Мой персональный робот

Глава 17

(Akulina – Hurts)

Хелена

Никогда еще в её доме так долго и много, как за последние три дня, не работал телевизор – он не выключался ночами. На голубом экране шли дебаты, трансляции переговоров. Новости пестрили важными событиями начала сдвига стран к перемирию; журналисты выглядели важными, как павлины, сообщая о вступлении мира в новую эру.

– Кажется, всё будет замечательно…

– … к этому есть все предпосылки…

– Не верится, что мы вновь увидим границы открытыми…

– …эпоха возрождения!

На площадях впервые проходили открытые демонстрации «против» и «в поддержку»; спорили за трибунами с микрофонами, выплёвывая друг в друга мнения и слюну, лидеры оппозиционных лагерей. Где-то продолжали мстить за несостоявшуюся войну вандалы, то тут, то там гремели взрывы.

А в Хелене будто выключили свет.

Она не пила, нет, хотя сначала боялась, что не будет просыхать. К бутылке не тянуло совершенно, ни к чему больше не тянуло. Трое суток тотальной внутренней пустоты; цвета были вокруг, но не внутри неё, запахи тоже погасли. Она не знала раньше, что, оказывается, можно существовать в чём-то, и быть отдельно от всего.

Не имело смысла приближаться к компьютеру, сообщения больше не поступали. И она проходила по кругу три стадии снова, снова и снова. То просто ничего не чувствовала, то вспоминала Эйдана, натыкалась случайно на его вещи, впадала в злую агрессию, желала расколотить всё, что видела вокруг себя, желала разбить что-нибудь о его голову, выдернуть все волосы, придушить. А после слёзы – до умопомрачения, до истеричного внутреннего крика. И опять пустота.

Она почти привыкла, что её накрывает, как человека, который пытается слезть с наркотиков – тут, наверное, справится только время. Тупила в телевизор, силилась не думать, в самый неожиданный момент начинала рыдать – на диване, у плиты, в коридоре, глядя на подставку.

Вновь теряла силы, интерес к жизни, спала. Просыпалась, начинала размышлять о том, из какого мира Аш Три явился. Где этот мир? Нет, ей туда не нужно, ей вообще больше ничего не нужно, просто любопытство – вещь, которую иногда не уймёшь.

Она варила себе еду и почти не прикасалась к ней, не ощущала вкуса.

Ощущала другое, словно побывала в пожаре, вся обгорела, вся стала болезненно чувствительной, кровавой. Сплошной раной. Передвигалась болезненно, выглядела тоже, существовала на последнем издыхании.

Да, пройдет время, и её раны затянутся коркой, плотным панцирем во множество слоёв. Из доверчивой девчонки она станет сухой и злой стервой, потому что выберет таковой быть. Чтобы внутрь уже точно никто. Её будут спрашивать – что случилось с тобой в прошлом? Но воспоминания она засунет в задницу, появится еще один бункер, куда она зальет доступ цементом.

Нужно время. Много времени.

А пока она ещё обожжённая и живая, льёт горячие очень обидные слёзы, иногда ждёт, что он войдёт. Позволяет себе думать о той ночи, о поездках с ним, о прыжке, об улыбках, их диалогах. Всё отомрёт со временем, придётся затопить квартиру в слезах, но всё отомрёт.

Как раз во время вечернего выпуска новостей неожиданно написал Микаэль.

«Ты как? Отошла?»

«Отошла от чего?» – напечатала Хелена тупо.

Господи, кто этот человек и что она раньше находила в коммуникации с ним?

«От истерик»

«Каких истерик?» – этого мудака хотелось послать уже сейчас, без дополнительных прояснений и выяснений.

«Ну ты же снесла чат в двустороннем порядке… Бесилась?»

Она… что?

Она не сносила чат.

И вдруг стало смешно до истерики – Хелена давно не смеялась, отвыкли даже лицевые мышцы. Это Эйдан, это он удалил чат! Конечно… Просто выкинул Микаэля, как щенка, чтобы тот не возился под ногами, не мешал ходить.

«Идиот ты» – напечатала она с лёгким сердцем. А после снесла чат в двустороннем порядке ещё раз, занесла контакт в «игнорируемые». Через секунду улыбка погасла, сменилась гримасой, после накрыл плач. Сколько еще чёртовых слез она выльет?

Он не вернётся.

Никогда.

Ей надо принять этот факт?

Она не хочет его возвращения, ничего не хочет, совсем-совсем. Ей бы пережить этот период как-нибудь за закрытыми дверями, ей бы хотя бы поверить в то, что луч солнца однажды пробьётся сквозь тучи…

Он был живым.

Он был настоящим, а она, узнав об этом, перестала ей быть.

Ей до сих пор хотелось завернуться в его руки и вырвать их же. Как озлобленному щенку кусаться-кусаться, пока чужие ладони не покроются красной плёнкой…

Она раньше думала, что знала об одиночестве всё? Она не знала ничего. И всё чаще приходила мысль хоть куда-нибудь принести матери венок, посидеть у оградки.

А дальше накрывал от беспомощности очередной приступ злости. Снова и снова – он, апатия, водопад по щекам.

Сколько. Это. Ещё. Будет. Длиться?

Её убили наповал без выстрелов. Если она выживет, если заживёт, навсегда станет кем-то другим.

Нордейл.

(MONA – Воин и Дракон)

Ллен.

Он бы дал себе время посидеть в «кармане», подумать, проанализировать собственные чувства, но этого времени не дал Дрейк. После официального отчета, который нужно было-таки сдать, Ллена сразу отправили «наружу», в реальный мир. Задание – одно, другое, третье…

Начальник будто специально грузил солдата, не давал тому времени на размышления.

Но хотя бы кольцо не отобрал, вообще о нём не упомянул.

И Эйдан касался его постоянно, как некую драгоценность, как магнит. Как символ собственной боли.

Он почти без перерыва был в пути, кого-то преследовал, находил, доставлял в штаб. Составлял с коллегами стратегические планы, участвовал в обсуждениях, выдвигал идеи. Был в этом самом реальном мире и будто не был в нём.

Он был внутри, в собственном тёмном океане, на волнах которого силился удержать бригантину. Направить её по нужному курсу – какому именно, сам не знал, – стирал руки о канаты, поднимал и опускал паруса, лишь бы взять верное направление, справиться.

Но с чем он пытался справиться, с собой?

Отдыхал редко.

Накануне вообще поймал себя на мысли о том, что смотрит на уютный загородный домик, выставленный на продажу, размышляет – понравится он Хелене или нет? Можно завести собаку, ходить на прогулку в лес, куда уводит дорожка. Места спокойные, живописные, ей бы как раз мирный уголок пространства, где не гремят взрывы…

Перманентно душила тревога.

Шел ли он по улице, возвращался ли домой, заламывал ли кому-то руки за спину, впихивал ли в себя очередную порцию еды, он маялся от отсутствия новостей. Не мог получить ни весточки с Каазу, не переместившись туда.

А, если начались восстания, мятежи? Любой мир устанавливается не сразу, поначалу идут дрязги, круги по воде, волны неудовольствия. Ведь мир важен и нужен не всем, многие отрасли делают деньги на войне, а не на безмятежности. Так было во всем времена.

Что, если что-то случилось?

А он не рядом.

Как она, что с ней? Часто ли плачет? Пытается справиться, казаться сильной? Какими мыслями склеивает внутренние руины?

Выходит ли?

Он раздвоился в своём существовании. Вернулся с Кааазу и не вернулся оттуда.

Этим вечером они пили в баре – он и Кайд. Очередное успешно завершенное дело. Почти. Через пару часов он должен доехать до окраины города, установить на сервер одного из предприятий специальный чип. Зачем, для чего? Он не спрашивал. Миссия – любая миссия – она для того, чтобы не задавать лишних вопросов.

Стопка бренди, еще одна. Музыка, сигаретный дым, короткие юбки дам, длинные ноги на каблуках.

Ему было тошно. Алкоголь из себя он выведет в любую минуту; в сторону девчонок глаза не смотрели.

Чаще они смотрели на кольцо на пальце Кайда – Дварт говорил о работе. Упоминал детали, анализировал события, выдавал расслабленные шуточные комментарии. Он вообще был расслабленным с тех пор, как в его жизни появилась Эра, стал цельным. А ведь до этого собирался проходить мощную трансформацию, призванную превратить его в существо почти мифическое, несмотря на физическую оболочку.

Всё поменялось внутри друга, когда воцарилась в сердце любовь. Стало куда возвращаться, исчез смысл в эфемерных достижениях.

Счастливчик.

Оказывается, наличие второй половины даёт так много, и в первую очередь тебе самому. А Ллен рассёк себя напополам и более не мог собраться.

Ему до одури хотелось забрать Хелену сюда. Временно, насовсем? Он устал бороться с внутренним штормом, думал, что дела отвлекут, но те работали, как проявитесь над изображением фотографии. Смыкались прозрачными волнами над сутью, оттеняли то, что было действительно важным.

– Эй, ты тут вообще?

Конечно, Кайд замечал детали. Он вообще замечал столько, что Дрейк должен был повесить ему на грудь медаль.

– Нет. – Эйдан даже врать не стал. – Я частично остался там, откуда недавно прибыл.

– Почему?

Из автомата в углу звучала «Красотка Джоди» – Создатель, какого чёрта Начальник любил в барах эти ретро-машины? Но, главное, их до сих пор любили посетители, наперебой несли к старенькому приёмнику монетки. Покупали их у бармена за купюры. И кто-то ведь раз в месяц менял барабан с репертуаром.

– Там осталась она.

Он не стал уточнять, кто «она» – Дварт не спросит, поймёт с одного слова.

Друг, конечно же, помолчал.

Но задал, как выстрелил – точно, бескомпромиссно.

– Почему она там? А ты тут?

Ллен не мог ответить на этот вопрос, он захлебывался брызгами, переживал некий критический момент внутри себя.

Понимал, что справиться уже не выходит.

Всё дальше звуки, бьющие в уши, всё ближе боль из собственного сердца.

Почему он тут?

Когда она там?

– Я не знаю, – прошептал тихо, и тот, кто стоял рядом, лишь покачал головой.

Наверное, именно теперь Эйдан понял – хватит держать канаты. Ладони в крови, потому что не надо бригантину направлять прочь от Каазу. Надо отдаться течению, что несёт обратно.

Кажется, он принял решение просто и мгновенно, как выдохнул. Столько держался, пытался не допустить солёные брызги в горле, а нужно было иное – отдаться стихии.

Себе, ей.

Хватит. Он скучал, как идиот, он рвался назад, он держал себя, как пса на привязи, давил своими же несделанными выводами себе же на горло.

В какой-то момент остались только чувства, пропала логика, перестала быть нужной.

Он хотел обнять Хелену. Даже, если ему прилетит такой бумеранг, что на ногах не устоять.

– Мне… пора. – Он допил бренди и хлопнул дном стопки по столу.

«Давно пора» – читалось в синих глазах Кайда. «Давно, друг…»

Ллен поставит этот гребаный чип на чужой сервер, доберется до окраины, завершит миссию.

И свободен.

Пальцы дрожали на среднем ободе кольца.

Скоро.

Он провернёт его совсем скоро.

(Tommee Profitt, Brooke – Forbidden Fruit)

Хелена

Она приняла душ – еще одна привычка, которая больше не приносила удовольствия. Вытерла волосы полотенцем, прошла обратно в комнату, с тоской посмотрела на кровать. Знала, что будет долго лежать, вспоминать, и сон не сжалится до утра. Если вообще.

Сколько продлится персональный ад? Люди – Хелена об этом читала – залипали в этом на года. Пусть её судьба будет иной, только не такой…

Телефон в руки она взяла на автомате, не ждала ничего ни от Микаэля, ни от кого-то другого. На сайты знакомств с тех пор не заходила.

Но значилось сообщение о двух пропущенных вызовах – Тори…

Первая реакция – радость! Наконец-то! Жаль, что из-за льющейся воды не услышала сигнал, жаль, что пропустила. Может, подруга уже за дверью? Здорово, если так… Хелена, зажав телефон в руке, бросилась к двери, включила экран транслятора – высветился пустой коридор.

Нажала «вызов».

Пусть этой ночью они будут вдвоём, пусть пьют беспробудно и нещадно, зато Хелена выльет куда-то часть боли. Вспомнит каждую деталь, расскажет в хронологическом порядке о каждой мелочи. И будет куча реакций – своих и чужих. Проживёт еще раз каждую эмоцию, и, может, те, пережитые надвое, поблекнут хоть чуть-чуть? Смоются очередной порцией слёз? Да, говорить, возможно, получится не сразу, а после истерики, которая обычно случается тогда, когда приходит кто-то не чужой, родной, с тёплой рукой, с надёжным плечом. Когда приходит тот, кто способен выслушать и обнять, человек «для тебя».

«Абонент вне зоны доступа…»

Хелена взглянула на сотовый с изумлением и досадой.

Почему «недоступен?» Она набрала ошибочный номер?

– Тори… Где ты? – прошептала, когда приложила трубку, вызвала подругу во второй раз.

«Абонент вне зоны доступа…»

Что? Почему?

За окном вот уже минуту раздавался неприятный звук, и идентифицировать этот далекий плавающий гул получилось только теперь – сирены. Сирены воздушной тревоги.

Сделалось совсем муторно. И страшно.

Почему, если случается дерьмо, оно случается разом?

Потерянная, опустошённая, Хелена какое-то время стояла посреди комнаты. Пока взгляд случайно не уловил мигающую лампочку стационарного телефона. Желтую – напротив автоответчика.

Стационарными аппаратами почти перестали пользоваться. На него в последний раз звонила мама, очень и очень давно. Давно нужно было отключить.

Хелена подошла, запустила запись.

– Хелена, это я… – Голос Тори. Очень взбудораженный и непривычно нервный, явно не собирающийся сообщить о том, что она уже близко к квартире, что будет попойка – «я тут, встречайте!». – Помнишь того человека, к которому я уехала? Да? Он ещё очень много платил… надо было сразу почуять подвох. Но ведь деньги… Слушай, оказывается, он возглавляет экстремистскую группировку, и всё это время я делала графику именно им. Названия меня просили не ставить, их доделывал другой чел. Но я не об этом…

Шорохи. Судорожный вдох.

Хелена боялась, что сообщение вдруг прервётся – непроизвольно сжались пальцы в кулаки.

Но голос послышался опять.

– Я не дозвонилась на сотовый, пришлось так. Ты чем там занята?! Короче, группировка называется «Бохха»… И я слышала сегодня разговор в гостиной о том, что город будут бомбить. Бомбить, понимаешь? В нескольких местах, в каких, я не знаю… «Бохха» не хотят допустить перемирие, а я боюсь за тебя. Спрячься где-нибудь или беги…

Звуки сирены за окном стали громче, навязчивей – невидимая шкура на загривке Хелены встала дыбом. Но окончательно она поднялась, когда Тори засуетилась с откровенным страхом.

– … слушай, меня засекли… Он идёт, знает, что я тоже знаю. Мне нужно найти укрытие. Если успею… Давай, пока…

И отбой. Конец записи.

Это стало перебором.

Можно пытаться справиться с чем-то одним, но не с тремя бедами сразу, слишком сложно. Что, если через минуту над городом послышатся двигатели истребителей? Ведь уже думали, что всё, что уже будет хорошо… А после задрожат стены, упадут ракеты? Душила тревога за Тори – что, если её убьют? Что, если это последняя запись?

Хелена никогда раньше не поддавалась панике, но тут оцепенела, опустилась с дрожащими руками на колени посреди комнаты, поняла, что сейчас разрыдается.

Ллен

Сколько раз он думал о том, что сделает это?

Сделал – провернул обод.

Перед этим поступком успел многократно подумать о том, с чем столкнётся – с гневом, негодованием? Упрёками, слезами? Перебрал все варианты. Не важно. Проворот кольца. Хлопок открывшегося проёма, шаг вперёд, шаг без раздумий.

За окнами ночь; в комнате свет. Вой воздушных сирен – очень плохо…

Но то, чего он не ожидал увидеть, это Хелену с гримасой испуга, Хелену, стоящую на коленях, дрожащую, тонкую от переживаний и нервов, как пергамент.

Она смотрела на возникшего из ниоткуда Эйдана с такой откровенной болью, что ему стало трудно дышать. С недоверием, с нежеланием видеть – конечно, он был для неё, порванной и сломанной, источником радиации. Стержнем с плутонием для человека, чья кожа уже отслоилась и висела на лоскутах.

Он смотрел на неё и жёг. Видел воочию, как плавятся остатки почерневшей бумаги, сворачиваются в спирали провода – довёл чужой ад до профессионального чистилища. Чёрт, он так не хотел, он исправит… Вот только откуда панический шок на лице, откуда ужас в глазах? Его не перекрыло даже её неистовое желание, чтобы он исчез, оказался призраком. Потому что выносить его присутствие для неё равно, что висеть на крюке в камере пыток и быть проколотой сотней иголок.

Эйдан опустился перед ней на колени. Что-то тут случилось, что-то плохое. И дело не только в сиренах и не только в его неожиданном появлении.

– Говори. Говори! – приказал он Хелене, зная, что ту почти парализовало, что она дышит со всхлипами.

Кое-как протянулся палец в сторону стационарного аппарата.

– По…с…слушай.

Мигала желтая лампочка напротив автоответчика.

Он включил начало записи.

К тому времени, когда Тори закончила говорить, Эйдан успел подумать о том, что его задания как будто не заканчивались. Работал там, надо поработать тут. Ещё не поздно, нужно просто предпринять ряд шагов.

Вернулся к Хелене, рядом с которой ощутил, что находится дома. Аллилуйя! Шторм не закончился, но корабль теперь хотя бы бултыхался в родных водах. Да, сирены, да, ситуация говно, но внутри него почему-то стало спокойно.

Потому что он смотрел в её глаза.

– Успокойся, хорошо? О том, почему я вернулся, позже. Соберись, соберись!

«Я тут» – передал напрямую.

Чуть-чуть спала дрожь Хелены, вернулась фокусировка в её взгляд. Внутренняя боль была отодвинута в шкаф за дверцу. Да, за очень хлипкую дверцу, но всё-таки. Эта девчонка умела собираться в критический момент, он уже это видел.

– Хорошо, – сказал грубовато, потому что этот тон работал лучше всего, – нам просто надо ей помочь.

– А, если…

– Нет! – их учили не допускать в голову плохой исход сценария до того, как ты собственными глазами его увидел. – Скажи, она называла адрес?

Хелена менялась на глазах. Да, никуда не исчезла её внутренняя разруха, но тотальная беспомощность стала сменяться надеждой. Уже хорошо.

– Нет…

– Может, мельком? В сообщении… Обрывочно, частично, неточно. Ты знаешь, я вытащу из памяти, если нужно…

Тишина, обречённый ответ.

– Нечего… вытаскивать.

Бесил звук воздушных сирен. Казалось, вот-вот случится что-то очень плохое, звук гнал действовать, нагонял внутреннюю муть.

Ему нужно думать, думать очень быстро, попробовать не принять ошибочных решений. Проще всего было бы закинуть Хелену в «карман», но ему нужно два проворота, а не один. Что, если остался последний? Он почему-то начисто забыл их количество. Проще её пока в бункер, если есть такая возможность. Чтобы после не обнаружить с Викторией на руках, что путь в Нордейл закрыт, и кольцо не работает.

– Есть какие-то хакерские программы, сайты, чтобы отследить, откуда был звонок?

Судорожно качающаяся голова – я таких не знаю.

Плохо. Но не конец.

– Она до этого звонила на сотовый… Дважды. Я не успела взять…

Уже лучше.

– Какой у тебя сотовый?

– Магнио-пять…

– Это название модели?

– Да…

– Мне нужен сотовый оператор.

– А-а-а… Тетра.

Ллен быстро двинулся к компьютеру, вбил знакомый пароль для разблокировки.

Да, в знакомых водах было лучше, волны, пусть даже высокие, не пугали. Он боялся там, на Уровнях, испытывал постоянный тремор за Хелену, а теперь он был «дома». Потому что она была рядом.

Нашёл адрес станции, записал вместо бумаги прямо себе на руку.

– Надо найти машину… А тебя в бункер. – Сказал уже той, которая подошла и стояла сбоку. – Где-то рядом есть укрытия?

И увидел тот же взгляд, который видел перед прыжком. Взгляд очень сильного человека.

– Я пойду с тобой. Я не останусь.

Она не хотела сидеть там, где безопасно, хотя так было правильно. Она хотела быть с ним, потому что не хотела быть без него. Ллен впервые видел, как женщина определялась с чем-то за секунду – «лучше рядом, чем где-то».

Ей не нужна была безопасность, ей нужен был он.

– В меня может попасть ракета снаружи…

Бешеный риск.

– Значит, в «нас».

Он сейчас видел рядом ту, которая «и в горе, и в радости», которая не отдалится и не предаст. Да, существовали женщины более эффектные внешне, нежели Хелена, но любил он её одну, лишь одну желал видеть рядом и обнимать. Совсем. Всегда. Понял вдруг, что, если их век случайно окажется коротким, они отыщут друг друга снова.

Она дура, что отказывается от бункера. Он дурак, потому что не запихивает её туда насильно.

Но, Создатель свидетель, он не даст им сегодня почить.

– Одевайся! – бросил коротко. – Надо ехать.