Как называется период в отношениях, когда самих отношений нет, предпосылок к ним нет, но есть чёткое понимание, что всё впереди?
Когда ты мысленно присвоила себе человека, несмотря на то, что никаких авансов не поступало, и здравый смысл говорит, что вряд ли поступит?
Когда единственное, что ощущаешь — неясные вибрации воздуха, наполненные обещанием чего-то невысказанного, непроизнесённого вслух, но совершенно ясного?
Я не знала, как назвать то, что происходило между мной и Митрофаном Яковлевичем, но чувствовала это каждой клеткой организма.
Не Митрофаном Яковлевичем, Митрофаном — он сам попросил себя так назвать в тот единственный раз, который мы общались за прошедший почти месяц.
Рабочие завершили ремонтировать полы. Справились действительно быстро, теперь весь дом, включая пострадавшие от снега сени, был устлан линолеумом — не самым очевидным для меня материалом, зато удобным и, как оказалось, если всё сделать по уму — тёплым.
Практично и удобно.
Митрофан заехал, когда мужики загружали газель, выносили оставшиеся стройматериалы.
— Принимай работу, начальник! — выкрикнул вертлявый, как оказалось, Борис, когда я стояла на улице, придерживая калитку, чтобы внести посильный вклад в ремонт собственного дома, рядом же остановился внедорожник.
— Добрый день, — поздоровался Митрофан Яковлевич со мной, после того, как степенно, по очереди, пожал руку всем рабочим. — Пригласите, Надежда Андреевна?
Естественно, я кивнула, пошла вперёд по расчищенной тропинке. Бросила взгляд на поленницу, невольно вспомнив, кто спас дрова из снежного плена, заодно нас с Ладой от мороза. Теперь полы утеплил…
— Хорошо, — прокомментировал Митрофан Яковлевич работу своих подчинённых, заглядывая в каждый уголок, трогая, наступая, стуча. — Алексей, иди-ка сюда, переделай, — иногда указывал на невидимые мне недостатки. — Что ж… — посмотрел в итоге на меня. — Теперь не замёрзнете.
— И всё-таки, — решилась я озвучить то, что не давало покоя. — Сколько я должна?
— Надежда Андреевна, — приподнял руку в предупреждающем жесте Митрофан Яковлевич, я предпочла промолчать, пусть и очень хотелось выговориться.
Неудобно как-то, неловко. Словно я осталась должна, и мне придётся за это расплатиться, заранее хотелось знать, как именно. Неопределённость нервировала.
— Чаю? — наконец, выдавила из себя, переводя взгляд на заварочный чайник.
— Мы это… пойдём, начальник? — выразительно кашлянул за спиной Митрофана Яковлевича Борис. — Доброго здоровьица, хозяйка.
— Идите, — кивнул Митрофан в ответ.
Я искренне поблагодарила за проделанную работу, потому что всё, что реально могла — благодарность на словах.
— Есть кофе, — засуетилась я на кухне, — растворимый, правда, — добавила, извиняясь. — Чай чёрный, зелёный, таёжный, меня соседка угостила, очень вкусно, — лепетала я, будто человека, жившего здесь, возможно удивить настоем из таёжных трав.
— Чёрный, — слегка улыбнулся Митрофан Яковлевич, присаживаясь за стол.
— Суп ещё есть, овощной, на телятине, и плов с курицей… — спохватилась я, что время обеда
Вдруг гость захочет съесть чего-нибудь сытнее воды.
— Я не голоден, спасибо, — было мне ответом.
— Вот тогда, кекс с творогом, — открыла я салфетку, под которой лежал симпатичное произведение кулинарного искусства.
Честно говоря, приготовление пищи — не моя стихия. В Калининграде готовила всегда мама, мне и в голову не приходило стоять у плиты. В Красноярске чаще заказывали или ходили в рестораны.
Кое-какие представления о кулинарии я имела, но касались они в основном детских блюд.
Супчик с фрикадельками приготовить могла. Овощное пюре или тефтельки умела. Сдобные пироги или кислые щи по-прежнему оставались для меня загадкой.
Так что своим кексом я искренне гордилась.
— Спасибо, — глухо кашлянув, ответил Митрофан Яковлевич, медленно протянул руку, взял самый маленький кусочек, осторожно откусил.
Я наблюдала за процессом, будто участвовала в кулинарном шоу. Прямо сейчас главный шеф-повар должен вынести вердикт моему блюду. И мне лично, как повару, человеку и… женщине.
— Вкусно, — проглотив несколько кусочков, сказал Митрофан Яковлевич, отложив остальное в сторону.
Что ж… решила не подавать вида, что стало обидно.
— Я посмотрела анализы Вовы и Василисы, всё хорошо, — суетливо сказала я, чтобы чем-то заполнить пространство, которое наполнялось густым, дурманящим туманом, от которого холодели ноги, зато в груди и внизу живота становилось нестерпимо горячо.
— Видел, — всё, что ответил Митрофан Яковлевич, напомнив, что с достижениями цивилизации он знаком.
Зайти на необходимый портал — не проблема.
— Спешу я, — встал Митрофан Яковлевич. — Если выявятся недостатки, — он скользнул взглядом по полу от порога до стены, — звоните.
— Х-хорошо, — буркнула я, подскакивая, как ужаленная.
Митрофан Яковлевич уже обувался, когда я выскочила в сени с завёрнутый в салфетку и пакетик кекс, отрезала половину.
— Вот, — протянула я. — Передайте, пожалуйста, детям… что могу… — замешкалась я, начала заикаться под нечитаемым, непонятным взглядом.
Ну, дай же понять… хоть какой-то знак, хоть что-нибудь…
— …Митрофан Яковлевич, — выдохнула я, выдохнувшись самой.
Сдулась, словно шарик воздушный, превратилась в тряпочку.
— Митрофан, лучше просто Митрофан, — было ответом мне.
Он осторожно забрал из моих руку свёрток, посмотрел ещё раз неясным взглядом, с мало чего выражающим лицом, поблагодарил, вышел…
И как прикажите это понимать?
Может, я соль с сахаром перепутала?
Попробовала свою выпечку сама. Кекс как кекс, не десерт Павловой, но есть можно.
Что этому Митрофану надо?..
Три последующие недели пролетели почти мгновенно.
Время перед Новым Годом, в предпраздничных хлопотах, всегда летит со скоростью света.
Плюс работы прибавилось, люди шли сплошным потоком, распробовав медицинскую помощь в шаговой доступности.
Когда я только переехала, предстоящий праздник меня не пугал, однако навевал тоску.
Одинокий Новый год — напоминание о собственной никчёмности, ненужности, убогости какой-то.
Стоя на пороге тридцатилетия, пусть почти тридцатилетия, самый главный праздник встретить не с кем.
В какой момент я настолько фатально ошиблась в своей жизни?
Сейчас, благодаря всеобщей суете, я невольно включилась в новогоднюю круговерть.
Украсила ФАП, дом, правда, похоже, мы оставались без ёлки, но не беда. Купила пушистые ветки у бабульки рядом с магазином, водрузила в вазу, доставшуюся от прошлых хозяев, накупила разноцветных гирлянд. Лада нарезала снежинок из бумаги — вот и новогоднее настроение подоспело.
Готовились к утреннику в садике, ещё наши пупсы должны были выступать на сцене местного ДК в праздничном концерте. Для дочки грандиозное событие, которое она ждала с трепетом дебютантки.
И все эти дни между мной и Митрофаном что-то происходило на тех, неясных, недоступных вибрациях, которые невозможно объяснить, но чувствуешь всеми фибрами души.
На самом деле мы виделись от силы четыре раза. Три вскользь поздоровались — на почте, рядом с домом тёти Зои, когда он разговаривал с Сергеем, и в магазине, оживлённо беседующим с Настасьей…
Один раз проехал мимо, я не сразу сообразила, что прошелестевший шинами внедорожник — Митрофана.
Остановился недалеко от магазина. Из машины выскочила Настя, весело помахала рукой тому, кто остался в салоне, побежала в сторону своего дома, виляя пятой точкой.
И только через несколько секунд я сообразила, кто именно привёз продавщицу. Понимание кольнуло болью, пусть я и собрала волю в кулак.
Мало ли, какие вибрации я себе выдумала… Митрофан не обязан чувствовать то же самое, что я, никто не обязан.
Просто… просто… просто…
У меня давно мужчины не было, мерещатся посылы от Вселенной.
Прибавила шагу, свернула в ближайший проулок, смахнула застывшие на морозе слёзы, добежала до ФАПа, зашла в кабинет, начала готовиться к вечернему приёму.
Через несколько минут получила сообщение от абонента «Гучков Митрофан Яковлевич».
«Не ревнуй», — было написано там.
Я несколько раз перечитала, зависла, думая, что ответить.
Хотелось что-то остроумное, едкое, на грани, получилось лишь:
«Не ревную. Не вижу причин».
Подумаешь, высадил продавщицу у дома. Не сам же высадился у неё дома, хотя, кто знает. Свечку никто не держал.
Настасья ничем не хуже любой другой девушки. Молодая, симпатичная, в поиске, без шлейфа некрасивых историй за спиной — я навела справки, да.
Митрофан вдовец, два с лишним года как. Жена ушла от онкологии. Последние месяцы жизни они вряд ли жили половой жизнью, значит, время вынужденного воздержания вырастает.
И даже если потеря любимой стала нестерпимым ударом, жизнь неминуемо должна была взять верх над скорбью.
Поэтому и не ревную, потому не вижу причин. Выходит, Настя, а я, выходит, ошиблась.
Просто противно, больно, и от осознания нелепости собственных чувств более муторно становилось. Стыдно перед собой за собственные мысли, самообман.
«Был в райцентре, автобус отменили, захватил Анастасию и Ляушину Степаниду Михайловну».
«Не понимаю, зачем мне эти подробности, но держи в курсе», — с широкой улыбкой ответила я.
Больше Митрофан не ответил ничего, не появился, я почему-то не ждала. Просто жила в ожидании праздника, и речь вовсе не про Новый год.