4

Дом профессора Феррэла располагался в самом престижном районе Лос-Анджелеса. Беверли-Хиллс — этакий город в городе, воплощение пресловутой «американской мечты». Этот Олимп голливудских небожителей был тем незыблемым ориентиром для всех даровитых и посредственных обывателей, которые желали выбиться из стеклобетонных джунглей небоскребов и тоскливых будней, вяло текущих в перерывах между сезонами тотальных скидок.

Правда, в Беверли-Хиллс Феррэл жил всего три года, но они оба, район и его импозантный обитатель, невероятно подходили друг другу. При одном взгляде на профессора можно было легко догадаться, где укрывается от назойливых глаз поклонников сочинитель детективов.

Чтобы не опоздать к назначенному часу, Шарлотта выехала пораньше, но уже довольно скоро обнаружила прекрасный и очень большой дом из розового кирпича с синей крышей. Он был так великолепен и велик, что она невольно подумала, как, должно быть, скучно занимать одному столько комнат.

Вокруг дома была резная тонкой работы ограда, больше похожая на стальное кружево, чем на мощную защиту от воров.

Шарлотта позвонила раз, другой. Ей никто не ответил. Тогда она толкнула калитку и вынуждена была признать, что ломилась в открытую дверь. Калитка оказалась не заперта.

Широкая дорога к дому была вымощена брусчаткой, по бокам зеленел изумрудный газон. Никаких деревьев или цветов.

Она подошла к дому и снова принялась за звонок. Дом был, что называется, мертв, если, конечно, хозяин не пользовался берушами.

Дверь была заперта, но даже если бы Шарлотта обнаружила ее открытой, входить внутрь без разрешения хозяина она бы не отважилась. Минутная стрелка показывала десять минут двенадцатого, и Шарлотта уже собиралась рассердиться, как вдруг заметила, что на небольшой выложенной плиткой площадке перед домом видна какая-то надпись. Писали определенно детским мелком.

Шарлотта достала из сумочки очки и прочла: «Вернусь через час. Ключ под ковриком. Прямо по коридору, первая дверь налево. Все указания на столе. Я».

Профессор, кажется, частенько пользовался этим местом для своеобразной передачи посланий своим знакомым. Шарлотта заметила, что плитка вокруг надписи тоже испачкана мелом.

— Ключ под ковриком! — съязвила она машинально. — Автор детективов мог бы придумать и что-то пооригинальнее.

Обстановка в доме повергла Шарлотту в изумление, но вовсе не из-за того, что на стенах висели подлинники картин известных художников. Вся мебель, и стены, и потолки, и занавески были выдержаны в едином стиле. Шарлотта, как будто перенеслась из шумной калифорнийской кутерьмы в другой мир, наполненный тонкими ароматами и эстетикой наслаждения. Круглые зеркала, изогнутые ручки кресел и гофрированные занавески на окнах словно источали дух Франции.

В этой роскошной, почти королевской обстановке Шарлотта почувствовала себя былинкой, ничтожной и беспомощной. И видя в зеркальной мути свое отражение — мальчишку-сорванца с вихрастой головой и в потертых джинсах, — она понимала, что никогда, никогда не сможет чувствовать себя в этом доме красивой женщиной.

Что же до профессора, то, отыскав свою помощницу среди всех этих прекрасных предметов, он еще больше утвердится в мысли, что она создана лишь для того, чтобы носить чехлы от контрабаса и беспрекословно кивать головой на все его распоряжения.

Кабинет Феррэла по сравнению с гостиной и столовой выглядел скромно, даже бедно. Здесь царил деревенский стиль канадского загородного дома. Шарлотта впервые вошла в этот кабинет, но все здесь показалось ей знакомым и родным. И это ощущение позволило ей забыть о разнице между ней и профессором и отдаться работе.

В записке на столе Шарлотте было велено рассортировать гору корреспонденции и вывести на бумагу сто тридцать страниц его нового романа. Объяснениями своего отсутствия Феррэл, похоже, решил не утруждаться.

Не вздыхай, Шарлотта, строго приказала себе девушка, ты сама выбрала эту работу. Пора отрабатывать аванс.

Примерно через два часа она услышала какое-то движение в доме. И не зная, следует ли напоминать профессору о своем присутствии, выглянула в коридор.

Профессор был не один, его сопровождала женщина лет тридцати пяти с крашенными в рыжий цвет волосами и в длинных блестящих сапогах. Вид у нее был несвежий, скорее поношенный, и, глядя на нее, Шарлотта не знала, что и думать. Впрочем, некоторые соображения у нее возникли, — но она тут же постаралась от них избавиться.

— А у тебя шикарный дом, — грубым низким голосом сказала женщина, подставляя бокал для вина.

— А у тебя шикарная задница, — ответил ей Феррэл, похлопав ее по ягодицам, затянутым в узкую юбку.

Шарлотта зажмурилась и убежала обратно в кабинет, громко хлопнув дверью. Нет, она не хотела хлопать ею нарочно, но отвращение ко всей этой гадкой сцене не оставляло выбора.

Из гостиной послышался резкий женский смех, а потом Феррэл сказал:

— Я сейчас. Если хочешь, забирай бутылку.

Феррэл открыл дверь кабинета и, заметив Шарлотту за своим столом, как ни в чем не бывало произнес:

— Сегодня вы выглядите лучше. Но эти уродливые очки нужно снять.

— Без них я не смогу выполнять свою работу, — сухо ответила Шарлотта.

— Мне придется появляться с вами в обществе. — Он достал из сейфа пачку денег и вынул купюру в сто долларов. — Боюсь, что ваше присутствие может подпортить мою репутацию.

Шарлотта задохнулась от обиды. Все, что она могла, это молча смотреть на него своими огромными черными глазами. Но и в них профессор прочел то, что не смогла вымолвить девушка.

— И еще, не стоит оскорбляться всякий раз, когда ко мне в гости наведаются женщины, — сказал он, улыбаясь. Феррэл закрыл сейф, взялся за круглую ручку двери и посмотрел на Шарлотту через плечо. — Неужели вам не приходилось слышать такие слова от своих любовников?

В глазах Шарлотты сверкнула молния. Она схватила со стола пресс-папье и вскинула руку, намереваясь метнуть его в профессора. Он и не подумал спасаться бегством, напротив, повернувшись к Шарлотте, засмеялся — громко и оскорбительно. Шарлотта опустила пресс-папье и заплакала.

— Я воспользовался услугами этой женщины, — как можно вежливее изрек Феррэл, — но не в том смысле, о котором вы подумали, моя дорогая мисс Хорошие манеры. Я расспрашивал ее о трудовых буднях. Мне нужен подходящий типаж для нового романа.

— Черт бы вас побрал! — воскликнула Шарлотта, заливаясь краской.

— И после этого она говорит, что не знает слова… — он нарочно замолчал, ожидая предсказуемой реакции Шарлотты, и, не дождавшись, продолжил, — «ягодицы». А вы о чем подумали?

Пока профессор рассчитывался со своим типажом за информационные услуги, Шарлотта, пылая от обиды, придумывала для него самые ужасные наименования, которые знала.

— Нахал, кретин, идиот, болван, дурень, хам, бесстыжий писака, мужлан, — не уставала она, выговаривая все, что думала, висящему на стене портрету Феррэла.

Вернувшись в кабинет, профессор, не поднимая глаз на Шарлотту, прошел к столу и обвел глазами семь разных стопок писем и пачку распечатанных глав. Однако принтер все еще продолжал выталкивать новые листы, и Шарлотта аккуратно помещала их поверх пачки.

Она выполнила все указания профессора и, кажется, заслужила похвалу.

— Вы хорошо справляетесь с работой. А если бы не подслушивали, успели бы распечатать все главы, — сказал он с насмешкой.

Шарлотта встала с другой стороны стола.

— Извините, сэр. Такое больше не повторится.

Она не верила, что еще минуту назад могла — но главное хотела — размозжить голову лауреата пропасти литературных премий.

— Меня больше беспокоят тяжелые предметы в ваших маленьких ручках, — заметил Феррэл, усаживаясь в свое кресло.

— И это тоже, — заверила Шарлотта.

— Тогда давайте работать. Завтра у меня в университете начинаются курсы писательского мастерства. Соберется весьма любопытная компания, думаю, вам интересно будет познакомиться с этими людьми.

Профессор достал из верхнего ящика стола папку и жестом пригласил Шарлотту расположиться на небольшом диванчике возле высоченного книжного шкафа.

— Вот работы, которые они присылали на конкурс.

Он передал Шарлотте папку и притворил дверь кабинета.

Загрузка...