Райан
Семь месяцев спустя
— Боже мой, ты здесь! — мама бежит через комнату и обнимает меня. — Дай мне посмотреть на тебя, — она отступает, вытирая слёзы счастья с глаз, и осматривает меня с головы до ног, как делает каждый раз, когда я прихожу домой. Моя командировка в Афганистан длится уже семь месяцев, и я смог оформить отпуск на последние две недели декабря. Как только я прибыл на территорию США, то поехал домой, чтобы повидаться с родителями. Я предполагал, что они проведут каникулы в Брекенридже, но, к счастью, вместо того чтобы удивить обоих родителей, я попросил отца предупредить его и узнал, что в этом году они останутся дома.
— Добро пожаловать домой, сынок, — папа крепко обнимает меня.
— Спасибо, — я оглядываю дом. — Где Фейт и Хлоя?
— Они ходят по бутикам, — отвечает мама. — Там безумно много народу из-за праздников. Они приедут позже с Кэмерон, Брэдом и детьми, — мама снова обнимает меня.
— Так вот почему вы, ребята, в этом году не поехали в Брекенридж? — спрашиваю я, расстроенный тем, что они здесь, в то время как все остальные там.
Прошло семь месяцев с тех пор, как я слышал голос Микаэлы, и почти девять с тех пор, как я её видел в последний раз. Я миллион раз подумывал позвонить ей, но не думал, что спутниковый звонок из-за границы — лучший способ общения. Я напечатал дюжину электронных писем, но, похоже, ничто из написанного мной не передавало мои мысли должным образом. Я пару раз проверял её социальные сети, но она ничего не публиковала. Сказать, что я с нетерпением ждал, когда наконец увижу её, было бы преуменьшением, но я не мог поехать в Брекенридж к ней, когда моя семья здесь.
— В этом году все остались дома, — произносит мама, вырывая меня из моих мыслей.
— Что ты имеешь в виду?
Все всегда ездят в Брекенридж на каникулы, каждый год с тех пор, как я появился в этой семье.
За исключением прошлого года, когда семья Микаэлы осталась дома, потому что она оплакивала смерть своего мужа…
Мама хмурится.
— Это был странный год. Микаэла уехала на пару недель, а когда вернулась… — мама прочищает горло.
— Что произошло, когда она вернулась? — настаиваю на продолжении я, начиная чертовски нервничать. Папа бросает на меня странный взгляд, но я игнорирую его, сосредоточившись на маме.
— Она обнаружила, что беременна, — вся кровь вмиг приливает к горлу. — У неё скоро роды, и она не может путешествовать, поэтому все остаются дома на праздники. Мы планируем ещё полететь куда-нибудь на пару недель после Нового года.
— Она беременна? — задыхаюсь я. — На каком сроке?
— Девять месяцев. У неё роды через пару недель, — отвечает папа, с любопытством глядя на меня. — Ты в порядке?
— Кто отец?
Мама качает головой.
— Мы не знаем. После того, как она узнала, Марко и Белла вроде как немного отгородились от всех. Я думаю, что они просто пытаются быть рядом со своей дочерью.
— Мне нужно идти, — заявляю я, находясь уже на полпути к двери.
— Что? Почему? — кричит мама мне в спину.
— Я вернусь! — кричу я, захлопывая за собой дверь и бегу к своему грузовику.
Ехать до дома Микаэлы недалеко, так как они живут по соседству. Мог бы дойти пешком, но я слишком взвинчен. Нет возможности… Она не может быть… Я же не… Я не могу закончить ни единой грёбаной мысли. Мои кулаки сжимают руль, и я обливаюсь потом от адреналина, циркулирующего по моему телу. Этому должно быть объяснение. Может быть, она вернулась домой и переспала с кем-то другим. Мысль о другом мужчине внутри неё только ещё больше выводит меня из себя.
Я набираю код дома у их ворот, запомнив его за те несколько раз, что бывал здесь за эти годы, затем немного отъезжаю, останавливаясь позади машины Микаэлы. Припарковав грузовик, выключаю зажигание и выпрыгиваю. Я стучу в дверь, и несколько секунд спустя она распахивается.
Белла. Её глаза понимающе расширяются, но я ни о чём её не спрашиваю. Я не хочу услышать объяснения от неё. Я хочу услышать их от самой Микаэлы.
— Я бы хотел поговорить с Микаэлой, пожалуйста, — выдавливаю я, стараясь оставаться вежливым.
Она кивает один раз.
— Входи.
Я захожу внутрь, но прежде, чем Белла успевает позвать Микаэлу, она вразвалку выходит из кухни, не отрывая глаз от куска пиццы, который поглощает, и держит телефон в другой руке. Сначала она не замечает меня, и я пользуюсь моментом, чтобы рассмотреть её. Она всё также поразительно красива. Её волосы собраны в фирменный беспорядочный пучок, обнажающий стройную шею, ту самую шею, которую я целовал и посасывал. На ней футболка с надписью — «Мама в процессе становления» — и обтягивающие легинсы, закрывающие её ноги. Её ноги босые — те самые, которые я покрывал поцелуями.
Мой взгляд вновь возвращается к футболке, или скорее к тому, что под футболкой. Причина надписи, причина, по которой она ходит вразвалку. Там большой живот — живот, который бывает только у беременной женщины.
— Он мой? — выпаливаю я.
Взгляд Микаэлы взметается вверх, её глаза превращаются в огромные блюдца. Пицца вываливается у неё изо рта, и в шоке она роняет телефон. Микаэла пытается поднять его, но у неё большой живот, и ей нелегко наклоняться. Её мама подбегает и поднимает его, затем забирает у неё пиццу и тарелку, ставя их на стойку.
— Райан, — выдыхает Микаэла, ошеломлённо застыв на месте. — Ч-что ты здесь делаешь?
Её вопрос задел меня за живое.
— Я задал тебе грёбаный вопрос, — я делаю шаг к ней. — Ребёнок мой?
Её взгляд перебегает с мамы на меня, а затем она кивает.
— Да, — шепчет она, пытаясь сохранить лицо.
— Мои родители знают? — вероятно нет, если знали бы, что она носит моего ребёнка, не скрыли бы это от меня.
— Нет, — отвечает Микаэла, подтверждая мои мысли. — Они просто знают, что я беременна.
— Ты знал? — спрашиваю я Марко, который только что вошёл в комнату, присоединяясь к своей жене и дочери. — А ты? — я смотрю на Беллу. — Вы, ребята, знали, что ваша дочь беременна моим ребёнком?
— Тебе нужно успокоиться, — настаивает Марко, подходя ко мне. Судя по тому, насколько он спокоен, он либо знал, либо чертовски хорошо притворяется, что не шокирован.
— К чёрту успокоение, — ору я. — Она беременна моим ребёнком, — я смотрю на Микаэлу. — Почему мои родители не знают?
Микаэла тяжело сглатывает.
— Никто, кроме моих родителей, Лекси и Джорджии, не знает, что ты отец.
— Ты собиралась когда-нибудь рассказать мне? — спрашиваю я, сжимая кулаки держа их по бокам.
— Я… — слёзы наворачиваются ей на глаза, и обычно это заставило бы меня попытаться утешить её. Пока мы проводили время вместе, я бы сделал всё, чтобы она не пролила ни единой слезинки. Но сейчас я слишком зол.
— Не смей, блядь, плакать, — рявкаю я, подходя к ней.
Марко встаёт, между нами.
— Тебе нужно успокоиться, — повторяет он.
Я приближаюсь к его лицу, возвышаясь над ним на добрых четыре дюйма.
— Не смей, блядь, говорить мне успокоиться. Я только что узнал, что женщина, с которой я спал, беременна, и у неё даже не хватило порядочности сказать мне об этом.
Я обхожу Марко, так что оказываюсь лицом к лицу с женщиной, у которой были секреты.
— Ты намеревалась скрыть от меня моего ребёнка? — я не даю ей даже возможности ответить. — Ты хотела сказать ему, что у него нет отца? Или что он не хотел его?
Она качает головой, слёзы текут по её щекам.
— Чёрт возьми, Микаэла. Я вырос в доме, где мои родители меня не хотели. Меня усыновили, потому что они предпочли меня наркотикам. Как, чёрт возьми, ты могла так поступить?
Я указываю пальцем на Марко.
— Ты, как никто другой, должен понять. Она, — я тычу пальцем в сторону Беллы, — скрывала её, — я указываю на Микаэлу, — от тебя.
— Хватит! — рявкает Марко. — Во-первых, ты должен уважать мою жену и не смей осуждать её. И, во-вторых, никто не скрывал от тебя ребёнка.
— Нет? Тогда объясни мне, почему она стоит здесь на девятом месяце беременности, а я только сейчас узнаю об этом. И то только потому, что мне сказала мама о её беременности!
Позади меня раздаётся вздох, и когда я оборачиваюсь, то вижу, что в дверях стоят мои родители. Мама прикрывает рот руками, а папа свирепо смотрит на Марко.
— Ребёнок твой? — спрашивает мама, проходя дальше в комнату. Следующий вопрос она адресует Микаэле. — Этот ребёнок от моего сына, и ты не собиралась ему говорить? — она смотрит на Беллу, в её глазах замешательство и гнев. — Как ты могла?
— Ты знал? — спрашивает мой отец, адресуя свой вопрос Марко.
— Мы не имели право говорить, — заявляет Марко. — Это было решение Микаэлы, и независимо от того, соглашались мы с ним или нет, мы должны были уважать его.
— Пожалуйста, — тихо говорит Микаэла, её глаза красные, а по щекам текут слёзы. — Позволь мне объяснить.