Мой персональный робот

Глава 19

Хелена

(Andrea Vanzo – Valzer d'Inverno)

Она проснулась, и воспоминания начали накатывать волнами. Они должны были быть пугающими, нервирующими, но вместо этого проявлялись, как мягкие краски на многослойной картине. Постепенно. И все желанные.

Не было раздрая. Было спокойствие, удивительное, долгожданное.

Разговор в машине – «ты мне нравишься, понравилась, я не ожидал…», «в задания не влюбляются» – Хелена улыбалась. Всеми фибрами, душой; и топила, как в детстве, теплота.

«Давай начнем сначала, как полагается, правильно…»

Он придёт через три дня.

Он придёт.

Ей думалось, она будет проживать стадии отрицания, гнева, взметнувшейся досады, обиженной гордости, но удивительная ласковость омывала пространство внутри и снаружи.

Как он смотрел, как он помогал, как он чувствовал – ей помнилось всё, и всё было важным.

Нужно было метаться, переживать, и Хелена не понимала, отчего так не происходит, но чувствовала, будто стоит между прошлым и будущим. И ей хорошо. Словно ноги утопают в мягком, будто впереди только счастье – уверенное и стабильное. Да, они буду спорить, наверное, будут, иногда доказывать друг другу свои точки зрения, но делать это через любовь.

Потому что это – она.

Умывшись, она готовила завтрак, и солнце заливало кухню живописно, по-особенному. До сих пор казалось, что Эйдан сидит на соседнем стуле, слушает зачитываемые ей шутки, улыбается сдержанно.

Сколько ему приходилось претворяться?

Держать серьезный вид, когда было смешно? Не фыркать? Не выказывать истинное мнение. Разрешать ощупывать себя за гениталии пришедшей в гости подружке… И стыдно, и смешно. Боже, Тори видела член «Аш Три» – который не робот, который, наверное, будущий мужчина Хелены.

Настоящий.

Настоящий – твердила голова. Не важно, что выждать нужно семьдесят два часа.

Может, она начнёт волноваться позже, когда эйфория схлынет?

Может быть.

Но пока приготовит не только завтрак себе, но и кучу вкусностей для Виктории, к которой поедет сразу после. Не важно, как кормят в больнице, важно, когда приезжает друг. Тогда и еда вкуснее. Пусть будет суп с мясом и рисом, пусть будет картофельное пюре с котлетами, салат…

Да, готовить долго, но ей в радость, она не торопится.

Ведь Тори должна была прийти в сознание… Уже наверняка.

И с каким интересом и радостью, прихлебываю жижу от супца, она будет слушать увлекательную историю под названием: «А ты знаешь, ведь он не Робот!»

«Что-о-о?!» – скажет она, и её рот сделается круглым, а глаза темными монетами. – «Повтори, что ты сказала?!»

И пухлые щёки зальёт румянец, как только она подумает о том же самом, о чём недавно думала Хелена.

Они прыснут со смеху обе, они будут закатываться, как две дурочки – до слёз на глазах, до взаимного глупого счастья.

(POLINA, Llane – Faena)

Нагруженная пакетом с контейнерами, Хелена шагала по коридору больницы. Ожидала, что дежурный врач поведёт куда-то вниз, на бункерный этаж, но этого не случилось.

Палата нашлась на первом – одноместная, не очень просторная, но светлая, с большими окнами.

У Тори была повязана бинтом голова, но в остальном подруга выглядела бодрой, глаза блестели. И на постели она подскочила от возбуждения, увидев гостью.

– Хелена! Блин, ты слышала новости? Ты их слышала? – негромко бубнил радиоприемник, стоящий на тумбе. – Мы дожили до мира, кажется, веришь? Они говорят, что в будущем снова откроют границы. Знаешь, что это означает?

Виктория была прежней бодрой, несмотря на больничную одежду, болтливой собой. И это вызвало волну облегчения.

– Надо просто заработать денег, и мы поедем на море! Разве не счастье?

Действительно, до сих пор не верилось, что мир в стране возможен – вот он, уже почти совсем наступил, – осталось наблюдать за калейдоскопом приятных новостей и событий. Праздник снаружи, праздник в душах людей.

Но ещё больше не верилось – до слёз, до скрытой дрожи, – что подруга жива, в порядке. Мир не сошёл со стабильной оси, он накренился и выровнялся. Станцевал опасный танец на осколках, но был подхвачен воздушной подушкой и отыскал верную траекторию для дальнейшего движения.

До нежно-хрупкого состояния счастливая Хелена поставила на подоконник пакет с контейнерами, начала перечислять.

– Я тут принесла тебе салат, суп, второе…

– Офигела вообще? – в голосе Тори, однако, был восторг, а не укоризна. – Думаешь, меня тут не кормят? Хочешь, чтобы я на море поехала толстожопая? Я ведь и так…

Она даже вывернулась из-под простыни, чтобы хлопнуть себя по бедру, но поморщилась, улыбнулась, приняла прежнее положение.

– Я люблю тебя с любой задницей. Ты ведь знаешь!

– А я себя нет!

Возле кровати был установлен стул, куда Хелена уселась – ей хотелось плыть и плыть в ощущении радости. Всё хорошо, господи, как хорошо, когда всё хорошо.

– Я только одно не поняла, – Тори выпучила тёмные глаза и приняла загадочный вид детектива, ломающего мозг над сложной задачей. – Как я тут оказалась? Я спрашивала врачей, они описали тебя и какого-то мужика. Ты что, подрядила на моё спасение робота?

Эх, вот тут начиналась длинная и весёлая и временами печальная история.

– Точно так.

– Давай-давай! В деталях!

Сбылась мечта – две подружки и рассказ о приключениях.

– Я показала ему твое сообщение, оставленное на автоответчик, и он сказал: «Будем действовать!» Записал твой номер, вырубил на улице таксиста, отвёз нас в офис мобильной компании, там приставил менеджеру пистолет к колену… И нам выдали геолокацию дома, где ты находилась.

– Что-о-о-о-о?!

От трёх круглых «О», в которые прекратились два глаза и рот, Хелена задорно рассмеялась.

– Да-да, так всё и было, – если упустить детали.

– Ты что, перепрограммировала его базовые алгоритмы, математичка херова? Нет, я всегда знала, что ты гениальна. Но вырубить у андроида принципы «не причинения вреда» – это надо извернуться…

– Я их не вырубала, – длинный вдох, предвещающий начало обозревания деталей, длинный выдох, – просто робот оказался не совсем роботом…

То был первый раз, когда Виктория не смогла от удивления найти слов. Только на лице было написано – «давай уже, не томи!»

– А кем?! – не выдержала подруга.

– Человеком.

Прозвучало второе «Что-о-о-о?!» – настолько изумлённое, что Хелена, до сих пор не способная уложить произошедшее в сознании, покачала головой.

– Да. Солдатом какого-то спецотряда. Военным, в общем.

Тишина. Шокированная пауза.

– Человеком?!

– Да.

– Нет!

– Да.

– Мы что… купили… человека?!

– Ага. Шпиона, который прикинулся роботом для того, чтобы пробраться в мой дом и подменить несколько сообщений, с которыми я работала.

Тори никогда еще не молчала так долго – её детективные логические и аналитические способности отключились. Шестерни застопорились, разве что из ушей дым не пошёл.

– А… как? Я же видела лампочки, символы? Индикаторы…

– Он умел создать видимость их наличия.

– Да иди ты… Не верю…

Сложно было поверить, это правда.

– И что? – подруга кое-как обрела назад способность говорить. – Мы привезли его домой… Щупали… Блин, я щупала его член! Я с него штаны сдёрнула!

– Хорошо, что палец в зад не засунула…

– Блин, я ведь хотела…

– Ага, и взрезать ему плечо, чтобы посмотреть, есть ли провода.

Шок. Шок. Шок. А после двойной дикий хохот – безудержный, чуть истеричный, сразу до слёз.

– Блин, я бы его попортила ведь… Как бы он тогда прикидывался?

– Он бы показал нам видимость наличия проводов. Сказал мне, что обладает навыками внушения, заставляет людей видеть то, что ему нужно. Не знаю, как он это делает. Потом, наверное, восстанавливал бы порез…

– Обоссаться! – Виктория так и сидела с выпученными глазами, которые ещё до вечера останутся таковыми. – Как ты узнала? Как… вычислила? Блин, давай-ка эту историю с самого начала.

Хелена знала, что так будет. Если бы было можно, она вместо стула попросила бы в палату дополнительную кровать, разлеглась бы на ней поудобней и открыла бы рот. И полилась бы история, начатая фразой «Ты не поверишь!»

Кровати не было, так что пришлось произносить эти слова, сидя на стуле.

– Ты не поверишь…

Она рассказывала всё без утайки – с подробностями и собственными эмоциями. О том, как верила в то, что «Аш Три» робот, когда он стоял у стены, когда ходила перед ним с голой грудью. Про то, как прекрасно тот, который попросил называть его в парикмахерской «Эйдан», готовил завтраки и обеды, сопровождал её в магазин. Спасал от выстрелов снайпера, затащив в подъезд, читал переписку с Микаэлем, проводил анализ мозгоправа, делал массаж стоп…

Тори даже выдохнуть не смела, чтобы не перебить.

Только раз ошеломленно шепнула:

– Человек! Он был… человеком! Хоспаде, мы дурочки…

Мда, что тут добавишь.

Дальше был рассказ о прыжке в пропасть, чуть позже о пущенной в их машину ракете с вражеского блок поста…

– Вот вы вообще не скучали там!

– Точно…

Довершили всё детали о случившемся сексе, после о раскрытой правде, расставании.

– Офигеть! – Подруга сегодня офигевала ежесекундно и прекращать не собиралась. Только какое-то время сидела, качала повязанной головой, жевала губы. – Слушай, как же тебе дерьмово было, когда он ушел… Он же предал!

– Дерьмово было. Это правда.

И то состояние словами было не описать, его невозможно было ни транслировать, ни рассказать.

– Я бы о башку ему все тарелки разбила, – Тори теперь переживала отголоски того, что выпало на долю Хелены, – я бы морду за такое расцарапала…

Может быть, так было бы правильно.

– Но он просто ушёл. Куда-то.

– В другой мир? В какой?

– Я не знаю, я не уверена.

– В будущее?

– Вроде бы нет. Куда-то в параллельный.

– В голове не укладывается. Сказки какие-то. Знаешь, если бы я такую историю услышала от кого-то еще, то не поверила. Но ты – логик. И никогда не врёшь.

Хелена и сама до сих пор старалась не думать в ту сторону – что за мир? Где это?

– Солдат из другого мира… Зачем он приходил?

– Чтобы помочь восстановить здесь мир, вроде бы.

– Он восстановил. Получается, помог. Может быть.

– Тебе помог точно.

Это было главным на сегодняшний день.

– Ты же говоришь, он исчез. Как и когда он вернулся?

– Вчера, когда взвыли сирены. Когда я получила твоё сообщение и стояла на полу, рыдая, потому что не знала, что делать. Эйдан просто возник из ниоткуда в моей комнате. Посмотрел на моё лицо и спросил, что случилось…

– Да он герой! Главное, пришёл вовремя…

Да уж.

– И что дальше?

– А дальше то, что я рассказала. Он вырубил таксиста и узнал твои координаты в мобильной компании. Дальше мы приехали в этот пресловутый особняк, он вошёл туда один. Я думала, кончусь от страха сидеть в машине. А после вынес тебя на руках.

– Думала, я мертвая?

– Очень этого боялась. – До сих пор от этих мыслей тряслись ладони.

– А я, прикинь, получила по голове – этот урод меня догнал. Может, убил бы, но твой «робот», который не робот, успел вовремя.

– Я слышала выстрелы. Не удивлюсь, если этот мудила-экстремист мёртв или калека…

Хелене вспомнился парень на рынке со сломанной рукой – вот что Аш Три умел наверняка, так это ставить придурков на место. Без единого содрогания лицевой мышцы.

– Знаешь, это вторая лучшая новость за сегодня.

Тори еще несколько минут утрамбовывала услышанное в голове, тасовала это, раскладывала по полочкам, анализировала. После спросила:

– Он придёт через три дня на свидание?

– Наверное. Может быть. Я не знаю…

– Такой точно придёт. – И просветлела лицом максимально. – Ты знаешь, это лучшая романтическая история, которую я слышала в жизни!

– Да брось ты…

Может, ещё и не «любви». Кто знает, что в будущем?

– Точно тебе говорю. Она собрала бы все награды, опубликуй ты её где-нибудь.

– Не буду публиковать.

– Не важно! Это ведь шик… Первый класс! Купить мужика-шпиона, прикинувшегося роботом, потом влюбиться в него, переспать. Выяснить, что он солдат из другого мира, который в свою очередь влюбился в «объект». Полный романтик!

Они снова смеялись. Виктория восторженно, Хелена с розовыми щеками. Правда, накатывало смущение – ничего еще не ясно, не решено, ещё трое суток впереди.

– Я завидую тебе… – Кудрявые пряди Тори забавно торчали из-под бинтов. – Вот честно.

– Еще пока нечему…

– Да есть чему!

– Ты сама как? – Хелена только теперь поняла, что с момента прихода не спросила об этом. – Голова не болит?

– Да терпимо. Сказали, легкое сотрясение. Но в глазах не мутится, не тошнит, только виски ныли. Мне дали таблетку.

Хотелось бы быть здесь подольше, даже остаться на ночь. Болтать обо всём и ни о чем при включенном ночнике, но вошла медсестра, сообщила, что пациентке показано отдыхать.

Совсем не хотелось уходить. Вообще.

Но пришлось подняться, вздохнуть.

– Я приеду завтра.

– Ага. Я буду ждать. Может, если всё в порядке, завтра-послезавтра уже выпишут.

– Было бы классно.

Замечательно было её обнимать – живую Тори, пахнущую лекарствами, хлопком больничного халата, дешёвым мылом, которым она с утра умывала лицо.

– Люблю тебя. Очень.

– Знаю. И я тебя… Он тебя заберёт скоро с собой?

– Не знаю. Ничего не знаю.

– Пусть отпускает со мной увидеться.

– Он ещё даже не пришел.

– Придёт. И ты будешь счастливая.

Хелене почему-то хотелось плакать.

– Давай, завтра жду, – шепнули ей на ухо.

И проводила нетерпеливым взглядом строгая медсестра.

(Estl, Foe – Partir un jour)

Она скучала по нему, по Эйдану.

Виктория задала провокационный вопрос – «Ты так и не спросила, как его зовут?»

Хелена отрицательно покачала головой – почему-то не спросила. Еще будет шанс, она узнает…

Несла прочь от госпиталя бронированная машина. Не верилось, что вскоре траки могут кануть в прошлое и на их место придут красивые лакированные седаны без обвеса. Не будет защитной сетки между водителем и пассажиром, не будет бряцать тяжелая обшивка. Стекла станут тоньше и прозрачнее, вернут былой привлекательный облик здания без вандальских писаний краской. Вновь откроются магазины, светлые кафе, можно будет гулять по улицам. Не сразу, но всё-таки… Неужели город оживёт заново, вздохнет свободно, станет для жителей ласково-безопасным?

Дома делать нечего, но она приберётся, не будет сидеть сложа руки. Выкинет хлам, который давно хотела, переберёт шкафы. Быть может, в эту квартиру – робкая мысль и несмелая, – на какое-то время захочет чуть позже переехать Эйдан. Или она куда-нибудь, и знакомые комнаты будут пустовать.

Грядут перемены.

Еще пока непонятные и не определенные, но уже ощутимые.

Ей бы сейчас просто его рядом, его колено, обтянутое джинсами. Вспомнилось, что они так и не забрали из пункта доставки его запасную одежду.

Ей бы его плечо, чтобы прислониться к нему щекой, его теплую ладонь. И это вечно накрывающее рядом с ним ощущение «Я здесь, всё хорошо» – он умел его излучать, с самого начала умел.

Романтическая история, сложная, запутанная – Тори была права.

Ещё бы эта история закончилась хорошо.

Главное, не тереть украдкой слёзы, главное, держаться на этой полоске света, ведущей в мягкое, ласковое и безмятежное будущее.

С ним вместе.

Ллен

(Dark Life Note – Eunoia)

Раньше он никогда не ждал, когда же «пройдет» время, предпочитал жить его, понимал ценность, минут, дней, но тут плыл, как пушинка сквозь пространство. Не вовлекался в разговоры, даже, если вёл их. Не вникал в чужие проблемы, не погружался в стороннее – наблюдал за стрелками часов так пристально, словно, отвлекись он, и они застынут…

Кое-как дождался наступления третьих суток, с самого утра достал из шкафа лучшую белую рубашку, тщательно отгладил, повесил её на плечики, оставил на видном месте. Так же с брюками.

Окинул критическим взглядом вычищенную убранную квартиру, понял, что не может сидеть без дела, искусственно создал себе расписание, чтобы не наблюдать секунды в виде резинового жгута. Отвести палас в химчистку, забрать его, пополнить холодильник, заглянуть на стрижку.

Дотерпел, дожил, дотянул до шести вечера, после этого поехал в лучший в городе магазин цветов.

То, что нужно, увидел сразу – отдельную закрытую витрину, за которой сияли необычные розы. С лепестками красно-розовыми, но перламутровыми, сияющими серебром и золотом.

– Очень необычный генный тип, – пояснила немолодая женщина, – стоят очень долго, не вянут. Дороговизна, конечно, за то, что испускают свечение, как створки морских раковин с Сейлуа.

Эйдан не стал смотреть на цену, бросил: «Забираю».

Хелена

(KASIMOFF – Insatiable)

Она обещала себе, что не будет готовить, но всё равно стояла у плиты несколько часов. Сварганила и основное блюдо, и закуски, нарезала сыр, мясо, украсила зеленью. Ругалась на себя, убеждала, что, если гость не появится, решит, что создавала красоту для себя. Что не расстроится, если придётся есть одной.

Но знала, что расстроится.

Обещала себе не наряжаться, но в итоге сменила одежду уже трижды. Забраковала слишком обтягивающее платье, в котором провела минут тридцать, сняла пояс, бусы, выбрала блузку, джинсы. Разозлилась.

Переоделась в домашнее.

Пусть видит, что не ждала, что вообще независима от чужих «появлений» и «отсутствий».

В итоге с рыком стянула растянутую майку и шорты, вновь облачилась в платье.

Вынесла еду на стол, который расставила по центру рабочей комнаты.

Ладно, пусть она дура… Пусть позволит себе побыть дурой – нежной, открытой, доверчивой, ожидающей. Что поделать, если она такая и есть?

Упрекнуть себя за следующий час-два успеет еще раз пятьсот.

В очередной раз расчесала волосы, встала у окна – закат. Плохо, когда не знаешь, придет или нет, плохо, когда не знаешь точное время визита.

Господи, не дай ей томиться в неведении слишком долго. Не дай этому вечеру завершиться разочарованными слезами – их было так много. Досады, печали. Несбывшихся ожиданий, раскрошившихся надежд.

Когда повернулась, решив, что нужно унести блюда на кухню – накрыл очередной злой порыв «не ждать», – услышала звук, который узнала.

Она помнила его. Совершенно непостижимым образом запомнила, когда «человек из ниоткуда» уходил. Когда приходил снова.

Треск и гудение пространства.

Он возник посреди комнаты.

Высокий, красивый. Излучающий силу, скрытую терпеливость, одетый с иголочки. Невероятный, притягательный, глубокий, умопомрачительный.

И с цветами.

Хелена никогда не видела таких роз – светящихся. Наверное, повела себя, как ребенок, но не удержалась, шагнула навстречу, приблизила лицо к букету, выдохнула с изумлением.

– Как?

Лепестки переливались.

По ним будто плыли едва заметные перламутровые волны – букет казался мягкой лампой.

– Особенные цветы для особенной девушки.

Это она… особенная?

Он пришел – вот что до неё дошло только теперь в полной мере. Он. Пришёл.

Не исчез, не слился, не испугался, не передумал.

Всё такой же уверенный, мощный.

– Я… приготовила ужин.

А на неё смотрели, как на самый драгоценный подарок в мире – с нежностью, с заботой и восхищением. На бежевое платье, поясок, кольца красивой бижутерии. Значит, не зря стояла у плиты, не зря наряжалась…

– Давай… Я поставлю.

У неё имелась всего одна ваза, которая давно пылилась за ненадобностью на кухне – пришлось достать её из-за холодильника, ополоснуть.

Невероятные цветы были поставлены в посредственное обрамление, но хуже оттого смотреться не стали. Букет отправился на подоконник.

Время ужина.

Тот, кто пришел, сидел напротив неё за столом, но не ел.

Смотрел на неё бережно – другого слова Хелена подобрать не могла. Смотрел так, как будто не желал ни на секунду отводить взгляд. Ей бы смущаться, но внутри было тепло, очень хрупко. Как всегда хотелось, как в сказке.

– Овощи со специями, мясная обжарка, листы таштата – очень люблю это блюдо. Правда, готовлю редко…

– Спасибо, – прозвучало глубоко и тихо, – что готовила для меня.

А как не готовить? Она никого не ждала дольше и сильнее.

– Надеюсь, тебе понравится.

Они никак не могли взяться за вилки, каждый наслаждался чем-то другим, не едой. Куда больше обычной пищи им обоим нужны были эти взгляды, диалог.

«У него такие сильные руки, плечи…» – рубашка не скрывала округлые налитые бицепсы, больше подчеркивала их. Как же она соскучилась по своему «Аш Три», который давно уже не робот и больше не её. Или еще пока «не её».

– Надеюсь, ты составила список, – улыбнулся Эйдан.

– Какой?

– Куда ты хотела бы ходить на наших встречах. Как именно их проводить. Сколько их будет.

«Я хочу их много, бесконечно, до конца жизни. Разных» – кисло подумала Хелена, упрекнув себя за то, что, вероятно, думает о несбыточном. Так ведь не ответишь?

Ей было некомфортно, неуютно, потому что отсутствовало знание – кто она для него? Зачем все это вообще? Стоит ли начинать, если человек пришёл «просто попробовать»?

Пропал аппетит, платье снова показалось тесным.

Сейчас она всё испортит своим вопросом. Но прояснит всё разом – так должно быть, даже, если ответ будет не тем и ей не понравится.

– Скажи, – комок встал в горле, хотелось умолкнуть, но Хелена заставила себя продолжить, – кто я для тебя? Надолго?

Господи, так не спрашивают, не спрашивают на первом свидании. Мужики страшно этого боятся, ведь их любимый ответ: «Время покажет, посмотрим. Зачем торопить события?»

А она ненавидела «подвесы» – даже ложь лучше, чем этот уход в сторону.

Вот и всё.

Ужин завершится даже не начавшись, если одно не то слово, если один увиливающий неуверенный взгляд.

Но Эйдан не отводил глаза, и ей сделалось совсем муторно.

– Надолго, – вдруг ответил он, – насовсем.

Она вдруг ощутила, что он не пацан, совсем не пацан, который будет бегать от правды. Он человек, который пришёл, приняв определённое решение. Но всё еще не верилось, хрупкое нутро дрожало.

– Насовсем?

– Да. Я готов сделать тебя своей официально хоть сейчас, если ты к этому готова. Я буду ждать, если тебе нужно время, чтобы стать к этому готовой. А череду наших встреч по списку или без него можно проводить в любой момент. И до конца жизни.

«Это ведь просто повод для беседы» – глаза Эйдана были глубоки и серьезны. «А я здесь не для того, чтобы уйти».

Это сказка?

Кто-то поместил её в лучший сценарий жизни, выдав его наградой за перенесённые обиды и страдания? Это параллельный кусок жизни, который однажды закончится?

– Почему я? – вдруг спросила Хелена шёпотом. – Я ведь даже не… особенно красивая.

Когда и как ты мог меня полюбить? Ведь «насовсем» – это об этом.

– Ты прекрасная. И, если ты о том, что другие женщины имеют другую толщину губ, признанную модой, иной разрез глаз, рост или формы, то я тебе скажу, что готов отмести их всех разом, чтобы снова увидеться с тобой.

Она впервые ощутила себя особенной. Нужной, удивительной, уникальной. Такой, «каких больше нет» – бесценное чувство. И вот откуда бережность в его глазах.

Нужно было есть, но Хелена поняла, что плачет – вся печаль, накопленная в прошлом, вдруг отпустила, пролившись по щекам.

Это её мужчина. Он пришел к ней.

И этот самый мужчина, увидев, как тихо дрожат от всхлипов её плечи, поднялся, пересел, усадил её к себе на колени, прижал к груди.

– Ты… правда… для меня?

– Правда.

«А ты для меня».

Всё верно, иначе его бы здесь не было.

– Как тебя… зовут?

Больше он не «Аш Три» и никогда им будет.

– Ллен. Ллен Эйдан – я знаю, имя странное…

– Ллен?

Оно так мягко скользило по языку, казалось необычным, далёким, пахло незнакомым миром.

– Оно… похоже на моё.

Господи, она как дурочка разрыдалась. Что за встреча? Какой теперь блин идеальный макияж?

– Мы не будем есть, пока я поправлю потёкшую тушь, ладно?

– Конечно.

Её держали, как девочку, девушку, женщину, как любовь… Как чью-то «свою» любовь.

Ему не нужна была еда – она чувствовала. Не нужна просто постель, ему нужно время – время с ней. И это было бесценно.

А после случился поцелуй – нежный, почти невесомый, который «я тут, я для тебя». И вдруг стало понятно, что будет здорово. Не важно, потёкшая тушь или нет, не важно, остыло ли мясо с овощами, не важно, чем они будут заниматься. Начинается новый период жизни, называемый «их».

Горячая шея, её пальцы, обвитые вокруг неё, пахнущая лосьоном для бритья щека. И эти губы, навсегда стершие с души ощущение одиночества. Оставившие позади словосочетания «я сама», «пусть так», «я справлюсь». Он не хотел, чтобы она справлялась, он хотел быть рядом.

Ей никогда не было лучше, чем у него на коленях с мокрыми дорожками под глазами, с его дыханием на своем виске.

И где-то совсем недалеко, внутри, в самом центре души тепло, с любовью улыбалась мама.

«Молодец, дочка… Я рада за тебя. Ты у меня умница…»

Вот что такое дом, стало вдруг понятно. Вот как это ощущается.

Будет много рассветов и закатов, много нежных фраз, когда-то прозвучат слова любви и отразятся во множестве вариаций.

Но сначала потёкшая тушь…

– Мне нужно в ванную, – шепнула Хелена.

– Буду ждать, – шепнули ей в ответ. – Но, если задержишься, приду спасать.

Он уже её спас. От ям и темноты, от пустоты и ощущения ненужности.

Подарил столько, сколько не могли купить деньги.

Прежде чем оторваться, она вечность обнимала теплую шею, напитывалась ощущением, что ступает в лучшую светлую полосу своей жизни, где пол, потолок, стены и каждый кусочек воздуха устлан совместным счастьем.