Мой персональный робот

Глава 12

Хелена

(Arrested Youth – Sob Story)

День ощущался ласковым. Быть может, чуть ярковатым, солнечным и чуть более ветреным, чем Хелене бы хотелось, но эти факторы не мешали ей наслаждаться бутербродом, купленным на заправке. Состоял он из двух тонких отрезов хлеба, мясной нарезки между ними, соленых огурчиков и горчицы. Дома она и есть, возможно, не стала бы, но сегодня, именно сейчас ей было вкусно.

Стаканчик с кофе в руке. Монотонно вещал одну и ту же фразу записанный женский голос.

«Уважаемые посетители АЗС. Напоминаем, что станция работает в режиме пост-оплаты – сначала вы заправляете машину, затем проходите в кассу. Уважаемые посетители АЗС…»

И так по кругу почти без пауз.

В режиме «пост-оплаты» сейчас мало что работало, это редкость. Все желали деньги вперёд.

Где-то между торговыми рядами внутри помещения ходил Эйдан – кажется, искал что-то для машины. Не то стеклоочиститель, не то масло на «долив». Ей на короткий момент показалось, что он пьет воду, но эта мысль не зацепилась в голове – мало ли, что из собственных внутренностей ему требовалось охладить?

Аш Три до сих пор воспринимался ей чем-то мистическим. Не человеком, но и не роботом. Хелена доела бутерброд, выкинула упаковку в урну, отпила глоток черного кофе – молоко на кассе закончилось. Чёрт с ним.

Почему она так редко выбиралась за последние три года на природу?

Ведь здесь было спокойно, мирно, гораздо лучше, чем в городе. Шелестели деревья, и мир воспринимался чем-то стабильным, совсем, как в прежние времена. Правы были те, кто еще в начале смутных времен выехал из бетонных стен в сёла. Может, и ей следовало?

Как её жизнь вообще повернулась так, как повернулась?

Если бы рядом внезапно появилась Тори, если бы она спросила – эй, ты куда, и что происходит? То после покрутила бы пальцем у виска – мол, е№анулась? Как можно доверить свою жизнь роботу, ехать для того, чтобы прыгнуть на подготовленной им верёвке в овраг?

Наверное, никак. Иногда у хаотично мыслящей Виктории вдруг просыпался холодный рационализм. И временами у практичной и логичной Хелены он напрочь пропадал, из-за чего жизнь, как сегодня, начинала напоминать сюр.

Но ей было всё равно.

Никто не ждал дома, никто не звонил, не спрашивал, как у тебя дела? Всё ли хорошо? Она понимала, что куда-то ехать ей нравится больше, чем сидеть, созерцая поблекший рисунок на обоях.

Почему она вообще там, где она есть сейчас, что к этому привело?

Аш три платил за что-то её картой на кассе. Он не торопился, а она не раздражалась – куда спешить? Хорошо, что они вообще придумали план прокатиться. Здесь дышалось свободнее.

Неужели виной всему мать? Всё пошло под откос, потому что неудачное детство?

Хелене вдруг надоело спирать собственные неудачи на этот фактор. Бывает детство и хуже, кто-то вообще не доживает до тридцати. Значит, ей повезло. Помнится, на первых курсах института она мечтала, что однажды будет работать в большой компании. Светлые окна, множество этажей, чудесный коллектив. В нём будут красивые мужчины и дружелюбные, душевные женщины. Работа, сплетни, перерывы на обед – вечерний писк пропуска на вертушке при выходе, прощание с ней вахтера. «До завтра, мисс…»

Не случилось. Она желала разрабатывать сложные математические алгоритмы для искусственной логики, а стала шифровальщицей. Потому что уже на третьем курсе создала свою систему, которую нахвалил профессор, слава о которой разошлась далеко за пределы институтских стен.

Уже тогда молодняк начал разбиваться на лагеря – одни прибивались к повстанцам, другие к Громилам, третьи к отшельникам. Агитация шла тайная, но очень уверенная, мало кто оставался в стороне, придерживаясь нейтральной позиции.

Её убалтывали почти год. Обещали высокую зарплату, если согласиться, но решающую роль сыграли даже не деньги, но заверение – «Мы против войны. Помоги нам остановить ракеты».

И она стала промежуточным звеном. Принимала послания, отправляла послания, надеялась изо всех сил, что помогает стране. Но помогала ли? Ведь точный смысл расшифрованных сообщений, так или иначе, оставался скрыт, не говоря уже об общей картине.

Конечно, можно в любой момент отказаться. Снизится риск.

Но на что тогда жить? Увы, Хелене очень и очень хорошо платили.

И потому она сегодня здесь. У заправки. Живет именно ту жизнь, которую выбрала, хотя иногда ей казалась, она ничего не выбирала.

Кофе закончился тоже.

Эйдан вышел наружу с бутылкой ярко синей жидкости в руках.

– Готова ехать?

– Да.

Одна бы она «на природу» ехать не решилась. А вот с ним, да, с ним было безопасно.

Внутри салона света было куда меньше. Основной лился в кабину через лобовое стекло, а боковые окна в целях безопасности узкие, как у всех траков.

Аш три настраивал навигатор. Он двигался, действовал даже в малейших деталях, как человек – иногда чуть хмурился, задумавшись, иногда прикусывал уголок губы. Ей нравилось.

– Твоя человечность ведь не на максимуме?

Ответили ей на автомате.

– Почти.

– Что ты ищешь?

– Хочу обследовать ближайшее к нам ущелье. Как раз нашёл одно… До него семьдесят восемь километров. Посмотрим его на предмет пригодности.

– Блокпостов по пути нет?

У неё имеется паспорт. А вот к роботу документ не полагался, и попыток что-то объяснить будет много. Ни к чему.

– Нет. Ближайший в пятнадцати километрах от той точки, я проверил.

– Хорошо.

Ремни они пристегнули синхронно.

Её ум часто занимала мысль о том – о чем Эйдан думает? Как себя ощущает?

– Скажи, – не сдержала она любопытство спустя десять минут молчаливой езды, – ты помнишь что-нибудь о себе? Как тебя создавали? О фабрике, создателях…

Ей ответили спустя паузу.

– Некоторые отделы моей памяти заблокированы.

Неслышный вздох разочарования – значит, нет.

– А кем ты себя чувствуешь? Роботом или человеком?

На лице водителя мелькнуло странное выражение, Хелена даже расшифровать его не сумела.

– Твоим покорным слугой?

– Хочу честный ответ.

Тишина длилась чуть дольше. Что, если она заденет сегменты мышления, которые трогать нельзя? Ведь с этого в фильмах в уме ИИ начинаются проблемы.

– Человеком.

Нечестно. Заведомо нечестно кого-то заставлять ощущать себя тем, кем он не является.

– Ты действительно очень похож на человека, – она размышляла вслух, – настолько, что даже я отличить не могу. Но ты… ненастоящий.

Аш три усмехнулся очень по-мужски. Чуть цинично.

– Смотря, с какой стороны посмотреть.

Возможно, он совсем не это имел в виду, но женские мысли – вещь ветреная, как кучка перьев. Дунул, и они уже летят в ином направлении. Сложен был Эйдан действительно хорошо. Идеально. И то, что она щупала ночью, ощущалось пальцам очень «настоящим».

– Слушай, я кое-что забыла сделать. До прыжка…

На неё взглянули коротко.

– Что?

– Поцеловать тебя. Вдруг… я не успею потом?

– Ты не умрёшь, если ты об этом. Твоя безопасность – мой приоритет.

Одно дело – слова, другое – то, что произойдёт на самом деле.

– Я могу попросить остановиться…

– Можешь. – Он даже не дал ей договорить. – Но я бы не советовал делать этого сейчас.

– Почему? Это ведь тоже… адреналин. Ты сам говорил.

– Не та доза, которая тебе требуется сейчас. Если ты расслабишься, тебе не захочется прыгать, и это будет ошибкой. Лучше оставь приятное на «после» – будет чего ожидать вечером. Стимул смочь что-то сделать и вернуться.

Логично. Даже очень.

Хелена вновь умолкла на пару минут.

– Как думаешь, эффект хорошего настроения продержится до вечера? Если я прыгну.

– Гарантирую. Если он спадёт, мы придумаем что-нибудь ещё.

Она бы в этом случае предпочла попробовать секс с машиной, нежели ходить по затопленным рельсам метро.

За городом разрешалось приоткрыть боковое окно, и тёплый ветер, залетающий в салон, лечил душу.

(Willyecho – Trenches)

Вдоль оврага рос бурелом – Аш Три осматривал его критичным взглядом. Иногда, придерживаясь за стволы деревьев, заглядывал туда, где дно, чуть свешивался.

Хорошо, когда кому-то неведом страх…

Ущелье было мелковато, и лететь в него не хотелось от слова совсем. Конечно, если он скажет «да», она попробует пересилить страх, но все эти колючки, кусты, блеклый вид.

– Нет, не подходит, – уверенно изрёк Эйдан, и Хелена испытала колоссальное облегчение. – Будем искать другое место.

«Мы не будем прыгать там, где нельзя этого делать».

Спасибо изобретателям робототехники, что конкретно этот экземпляр теперь столь тщательно о своей владелице заботился.

Ботинки цеплялись за сухую в этих местах траву, когда они шагали обратно. Край ущелья даже невозможно было разобрать – сплошной бурьян.

Сидя на тёплом кожаном сиденье, она неожиданно кое-что вспомнила – робот как раз принялся скролить пальцами экран навигатора.

– Слушай… Пару лет назад ребята рассказывали, что прыгали откуда-то. Даже оборудование там стояло…

– Координаты?

Потому как двери были открыты, об лобовое стекло теперь бились две мухи. Вилась перед лицом мошка – Хелена смахнула её в сторону.

– Я… не уверена… Какой-то Ридж, кажется… У меня память не такая идеальная, как у тебя.

На неё посмотрели с интересом. Как у Эйдана получалось быть таким живым и таким привлекательным при любом освещении? Искусственном или естественном.

– Дай мне запястье.

– Зачем?

– На нём есть точка памяти. Хочу помочь тебе вспомнить.

Что за точка «памяти»? Она про подобную никогда не слышала. Но левую руку протянула.

Аш Три аккуратно взялся пальцами, надавил большим чуть ниже «браслетов судьбы» – колец под ладонью, которые образовывались, если согнуть запястье.

– Теперь закрой глаза, – посоветовали ей, – расслабься.

Она выполнила. Ей вообще нравилось происходящее. Лето, трава, жужжат насекомые, и, наконец, не страшно от того, что из соседнего окна может выстрелить поддатый снайпер. Как будто с мужем выехали на пикник.

– Мне пытаться вспомнить тот разговор?

– Да. Любое слово.

Тёплые пальцы на её коже, и удивительное, неизвестно откуда свалившееся внутреннее спокойствие. Хелена была уверена, что ничего не выйдет, тот разговор тёк вскользь и был ей не интересен, но спустя секунд двадцать ментальной тишины откуда-то вдруг всплыли даже лица.

То был Гарик и Арти – они возвращались поездом из похода. Хелену на станции попросила встретить мать – мол, чемоданы тяжелые, до такси дотащим вместе. Её бывшие одногруппники остановились сами, тепло поздоровались, и пока она высматривала знакомое лицо в толпе, говорили:

– Слушай, мы даже завернули на Котту-Ридж, там Скил-Скины устраивают прыжки, даже соревнуются. Мы прыгнули тоже…

Удивительно, она вспомнила даже циферблат часов, показывающий цифры «18:13». А после окликнувший её голос…

– Хелена?

Мама…

Кажется, это был один из относительно хороших дней. Без плохих слов, эмоций и впечатлений – позже они зашли поужинать в «Рестру».

Погрузиться глубже ей не дали – вытащил на поверхность Эйдан, Хелена был в этом уверена. Каким-то неуловимым и невидимым движением, которое невозможно ощутить, он вытащил её ум на поверхность.

– Вспомнила?

– Да.

Снова кабина и бьющая о стекло муха. Вторая, поумнее, уже вылетела наружу.

– Котту-Ридж.

Как она это сделала? Как провалилась в нужный сегмент памяти так точно, хотя до этого даже не подозревала, что помнит тот вечер и станцию. У поезда была синяя «морда» с буквами «HH12 – II3» под логотипом компании…

– Умница.

После этого тёплого слова Аш Три принялся искать координаты.

– Но там сейчас, наверное, нет оборудования.

– Оно нам не нужно, всё сделаем сами. Лишь бы место подходило. – И через несколько секунд. – Нашел. Двадцать восемь километров отсюда. Кордонов нет.

Отлично.

Не хотелось закрывать двери – казалось, что в салон вливалось лето. Но пришлось ими хлопнуть и снова пристегнуть ремни.

(Imagine Dragons, J Balvin – Eyes Closed)

Ллен

Это место подходило идеально.

Вероятно, лет десять назад здесь собирались строить мост – возможно, подвесной. Но что-то застопорило проект; остались, однако, с той и другой стороны ущелья бетонные выступающие «языки». Потрескавшиеся обветренные бетонные плиты. Идеально.

Именно сюда он монтировал оборудование. Нашел выступ, куда закрепил сматыватель лебёдки, даже отыскал выемку для огромного винта.

Пока собирал крепления жилета, защёлкивал карабины, ещё раз на глаз измерял глубину пропасти и длину верёвки, Хелена наблюдала за ним. Краем глаза, незаметно, но очень внимательно. Беспокоилась? Любовалась?

Ллена по-своему напрягала растительность, почему-то сплошь бурая. Учитывая температуру воздуха, на улице как будто стояло лето, но зелень отсутствовала. Нордейл бы при такой температуре цвёл, а здесь один сухостой. Отсутствие влаги? Если весна, то, где почки, цветы? Об этом Эйдан Хелену спросить не решался, так как та в свою очередь правомерно поинтересуется о том, почему он не скачал нужную информацию с интернета? Бог с ней, с погодой. Главное, место подошло.

В уме прокручивались схемы сцепки – нельзя упустить ни одну деталь. Он отвечает сейчас за жизнь этой девчонки, как никто другой. И обещал он ей адреналин, а не смерть. Сам толкнул эту идею, сам сюда привез, воспользовался, можно сказать, слабостью.

Когда убедился, что прыгнул бы в подготовленном снаряжении сам, подозвал слоняющуюся неподалёку мисс, затянул на ней ремни. Кстати, самих ремней бы хватило тоже, но жилет держал прочнее, к тому же лучше распределял нагрузку.

– Может, шлем мне не нужен?

– Ветер будет свистеть в ушах. Он будет бить тебе в лицо с огромной скоростью, будь готова.

– Уже готова.

Ллен ожидал, что она сольётся. Передумает, напугается, найдет отговорку, сообщит, что уже к лучшему переменилось настроение, что «крайние» меры можно отложить. Но Хелена стойко терпела, когда он проверял карабины и привязь, когда укладывал кольцами канат на «языке», когда в очередной раз тестировал подъёмный механизм.

И вот они оба на карнизе.

Где её нервозность, нерешительность?

Эйдан бывал проездом в «Скай-Парках» вблизи Нордейла, видел, как у людей от близости полета тряслись поджилки. В прямом смысле. У одних подкашивались колени, другие цеплялись за столбы или инструкторов, скулили, голосили, матерились.

Хелена молчала. Её застывшее выражение лица ничего не выражало. Разве что сухость – скупую эмоциональную сухость, выгорание. Но близость смерти обычно стирала и это.

– Я могу подготовить оборудование и проверить его. Но толкать тебя вниз я не буду, уговаривать на прыжок тоже. Это противоречит…

– … твоим алгоритмам. Я понимаю. – Она сама закончила фразу. – Можешь отойти. Меня не нужно уговаривать. Я прыгну. Немножко постою… и прыгну.

Ллен подумал о том, что, если она этого не сделает, он не разочаруется.

Но, если сделает, он восхитится.

По-человечески и очень по-настоящему.

Хелена

Она думала о том, что, возможно, совершает самую большую ошибку сейчас. Может, это её последние минуты? Если так, то винить робота не в чем – он просто машина. К тому же обвинить кого-то она попросту не успеет, если убьётся, а при такой глубине вероятность почти стопроцентная.

Каждый выбирает, как ему жить.

Если сегодня она оказалась здесь, значит, это её собственный выбор. Всё в порядке. Хелена вообще старалась никого не винить, кроме себя, да и себя больше не хотелось.

Она вспоминала Микаэля, его фразу о «друзьях», свою реакцию на неё. Разбитую о стену тарелку, подступившие слёзы.

Пришла пора что-то менять – возможно, это как раз шаг в верном направлении, выход из зоны комфорта.

«Да уж. Категоричный выход. Сразу с места в карьер…»

Чем больше ждёшь, тем страшнее.

Она не стала разбегаться, изобретать финты, выпендриваться – перед кем? – просто шагнула с края вниз.

Да, в этот самый момент ей было страшно, как никогда. Потому что это черта, когда ты по-настоящему не знаешь, что будет дальше. Всё в руках судьбы. Полная беспомощность, и не парение, а ад…

Ветер ударил по лицу, по ушам, несмотря на шлем, под дых. Хотелось не парить птицей, как рассказывали многие, но исчезнуть из небытия, свернуться каралькой, хотелось, чтобы этот ужас завершился. Вроде бы, пара секунд, но ужаса полные штаны. Неразбериха, непонимание своих ощущений, паника. А после рывок вверх – это случилось, когда веревка натянулась до максимума. И вот тогда напряглись сосуды в голове, ощутил стресс позвоночник.

Всё… Всё… Она уже болтается вверх-вниз…

Она не разбилась, можно выдохнуть.

Что он говорил ей перед стартом? Что-то рассказывал про необходимость подтянуться, разжать один карабин, чтобы тело перевернулось, чтобы голова вернула привычное вертикальное положение.

Хелена напряглась.

Вращался мир, плавно подпрыгивала до сих пор по инерции верёвка, и её тело вместе с ней. Качался мир.

Подтянуться удалось не без труда. Щёлк!

И она висит над пропастью вниз ногами – чудо.

Стало легче.

Никогда ни до, ни после она не испытывала такого чудовищного страха, не стояла на грани жизни и смерти, хотя смерть, может, и рядом «не валялась», если крепление сделано на совесть. Но ведь ощущения…

И только сейчас спустя сколько-то секунд она стала выдыхать.

Она сделала это.

Сделала.

Ущелье с этой точки выглядело необычным, красивым. Внизу дно, речка, камни; по стенам росли редкие кусты, даже цеплялись корнями деревья.

Ей хватало уже того, что отступал страх, что жуткое позади.

Но вдруг стало хорошо. Неожиданно и широко хорошо. Дернулась верёвка – начал «подъём» наверх Аш Три. Рывок. Пауза. Еще рывок. Как на лифте.

А ей стало в кайф болтаться неизвестно где – пусть он тянет медленно. Она слишком давно не наблюдала живописные виды, не ощущала себя живой. Пустой и наполненной одновременно, удивительно спокойной, умиротворенной. Как человек, вернувшийся домой с войны. Как человек не потрепанный и не убитый, но выполнивший миссию.

Как красиво жить…

То были минуты её триумфа.

Еще чуть-чуть вверх – спасибо, робот. Еще чуть-чуть. Парение, веса как будто нет – его амортизировал канат. Хелене казалось, она побывала в бою – как специалист, как спецназ. Жизнь наполнилась выпуклыми образами, глубиной и смыслом. То был момент, который хотелось растягивать в бесконечность.

Почему смыслов не было раньше? Ведь это так просто.

Быть собой, делать то, что нравится, чувствовать себя победителем, героем, молодцом.

Почему раньше она совершала пустые вещи, хотя могла вкладывать усилия во что-то стоящее?

Странным образом начало мыслить сознание, непривычным.

Это и есть адреналин?

Ей нравится. Надо было начать прыгать раньше…

Наверное, на плече останется отметина от стяжки, впившейся в кожу слишком сильно – то будет её гордость. Она будет любоваться этим местом в зеркале в ванной.

Совершенно ушёл страх, как не существовало. Просто этот миг – такой простой и понятный, к которому нужно было прийти.

Микаэль?

Кто такой Микаэль? Пустой звук с отсутствующим ассоциативным рядом.

Значит, всё случилось, как и должно было быть – пустое отсеялось, важное выступило на первый план. А что есть важное? Это, когда ты лёгок головой, уверен в своих мыслях. Горд собой.

Почему раньше она упускала этот момент? Почему нужно было дождаться двадцати семи лет, чтобы однажды купить робота, который предложил ей шаг в пропасть?

Смешно, счастливо, пусто.

Впервые настоящая свобода. Какое красивое место вокруг… Солнце, пестрые облака, теплый ветер. Теперь она качалась на верёвке с такой уверенностью, будто висела на ней всю жизнь. Как альпинист, моющий окна, как циркач. Кажется, ей нужно сменить профессию.

Верёвка продолжала отрывистое движение вверх.

Всё ближе бетонный «язык», всё дальше каменистое дно и безымянная речка.

Тори обзавидуется – жаль, что не было съёмки, нечего показать. Нет, Тори, конечно, скажет – Дура! Сумасшедшая дура! – потом обнимет. А завидовать начнёт после, хотя никогда в этом не признается. Начнёт втихаря подругой восхищаться.

Главным было другое – Хелена впервые в жизни начала восхищаться собой. Не могла, не умела даже тогда, когда её хвалили перед математическим кабинетом, а теперь ощущала себя профессионалом, искусно исполнившим сложный трюк. Красиво, филигранно, умело.

Ей дышалось легко, легко любилось это небо, эти кусты.

Эйдан затянул её наверх, как пушинку. Кажется, даже не напрягся, разве что низ его штанин стал пыльным. Подал ей руку, вытянул канат, сложил его подальше от края, её в целях безопасности отвел от него тоже.

И лишь после спросил:

– Помогло?

Она не ответила.

Обняла его. Теплого, очень сильного и мускулистого. Сколько-то просто держала, ощущала при этом всё, будто кожа стала объемными сенсорами – стук чужого сердца, собственные локоны, щекочущие щеки, порывы ветра.

Лишь после отозвалась.

– Давай делать это каждую неделю, ладно?

– Ладно.

Тёплая улыбка на лице Эйдана, молчаливое одобрение в его глазах.

После с неё, отведя с «языка», начали снимать крепления.