Мой персональный робот

Глава 14

(Mako Grey, Sasha Sloan, Arcane – What Have They Done To Us)

Нужно было спать; Ллен смотрел в потолок – сон не шел. Зато роились мысли.

Что он скажет Хелене, как объяснит тот факт, что они выжили? Вытащил их из пропасти, куда они упали? Где раны, ссадины, травмы? Рванул на траке вперед, перескочил пропасть, раздавил колесами всех людей на вражеском контрольно-пропускном пункте?

Бред.

Она не настолько тупа и наивна, чтобы верить откровенным нестыковкам.

Взять и перевернуть всё так, что она будет помнить случившееся сном? Аренду авто, их поход в магазин, последующий прыжок? Самый простой путь для него, Ллена, взять и внушить девчонке, что от бредовой идеи сигать в пропасть на верёвке она, конечно, отказалась, обиделась на робота, ушла спать. Отсюда и воспоминания…

Ему было тоскливо. Почему-то.

Они ей важны – эти воспоминания. Настоящими, яркими, живыми и случившимися. Она благодаря им открыла сегодня новую себя, вышла из зоны комфорта, обнаружила в себе стержень, желание, может быть, впервые выбирать себя.

И, если сказать, что прыжок был сном, значит, всё неправда. Всё зря.

Так нельзя.

Эйдан ворочался и ощущал себя сказочником-неудачником. Должен найтись сценарий, которые её логически устроит.

Какой он, где?

Сильнее зашумел за окнами ливень. Почему Дрейк оставил в петле такую погоду? Чтобы хорошо спалось?

Он скажет иначе… Сдал назад, увернулся от второй ракеты. Сама Хелена ничего не помнит, потому что от шока потеряла сознание – так бывает. А её робот прорвался сквозь тех, кто сторожил позади. Нет, прицельных выстрелов не было, просто пугали. Не сразу, но он оторвался от погони, сбросил повстанцев с хвоста, вернулся в город. Трак? Трак вернул в агентство, всё хорошо, можно выдохнуть. Ран нет, всё закончилось «удачно». Прыжок был настоящим.

Да, возможно, не идеально, но сойдет.

Ллен успокоился и только после уснул сам.

Он не знал, сколько проспал – часы здесь не шли. Обратился за ответом к внутренним ощущениям, понял, что примерно три с половиной часа. Капало по подоконнику. Ему хватило этого времени, чтобы передохнуть, поднабрать сил.

Хелена не тревожилась во сне, не переворачивалась.

В квартире всё было так же, разве что стало еще темнее.

И на стуле появился кейс.

«Готово».

Эйдан поднялся резко, как солдат. Хотел, как делают в фильмах, подойти, открыть чемодан, заглянуть внутрь, но вовремя вспомнил слова:

«Коснёшься ручки, и распахнётся односторонний портал…» Значит, лучше под крышку не заглядывать, потому что всё – стены, потолок – озарит белый свет.

Выпив воды, Ллен снял с себя домашнюю одежду, извлёк то, что лежало в пакете. Срезал бирки, переоделся, опять сделался «Аш Три».

После подошел к кровати, посмотрел на ту, которая на ней лежала.

– Давай, пора…

Он взял Хелену на руки очень аккуратно, как куколку, проследил за тем, чтобы запрокинулась голова. И только после этого – уже с девчонкой на руках – шагнул к стене, взялся за стоящий на стуле кейс.

Вспыхнул свет. Стена замерцала.

(Brand X Music – Dominion)

Хозяйку квартиры Эйдан положил туда, где она обычно отдыхала, на кушетку в кабинете. Сам прошёл к компьютеру, ввёл пароль. Новое сообщение для шифрования имелось, но не то, не второе – жаль. Подменил бы его прямо сейчас. Не стал тратить время на досаду, нашел письмо об аренде трака, выписал адрес на лист из блокнота.

После отыскал лежащий на тумбе телефон.

Чертыхнулся, когда понял, что для разблокировки нужен визуальный график-линия. Не стал гадать, какая именно, поднес сотовый к пальцу Хелены, использовал отпечаток – экран засветился.

Отлично.

Сразу всплыло несколько сообщений от Микаэля:

«Детка, как ты, всё норм?»

«Чем занимаешься?»

«Пропала… Занята или обиделась?»

Вот мудила.

Подумал, Ллен стёр чат с обеих сторон – пусть она думает, что сие совершил этот манипулятивный придурок. Сам «придурок» осознает, что ему на голову только что наделали кучу. Социопаты страсть как не любят, когда на уловки не работают, пусть покипит дерьмом.

Эйдан, покопавшись в иконках, нашёл заказ такси. Вбил адрес. Копаться в поясной сумке Хелены, чтобы отыскать чужую кредитку, не стал, оплатит поездку налом.

Надпись гласила, что машина будет у порога через четыре минуты – отлично.

В коридор.

Взять кейс. Не забыть с собой ключи.

С водителем он не разговаривал; смотрел в щель-окно, за которой плыл серый город. Хорошо хоть пропало резкое солнце, опостылевшее ему с обеда; небо плотно затягивала пелена облаков.

До конечной точки путешествия семнадцать минут.

Что он скажет в агентстве? Чем оправдает невозврат машины? Жаль, что на Хелену ляжет это пятно в виде штрафа и, возможно, записи в некоей кредитной истории.

Вдруг в голову пришел «гениальный» план.

Здание было обычным, даже окна не зарешечены. Холл из серого мрамора пуст; единственный парнишка-клерк стоял за стойкой. Лет двадцать пять на вид, остатки оспы на лице, кривоватая улыбка.

– Добрый вечер, чем могу помочь?

Эйдан включил внутренний сканер, похожий на луч, бьющий прямиком в чужое сознание.

– Найди договор номер…

Он продиктовал цифры.

Лицо клерка сделалось вялым, взгляд послушным.

– Да, конечно, сейчас…

Откуда-то из недр возникла бумага – её в электронном варианте подписала Хелена.

– Перепиши этот договор на своё имя.

– Что?

– Ты слышал. Поставь туда свои данные – это ты арендовал сегодня машину с номерным знаком семьсот семнадцать…

Из правого уголка рта парня с бейджем, на котором значилось имя Кормак, вытекла капелька слюны. Неприятно быть полностью ведомым, марионеткой – Ллен об этом знал. Система будет помнить, что транспортное средство арендовал сам Кормак, он же и должен будет его вернуть. Как? Не важно. Эйдан не мудак, оставит парню кейс, который тот отыщет после ухода посетителя.

Стучали пальцы по кнопкам клавиатуры – взгляд клерка выглядел блеклым, болезненным.

– Сейчас забью туда свои идентификационные данные.

– Молодец.

Ллен был опасен иначе, не так, как Кайд, меняющий время или пространство, не так, как Кардо в боевом режиме. И не так, как глубокомысленный Санара, способный видеть грехи и назначать кару. Ллен был «кукловодом» – иногда это страшнее.

Принтер ещё не выдал новую копию договора, когда в мозгах парня, пробиваясь через общий заслон, начали мелькать тревожные картинки – таблетки на чужой ладони, полутёмный бар… Свернутые в рулон деньги; страх, агрессия.

Кормак покупал наркотики, торговал ими?

Ллен бы не полез в чужую память глубже, но что-то неприятное зацепило ум. И он раскрутил картинку.

Лежащая на постели старушка, подмешанный в лекарство яд?

Что?

Сканировал чужой ум Эйдан со скоростью сбрендившего лучевого аппарата. Кормак травил свою бабку ради квартиры? Которую хотел переделать позже в притон? Некий Эммертон обещал ему за это долю с продажи дури… Хорошую долю. Ах ты поганец…

Именно в этот момент Ллен решил кейс с деньгами клерку не оставлять; принтер выдал новую копию договора.

– Подпиши.

Кормак, вытирая слюну тыльной стороной ладони, подчинился.

Вот кто взял сегодня машину, вот кто её не вернет. Репутация Хелены чиста.

– Уничтожь предыдущий договор, сотри из базы, из любых архивов.

– Ага…

Плевать, чем клерк будет расплачиваться, но точно не квартирой бабушки. Своей свободой, скорее всего.

Эйдан работал, как вирусная смертоносная программа, вписывая новые команды в чужой ум – «при любой попытке подменить лекарства, подсыпать что-либо в них, будет временно отказывать собственное сердце, барахлить пульс. Удушье. На пять секунд, нет, десять…»

Когда Кормак передал договор Хелены, предварительно порванный на шесть частей, Эйдану, тот кивнул.

Всё чисто. Данные из базы удалены.

Дальше у клерка начнутся проблемы, и это правильно.

У мудаков они должны начинаться всегда.

Уходил из офиса он, зная, что камеры зафиксируют иную внешность посетителя. Не мужчины средних лет, крупного мускулистого телосложения, но тщедушного деда лет шестидесяти. Деда в шляпе.

В этом же образе десятью минутами спустя он сидел в кресле напротив работницы банка.

– Мы не можем вам выдать именную карту при отсутствии идентификатора личности.

– Выдайте карту без имени.

Ллен собирался положить на неё наличные из кейса, позже передаст карту Хелене. Отдаст в руки, оставит в квартире – не важно.

– Вы хотите зачислить на счет всю сумму?

– Да.

У женщины в сером деловом костюме и белой блузке был блеклый взгляд. И собралась в уголке рта капелька слюны.

(Toneloom – Violin)

Хелена

Ей снилось солнце – яркое, ласковое, бьющее через окно. Впечатления из детства.

И еще дождь. Серый, монотонный, затяжной, стучащий под подоконнику. И, если солнце было эфемерным, далеким, сотканным из забытой мечты, то дождь почему-то казался настоящим. Очень близким, плотным – вытяни руку в окно, и ладонь намокнет…

Проснулась Хелена в беспокойстве. На собственной кушетке, одетая, с полным отсутствием сформированных мыслей в голове. Пахло хорошо, вкусно – с кухни тянуло специями, шкворчало что-то на плите.

А она не могла вспомнить чего-то важного.

Чего?

Стоило напрячь голову, как всплыл разговор в коридоре с роботом, стоящим у стены. О методах искоренения стресса… И сразу после полдень, заправка, металлический голос, повторяющий фразу о том, что «АЗС работает в режиме пост-оплаты…»

Дальше была монотонная работа Аш Три, вяжущего узлы из каната; сухостой, пыльные штанины. И её собственный страх перед прыжком.

Прыжок…

Все дальнейшее ударило в голову разом подобно взрыву – паника при виде военной базы, кто-то преследующий сзади, ударившая по старым плитам моста ракета. Ужас.

Провал.

Она села рывком – ей стало плохо. Почему-то начала остервенело осматривать руки. Ссадины, синяки? Что-нибудь порвано, искалечено? Они ведь упали…

Ноги целые, ребра не болят. Голова… Она ощупала её, словно опасаясь, что отыщет шейный бандаж или что-нибудь хуже. Что? Сама не знала.

Но поднялась, шатаясь от непривычной слабости, – нервы? – прошла на кухню.

Эйдан колдовал у плиты, что-то жарил. Уже не так ярко светило солнце, затянуло небо. Вечерело.

– Как?! – спросила Хелена хрипло. Подошла к столу, оперлась на него, хотя ноги держали.

Аш Три повернулся, и лоб его прорезала морщина – досады, сожаления?

– Как мы вернулись домой? – переспросила снова.

– Я довёз нас. Ушёл от погони…

Она всё-таки села. И рассказ лился для неё обрывочно, состоял из кадров боевика, который она не увидела собственными глазами, потому что отключилась. Сумел уехать, увезти их обоих? Скинул преследователей с хвоста? Неужели?

Все детали головоломки топорщились, как куски разных пазлов, ничто не складывалось в общий узор, но Хелена и не пыталась его сложить. Она страстно хотела его забыть, потому что там, где в глаза било солнце, был слышен свист выпущенной ракеты. Там шатались опоры моста…

– Ты привёз меня домой?

– Да. Проверил жизненные показатели. И оставил спать.

Он выглядел чуть утомлённым – её робот.

– А машина?

Она только сейчас сообразила, что авто, может, покорёжено, за него нужно доплатить…

– Я вернул её.

– Уже?

– Да. Нашёл адрес конторы, отдал ключи.

– Всё… в порядке?

– Да, в полном.

Можно выдохнуть. Эта ужасная история закончилась хорошо – ей не верилось. Она закончилась дома, где на плите жарился рис, где в окна сочился закат. Никто не остался лежать на дне ущелья.

– Прости, – вдруг послышалось от раковины, – я подверг нас риску.

– Ты нас спас.

– Я должен был, зная текущую ситуацию, настоять на том, чтобы мы остались дома.

Она слишком долго оставалась дома, слишком плотными соткала стены раковины.

– Нет…

– Да.

– Это не ты. Ты всего лишь предложил выход, когда я попросила о помощи.

– Слишком рискованный. Больше такого не повторится.

– Ты всё сделал верно. Согласилась на твой план я. Я. Просто не стоило после углубляться к границе…

Хелена никогда не перекладывала вину на других людей – идиотская привычка. Каждый сам отвечает за то, что с ним происходит. Это она настояла на продолжении движения. А он – робот – совершил невозможное. Он вернул их домой целыми и невредимыми.

Он теперь готовил ей ужин.

(Sergio Santini – Feeling)

Если бы кто-то предложил ей прожить этот день заново, она не стала бы ничего в нём менять. Да, что-то было сделано зря, в итоге она и робот прошли по грани. Но её голова… Она стала воспринимать мир иначе, по-новому. И этому не поспособствовала бы компания Виктории или очередная бутылка вина.

Только сейчас Хелена проверила телефон, который автоматически прихватила с тумбы.

– Он удалил чат, знаешь?

– Мудак.

Короткий, лаконичный ответ.

Наверное, должно быть грустно, должны были роиться сомнения в своей привлекательности, правильности поведения, но Хелена вдруг поняла, что не ощущает по поводу Микаэля ровным счётом ничего. Даже сожаления. Его не было в этом дне, где столько всего случилось, где она неожиданно для себя стала чуть более свободной, цельной и собранной.

– Что ты готовишь?

– Рис с мясом. Надеюсь, тебе понравится.

– Спасибо, что заботишься об этом.

Аш Три улыбнулся.

Он ей нравился. Как робот, как человек, как друг, как тот, кто постоянно был рядом. С ним она, кажется, пережила куда больше приключений за это короткое время, чем за всю предыдущую жизнь. Нет, с Тори бы она не отправилась прыгать, Тори бы не убедила служащего на входе в магазине военных товаров, в том, что они «свои».

Странно тепло ей сейчас было смотреть на Эйдана. С ним было светло, спокойно. Он проявлял больше заботы, чем кто-либо другой, и Хелена не воспринимала это, как сервис, оказанный за деньги, просто не выходило.

К тому же ей помнилось кое-что ещё.

Она собиралась этим вечером позволить себе новый опыт.

Потому хорошо, что она начала воспринимать его не просто другом, но кем-то близким. Закралась крамольная мысль – а можно ли влюбиться в машину? Это сдвиг по фазе? Есть ли разница между тем, кто собран из плоти и крови и из металла и сервоприводов? И те и другие – существа. Творения.

Она оправдывает собственную нелогичность, глупость?

– Ты умеешь любить?

Она задала ему этот вопрос тогда, когда Аш Три перемешивал пластиковой лопаткой рис.

– Умею.

Он ответил без пауз. И она почему-то не стала уточнять, заданная ли это алгоритмами любовь или же почти «человеческая»? Не важно. Ей хватило «умею».

– Ты уже любил кого-то?

– Не думаю. Но я могу.

Можно ли себя осуждать, если с ним просто тепло?

– Ты не пожалел, что я купила тебя?

– Почему я должен об этом жалеть?

У него были иногда зеленоватые глаза, иногда больше с синим отливом. И он всегда – ВСЕГДА – ощущался ей настоящим. С того первого взгляда, который она бросила на него в магазине.

– Потому что я взбалмошная, истеричная…

– Ты просто девочка.

– Неустойчивая психикой…

– Девочка.

– Эмоционально нестабильная.

– Ты просто…

– Девочка? Этим словом можно оправдать дебилизм и неадекватность?

– У тебя нет неадекватности. Просто широкий спектр чувств.

Его глаза смеялись, хотя лицо оставалась спокойный. Изумительно пахло; удачно подходили мясу специи.

– Там у тебя компьютер пищал. Наверное, получил сообщение.

– Да… Надо проверить, поработать. Сколько до готовности риса?

– Примерно полчаса.

– Я как раз успею.

У Аш Три были идеально чистые штанины, а ведь она помнила, как они запылились от долгого лазания в кустах.

– Ты успел почистить брюки?

Наверное, это неважно.

– Я всё успел.

Прозвучало удивительно глубоко и серьёзно.

Хелена долго смотрела в мужское лицо, а после неожиданно для себя попросила:

– Выкрути человечность на максимум.

Приподнялась широкая бровь. И вот теперь ухмылка прорисовалась очевидным образом.

– А, что, если я тогда обнаглею?

Она не стала спрашивать, в каком смысле, но стало смешно. И совсем чуть-чуть, как в школьные годы, затопило смущение. Пусть Эйдан о нём не знает, пусть что-то останется для него тайной.

– Повози, как ужин будет готов.

– Конечно.

Ей работалось удивительно легко. Ум ясный, светлый.

Плыли перед глазами цифры и буквы, ткались в новое зашифрованное полотно. И ловился кайф, как когда-то в институте, когда Хелена только осознавала, что видит невидимое, что умеет находить красоту в математических проводках. Формулы создают условия, условия складываются при изменённых значениях в новые результаты. Мир числовой магии…

А еще вспоминались ярко-желтые цветы. Из очень-очень далекого солнечного, как этот, дня. Помнились трещины на асфальте – то был стадион. Старое покрытие, изжившее себя. Желтые цветы росли буйными пучками из-под старых остовов, предназначенных для сидений, которые уже убрали.

Почему раньше она не вспоминала этот хороший день? Почему он хранился где-то столь глубоко, что ни раз не всплывал на поверхность? Мать тогда позволила себя уговорить, купила Хелене воздушного змея, но никак не могла совладать с верёвками – последние путались нещадно. Змей-уточка нырял, как будто тонул; мать ворчала, дочь смеялась. Ведь день был хорошим, не важно, как летит игрушка, важно, что воздух тёплый, что цветы яркие… Мама – она не умела замечать хороших вещей. А Хелена, которой, кажется, было семь, умела.

После ей купили мороженое – один шарик ярко розового цвета. Это было уже на соседней улице, где стоял лоток продавца. Как жаль, что показалось, что по ноге кто-то ползёт, что Хелена обернулась, наклонила рожок… Шарик тогда шлепнулся об асфальт, сделался клубничной кляксой.

Наверное, ожидалась буря в материнском настроении, шторм, шквалистые порывы. Злые слова, упрёки, срывающийся с языка яд.

Но каким-то образом тучу пронесло мимо.

Мать просто вздохнула, просто пожала плечами и сказала: «Бывает».

Одно слово.

Но в нём было так много.

В нём была судьба, которая вдруг повернулась хорошей, а не плохой стороной. Простота, жизненность.

И даже не обидно, что мороженое тогда Хелена так и не попробовала.

Сколько прошло десять-двадцать минут?

Профессор был прав, наверное, она гений, раз так красиво сложила и упаковала послание в новую форму. Почти без усилий, на лету.

Жаль, что мать кремировали, что некуда прийти. Нет места, где можно присесть, мысленно сказать что-то важное, главное.

Но ведь всё равно можно подойти, чтобы обняли.

И Хелена позволила себе это сейчас, пусть в прошлом, пусть семилетней. Она прижалась лбом к животу матери, к животу, которая та всегда считала уродливым, где свисал «валик», от которого не удавалось избавиться с помощью спорта и упражнений.

Прижалась. И ощутила, как по волосам погладила теплая рука.

Сидела так долго, и просидела бы еще дольше, если бы не голос Аш Три с кухни.

– Ужин готов!

– Иду!

Ей в голосе слышались собственные непролитые слёзы.

Прыжок случился не зря. Да, сложный день, но он что-то изменил.