Моя милая ужасная невеста

ГЛАВА 10. Враги с привилегиями

На прошлых выходных за нелепый чмок на берегу речушки у башни Варлок я очень хотела заморозить Заку губы. Хорошо, что не поддалась соблазну! Ровно через седмицу я со вкусом обжималась с ним на ночном рынке, не испытывая ровным счетом никаких душевных противоречий. Целовался опытный Закари Торстен роскошно! Не придерешься.

Подойдя к тонкой грани, когда поцелуй переходит сначала в легкий разврат, а потом — в откровенный, мы остановились и разомкнули губы. Я прижалась лбом к крепкому плечу Зака и, постепенно возвращая осознанность, хрипловато спросила:

— Зачем ты меня поцеловал?

— Ты отменила личные границы. Я был обязан воспользоваться, — пошутил он, не выпуская меня из объятий. — Почему ты ответила?

— Ты хорошо целуешься.

Неоспоримое и твердое доказательство, что привилегия целоваться с идейным врагом понравилась не только мне, прижималось к моему животу. Но странно удивляться естественной реакции мужского тела на горяченькое непотребство. Мы просто в дивном молчании подождали чуток, когда оба окажемся готовы явить себя миру, поправили одежду и с загадочным видом вышли к людям.

Эмбер с Генри поджидали нас под окнами ателье.

— У тебя почтовый шар не взорвался от моих сообщений? — возмущенно воскликнула подруга, бросившись к нам наперерез людскому потоку. — Почему не отвечаешь?

Вообще-то, нам, мягко говоря, было не до общения с внешним миром.

— Не слышала, — честно призналась я и, нащупав почтовик в кармане, вытащила на свет. Оказалось, что от переизбытка голосовых посланий внутри стеклянной сферы клубились яростные завихрении черного дыма. Удивительно, как не трещали молнии.

— Эсвольд сидит в участке, — пояснила подруга. — Мы уже подумали, что вас тоже поймали.

— Вы же не хотели сдаться за компанию? — с подозрением сощурилась я.

Парочка переглянулись и замялась.

— Мы вообще зря побежали, — призналась Эмбер. — Одни стражи погнались за вами, другие занимались Эсвольдом, а на нас с Генри никто не обратил внимания. Зато ваши питомцы обрели дом.

— Ты их где-то выпустила? — уточнила я.

— Не то чтобы выпустила… — Соседка вытянула губы трубочкой и призналась: — Просто споткнулась и выронила шкатулку из сумки. Теперь они живут в переулке между магазинами. Вы счастливы?

— Но, если вы несчастны, мы можем поймать их и посадить в другие бутылки… — заикнулся Генри.

— Солнце, что упало, то пропало, — перебила его Эмбер, видимо, опасавшаяся, что в одно ужасное утро проснется во внезапно ожившей и вставшей на дыбы кровати.

— Они обязательно к кому-нибудь прибьются, — принялся уговаривать нас Генри, хотя нам с Торстеном было вообще наплевать.

— Мы в это искренне верим, — не сдержав иронии, согласился Зак.

Уверена, он тихо радовался, что запросто избавился от купленной нечисти, способной превратить любой дом в театр теней на гастролях. Только злостные пакостники не разыгрывали мелодрамы, сворованные из глубин сознания, а незамысловато отравляли существование хозяев или вселялись в мебель, которая после отселения непременно превращалась в горку дощечек.

Дразнить удачу мы не стали и сразу отправились в портальную башню. Подруга наскоро попрощалась с Генри. Стоя в кабинке между мной и Закари, она мечтательно вздохнула:

— Хорошее приключение.

— Хочешь повторить? — хмыкнул Торстен.

— Но повторять не тянет, — вздохнула она.

— А я не против, — отозвался он и украдкой провел пальцем мне по тыльной стороне кисти, как раз в том месте, где остался бледнеющий след от ключика-печати ночного рынка. По руке побежали мурашки, и я с трудом подавила улыбку.

До Деймрана мы добрались под утро. Зато не пришлось ни подкупать привратника, чтобы пропустил на территорию академии, ни скандалить со старушкой-комендантшей, ни карабкаться в комнату по пресловутой пожарной лестнице (по дороге придумали этот нелепый запасной план). Двери общежития оказались открыты. Холл был безлюден и пуст. В гулкой тишине эхом разносились каждый шаг, шорох и возглас.

— Увидимся, Зак, — попрощалась я, не в силах отвести взгляда от его губ.

— Спокойной ночи, Марта, — пожелал он.

И на двое суток исчез с горизонта, а мне не пришло в голову ни одной вменяемой причины, чтобы написать ему первой. Да и странная мысль, что я действительно пытаюсь найти повод и отправить сообщение Закари Торстену, вызывала искреннее возмущение.

В первый учебный день я появилась на лекции по темным искусствам с висящим на шее драконьим амулетом и хотела рассказать Торстену, что декан Мэдлей оценил. На самом деле придирчивый ведьмак вообще не обратил внимание на мои благородные усилия быть паинькой, но с огоньком отчитал за опоздание.

Во вторник причина нашлась. Перед занятиями внезапно написала Люция Торстен. Услышать в почтовике ее голос оказалось таким потрясением, что я едва не выронила шар. Она попросила передать любимому, но неблагодарному сыну немедленно с ней связаться. Или сидеть до конца дней своих в той дыре, куда он спрятался от переживающей матери.

«Спасибо, Марта, — резко сменив тон, ласково поблагодарила она. — Надеюсь, у тебя все хорошо».

Повезло, что Эмбер отправилась в купальню и не видела моей довольной улыбки черной ведьмы, сотворившей удачное проклятье, иначе закидала бы неловкими вопросами. Знаете, я как раз стояла напротив зеркала, когда слушала послание Люции, видела свое отражение, и эта странная улыбка даже у меня вызвала вопросики. Отвечать на них не возникало ровным счетом никакого желания. В отличие от Закари, я-то не испытывала потребности быть честной с собой и миром.

«Зак, ты где? Люция тебя потеряла и скоро приедет в Деймран разыскивать», — с полным правом отправила ему голосовое послание.

Ответа не последовало. Никакого. Торстен меня проигнорировал. В общем, взбесил неимоверно!

— Что случилось? — охнула Эмбер, вернувшись из купальни и обнаружив, что я безжалостно дергаю спутанные лохмы расческой.

— Торстен куда-то провалился.

— А волосы в чем виноваты? — не поняла она.

— Бесят!

После занятия по демонологии я приперла к стенке Бранча со Стоуном. Вернее, приперла-то первого, а второй прижался за компанию — парочка внезапно превратилась в рыбок-неразлучников. В какой комнате единолично проживает Торстен, они сдали тут же, даже не пришлось устраивать допрос с пристрастием.

В итоге я просто постучалась в запертую дверь. Не лбом, а кулаком. Громко и требовательно. Лбом тоже захотелось постучаться, когда я поймала себя на мысли, что начинаю за Закари беспокоиться. Совсем чуть-чуть, самую малость… Хоть комнату вскрывай и проверяй!

Я как раз делала вторую попытку взять дверь штурмом, когда в сумке басовито загудел и вздрогнул почтовик.

— Шепотом, — приказала шару, хотя в пустом общежитском коридоре, кроме меня, не было ни души.

Голос Закари звучал простуженно и глухо:

«Варлок, светлый паршивец с ночного рынка меня чем-то заклял. Надо пару дней отлежаться. Не говори матери, я сам ей напишу».

«Ты помираешь в апартаментах?» — спросила я, уже стремительной походкой направляясь к лестнице.

«Эй, Марта, не вздумай приезжать! Не хватало еще, чтобы на тебя перекинулось», — велел он.

Топографическим кретинизмом я никогда не страдала и, переместившись из академии в столицу, быстро нашла нужный дом, хотя побывала в логове Торстена всего один раз. Закари открыл не сразу. Он стоял в знакомых домашних штанах и в тонкой нижней сорочке с открытым воротом. Босой, растрепанный и бледный, как умертвие. Лицо украшали характерные волдыри.

— Зря, — устало прокомментировал он мое появление вместо приветствий.

— Знаю, — легко согласилась с ним. — Считай мое появление главной привилегией лучших врагов.

Бесцеремонно подвинув Торстена в дверях, я вошла, с деловитым видом сжала его подбородок и заставила повернуть голову к свету. Зак мало что выглядел паршиво, еще горел.

— Какие прогнозы, госпожа светлая чародейка? — слабенько пошутил он, позволяя разглядывать свою зеленоватую физиономию.

— У меня две новости, — отпустив его, заявила я.

— Начинай с хорошей.

— Обе хорошие, — уверила я.

— Жить буду?

— Так же хорошо, как и раньше, но не в ближайшие дни, — заключила я. — Заклятье ни при чем. Похоже, в детстве ты не болел ветрянкой.

— Чем? — поморщился он и глухо кашлянул в кулак.

— Ветряной оспой. Думаю, на день поминовения подхватил от моего племянника. Помнишь малыша Ро? Он ходил в бриллиантовой зелени. Мне кажется, странный детский недуг — привет от предков Варлоков.

— Если болезнь детская, почему меня ломает, как от светлого заклятья твоих предков?

— У тебя лихорадка, — пояснила я. — Обычно взрослые плохо переносят ветрянку.

— А реально хорошая новость есть? — проворчал он.

— Дети болеют долго, но у них нет магии. В тебе дар уже успел пробудиться, милый, поэтому дня через три отпустит. Выйдешь в мир краше прежнего.

— Кхм, — задумчиво протянул Торстен и попытался потереть подбородок.

— Не чеши! — Я хлопнула его руке. — Иначе следы останутся. И выйдешь не краше, а как получится!

— Откуда ты столько знаешь об этом гадости?

— Ты не один счастливчик, — призналась я. — В замке нашлась еще парочка таких же удачливых парней. Ложись в постель и дай мне ключи.

— Зачем? — недоверчиво уточнил он, глядя на мою протянутую ладонь.

— Дубликаты сделаю и буду заваливаться к тебе в неподходящее время! — пообещала я. — Заодно в аптекарскую лавку схожу. Ты же не пытался лечиться средством от похмелья?

— Оно помогает от жара? — заинтересовался он.

— Нет, но средство просроченное, так что галлюцинации будут дивными.

— Я не настолько отчаялся, — невесело пошутил он и попытался почесать шею, но тут же получил очередной звонкий шлепок по пальцам. — Святые демоны! Марта, почему у тебя такая тяжелая рука? И почему так чешется?

— Добро пожаловать в чудный мир детских болячек, Зак. — Я посмотрела на него с сочувствием. — Ты правда ложись. Надо принять порошки, иначе лихорадка станет хуже.

Связка ключей нашлась на полочке возле двери. Они лежали в деревянной коробке с портальными амулетами из заведений, ради престижа содержащих собственные ворота-кабинки.

— Кстати, а где здесь аптекарская лавка? — уточнила я у Зака.

— Я похож на человека, который знает, где находится аптекарская лавка? — с внезапным высокомерием уточнил он и очень обиженно кашлянул в кулак.

— Ты вообще или именно сейчас?

— Понятия не имею, где она, — буркнул Торстен с таким видом, словно говорил: «Просто дай мне тихо помереть, женщина! А перед смертью хорошенько почесаться».

Видимо, в модном квартале болеть было непринято. Никто ровным счетом не знал, где найти аптеку. Один прохожий даже указал на питейную, дескать, там продают отменный эль, правда, не имеющий никакой лечебной нагрузки. Повезло поймать старушку в экстравагантной шляпке с вороньим пером и крупным цветком-брошью с клыкастой сердцевиной, пришпиленным прямехонько на пальто. Леди-то и послала меня на край света, в смысле, в конец улицы.

Лавка встречала покупателей вывеской со змеей, накрученной на склянку, переливчатым колокольчиком и высоким прилавком. Худосочный аптекарь с жиденькой седой бородкой выстрелил внимательным взглядом, словно пытался определить недуг по степени растрепанности, и немедленно спросил:

— Средство от похмелья? Или от мигрени?

Ну не настолько я плохо выгляжу, право слово.

— От ветряной оспы.

— Неужели? — Аптекарь вдруг страшно обрадовался, словно в его лавке, кроме средства от похмелья, вообще ничего не покупали, а тут удача сама пришла в руки. — Госпожа, сколько лет ребеночку?

— Двадцать три, — со смешком ответила я. — У него уже началась лихорадка.

На прилавок была выложена пирамида из завернутых в бумагу порционных порошков от жара, флакон общеукрепляющего витаминного средства и бутылка с бриллиантовой зеленью. Судя по размеру склянки, этой зеленкой можно было обмазать Торстена ровным слоем от макушки до пяток.

Вдруг вспомнилось, как малыш Ро с важным видом рассекал по замку, покрашенный в жизнерадостный зеленый горошек, и стало ясно, что Торстен не позволит к себе приблизиться с зеленкой ни за какие уговоры. Его даже подкупить не получится! Будет отползать на кровати и отбиваться темными заклятьями.

— А есть что-то вместо бриллиантовой зелени? — осторожно уточнила я. — Что-нибудь не такое… яркое.

— Травяная мазь, лично мной изготовленная! — Аптекарь вытащил из-под прилавка объемную жестяную банку, отвинтил крышку и продемонстрировал мутно-белую субстанцию, подозрительно попахивающую сельдереем. — Тоже снимает зуд.

— Торстен меня проклянет, — на выдохе предрекла я и оплатила все снадобья с мазью и бутылкой бриллиантовой зелени.

Аптекарь дал строгий наказ сначала больного накормить, а потом травить, в смысле, лечить. И непременно развести порошки водой! Как знал, что Торстену грозило получить снадобья в первозданном виде. Засыпала бы в открытый рот и заставила жевать.

На обратной дороге вместо таверны с готовой едой, я зашла в продуктовую лавку. В тот момент во мне отчего-то проснулось убеждение, что с овсяной кашей справится любой дурак. Не королевский же обед из трех блюд. В общем, благими намерениями самоуверенных кухарок выстлана прямая дорога к предкам Варлокам и основательнице ковена грозной Агате…

В апартаментах царила такая тишина, что становилось не по себе. Комната утопала в скорых вечерних сумерках. Зак лежал в кровати, накрывшись одеялом, но просипел из своего гнезда:

— Вернулась?

— Ты как? — осторожно спросила у него.

— Как в аду, — сердито пробормотал он, словно злясь, что попал в идиотское положение, вынужден валяться в кровати и перебарывать не только желание удавиться, но и потребность поелозить по простыне спиной, чтобы хорошенько почесаться.

Пробудив лампы, я сгрузила бумажные пакеты на кухонный прилавок, скинула пальто и начала хозяйничать в доме бывшего врага. Сначала отправила Эмбер сообщение и попросила поделиться секретным знанием, как сварить съедобную овсянку, чтобы потом выжили все, а не только тараканы, но дожидаться ответа не стала. Решила, что от одного раза без кашки жаропонижающее точно хуже не сделает, и развела порошок в стакане. Намочила салфетку для холодного компресса на лоб и решительно направилась в спальню оказывать больному посильную помощь.

— Зак, — я потрепала его по плечу, — надо выпить снадобье.

Думала, он начнет ворчать, но Торстен проявил сознательность: приподнялся на локте и послушно забрал стакан. Собственно, на этом желание сотрудничать у него закончилось. Он принюхался к снадобью с такой подозрительностью, словно на запах пытался оценить степень ядовитости.

— Ты чего в нем пытаешься унюхать? — возмутилась я.

— Я требую положенные двадцать минут, — заявил, в смысле, прокряхтел он.

— Чего?

— Принцип двадцати минут, — напомнил Торстен и самым нахальным образом протянул мне стакан. — Сначала ты.

— Ты обалдел? — опешила я. — Пей, пока тебе делают хорошо без насилия!

— Могу я написать завещание? — скорбно уточнил он.

— Залпом!

— Но я буду приходить тебе в кошмарах, — поклялся Закари и, затаив дыхание, опрокинул в себя жаропонижающее.

И так его перекосило!.. Клянусь, чуть сама не написала завещание.

Он прижал ко рту ладонь. Зрачки вдруг вытянулись и стали вертикальными, но в глазах вместо злости появилась вся предсмертная печаль ведьмовского народа.

— Зак, что случилось? — сжав в кулачках мокрую салфетку, встревоженно выдохнула я.

— Какого демона оно такое горькое?! — рявкнул он внезапно прорезавшимся голосом.

— Ты что? Ты на меня орешь? — Я почувствовала, как меняюсь в лице, и выдрала из его рук опустевший стакан с мазком от мелких гранул порошка на стенке. — Не в курсе, что полезное вкусным не бывает? Я думала, ты решил слиться на тот свет, подлец!

Он сердито упал на подушку.

— Дай положу салфетку на лоб, — проворчала я.

— Не надо.

— Надо, Торстен, надо! Лежи и радуйся, что у тебя лихорадка, иначе придушила бы этой салфеткой!

— А без пыток нельзя? — простонал он.

— Без пыток будешь со своей маменькой болеть. Позвать вашу мать, господин Торстен?

— Клади, — немедленно согласился господин болящий и вздрогнул, когда влажная холодная тряпица легла на пылающий лоб.

— Поспи, — сменив гнев на милость из-за хорошего поведения норовистого больного, посоветовала я и одним щелчком пальцев потушила люстру, а настенный ночник зажгла.

— Марта… — позвал Зак, когда я добралась до дверей.

— Что-то надо? Сейчас воды принесу.

— Спасибо, что приехала.

Пока мы справлялись с приемом снадобья, Эмбер успела удивиться кулинарному порыву и закидала меня сообщениями. Странно, как переполненный почтовый шар не лопнул и не засыпал кухню стеклянным крошевом.

«Записывай!» — не дождавшись объяснений, в финале скомандовала она.

— Стоп! — приказала я почтовику и полезла в свою сумку за блокнотом и грифельным карандашом.

Писать под диктовку подруги было сплошным наказанием. Пауз она не делала. Ей-богу, как магистр по истории магических войн: только успевай скрести пером по бумаге. Когда в ингредиентах овсяной каши неожиданно начали появляться подозрительные травки, я тихо выругалась и, стряхнув бесполезное сообщение, возмутилась:

«Эмбер, мне не нужно одурманивающее зелье!»

«Ага, тогда записывай!» — с подозрительной легкостью согласилась она, что каша с дурманом, мягко говоря, за нормальную еду не пойдет.

Соседка шустренько продиктовала рецепт, и у меня возникло большое сомнение в ее адекватности.

«Ты издеваешься?» — без зазрения совести обругала я.

«Чем тебе не угодила приворотная каша? — проворчала она. — Действенное средство! Когда говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, имеют в виду именно его. Между прочим, этим рецептом еще моя бабуля пользовалась».

«Я не собираюсь привораживать Торстена! — озверела я. — Мне надо его накормить!»

«Просто накормить? И все? — выразила она искренне недоумение. — Варлок, если он взял тебя в заложники и угрозами заставил готовить, то крякни в ответ на это сообщение».

«Просто объясни, как варить кашу, чтобы от нее никто не опьянел и не влюбился. Торстену и без приворотов уже нормально», — потеряв надежду получить обычный, а не ведьмовской рецепт, простонала я в шар.

«Ты его пыталась грохнуть? Когда? За что?» — всполошилась Эмбер.

«Я жалею, что тебе написала!» — сорвалась я.

Перестав нести чушь, она шустренько рассказала, как превратить сухие овсяные хлопья в приличную кашу.

«А молоко когда заливать?» — уточнила я, разглядывая полную бутыль.

Хозяйка продуктовой лавки утверждала, что без молока кашу не сваришь. Вообще-то, пока получалось, что кашу не сваришь без толковых инструкций, и наличие лишних ингредиентов вызывало легкое беспокойство.

«Налей молоко вместо воды, — посоветовала подруга и, вроде только над кулинарной пропастью протянулся хлипкий мосток, как она взяла и нахлобучила сверху: — Или добавь в молоко воду».

«Сколько?» — загробным голосом провыла я.

«На глаз».

Этот самый глаз у меня выразительно дернулся. Варка каши вновь превратилась в сложное зелье из дополнительного раздела в учебнике по зельеварению. Лучше бы крестной, ей-богу, написала! Хотя она тоже все отмеряет «на глаз», и любая каша превращается в забористый яд, от которого еще не придумали противоядие.

Почтовый шар вздрогнул. Думала, что подруга посоветует что-нибудь толковое, а она с подозрением уточнила:

«Но ты точно не в заложниках?»

Цыкнув, я схватила кастрюлю и с грохотом сунула ее под кран. Дальше готовила по инструкции от Эмбер: наливала и насыпала на глаз. Овсяные хлопья плавали в белесой мутной смеси молока и воды, как редкие утлые суденышки в большом море. Кашу болтанка вообще ничем не напоминала… Пока не началось энергичное бурление.

Хлопья стремительно размякли, распухли, и в большой кастрюле закончилось место. Норовистое варево внезапно совершило дерзкий побег и полилось через край. Сначала по стенке, а потом на круглый огненный блин, вживленный прямиком в столешницу.

В панике я выпустила ложку. Та мгновенно увязла в жиже и под мои скорбные ругательства пошла ко дну. Металлический хвостик захлебнулся раньше, чем удалось его зажать пальцами. Только обожглась.

— Да проклятье! Котелок, перестань варить!

Схватив полотенце, я шмякнула переполненную посудину на кухонный прилавок и обалдело моргнула. Наваренной овсянкой можно было накормить отряд оголодавших парней. Если, конечно, нашлись бы безумцы, желающие испробовать сероватое густое варево. С другой стороны, желания Торстена не учитывались.

Тут случилась новая неожиданность: поварешка с длинной ручкой увязла в овсянке, как в болотной топи. Встала мачтой, не отклоняясь ни влево, ни вправо. Никогда такого не видела!

«Эмбер, в каше должна стоять ложка?» — написала я подруге, разглядывая это стройное доказательство моей полной несостоятельности как кухарки.

«Разведи водичкой, — предложила она. — Думаю, в нашей столовой всегда так делают».

Не споря, я плеснула в кастрюлю воды из кружки.

«Но лучше молоком. Мы же не в столовой», — решила Эмбер добить последнюю надежду, что жижу еще можно превратить в еду.

Совет я прокомментировала забористым ругательством, но молока плеснула и принялась энергично размешивать. Горячее варево густело быстрее, чем его разбавляли, и подозрительно напоминало обойный клейстер.

Внезапно вспомнились матушкины наставления, что в красивой посуде даже невкусная еда выглядит изысканным деликатесом. Я принялась искать по полкам красивую тарелку, но Торстен явно был равнодушен к посудной эстетике. Единственную тарелку с золотой каемкой он спрятал так глубоко в полку, что пришлось вставать на табурет.

Каша плюхнулась на тарелку комом. Проверенным способом я долила водички, размешала и полюбовалась на дело рук своих. Даже в красивой посуде «дело» выглядело паршиво. С другой стороны, наплевать на внешний вид. Главное, вкус!

На вкус было ничего. В смысле, ничего хорошего. И еще пересолено.

В порыве вдохновения я добавила меда, купленного в продуктовой лавке, и с чистой совестью отправилась потчевать Зака. Не догадываясь, что его ждет кушанье смертников, простите, темных богов, он тихо дремал. Почти высохшая от жара салфетка сползла со лба и валялась на подушке.

— Зак, тебе надо поесть, — позвала его я.

— Марта, ты не в курсе, что лучшее средство от болезни — здоровый сон, — промычал он.

— Но у тебя-то сон нездоровый, — заметила я. — И пора принять снадобья.

— Опять? — Он поглубже зарылся в одеяло, словно надеялся, что кровать его спрячет от суровой сестры милосердия, причиняющей добро исключительно горькими порошками.

— Торстен! — рявкнула я. — Ты хочешь, чтобы тебе стало легче? Тогда не сопротивляйся!

Закари все-таки приоткрыл глаза, вернее, один глаз с вертикальным зрачком и нехорошо посмотрел на поднос в моих руках.

— Я все равно тебя накормлю, — пригрозила ему.

Он все-таки сел, подложив под спину подушку, и кивнул, дескать, давайте свою еду. Поднос с тарелкой каши и ложкой был аккуратно пристроен ему на колени. Некоторое время Торстен разглядывал невразумительную сероватую жижу.

— Почему в этой тарелке?

— Красивая. Что тебя не устраивает?

— Мне как-то давали песика на пару дней, я кормил его из этой тарелки…

— Полагаю, горничная хорошенько ее отмыла. Я сама эту кашу сварила, проверила чистоту посуды и налила тебе никем не облизанной поварешкой, — стараясь сохранять спокойствие, что было по истине сложной задачей, проговорила я. — Что еще не так?

— Когда ты научилась готовить? — недоверчиво спросил он.

— Полчаса назад, — сухо ответила я.

— Попробуй! — потребовал он и сдвинул тарелку в мою сторону.

Ей-богу, как король из мутных времен драконовых войн, когда всех без разбору правителей травили. Слугам приходилось снимать первую пробу, чтобы его величество не отдал душу прародителям от какого-нибудь невинного чая.

— Я уже пробовала. Принцип двадцати минут не нарушен.

— Еще раз, — настаивал Закари, как капризный ребенок.

— Да без проблем! — психанула я, сунула палец сначала в горячее варево, а потом себе в рот. — Доволен?

— Ты засунула палец в мою тарелку? — возмутился Торстен, указав на возникший овраг посреди идеально ровной овсяной поверхности.

— Из нее уже ел песик, — напомнила ему. — Или надо было облизать твою ложку?

— Могла бы другую взять, — проворчал он.

О том, что вторая из двух имеющихся в доме ложек утопла и лежала на дне кастрюли, я предпочла умолчать. Лучше не говорить Закари, что его собираются накормить кашей из мельхиорового столового прибора, бранных ругательств и смеси воды с молоком. Никто и никогда не открывает секретных ингредиентов коронных блюд.

Он все-таки взялся за ложку и осторожно ковырнул застывшую на поверхности каши глянцевую корочку.

— Что ты там разыскиваешь? — не удержалась я.

— Кашу, — тяжело вздохнул он и действительно попробовал варево на вкус. — Как сладкая еда может быть пересоленной?

— Да демоны тебя дери, Торстен, ты достал уже придирками! — вызверилась я. — Тебя, может, из ложки накормить? От каши еще никому не стало хуже!

Вообще-то, спорное утверждение, но хотелось искренне верить, что Закари переваривает все: размороженные устрицы, невыносимо острое сартарское рагу, серебряные гвозди и овсяную кашу, сваренную женщиной из рода Варлок по рецепту Эмбер Фокстейл из известного рода черных ведьм.

Закари, видимо, чуток обалдел, что на него наорали, и начал молча есть, не жуя, а только глотая. Внезапно он подавился и замахал рукой:

— Воды!

Я поспешно сунула ему стакан с водой. Он запил и снова взялся за ложку. Теперь уже жевал, изредка вытаскивал чешуйки от овсянки и каждый раз сопровождал этот процесс выразительным взглядом.

Откуда мне было знать, что овсянка имеет свойство раздеваться во время варки? Какая, оказывается, бесстыдная крупа!

Снадобья Закари принял безропотно. Видимо, смирился с бесправной ролью больного, съехал по подушке и без сил прикрыл глаза. Хотелось верить, что послушно усваивал еду, а не составлял мысленное завещание.

Вечер и ночь выдались дивные! Порошки не помогли облегчить лихорадку, и Зак горел. Он больше не сопротивлялся ничему: ни холодным салфеткам на лбу, ни влитому в рот из отмытой ложки витаминному снадобью, ни даже намазанному на лицо составу от зуда, попахивающему сельдереем.

Под утро жар начал постепенно спадать. Я позволила себе сходить в ванную, переоделась в одну из рубашек Закари и решила, что секундочку полежу на соседней подушке, чтобы не нестись из гостиной и не проверять его каждые десять минут… В сознание вернулась резко, от ощущения, что проспала что-то крайне важное.

В окна заглядывало прозрачное осеннее солнце, нежданное после затянувшейся непогоды. Бледный свет ночника растворился в его лучах. Зак спал на спине, закинув руку за голову. Он по-прежнему выглядел ужасно больным. Лихорадка прошла, но хворь никуда не делась.

Привстав на локте, я сняла высохшую салфетку с его лба и с превеликой осторожностью легонечко прикоснулась ладонью. Торстен резко раскрыл темные глаза цвета переспелой черешни. Некоторое время в гробовом молчании мы смотрели друг на друга.

Внезапно его зрачки расширились, на горле сократился кадык. Рука над головой сжалась в крепкий кулак, на запястье напряглись мускулы. Казалось, усилием воли Зак удерживал себя от соблазна проверить, насколько тонок батистовый покров, прятавший мое тело. А мне внезапно приспичило, чтобы он действительно проверил…

— Жар спал. Хочу умыться, — без пауз пробормотала я и откатилась на другой край кровати. — Тебе еще нельзя в купальню. Надо, чтобы кожа поджила. Сейчас вернусь и помогу обработать пятна мазью…

— Марта, — тихо позвал Закари.

— Что? — быстро оглянулась я. — Принести воды или?..

— Открой, пожалуйста, комод, — перебил он таким вежливым тоном, что я моментально прикусила язык и пошлепала к комоду.

— Какую полку?

— Верхнюю.

Именно так и поступила. Выдвинула верхний ящик, из которого ночью, не глядя, выудила рубашку, и спросила:

— Что тебе достать?

— Штаны.

— Какие? — придирчиво уточнила я.

— Любые! — в его голосе внезапно прорезалось раздражение. — Просто достань штаны и надень их!

— Да я в них утону!

— Тем лучше, — прошептал он, прикрыв глаза ладонью.

— Кто ты, святой брат, ни разу не видевший женских коленок? — скривилась я и, задвинув ящик, ушла в ванную.

Не знаю, что за приступ благочестия случился у Закари, но я оделась в академическую форму, и в спальню вернулась исключительно приличная: в брюках и рубашке. Осталось нацепить драконий медальон, и хоть сейчас на практикум по темным искусствам. Тот как раз начинался через полчаса. Накануне я предупредила Эмбер, что скорее всего не появлюсь занятиях, и подруга обещала прикрыть меня перед деканом.

— Надеюсь, теперь мой вид достаточно скромен, господин Торстен чтобы помочь вам с мазью от пятен? — спросила я. — Вставай. Давай лечиться.

Он что-то пробормотал себе под нос, но сел на кровати и спустил ноги на пол.

— Снимай рубашку, — деловито скомандовала ему, взяв с подоконника жестяную банку с мазью. — Сейчас полечимся и пойду добывать нам завтрак.

— Опять будешь готовить? — насторожился Закари, только начав раздеваться.

— Не мечтай.

— Еще много осталось каши? — его голос дрогнул.

Целая кастрюля, но полагаю, мне просто не удастся расковырять овсяные топи и не лишить этот дом последней столовой ложки.

— Вчера я устроила особый сервис для больного, помирающего от лихорадки, — пояснила я. — Сегодня ты не помираешь, поэтому не буду тебя сильно жалеть и принесу еду из таверны.

— Спасибо, — искренне поблагодарил он, кажется, испытав такое облегчение, что должен был вмиг исцелиться просто от радости.

К сожалению, радость от ветряной оспы не лечила, а только витаминная настойка, пахнущая сельдереем мазь и время.

Закари стянул рубашку одним гибким движением и, поднявшись на ноги, повернулся спиной со сложным рисунком на лопатке. При взгляде на него сестра милосердия во мне мгновенно померла. Невозможно в принципе строить из себя «сестру», когда смотришь на красивую мужскую татуировку.

Я зачерпнула мазь и для чего-то предупредила:

— Начинаю.

Прозвучало странно, вроде как объявила: «на старт, внимание, марш». От первого прикосновения Закари вздрогнул.

— Больно? — Я быстро отдернула руку.

— Мазь холодная, — ответил он и добавил ворчливо: — Руки тоже.

— Не обмерзнешь!

Прикасаться к обнаженному телу Торстена оказалось неожиданным опытом. В замешательстве легкими касаниями я намазала ему спину там, где было необходимо. Зачем-то почесала себе нос, чуток обмазала заодно себя липкой пахнущей сельдереем гадостью и под благовидным предлогом сбежала умываться ледяной водой, оставив больного наедине с жестяной банкой мази.

День прошел тихо и невыразительно: между приступами жара у Закари и моими приступами немедленно привести его в чувство жаропонижающим порошком. По дороге в таверну я тишком избавилась от испорченной кастрюли вместе с кашей, а по возвращении убрала кухню, насколько хватило таланта домохозяйки.

Торстен отсыпался, пил снадобья и послушно подставлялся под мазь. Один раз не выдержал и попросил почесать спинку. Пришлось пригрозить, что опутаю его магической сетью и прикую кровати.

— Серьезно? — Он посмотрел на меня над плечом.

Судя по тому, как заинтересованно блестели темные глаза, мысль ему импонировала.

— И тебе не понравится! — уверила я.

Следующим утром он встал как огурчик. В смысле, чуток зелененький и в пупырышках. На предложение намазать эти самые пупырышки бриллиантовой зеленью, чтобы совсем походить на огурец, Торстен глянул на меня, как голодный дракон на упитанную жертву. Стало ясно, что побочного эффекта в виде нормального чувства юмора ветряная оспа не давала, и стоит куда-нибудь смыться, пока мы друг друга не загрызли. Такой кровожадный огурец, право слово!

— Жар ушел, с банкой мази ты знаком, съезжу в общагу за чистыми вещами, — быстро предложила я. — Через пару часов вернусь. Не смей мыться!

Торстен потемнел лицом и упрямо поджал губы. Точно капризное дите, честное слово.

— Все равно воздержись, — отсоветовала я.

За два часа вернуться не удалось — пришлось сходить на последние лекции. Как сказала Эмбер, скоро однокурсники решат, что главная ведьма бросила учебу фактически на финишной прямой, и декан на радостях вывесит на доску приказ об отчислении. Согласна полностью! Нельзя дарить людям ложную надежду.

В апартаменты я входила по-хозяйски, открыв дверь прихваченным утром ключом — все равно Торстену нельзя высовываться на улицу, и обнаружила его в кухне. Дверцы всех шкафчиков были открыты, а сам Закари, сидя на корточках что-то искал в кухонной тумбе.

— Привет? — с вопросительной интонацией произнесла я и поставила на кухонный прилавок сумку с едой из студенческой столовой.

Все сугубо диетическое: супчик, овощи, пресловутая кашка и мясо. Вареное, а не жареное. Не то чтобы больным ветрянкой был противопоказан сочный стейк с кровью, но в нашей столовой таких изысков просто не готовили.

— Ты не в курсе, где кастрюля? — спросил Закари, поднимаясь, и невольно я заметила, что болячки от ветрянки, практически сошли с его лица. — Она исчезла.

— Зачем она тебе? — напряглась я.

— Хотел избавиться от овсянки. Или овсянки больше нет?

— Кастрюли у тебя тоже больше нет, — осторожно призналась я, начиная подозревать, что посудина очень ему ценна. — Она какая-то особенная?

— Особенная, — согласился Торстен. — У нее две ручки.

— Как и у всех кастрюль.

— Что с ней случилось? — осознав тщетность поисковой кампании, Закари поднялся.

— Применили по прямому назначению, поэтому с ней случилась каша…

Внезапно я поняла, что совершенно забыла про утопленную ложку, когда прятала овсяное болотце в уличный мусорный короб.

— И одной столовой ложки у тебя тоже больше нет, — добавила через паузу.

— С ней тоже случилась каша?

— Она оказалась случайной жертвой, — туманно пояснила я.

— Ты ее выбросила вместе с кастрюлей, — с доброй долей иронии заключил Закари.

— Ее было не выкопать. У тебя еще есть три вилки и много тарелок, так что нам не придется ковыряться в столовских коробках руками, а я все равно не ем супы, — в духе своей матушки, которая сначала говорила дурные новости, а потом пыталась найти в них что-нибудь позитивное, объявила я. — Но ты же ешь вареное мясо?

— Нет.

— Я хотела сказать: ты точно ешь вареное мясо, — исправилась с доброй улыбкой кровожадного знахаря. — Других деликатесов сегодняшнее меню не предполагает.

Пока я переодевалась в удобный домашний костюм, Закари внезапно проявил хозяйственность и накрыл на стол. Ну как накрыл: вывалил все из коробочек в общие тарелки, деликатно проигнорировав кашку, и отнес поднос в гостиную. Ужинали мы, сидя на диване, пристроив поднос посередке.

Как ни странно, жевал Торстен с большим аппетитом. Видимо, по сравнению с овсянкой моего авторства любая еда действительно казалась деликатесом, даже столовская без особой кулинарной фантазии.

— Я с утра уеду на занятия, — предупредила я. — Иначе потом с долгами не разберусь.

— Вернешься? — небрежно уточнил он.

— Да, но поздно. По пятницам лекции до вечера, — таким же будничным тоном отозвалась я, словно мысль провести в маленькой квартирке целые выходные, пока Заку нельзя выходить из дома, вовсе не вызывала во мне смешанные чувства.

После ужина я объявила, что пора полечиться и заставила Закари скинуть рубашку (ту самую, в которой сама рассекала по дому с утра). Вообще-то, лечиться мы собрались в гостиной с огромными окнами. Как представила, что подумают жильцы в соседнем доме, стоящем на другой стороне переулка, так сразу взмахом руки задернула портьеры. Те закрылись с шелестящим звуком, отрезав квартирку от внешнего мира.

Пятна на спине у Закари подживали плохо. На позвоночнике осталась пара досадных шрамов-оспинок.

— Чесался? — проворчала я.

— Я бы не посмел, — отозвался он. — Ты же обещала меня приковать к кровати.

— И тебе понравилась идея.

— Согласен, идея задорная, — в голосе Закари прозвучала улыбка.

— Остальное сам, — скомандовала я, закончив обрабатывать спину.

— Устала причинять добро? — хмыкнул он.

— Святые демоны, поворачивайся! — огрызнулась я, а Торстен возьми и действительно повернись, чуть не вмазалась в его подбородок носом. — У тебя голова не закружилась? Может, сядешь?

Он послушно опустился на диван. Без всякого смущения я встала между его коленей, заставила поднять голову и с серьезным видом начала накладывать мазь. Зак и не думал закрывать глаза, смотрел внимательно и пытливо, словно что-то пытался разглядеть в моем лице новенькое. Вероятно, признаки ветрянки, которой я, в отличие от счастливчика Закари Торстена, переболела еще в детстве.

Вообще-то, сакраментальная болезнь в моей биографии! В тот год в башне Варлок появилось особенно много каменных драконов. Все говорили, что семью ждут большие перемены, и не ошиблись: во мне проснулась светлая магия. Родители были в восторге — в столь нежном возрасте дар проявлялся только у сильных в будущем чародеев. Радовались они, правда, недолго.

На праздник магического крещения в замок съехались десятки семей, присягнувших Варлокам. Через пару седмиц после отъезда гостей у меня началась ветряная оспа, а во время лихорадки, повергнув ковен в шок, пробудилась темная магия. Я резко сделалась ужасно уникальной. Никто не понимал, как и чему меня обучать.

— У меня нет ни веснушек, ни оспин, — спокойно ответила я на пристальный взгляд Торстена.

— Знаю.

— Тогда что ты разглядываешь?

— Пытаюсь вспомнить, чем ты мне не нравилась, Марта Варлок, — вдруг произнес он.

— Получается? — иронично хмыкнула я.

— Нет.

Внезапно у меня дрогнула рука.

— Раз у тебя провалы в памяти, милый, то позволь напомнить, — с фальшиво ироничной интонацией проговорила я. — Ты всегда считал меня дурнушкой и не видел смысла этого скрывать.

— Ты же сама знаешь, Марта… — кривовато усмехнулся Зак.

— Знаю что?

— Я врал.

Возникла странная пауза. Мы смотрели глаза в глаза. Могла ли в тот момент я вспомнить, за что не выносила Закари Торстена? Увы, но нет. Все, что я о нем знала раньше, все, что он демонстрировал людям, оказалось маской, ловко прятавшей взрослого, проницательного и демонски привлекательного молодого мужчину. Но ощущение, будто до него в моей жизни не происходило ничего хорошего, было в корне неправильным. Происходило. И многое.

— Дальше давай-ка сам лечись, господин Торстен. — Я вложила в его руку открытую банку с мазью. — У тебя неплохо получается.

— Лечиться?

— И врать тоже, — хмыкнула я.

Обычно, оставив за собой последнее хлесткое слово, моя дорогая матушка гордо поднимала голову и с видом королевы выходила из зала. Со стороны казалось, будто она боялась, что оппонент ответит едким сарказмом, последнее слово превратится во второе с конца, а ей сходу не удастся придумать другой меткой фразы.

Втайне я всегда подсмеивалась над этой сугубо женской привычкой, но, вручив Торстену банку со снадобьем, поступила ровно, как мама: нарядно одетая в чувство собственного превосходства направилась вон из гостиной. И пришла на кухню, к раковине с грязной посудой. Прямо сказать, паршивый тактический ход, но не выйдешь же в уборную с ватерклозетом или в спальню с разобранной кроватью.

Чувствуя себя полной дурой, я не придумала ничего лучше, как начать эту посуду мыть. С помощью светлых чар. Стояла перед полной раковиной воды с плотной шапкой пены и умело дирижировала кухонной утварью. Тарелку поднять, мочалкой из морской губки потереть, встряхнуть и отправить в сушку. Идеально налаженный процесс! Чуть-чуть и смогу написать отчет по практике магического домоводства, а потом получить золотой диплом по бытовой магии.

— Помочь? — раздался за плечом бархатистый голос Торстена с сексуальными интонациями. Обычно такими низкими, нарочито мягкими голосами предлагали помочь раздеться, а не домыть гору грязной посуды, накопленной, прости демоны, со вчерашнего дня.

Именно «раздеть» я и услышала!

Тарелка с золотой каемкой и губкой плюхнулись обратно в мыльную пучину. Звон случился непотребный. Я отшатнулась, спасаясь от брызг, но только спиной налетела на Торстена и от души отдавила ему ногу босой пяткой. Хоть бы охнул паршивец!

— Зак, в твоем доме скоро не останется посуды, — воскликнула я.

Под действием магии вода начала уходить в водосток, постепенно обнажая покрытые тающей пеной посудные руины. Как ни странно, выжили все тарелки, кроме единственной — красивой. От печальной участи оказаться расколотой и закончить славную жизнь в мусорном коробе золотая каемка посудину не спасла.

— Ты только что лишился тарелки.

— Все равно она мне не нравилась. Ненавижу фальшивое золото, — протянул он и по-хозяйски уложил руки мне на талию.

Нахальные ладони скользяще-вкрадчивым движением переместились на живот. Большой палец, будто так и надо, попытался забраться под завязку домашних штанов, но вернулся в исходную позицию, когда я выразительно кашлянула.

Я все гадала, что случилось с Закари Торстеном в гостиной, а он, оказывается, заскучал в четырех стенах и решил развлечься любимым способом: соблазнением врага с привилегиями. Честно говоря, отлегло. И дурацкая атмосфера внезапной неловкости мигом развеялась.

— Зак, я отменила личные границы не для того, чтобы расширять привилегии, — сдержанно заметила я.

— Вообще, не думал о привилегиях, но ты сказала, и так это заманчиво прозвучало… — Он опустил голову, провел губами над местом, где шея плавно перетекала в плечо. Ни разу не задел кожу, но волна мурашек все равно побежала. — Божественные демоны, Марта… Ты очень вкусно пахнешь, просто крышу сносит.

На полочках в ванной у Торстена ничего женского не водилось. Второй день я пахла его шампунем с холодным запахом мужского одеколона, видимо, специально купленным в комплект к флакону аромата.

— Зак, я, конечно, догадывалась, что ты любишь свой одеколон, но чтобы настолько!

Торстен замер и проговорил весьма выразительным тоном:

— Марта, в вопросе, как испортить настрой на томный вечер, ты получаешь первый приз.

Он отошел излучать разочарование в двух шагах от меня.

— И знаю какой! — тут же оживилась я и зачем-то вытерла руки кухонным полотенцем, хотя во время мытья посуды не намочила даже мизинчик.

— Хочешь, чтобы я домыл? — Закари кивнул на раковину.

— Грязная посуда тебя до завтра подождет. У нас есть занятие поинтереснее!

— Да?

— Ты точно оценишь. — Я ободряюще похлопала его по плечу.

Предвкушение, вспыхнувшее в глазах Торстена, мгновенно погасло, стоило мне вытащить из сумки знакомый всем студентам Деймрана библиотечный учебник по темным искусствам.

— Ты серьезно, Варлок? — почти оскорбленно переспросил он, не желая прикасаться к зачитанному до дыр — в прямом смысле этих слов! — вместилищу магических знаний.

— Ведьмовство мне дается туго, — пожала я плечами. — Ты мне быстренько объяснишь, как создавать связующие чары, и будем считать, что три дня бесплатной неустанной заботы зачтены.

— Если я устрою мастер-класс по темным искусствам, то забота уже не будет бесплатной.

— Да наплевать! Считай меня меркантильной сволочью. — Я плюхнулась на диван и ладонью похлопала по подушкам, предлагая репетитору присаживаться рядышком. — Давай учиться! Всегда мечтала, чтобы отличник подтянул меня по темной магии.

Смиряясь с участью репетитора, Зак упал на диван и протянул открытую ладонь. У него были красивые руки с длинными пальцами.

— Что? — не поняла я.

Торстен молча указал подбородком, дескать, прикладывай неумелую пятерню, ученица, буду объяснять принципы темной магии. Я тут же приблизила открытую ладонь и внезапно поняла, что ее притягивает к ладони Зака, как магнитом.

Шлеп, и мы склеились!

— Поднимай, — скомандовал он.

И у меня ровным счетом ничего не получилось.

— Как ты это сделал? Я ничего не заметила.

На средних курсах нас все еще заставляли демонстрировать плетения, но визуальные образы не несли никакой магической нагрузки и требовались только для оценки магистрами. Со светлыми чарами еще в отрочестве я перешагнула ступень школяра, а вот в темных безнадежно увязла.

Зак позволил заклятью проявиться. Оказалось, что наши запястья опутывала тонкая черная лента, а я, между прочим, одна из сильнейших моего года рождения светлая чародейка, вообще ее не ощущала. Филигранная работа!

Некоторое время Торстен терпеливо объяснял, каким образом наколдовал такую замечательную штуку. К сожалению, связующих светлых чар просто не существовало. Поводки я умела только разрушать, но, скажу прямо, без того изящества, с каким Торстен накинул аркан мне на руку.

— Ты можешь по своему желанию ослабить заклятье, — между тем получше декана объяснял Зак, и мне действительно удалось приподнять ладонь, но за запястьем протянулась тонкая черная нить к руке Торстена. — Они растягиваются бесконечно. Потом нить стягивают, и человек начинает испытывать непреодолимое желание к тебе вернуться.

Связующие чары по-простому называли «проклятьем неразлучников», и накидывать поводки на всех подряд без разбору было не особенно законно. Вторая сторона должна быть в курсе, что на нее наложено связующее заклятье. В учебнике законоведческим тонкостям посвятили целый параграф, но я до него еще не добралась.

— Пробуй теперь ты, — предложил Зак.

Погасить заклятье по-человечески он не успел — я не сдержала светлую магию, и поводок лопнул. От отдачи мы звонко хлопнули в ладоши.

— Извини, — пробормотала я.

Пришлось выудить из сумки и нацепить медальон из драконовой кости.

— Все, я готова, — объявила я, плюхнувшись обратно на диван. — Не сопротивляйся!

— Даже не шевелюсь, госпожа темная чародейка, — с самой серьезной миной согласился Закари.

Колдовство заняло некоторое время. Приходилось брать паузы, чтобы въедливо уточнить ту или иную вещь. Торстен терпеливо отвечал на все дурацкие вопросы. В конечном итоге на его предплечье появилась нить, которую он не мог видеть. Демонстрировать поводок я не планировала, ведь ленточка тянулась через комнату к разобранной кровати в спальне. Пока не упадет на нее спиной в позе морской звезды, не сможет отойти.

Нитку следовало проложить между мебелью, но с маршрутом у меня сразу не заладилось. Поводок протянулся прямейшим путем: через спинку дивана, кофейный столик и на кровать — этакая линия препятствий в духе боевой подготовки в домашних условиях ведьмаков, сидящих на карантине. Так даже лучше! Закари явно следует сбросить излишек энергии.

Едва не потирая ладошки от предвкушения, я объявила:

— Стягиваю поводок.

— Действуй, — щедро согласился Закари.

Я тихонечко щелкнула пальцами. Торстен начал перемещаться по дивану вкрадчивым и гибким движением, но почему-то в мою сторону.

— Ты куда ползешь? — следя за этим безобразием, тихо спросила я.

— А куда надо? — спросил он.

— То есть поводок совсем не сработал?

— Вообще не чувствую, — перестав придуряться, признался он.

— Недоумок, — буркнула я в сердцах и, вызвав в подопытном приступ смеха, швырнула ему в лицо клок темной магии.

Закари перехватил его еще на подступах. В воздухе заклубились два дымных язычка: мой графитового цвета, благодаря драконьему медальону, и его чернильно-черный. Внезапно из дыма вылепились две фигуры: мужская и женская. Пара закружилась в смутно знакомом танце.

От неожиданности я выпрямилась на диване и даже опустила на пол расслабленно согнутую в колене ногу.

— Что ты видел в театре теней? — резковато спросила у Закари.

— А ты? — Он бросил на меня взгляд из-под ресниц.

— Секрет! — Я помолчала, следя за магическими танцорами, и сдержанно уточнила: — Но мы хоть были одетыми?

— А это имеет значение?

— Да.

— Не всегда. — Он с трудом сдерживал улыбку. — Однажды ты появилась и была абсолютно шикарна в своей роли. Моей… подруге, правда, не понравилось, но я решил, что это только ее проблема, и больше не приглашал к теням.

— Ту подругу? — вкрадчиво уточнила я, перебарывая неприятное чувство внутри.

— Никого.

— И как часто ты сам приходил на представления с нашим участием?

Танцующая пара развеялась, как от порыва ветра, хотя в воздух в комнате даже не дрогнул.

— Так много вопросов, — протянул Закари, явно не планируя посвящать меня в тему его близких отношений с театром теней.

— И так мало ответов. — Я скрестила руки на груди и многозначительно подняла брови.

Торстен решил применить тактику достопочтенной Беаты Варлок и удалиться. Видимо, тоже к раковине с грязной посудой. Но побег не удался: он выпрямился и застыл, не отступив от дивана даже на шаг.

— Марта, почему меня тянет в спальню?

— Понятия не имею. Твои тараканы передо мной не отчитываются. Сходи в спальню и проверь, что именно им нужно, — отозвалась я, открыла учебник по темным искусствам и, упершись в тему параграфа, как в срамную надпись на заборе, мигом поняла. — Кхм…

— Ты не погасила заклятье.

— Ты сказал, что оно не сработало! — мигом ощетинилась я.

— Покажи, — скомандовал Торстен, призывая продемонстрировать хитрое плетение.

Пришлось отложить учебник, подняться с дивана и все-таки продемонстрировать нахальный поводок, призывающий хозяина дома немедленно поваляться на смятых простынях. Пространство дрогнуло, и в воздухе засветилась алая нить. Она обхватывала кольцом предплечье Закари, проходила сквозь спинку дивана и, пронзив черный дверной проем, пряталась в темной спальне.

— И к чему я привязан?

— К кровати. Обещала же приковать… Вот!

— Смотрю, ты подошла к делу с фантазией.

— Ну ты тоже на фантазию не жалуешься, — проворчала я. — Погаси сам? Я пока не умею использовать темную магию, а от светлой будет отдача, и вечер вообще перестанет быть томным.

— Да он и так уже… мягко говоря, — отозвался Зак с пресной миной, ловко схватился за нить и разорвал ее. Показалось, будто в тишине раздался характерный звук лопнувшей веревки.

Секундой позже силой непреодолимого притяжения меня дернуло вперед, и я буквально влетела в грудь Торстена. Мы задорно повалились на диванные подушки. От Закари пахло свежей стиранной рубашкой, сельдереем и особым мужским ароматом. От этого запаха у меня почему-то свело под ложечкой.

— Какого демона? — Я возмущенно завозилась и предприняла отчаянную, но безуспешную попытку от Торстена отскрестись.

— Ноябрь, замри! — рявкнул тот, когда ему очередной раз прилетело локтем по шикарному прессу, который мне удалось неплохо рассмотреть за время болезни.

Внезапно возвращение к идиотским прозвищам настолько обескуражило, что я действительно замерла. Закари по-хозяйски подхватил меня под ягодицы и ловко умостил себя на диван, а меня — на колени. Я сидела на нем сверху и старательно выгибала поясницу, пытаясь сохранить видимость пристойной дистанции.

— Зажигай! — скомандовал Торстен с серьезным видом.

— В каком смысле?

Можно поджечь занавески или «зажечь» и станцевать у него на коленях. Он что имеет в виду: уничтожение имущества или пошлость в духе театра теней?

— Я про поводок, а ты о чем? — В темных глазах заплясал смех.

— Проклятье, можешь точнее выражаться? — буркнула я и ткнула ему в плечо кулаком, а только потом заставила поводок вспыхнуть.

Оказалось, что плотная алая нить тянулась от предплечья Торстена к моей голени. В общем, у него наручник, у меня кандалы, и мы крепко друг к другу привязаны.

— Просто скажи, что я должен был сделать, добравшись до кровати, — проговорил Закари.

— Упасть в позе морской звезды, — вздохнула я, осознавая, как по-идиотски прозвучало пожелание к темной магии.

— Ладно, — с ухмылочкой ответил он и внезапно начал вставать с дивана.

— Ты что задумал? Зак, просто объясни, как поменять длину поводка!

Я вцепилась в него, как мартышка в банановую пальму. Ногами обхватила за пояс, руками за шею — нарочно не отдерешь и точно случайно между спальней и диванной спинкой не уронишь. Как ни странно, подъем на ноги дался ему просто, словно я весила, как пушинка, а не девица с нормальным аппетитом, ни разу не упустившая возможность воздать почести ночному богу дожору.

— Пройдем через этот позор вместе. Держись! — скомандовал Торстен и немедленно подчинился собственному приказу: тоже начал держать меня покрепче. По большей части это выражалось тем, что нахальные ладони снова по-хозяйски легли на мой зад.

До спальни мы добрались без случайных жертв в виде выроненных девушек. Оцарапанный о косяк локоть Торстена и одна моя коленка, отбитая о тот же косяк, вообще не в счет. За то, что случайно не вписался в дверной проем, Зак позволил себя обшипеть ругательством.

— Кто сверху? — спросил он с такой непередаваемой интонацией, словно мы действительно собирались расширить привилегии, наплевав на ветряную оспу и коллективный здравый смысл.

— А можно вообще не падать? — проворчала я.

— Я сверху?

— Придавишь! Давай ты меня просто кинешь.

— Ты сверху?

— Да, святые демоны, уже падай боком! Потом расплетемся!

Посмеиваясь, Закари просто оперся коленом о матрац и аккуратно уложил меня на кровать. Сразу видно, что у парня богатый опыт раскладывать девушек на разных плоских поверхностях. Он на секунду навис надо мной. Не наваливался, но я все равно ощущала интригующую твердость, прижатую к моему бедру.

— Подтянем теорию? — тихо спросила я.

— Теорию чего? — прошептал он.

— Связующих заклятий.

— Как скажешь…

Торстен немедленно откатился и упал на спину. Алый магический поводок, ярко вспыхнув, погас.

Вечер закончился мирно. Мы провели его на злосчастном диване, уже не привязанные поводками, на вежливом расстоянии. Правда, хотелось вытянуться в полный рост, но приходилось сворачиваться бубликом, чтобы поддерживать эту самую… пристойную дистанцию. В итоге Закари, не отрываясь от чтения детективного романа, уложил мои босые ноги себе на колени, а я делала вид, будто объедаюсь знаниями о связующих заклятьях и вовсе не размышляю, стоит ли угнездиться на его коленях самой. Заснули там же, тесно прижавшись, как две ложки, сложенные в футляре. Было уютно, тепло, комфортно.

И я традиционно опоздала на первую лекцию. Похоже, Зак просто заливал, утверждая, что без пробуждающего шара встает каждый день в шесть утра. Еще умудрился обвинить меня, подлец, дескать, непунктуальность заразна!

В столицу мы собирались вместе с Эмбер. Они с Генри решили устроить выходные на нейтральной территории, и соседка энергично собиралась. Нарядившись в синее платье под цвет волос, потребовала выдать тайный женский сундучок от Беаты Варлок.

— А где эликсир желания? — с искренним возмущением спросила она, перебирая бутылочки.

Другими словами, Эмбер вовсе не стремилась быть готовой к любому повороту в свидании, а решила возглавить бунт.

— В твоем и такой есть? — Я так заинтересовалась, что даже перестала запихивать в саквояж чистые вещи.

— Мы же черные ведьмы, Марта! В отличие от вас, прогрессивных чародеек, кое-что понимаем в веселье. — Она хлопнула крышкой ларца и цыкнула. — Непривычно, конечно, но придется испытывать на Генри природное обаяние. Надеюсь, не сбежит…

По дороге к дому Закари я зашла в приличную ресторацию и заказала доставку ужина на двоих. Дверь в квартирке была открыта — утром впопыхах забыла ключи, и Торстен, видимо, не стал запираться.

Гостиная утопала в полумраке. В ванной комнате шумела вода. Из спальни струился бледный свет ночника. На полу тянулась дорожка из художественно разбросанных женских вещей: пальто, туфли на каблуках, лужица красного газового шарфика, в дверном проеме горкой лежало платье…

В груди резануло. Из живота вдруг поднялось незнакомое липкое чувство, ядреная смесь из разочарования, ошеломления и ярости. Никогда ничего подобного не испытывала! Даже в тот момент, когда Айк целовал другую девушку.

Следовало развернуться и тихо выйти из чужого дома, ведь у меня не было права ни на злость, ни на обиду — ни на что. Но они уже возникли и разрастались со скоростью черной магической дыры, поглощающей все разумное вокруг себя.

Я поставила на пол саквояж и, подхватив чужое пальто, прошагала в спальню.

— Ты успел к самому интересному… — сладким голосом протянула светловолосая девушка в красном нижнем белье, лежащая поперек кровати.

Возникла ошеломленная пауза.

— Ты кто? — Девица принялась шарить рукой, пытаясь найти край простыни, видимо, чтобы прикрыться.

— А ты?

— Эльза, — неожиданно представилась она.

— Чудесно. Приехала за старыми трусами или решила похвастаться новыми? — тщательно следя за голосом, холодно спросила я.

— Что?

— Одевайся! — Я швырнула в ее сторону пальто. — И пошла вон.

Тяжелая вещь, подхваченная магическим потоком, накрыла блондинку с головой, поглотив возмущенный возглас. Закопавшись в одежде, она кое-как спустила покров и взвизгнула:

— Да ты откуда взялась?!

— Туфли дать или пойдешь босой?

— Эй, Марта, с кем ты воюешь? Выдохни, пока все целы! — Закари в одних домашних штанах и с мокрыми волосами вломился в спальню, ловко перескочив через платье. Видимо, привык, что по его дому раскидана женская одежда.

При виде раздетой блондинки с собственной кровати он одарил ее ироничной улыбкой и развел руками:

— Эльза, не сказать, что ты вовремя, но как ты здесь очутилась?

Девушка куталась в пальто и собиралась жалобно разрыдаться.

— Открыто было… — шмыгнула она носом.

— И что ты здесь делаешь? — спросил Зак, ни капли не смутившись из-за абсурдной ситуации.

— Не задавай дурацких вопросов, — зло сцедила я. — Тебя ждет. Видимо, из нас двоих уйти стоит мне. Не буду портить вам вечер.

Обойдя его по дуге, носком ботинка я случайно пнула злосчастное платье и чуток в нем увязла. Пришлось скакать на одной ноге, чтобы избавиться от прицепившейся тряпки, но строго по направлению к выходу. Закари, правда, нагнал сразу, только успела отбросить платье. Он мягко сжал мой локоть и попросил:

— Марта, остановись. Эльза сейчас уедет.

— Не надо ради меня выгонять подружку, Торстен. — Я вырвалась и кивнула в сторону спальни: — Иди, не вынуждай даму ждать.

— Эльза мне не подружка и знает об этом. И я просил ее сюда не приезжать.

— Ох, извини! — Внутри с новой силой вспыхнул гнев. — Забыла, что в твоем мире постель не подразумевает отношений. Вообще, удивлена, Торстен, что ты помнишь ее имя.

— Варлок, да что с тобой?! — сорвался он. — Это нелепое недоразумение! Над ним посмеяться надо! Почему ты бесишься, как будто я тебе изменил?

— Потому что ты не можешь мне изменить, а я все равно чувствую себя полной дурой! — рявкнула в ответ.

Мы в ярости смотрели глаза в глаза. Вокруг разливалось такое напряжение, словно еще чуть-чуть и дом разлетится на кирпичики, а потом весь город. И, возможно, планета.

Настроение Закари вдруг поменялось. Лоб разгладился, брови изогнулись и в глазах появилось странное выражение. Он словно не верил, пришедшей в голову мысли.

— Марта, ты что… влюбилась?

Эти слова, словно звонкая пощечина, мгновенно вернули мне чувство реальности. Я смотрела в его лицо, чистое, без единого напоминания о болезни, на пунцовые губы, на сережку в ухе… И меня накрыла волна удушающего страха.

— Все, Торстен! — выпалила я. — На этом конец.

— В каком смысле? — Его голос изменился.

— Пора сказать родителям, что мы расстались. Покончим с нашим спектаклем. Он стал нелепым и обременяющим.

— Обременяющим кого? — резковато спросил он.

— Меня.

Перемена в Закари произошла мгновенно. Подбородок поднялся, в глазах появилось хорошо знакомое выражение небрежной надменности. Он всегда так смотрел на меня до праздника поминовения.

— Как хочешь, Варлок, — сухо уронил он. — Говори своим родителям.

— Передашь мои вещи доставщиком, — произнесла я и, кивнув, вышла в холодный коридор.

Дверь тихо закрылась. В ушах звенело, внутри разрасталось тревожное чувство, словно в маленькой квартирке осталось нечто очень ценное, а мне никак не удавалось вспомнить, что именно. Очевидно, мой трезвый разум.