл с таким видом, будто других аргументов и не требовалось. — Даффи, нам уже по двадцать восемь. Мы уже не дети. Я хочу угомониться… Я не это хотела сказать… Я хочу остепениться… Я хочу нормальной жизни.

Мэл поджала свои идеальные губки. Она явно ожидала от меня другой реакции. Я же, со своей стороны, не понимал, с чего вдруг у нее возникла вздорная идея женитьбы. Совершенно не понимал. Я вгляделся в ее лицо, чтобы угадать ответ.

— Не смотри на меня так, — сурово сказала Мэл.

— Как?

— Так. — Она состроила смешную гримасу, пародируя выражение моего лица. — Как будто я банка консервов без наклейки. Или инопланетянин. Или веду себя так, как ведут себя «эти чертовы женщины».

Я быстро сменил выражение лица на более подходящее.

— Я и сама прекрасно помню, что говорила о браке раньше. Нет нужды напоминать мне. Пусть это звучит нелогично, но теперь я хочу замуж, Даффи. Не заставляй меня стыдиться желания быть с тобой до конца наших дней, как будто это какая-то болезнь. Я знаю, что отлично могу прожить сама по себе. Мне нет больше нужды что-то кому-то доказывать. Но я не хочу жить сама по себе. Я хочу жить с тобой, Даффи.

Стараясь сохранить невозмутимость, я вновь принялся изучать ее лицо. Я не мог отделаться от мысли, что она меня разыгрывает и вот-вот расхохочется со словами: «Ну что, попался?!» Я очень ждал этого момента, но он все не наступал. Напротив, на лице Мэл появилось столь серьезное выражение, словно она была диктором девятичасовых новостей.

— А ты в этом уверена? — робко спросил я.

Она кивнула.

— Да. А ты?

— Да, — ответил я инстинктивно. — Нет. — А затем: — Я хотел сказать…

Мэл взяла бокал с вином, сделала долгий, тяжелый глоток и резюмировала:

— Ты хотел сказать, что не уверен.

Я выжидал, надеясь на то, что моя «неуверенность» окажется приемлемым ответом, а не решающим доказательством моего ничтожества. Я снова уставился на Мэл в ожидании подсказки. Ее не последовало. Что творилось в душе Мэл, бог весть. Сколько я прежде ни пытался проникнуть в ее внутренний мир, мне так и не удалось составить свода правил, которых следовало придерживаться. По-моему, они менялись по ходу игры.

Я решил следовать по пути «неуверенности».

— Понимаешь… все дело в том, что… если мы сейчас начнем что-то менять, рано или поздно ты обнаружишь, что я тебя просто раздражаю. А так у нас есть возможность сохранять атмосферу таинственности…

Поставив бокал с вином на стол, Мэл села в кресло напротив меня и скрестила руки на груди.

— Поверь мне, Даффи, никакой атмосферы таинственности вокруг тебя давно уже нет. Я подтирала тебе сопли, я видела, как ты стрижешь ногти на ногах, я много раз наблюдала, с какой животной страстью ты поглощаешь бутерброды с беконом. После этого я все равно тебя люблю. Но вопрос-то не в этом. Вопрос в том, достаточно ли ты любишь меня, чтобы провести остаток жизни в моем обществе. Я хочу, чтобы ты сказал правду. Я не стану на тебя давить, но и ждать до скончания времен, пока ты, наконец, решишься, тоже не буду.

Упершись локтями в колени и опустив голову на грудь, я пытался подобрать слова, чтобы выразить свои чувства. Слов, конечно же, не находилось. Во всяком случае, единственно правильных.

— Ты — это все, что мне нужно, — наконец выговорил я.

— И…

— И всё. Зачем нам жениться? Разве нельзя просто…

— …жить вместе? — Она уже и это предвидела. Все пути к бегству были отрезаны. — Мы уже четыре года вместе и до сих пор живем по отдельности. Я не первый раз завожу разговор на эту тему, но ты всегда увиливаешь. Я даже тактику сменила. Если помнишь, какое-то время я вообще не вспоминала об этом, надеясь, что рано или поздно ты сам предложишь поселиться под одной крышей. Но этого не произошло. Теперь же полумеры меня не устраивают. Хватит пробовать воду ногой. Все или ничего. Сейчас или никогда. Каков твой выбор?

Я не ответил. Я застыл в оцепенении, раздумывая над тем, чем же все это кончится, и одновременно, как ни странно, пытаясь вспомнить, где сейчас находится команда звездолета «Энтерпрайз».

Мэл встала и прошлась по комнате, нервно глотая слезы.

— Ты просто не хочешь ничего менять, да, Даффи? — Она пыталась оставаться спокойной. — Ты хочешь, чтобы все оставалось как прежде, да? Так вот, так больше продолжаться не может.

Я по-прежнему молчал, размышляя о том, случилось бы все это, если бы я настоял на просмотре «Звездного пути». Может, конечно, мы бы и повздорили, но до такого кошмара дело бы точно не дошло. Наконец, когда тишина стала такой гнетущей, что ни я, ни команда «Энтерпрайза» выдержать ее уже не могли, я озвучил единственную пришедшую мне в голову мысль:

— Я тебя люблю.

Раньше эти слова всегда выручали меня, и сейчас как никогда я рассчитывал на их магическую силу. Они просто должны были вернуть все на свои места.

— Ты говоришь, что любишь меня, но разве это так? Я прошу тебя доказать мне, что ты меня действительно любишь.

И тут она зарыдала. Точнее, ее попытка не зарыдать закончилась полным провалом. Она рыдала от негодования. Я этих слез явно не стоил.

Я хотел обнять ее и успокоить: мол, все будет хорошо, но, к собственному ужасу, не смог этого сделать, так как впервые со дня нашего знакомства не был в этом уверен. Не глядя в мою сторону, Мэл взяла пульт, включила телевизор и исчезла за дверьми спальни. Я же, взглянув на титры «Звездного пути», со вздохом телевизор выключил.

Загрузка...