Мой вид любви

Глава 31

Райан

— Я хочу тебя снова, — заявляет Микаэла, а её голос звучит расстроенно от собственного признания.

После того, как мы воссоединились, то снова занялись любовью, но на этот раз она была сверху. После этого я потащил её в душ, чтобы немного ополоснуться, а оттуда мы забрались обратно в постель. Микаэла обвилась вокруг моего тела, её мягкие ноги переплелись с моими. Её лицо оказалось у меня на груди, а моё уткнулось носом в изгиб её шеи. Никто из нас не произносил ни слова, вместо этого мы предпочли просто обнимать друг друга, наслаждаясь тихим моментом удовлетворения.

Прошло совсем немного времени, прежде чем её тёплое тело, трущееся о моё, заставило мой член затвердеть. Я проигнорировал его, не желая, чтобы этот момент касался исключительно секса, я просто желал держать её в объятиях.

— И это плохо? — спрашиваю я, опуская глаза, чтобы посмотреть на неё.

— Я хочу сходить за Эр Джеем, чтобы ты мог его увидеть.

— А-а-а… — говорю я с пониманием. Я ничего так не хочу, как навестить нашего сына, но я также хочу провести это время с Микаэлой. Мне необходимо провести это время с ней.

Она отстраняется от меня, и я хмурюсь, желая, чтобы она вернулась в мои объятия. Я предполагаю, что она встаёт, чтобы одеться, чтобы мы могли отправиться в дом её семьи, но вместо этого она наклоняется так, что её глаза оказываются на уровне моего члена.

— Думаю, мы ещё разок попробуем. А потом пойдём, — обхватив своими нежными пальчиками мой ствол, она направляет мой член в свой открытый рот, останавливаясь только тогда, когда его головка упирается в заднюю стенку её горла. Вид того, как она заглатывает меня, почти заставляет кончить ей в горло. Я стону от удовольствия, и это лишь подстёгивает её. Микаэла слегка отодвигается, обнажая мой влажный ствол, затем снова полностью поглощает его.

— Чёрт, — ворчу я. Я кончу, как чёртов подросток, едва достигший половой зрелости, если она продолжит это делать. Микаэла переворачивает нас так, что оказывается у меня между ног, и её голова начинает двигаться вверх-вниз, посасывая мой член, как будто от этого зависит её жизнь. Я наклоняюсь и убираю волосы с её лица, чтобы иметь возможность наблюдать за ней. Затем протягиваю руку дальше, чтобы ущипнуть её розовые соски, которые свисают, словно идеальные слезинки, покачивающееся туда-сюда, пока она трахает меня своим ртом. Она берёт мои яйца в ладонь, слегка сжимает, и мне наступает конец.

Не в силах подобрать слов, чтобы предупредить её, я хватаю Микаэлу за волосы, пытаясь оторвать от своего члена, но она не желает этого и поглощает меня до последней капли.

Её рот отрывается от моего члена, и она проводит языком по губам, прежде чем мило улыбнуться.

— Хорошо, теперь я готова.

— Да, но я не готов, — садясь, я хватаюсь за изгибы её бёдер и укладываю её в постель. — Теперь моя очередь.

Я молчу по дороге к дому семьи Микаэлы, и, к счастью, она не задаёт вопросов, а просто держит меня за руку и идёт рядом. После того, как я поглотил её киску — дважды, — мы снова приняли душ, а затем оделись. Я позвонил своим родителям, чтобы сообщить им, что со мной всё в порядке, и они взяли с меня обещание, что как только я устроюсь, то привезу Микаэлу и Эр Джея к ним повидаться. Мы с Микаэлой не говорили о том, что произошло в последние дни моей командировки, почему я опоздал на несколько дней. Понимаю, что она вероятно знает, что мы попали в засаду, но не больше. Скоро это будет в новостях, так что я всё планирую рассказать ей, но прямо сейчас я просто хочу сосредоточиться на ней и Эр Джее и просто оказаться с ними дома. Ведь когда я расскажу ей, что произошло, я почти уверен, что она взбесится. Но прямо сейчас она находится в блаженном неведении, как будто я был в просто длительной командировке, а не погиб от рук каких то долбанутых террористов, к телам которых были прикреплены бомбы, чтобы доказать то, что они пытались доказать.

Когда мы подходим к двери, я делаю глубокий вдох, и она бросает на меня взгляд.

— Ты в порядке?

— Да…

— Тогда почему выжимаешь жизнь из моей руки? — она поднимает наши соединённые руки. — Я потеряла чувствительность к своим пальцам три дома назад.

— Прости, — я ослабляю хватку, но не отпускаю её ладонь. — Я знаю, что Эр Джей возможно не узнает меня, но что, если он меня испугается?

— С чего бы ему тебя бояться?

— До того, как меня усыновили, меня отдали в приёмную семью. Я многого не помню, но помню все эти незнакомые лица. Меня передавали по разным домам, и меня пугало незнание того, кто все эти люди. Он знает тебя и твою семью. Он знает мою семью… но не знает меня. Так что может испугаться меня.

— Тебе было страшно, когда Бентли и Кайла отвезли тебя домой?

Я задумываюсь об этом на секунду, вспоминая день, когда они забрали меня. Сначала я испугался. Бентли был огромным, мускулистым, устрашающего вида мужчиной, но потом он опустился на колени рядом со мной и самым мягким голосом сказал:

— Мы бы хотели отвезти тебя домой, если ты не против, — он протянул мне руку, и в тот момент я как никогда ощутил себя в безопасности.

— Нет, я чувствовал себя в безопасности.

— Это потому, что они любили тебя. Так же, как и ты любишь Эр Джея. Он может не узнать тебя, но уже знает, что ты любишь его.

Микаэла берёт меня за руку, и мы подходим к двери. И как только её мама замечает нас, она подбегает к нам и заключает меня в материнские объятия.

— О, слава Богу. Когда Марко сказал мне, что получил от тебя весточку, я почувствовала такое облегчение. Ты ведь уже поговорил со своей мамой, верно? — спрашивает она, отступая назад и оценивая меня, чтобы убедиться, что со мной действительно всё в порядке.

— Да, мы, скорее-всего, навестим её завтра, чтобы она смогла повидать меня.

— О, хорошо, — Белла ещё раз обнимает меня. — Эр Джей на заднем дворе с Марко и Лиамом. Они готовят ужин на гриле. Вы же, ребята, останетесь, да?

— Конечно, — отвечаю я ей, уже следуя за Микаэлой через весь дом на задний двор.

Мы выходим на улицу, и чувствуем, как в воздухе уже витает запах жареного мяса. Прошло чертовски много времени с тех пор, как я в последний раз ощущал запах вкусной еды. Марко стоит перед грилем, а Лиам сидит за столом, рисуя или записывая что-то на листе бумаги.

Марко с усмешкой поворачивает ко мне подбородок.

— Вот он, и цел.

— Папа, — упрекает его Микаэла, подходя к Лиаму. Прежде чем наклониться, она целует его в макушку. — Вот и мой малыш, — воркует она, поднимая Эр Джея в воздух. Его улыбающееся пухлое лицо появляется в поле моего зрения, и слёзы обжигают мои глаза. Она дует ему на живот, и его глаза загораются, а по округе начинает разносится самое красивое, блядь, хихиканье. Я видел его на фотографиях и пару раз на видео, но ничто из этого не показывало истину. С моими каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами он уже стал похож на меня. А когда он смеётся, на его щеках появляются ямочки, идентичные моим, и, если бы у меня были детские фотографии, я почти уверен, что выглядел бы на них именно так.

Микаэла опускает сына, и он снова принимает вертикальное положение. В отличие от того раза, когда я видел его в последний раз, он сейчас уже мог самостоятельно держать голову, и его глаза с любопытством встречаются с моими. Его пальцы тянутся ко рту, но Микаэла убирает их, засовывая ему в рот пустышку.

— Хочешь подержать его? — спрашивает она, подходя ближе ко мне. Когда она слегка поворачивается, то я вижу, что на нём надета футболка цвета камуфляжа с надписью: «Некоторые герои носят плащи, а мой носит армейские ботинки».

Комок размером с ручную гранату перекрывает мне дыхательные пути. У Микаэлы всё ещё есть все основания презирать эту часть моей жизни, и я знаю, что она в ужасе от всего этого, например, что я был в Афганистане, но всё равно перевезла все наши вещи в дом, который я купил для неё. Она одевает нашего сына в одежду, похожую на ту, что я ношу сейчас. Судьба всячески сбивала её с ног, но она по-прежнему остаётся чертовски сильной.

— Райан, — повторяет она, тем самым вырывая меня из моих мыслей.

— Да, — выдыхаю я, прочищая горло, но мой голос всё равно едва слышен. — Да, пожалуйста, — я протягиваю руки вперёд, и она передаёт мне Эр Джея.

— Эр Джей, это твой папа, — говорит она мягко, как будто он мог её понять.

Его взгляд встречается с моим, и на секунду я боюсь, что он сейчас заплачет. Но затем его руки поднимаются, потирая мою короткую бородку, потому что мне не удавалось побриться уже где-то больше недели. Он выплёвывает соску, а затем его рот открывается, как у изголодавшееся по воде рыбы. Прежде чем я успеваю понять, что происходит, его полный слюны рот оказывается у моего носа.

Микаэла хихикает.

— Он тебя целует.

Я стою там, застыв на месте, пока мой сын облизывает мой нос, его слюна стекает мне в рот, а я просто благодарю Бога, что нахожусь здесь со своей семьей.

Минуту спустя Эр Джей отрывается от моего носа, заменяя рот пальцами. Он сжимает мои ноздри, его глаза слегка косят, когда он пристально смотрит мне в лицо. Я хихикаю над тем, насколько он чертовски любопытен.

— Привет, малыш, — произношу я, стараясь говорить мягко. — Я скучал по тебе.

Эр Джей отвечает мне, перемещением своих ручек от моего носа ко рту и прикусывая мою нижнюю губу. Когда же из меня вырывается смех, он одаривает меня самой красивой улыбкой, и я почти уверен, что прямо здесь, на заднем крыльце дома родителей Микаэлы, моё сердце выпрыгивает из груди прямо в руки моего сына.

— Видишь, — мягко воркует Микаэла. — Он по-настоящему любит тебя.

— Ужин готов, — окликает нас Марко. — Заходите внутрь, чтобы мы могли накормить тебя чем-нибудь вкусным, старой и доброй американской кухней.

Мы все садимся за стол, и Микаэла предлагает взять на руки Эр Джея, но я пока не готов его отпустить, поэтому предпочитаю есть одной рукой. Разговор остается лёгким, все рассказывают мне обо всём, что здесь происходило за период моего отсутствия, задают мне вопросы, например, лучше ли еда на этом столе, чем та, что я ел на службе и успел ли я принять горячий душ. Я знаю, что они делают это ради Микаэлы, не желая вспоминать о том, что произошло, и я ценю это.

В конце концов Эр Джей начинает капризничать, и Микаэла, извинившись, уходит за бутылочкой. Когда ему было пару месяцев, у неё не было достаточного количества молока, и он всё время капризничал по этому поводу. И она приняла решение перейти на молочные смеси. В тот день она плакала, звоня мне по телефону, чувствуя себя из-за этого плохой матерью, и я ненавидел тот факт, что не мог быть рядом с ней в этот момент, чтобы утешить.

Вернувшись, она протягивает мне бутылочку, зная, что я всё еще не готов расстаться с сыном. Его губы в форме сердечка образуют самую симпатичную букву «О» из возможных, когда он обхватывает ими соску на бутылочке. Я наблюдаю, как он поглощает свою еду, проглатывая каждую унцию, так жадно, как будто умирает с голоду. Когда сын заканчивает, я поднимаю его, чтобы он мог отрыгнуть, что он и делает.

— Ты не обязан этого делать, — со смехом произносит Микаэла.

Но вместо еды всё моё внимание приковано к Эр Джею, и я шокирован тем, насколько он вырос. Четыре месяца кажутся целой вечностью, когда речь заходит о том, как быстро растут дети. В последний раз, когда я держал его на руках, он был крошечным, с мягкой и кое где обвисшей кожей. Но теперь у него уже появились мускулы и детский жирок. Он всё меньше похож на младенца, а больше стал походить на крошечного, живого, дышащего человечка.

После завершения ужина, мы просто отдыхаем, болтаем всякую чушь и навёрстываем упущенное. Когда же Эр Джей вновь начинает капризничать, Микаэла сообщает мне, что это потому, что ему скоро пора спать. Попрощавшись, мы возвращаемся домой. Прогулка с Эр Джеем проходит в тишине, мы оба погружены в свои мысли. Я не уверен, что знаю, что творится у неё в голове, но что касается меня: я просто рад оказаться дома и готов, наконец, начать жить своей жизнью со своей семьей. Потому что это то, что мы есть — семья. Я надеюсь, наша с Микаэлой близость была не единичной, и что когда мы вернёмся домой, то будем жить в одной комнате. Я не ожидал, что, вернувшись домой, обнаружу, что мои вещи будут перевезены в её дом. Я планировал добиваться от неё подобного до победного и долго убеждать быть со мной. Не то чтобы я жалуюсь, но точно не знаю, на какой стадии наши отношения находятся, и признаться боюсь спрашивать. Называйте меня трусом, если хотите, но я не хочу даже упоминать об этом и те самым возможно упустить свой шанс быть со своей семьей.

— Мне нужно помыть Эр Джея, — произносит Микаэла, как только мы входим в дом. — По большей части, у него хороший график. Он ложится спать после ванны и бутылочки, просыпаясь только один раз посреди ночи, чтобы я сменила ему подгузник и дала поесть. Он даже иногда спит до шести.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Конечно.

Мы делаем всё вместе — купаем Эр Джея, переодеваем его в пижаму, а затем даём последнюю бутылочку на ночь, прежде чем уложить спать. Его веки уже едва открываются, и сын почти готов отойти ко сну, когда Микаэла укладывает его в кроватку, накрывая маленькое тельце одеялом. Она выключает свет и заводит детскую карусель, которая висит над кроваткой. Она вращается, вместе с этим начинает играть тихая музыка, и глаза Эр Джея закрываются ещё до того, как игрушка делает полный оборот.

— Я устала, — произносит Микаэла, снимая одежду и надевая пижаму. — Я даже не знаю, как ты всё ещё держишься на ногах и с открытыми глазами, — она идёт в ванную и чистит зубы.

— Наверное, адреналин, — признаю я, следуя её примеру, переодеваюсь и чищу зубы. Мои вещи всё ещё в грузовике, но Микаэла купила для меня новую.

Как только мы оба ложимся спать, она забирается на одну сторону, а я — на другую. Это будет первый раз, когда мы будем спать вместе с тех самых пор, когда жили в пляжном домике. Мы провели пару ночей вместе, когда Эр Джей только родился, прежде чем она попросила уединения, но мы не спали всю ночь, почти всё время заботясь о нашем сыне, а в последнюю ночь перед моим отъездом я почти всю ночь не спал, наблюдая, как они с Эр Джеем спят.

Микаэла прижимается ко мне всем телом и кладёт голову мне на грудь.

— Как приятно, — бормочет она сквозь зевок.

— Быть вместе?

— Да, это… Но также знать, что ты дома в безопасности. Мне больше не придётся беспокоиться о тебе. Мы можем просто… быть вместе, — зевнув в последний раз, она теснее прижимается ко мне, и несколько секунд спустя тишину заполняет её тихий храп.

Наверное, и мне следует всё-таки поспать, но мне всегда трудно возвращаться к мирной жизни, тем более после почти года проведённого в пустыне и сна на чертовски жёсткой кровати, и постоянной необходимости быть начеку. Не помогает и то, что здесь сейчас девять вечера, в Афганистане в это время девять утра. Я всеми силами заставляю своё тело расслабиться, но, когда понимаю, что не получается, сосредотачиваю своё внимание на Микаэле и наблюдаю, как она мирно спит. Если не считать ночей, проведённых вместе в пляжном домике, в которые мы в основном находились под звёздами, или, как мы падали в постель обессиленными, я не проводил много времени в постели с женщиной. Я был женат на Лоре много лет, но мы спали в разных комнатах. Она ходила в школу и допоздна занималась, и каким-то образом комната, предназначенная под кабинет, превратилась в её комнату. А потом, когда она начала работать медсестрой, а позже практикующей медсестрой, во время моего пребывания дома, мы работали в разные часы, поэтому она продолжала спать в другой комнате. Сами того не осознавая, это стало нашей нормой.

Микаэла ворочается во сне, её голова отрывается от моей груди, а тело двигается словно рыба, оказавшееся на суше, но она прихватывает с собой одеяло. Я опускаю взгляд на себя, оказавшемуся без одеяла и смеюсь. Она проделывала то же самое в пляжном домике.

Чертовски восхитительный забиратель одеял.

Обнимая её сзади, я утыкаюсь лицом в её шею и позволяю мягкому звуку её сопения убаюкать меня.