Спустя несколько дней Джин сама предоставила Энди подобную возможность.
– Ну как прошел день? – спросила она, забирая у Энди докторский саквояж и ставя на специально выделенную для этого в прихожей полку. – Выглядишь усталым.
Энди привычно черкнул губами по ее щеке: такой ритуал выработался у них за годы совместной жизни – поцелуй по возвращении домой откуда бы то ни было.
– Немудрено выглядеть усталым после такого количества принятых пациентов. Все старики будто сговорились явиться сегодня ко мне с жалобой на повышенное давление. А миссис Хасби вдобавок обвинила меня в том, что я неправильно ее лечу. Подняла такой шум, что прибежал главврач.
Джин произнесла что-то неразборчивое, но, судя по тону, сочувственное. Кивнув, Энди повернул было в гостиную, но спохватился и спросил:
– А ты как?
Она пожала плечами.
– Обычный день. Правда, голова болит. Сегодня по радио предупреждали о магнитных бурях.
– Ну да, мои старички и старушки тоже поголовно массировали виски и кляли мигрень.
– Вполне разделяю их негодование, – усмехнулась Джин.
– А как Тим?
– Похоже, лучше всех. Он сейчас у Дейви. Тому купили какую-то новую компьютерную игру, и Тим побежал взглянуть. – Речь шла о соседском мальчике, с которым Тим был очень дружен.
Кивнув, Энди направился в гостиную, устало опустился на стоявший напротив телевизора диван и взял пульт дистанционного управления.
Чуть помедлив, Джин двинулась следом и тоже присела, но не на сам диван, а на толстый мягкий подлокотник. Спустя еще несколько мгновений она провела языком по губам, как будто борясь с сухостью во рту, затем негромко произнесла:
– Может, поговорим?
– Что? – спросил Энди, не сводя глаз с экрана, на котором шла трансляция бейсбольного матча.
– Ну, побеседуем… обсудим что-нибудь.
– Что именно?
Джин слегка растерялась.
– Да что угодно! Возможно, ты хочешь что-то сказать мне…
Однако Энди продолжал смотреть на телевизионный экран. Не дождавшись ответа, Джин заговорила вновь:
– Что касается меня, то хочу извиниться за… ну, за тот маленький инцидент, который произошел между нами в спальне, после дня рождения Тима. – Энди молчал, поэтому Джин вынуждена была с некоторым нажимом спросить: – Помнишь?
– Умху…
– Значит… я прошу прощения… Да ты слышишь меня или нет?
– Тсс! Что ты так кричишь…
– Потому что ты не слушаешь меня!
– Ошибаешься, слушаю и могу повторить каждое слово.
– Прекрасно! Что я сказала минуту назад?
Энди наконец повернулся к ней.
– Вроде что-то о дне рождения Тима? – Он помассировал кончиками пальцев переносицу. – Тебе правда нужен этот разговор? Если нет, я бы предпочел отложить его. Что-то и у меня голова разболелась… Давай позже поговорим, ладно? Когда-нибудь…
Уитни Хьюстон всегда умиротворяла Джин. Изысканные сочные рулады неповторимого голоса любимой певицы проливались в душу Джин бальзамом. Расположившись возле музыкального центра, она гладила простыни и наволочки, и на ее лице блуждала неосознанная улыбка.
Как вдруг…
– Ох, ну сколько еще это будет продолжаться?! – раздраженно произнес Энди, стремительно войдя в комнату. – Как ты только можешь слушать эту чушь?! Патока с малиновым сиропом…
Шагнув к центру, он нажал на кнопку, после чего музыка прекратилась и диск выехал на подставке из щели.
Джин стиснула зубы. У нее выдался в банке напряженный день, позже она переделала массу домашней работы, уложила в кровать Тима, прочитала ему на сон грядущий главу из книжки о похождениях робота Малькольма, выслушала брюзжание Энди о дурацких больничных нововведениях – как будто только у него одного существуют проблемы на службе! – и под конец почувствовала себя совершенно разбитой. Единственное, чего ей хотелось, так это немного послушать музыку, только и всего. Неужели даже это нельзя себе позволить?
– Зачем ты выключил? – изо всех сил сдерживаясь, произнесла она. – Можно было сделать тише, хотя громкость и без того минимальная.
– Но я-то слышу! – возразил Энди.
– Ты находишься в другой комнате.
– И что с того? Здесь стены не полуметровой толщины.
– Все равно, я достаточно убавила громкость. И потом, когда я ставила этот диск в прошлый раз, ты сказал, что тебе нравится Уитни Хьюстон.
– А сейчас разонравилась! Неужели я не могу себе позволить немного побыть в тишине?
Джин разинула рот: Энди произнес то же самое, о чем только что подумала она, только с противоположным смыслом.
Пока Джин стояла с утюгом в одной руке и наволочкой в другой, Энди двинулся к выходу, однако на полпути передумал, вернулся и сел на стул.
– Что такое? – спросила Джин.
Он раздраженно дернул плечом.
– Ничего. Разве я не могу посидеть с тобой?
– Можешь, конечно, только я не понимаю… почему в последнее время у тебя такое скверное настроение?
– Нормальное настроение, тебе показалось.
– Да, разумеется! Особенно когда ты на днях пнул ногой стул на кухне.
– Ах это…
– Что, скажешь, ничего не было?
– Ты придаешь этому слишком большое значение. На самом деле я случайно споткнулся.
– Ну да, так что стул отлетел к стене и едва не развалился на части!
Прищурившись, Энди проворчал:
– Хорошо, пусть даже я пнул его намеренно, но ты, оказавшись на моем месте, тоже не пребывала бы в радужном настроении.
Джин вскинула бровь.
– Ты имеешь в виду неприятности на работе или что?
Не успела она закончить фразу, как Энди с побелевшими от бешенства глазами – чего с ним прежде никогда не случалось – прошипел:
– А, все-таки ты не такая бесчувственная, как можно подумать!
Если бы кто-то сказал Джин, что когда-нибудь ей доведется увидеть Энди таким взвинченным и услышать из его уст подобную фразу, она бы просто не поверила. Тем не менее именно это сейчас и происходило.
– Что?! – изумленно воскликнула Джин.
– То самое! Все-таки ты хотя бы частично обратила внимание на мои разговоры!
Все происходящее вдруг показалось Джин дурным сном. Ощущение усиливалось еще и тем обстоятельством, что прежде они с Энди никогда не ссорились.
Собрав воедино все силы – что было нелегко, учитывая оскорбительность тона, которым говорил с ней Энди, – Джин сдержанно произнесла:
– Трудно не обратить внимания, когда ты только и делаешь, что жалуешься на больничные передряги.
– Жалуюсь? Ах вот как ты называешь мои попытки рассказать тебе о том, как у меня прошел день? Ну спасибо… А, между прочим, когда сама ты рассказываешь мне о своих делах…
– Я тебя умоляю! – поморщилась Джин. – Как будто ты даешь мне возможность вставить хоть слово! Все только «я», «я» и «я»!
Вероятно, своим замечанием Джин задела Энди за живое, потому что он замолчал и мрачно уставился в угол.
– Послушай, – сказала Джин, – я прекрасно понимаю, что у тебя нелегкая и ответственная работа, много пациентов, среди которых попадаются взбалмошные, капризные и несправедливые – как эта миссис Хасби или как там ее…
– Удивительно, что ты запомнила, – не удержался Энди от язвительного замечания. – К твоему сведению, миссис Хасби не просто вредная старуха, она еще и глупа как пробка, поэтому грозится подать на меня в суд!
Джин нахмурилась.
– За то, что ты неправильно ее лечишь?
– Это ей так кажется, – хмыкнул Энди.
– Допустим, но имеет ли она шансы выиграть дело? – с тревогой спросила Джин.
Энди взглянул на нее.
– Никаких! Любой консилиум специалистов подтвердит мою правоту. Тем более что с медицинской точки зрения случай миссис Хасби несложный.
– Неужели же никто не объяснил ей этого?
Энди вздохнул.
– Пытались. Однако собственная глупость не позволяет миссис Хасби понять, что правда не на ее стороне. Вдобавок к этому примешивается упрямство.
Немного подумав, Джин спросила:
– Почему же ты беспокоишься, если правота на твоей стороне и ее легко подтвердят коллеги?
Энди удивленно уставился на нее.
– Не понимаешь? Ну поставь себя на мое место, захотела бы ты ходить по судам, тратить время, силы и нервы, заранее зная, что решение будет вынесено в твою пользу?
Лишь на минуту представив себе это, Джин покачала головой.
– Нет, конечно.
– Видишь, не так уж сложно сообразить. А ведь мне в случае чего придется не только заниматься всем вышеперечисленным, но также ходить на работу, лечить пациентов… и все это в раздраженном состоянии. Чего доброго, посыплются новые жалобы!
– Верно, – с некоторым смущением произнесла Джин. – Прости меня, пожалуйста. Наверное, я не должна была говорить того… что сказала.
Однако надежда умиротворить Энди извинением оказалась напрасной.
– Простить? – как-то странно усмехнулся он. – Это за что же?
– Ну, за то, что я, вероятно, чем-то обидела тебя, сама того не замечая.
Он пожал плечами.
– Какой смысл извиняться, если сама не знаешь за что? Вообще, что это ты вдруг решила извиниться?
Джин растерялась.
– Просто ты выглядел таким подавленным…
– Я зол, – процедил Энди, в упор глядя на нее. – И сыт по горло.
Джин вздрогнула, поняв, что он имеет в виду, но все же уточнила:
– Сыт по горло нашей совместной жизнью?
– Этого я не говорил.
И не нужно было, подумала Джин. Потому что и без слов все ясно.
Тем не менее, осознавая тот факт, что подобный разговор до добра не доведет, она произнесла совсем другим тоном:
– У меня в банке сейчас тоже пошла черная полоса. То и дело приходится разбираться с возникающими у клиентов вопросами.
– В самом деле? – хмыкнул Энди. – Как интересно…
Она кивнула.
– Я тоже очень устаю. Поэтому, наверное, порой не уделяю должного внимания тому, что ты рассказываешь. – После короткой паузы Джин с едва различимой обидой в голосе добавила: – Но когда я в нормальном состоянии, меня всегда интересуют твои дела.
– Надо же! – саркастически ухмыльнулся Энди. – А дальше этого твой интерес не распространяется?
Джин заморгала.
– О чем это ты?
– О том, что мною ты, похоже, уже совсем не интересуешься.
– Я?! – На глаза Джин навернулись слезы. – Послушай, что происходит? Ты нарочно выбрал этот день, чтобы испортить мне настроение? Чтобы дать мне почувствовать всю мою никчемность? Назвал меня бесчувственной, сейчас обвиняешь невесть в чем. – Она тряхнула наволочкой. – Как думаешь, для кого я это глажу? Для тебя, дорогой! А ты об этом даже не задумываешься. – Немного помедлив, Джин добавила: – Похоже, ты не отдаешь себе отчета в том, что все это сказывается на Тиме.
– Все это? Что конкретно? Наши периодические размолвки?
Джин состроила гримасу.
– Ох, ну не надо! Не притворяйся, будто не понимаешь, что я имею в виду. Размолвки – это мягко сказано. Наши отношения стремительно ухудшаются, и ты это прекрасно осознаешь. Мы постоянно пребываем в раздраженном состоянии, а Тим, кстати, это чувствует.
Энди пристально взглянул на нее.
– Тим сам говорил тебе что-то на этот счет?
– Нет, но не обо всем нужно говорить. Не забывай, что у женщин чутье на подобные вещи.
Энди напряженно замер.
– Хочешь сказать, что, будучи мужчиной, я не в состоянии понять ребенка? Что я плохой отец?
– Ты плохой отец? – удивленно повторила Джин. – Не глупи.
– Нет-нет, постой, не уклоняйся от разговора! Мы оба приемные родители Тима, и по-твоему выходит, что ты справляешься со своей задачей лучше, чем я?
Джин открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг услышала сбоку какой-то шорох. Повернувшись, она увидела на пороге Тима. Он щурился на свет и выглядел очень бледным.
– Что-то случилось? – с дрожью в голосе спросил он, переводя взгляд с Джин на Энди и обратно.
– Нет, солнышко, все в порядке, – сказала Джин. – А почему ты спрашиваешь?
– Мне показалось. Я спал, и меня разбудили ваши голоса. – Тим посмотрел на Энди и тут же перевел взгляд на Джин. – Папа сердится?
– Ну что ты, сынок! – нарочито бодрым тоном произнес Энди. – Мы с мамой говорили… мм… о работе. Да, только и всего. Идем, я тебя снова уложу в постельку.
Он встал и двинулся к Тиму, но тот поспешно шагнул к Джин.
– Мам, а можно мне водички из холодильника?
– Конечно, солнышко, только много не пей, ведь ты знаешь, от холодного у тебя болит горло. Давай-ка я сама тебе налью…
Обняв Тима за плечи, Джин повела его в коридор, но на ходу все же успела многозначительно взглянуть на помрачневшего Энди.