Надежда для Бирюка (СИ)

Глава 8

В Дом культуры мы с Ладой собирались, как на бал. Дочка со всей возможность торжественностью несла костюм Снегурочки — такая честь выпала. Первая серьёзная роль — и сразу на большой сцене.

Я обновила цвет волос и причёску. Вышло не хуже, чем в Красноярске, удалось найти хорошего мастера.

Самостоятельно проведённый курс массажа для лица должен был вернуть тонус коже, если не справился, макияж мне в помощь.

Неизвестно для чего нанесённое на всё тело молочко с едва уловимым нежно-пряным ароматом стало завершающим штрихом.

Вызывающе наряжаться не стала. Единственное вечернее платье, оставшееся от прошлой жизни, осталось висеть в шкафу.

Остановила выбор на брюках и бирюзой блузке, подходящей к цвету глаз. Одновременно ярко и сдержанно. Уместно.

Вместе со всеми родителями толпилась за кулисами, помогала переодеваться, подбадривала юных артистов, обещала им настоящий фурор.

До наших крошек выступала местная театральная студия с небольшой, симпатичной постановкой. Следом ансамбль народных песен и танцев, потом ещё одна танцевальная группа, на этот раз подростков, с современной постановкой.

Приехали коллективы из соседних районов. Танцевали, пели, демонстрировали прочие таланты. Показали спектакль «Питер Пэн». Любительски поставленный, без сложных декораций и костюмов, но очень милый. Мне искренне понравилось.

Между выступающими выходили официальные представители власти. Коротко поздравляли односельчан, некоторых выделили отдельно, дарили подарки.

Выглядело душевно, как-то по-родственному, совершенно безобидно.

Зрители выкрикивали беззлобные шутки. Артистов подбадривали, в случае ошибок не свистели, не осмеивали, терпеливо ждали, когда соберутся, и всё получится.

Неожиданно на сцену вызвали меня, раздались громкие аплодисменты, народ скандировал: «Браво!», «Даёшь медичку!», «Женись на Надь Андревне, председатель!».

Председатель лет шестидесяти довольно усмехался в усы, косился в сторону жены, обещал подумать под благодушные смешки.

Мне вручили грамоту — первую в моей жизни, — и ценный подарок — сертификат в сеть магазинов бытовой техники под дружные аплодисменты.

Пока стояла на сцене, невольно пробежалась глазами по рядам кресел в поисках одного-единственного человека.

Широкоплечего, со смурным взглядом светло-голубых глаз под чуть нахмуренными бровями. С волосами, отливающими рыжиной, и ухоженной бородой, тоже с рыжим оттенком.

Нашла. Митрофан сидел на пятом ряду с краю, держа на коленях Вову, которого больше занимала пустышка в собственном рту и игрушка в руке, чем происходящее на сцене.

Через несколько человек от Митрофана устроились Василиса с Ромой, рядом несколько мальчишек и девчонок чем-то, неуловимо похожих на Гучковых-младших.

Я сошла со сцены на деревянных ногах, с колотящимся на бешеной скорости сердцем, будто это я танцевала, пела, изображала сказочных героев. Ловила злого волка, который пытался своровать детские подарки — хулиган!

Подарки, кстати, удалось спасти, все детки найдут их под своей ёлочкой в Новый год.

Выступили наши крохи, искупались в овациях, дважды выходя на поклон.

Постепенно народ разбредался, началось хаотичное шатание. В холле играла музыка, должна была начаться праздничная дискотека, потом фейерверк.

Я оставаться не планировала. Потанцевать хотелось, очень. Попрыгать, оторваться, выпить шампанского, пусть не Мартини Асти, не Мондоро, не пресловутое Просекко, самого обычного, полусладкого, но было кое-что, вернее кто, интересовавший меня сильнее танцев и шампанского.

Казалось, сегодня решающий момент.

Лада прыгала в холле под ёлкой в кругу приятелей. Рядом с энтузиазмом скакали внуки тёти Зои, тут же стояла жена Сергея, приглядывая за весёлой компанией.

Накинула куртку, шапку, попросила взглядом присмотреть за дочкой, выскочила на улицу, ловя холодный воздух ртом.

Внутри всё искрилось. Лопалось, как пузырьки шампанского в неясном предвкушении, которое росло по спирали. Увеличивалось, даря с каждой секундой больше и больше надежд.

Сегодня что-то должно было решиться, предопределиться. Сегодня отношения с Митрофаном из неясной, абсолютно необъяснимой стадии, должны перейти в нечто более определённое.

Кожей, сердцем, женским чутьём, назовите как хотите, я чувствовала на себе взгляд Митрофана. Такой… по-мужски заинтересованный, ведущий к неизбежности.

Судьба. Фатум.

От парадного крыльца Дома культуры до металлического забора было несколько метров, которые разделял газон, укрытый снегом, небольшие пушистые ели, сейчас украшенные весёлыми огоньками.

Кругом люди, люди, люди…

Дети, взрослые, мужчины, женщины, старики. Все здоровались, поздравляли, желали хорошо встретить Новый год и так же провести. Лезли с разговорами, комплиментами, неуместными вопросами, кто-то норовил показать высыпание или покрасневшее горло.

Вышла за забор, остановилась, поправила шарф, смотря на удаляющиеся силуэты людей с детьми. Одна широкоплечая, коренастая…

Нервно переступила с ноги на ногу. Выдохнула, глотая горькое разочарование. Обернулась к крыльцу, сдерживая слёзы.

Ушёл. Взял и ушёл.

Вот тебе и женское чутьё. Вот тебе и фатум.

Галогеновый свет стоящей рядом машины осветил с головы до ног, я в раздражении отвернулась, двинулась к клубу.

Нужно забрать Ладу, лечь спать. Завтра праздник, готовить надо, салат с ананасами, оливье опостылевший.

Новый год. Фатум.

— Отлично выглядишь, Надя! — услышала голос, который никак не ожидала услышать. Забыла о его существовании на планете Земля.

Арнольд.

— Что ты здесь делаешь? — обхватила себя руками, будто защитная поза могла помочь.

— За тобой приехал, Надь.

Я смотрела на человека, с которым жила несколько лет. Узнавала и не узнавала в то же самое время.

Вернее, себя не узнавала. Ведь это я, выходит, жила с ним. Да?

С этим высоким, худым, остроскулым мальчиком, с длинным лицом и впалыми глазами? Его внешность мне казалась аристократичной? С ним я проводила дни, ночи, делилась планами?..

— Зачем? — устало посмотрела я на Арнольда, задаваясь другим вопросом.

Где были мои глаза? Неужели я не видела бегающего взгляда, тонких запястий, нелепо выглядывающих из-под куртки, вялых кистей рук, узких плеч и впалой грудной клетки, которые и пуховик не скрашивает. А шапка с помпоном?

Ты ординатор одной из лучшей клиник страны, Арнольд, какой помпон? Мамина ты радость…

— Я только узнал, что отец тебя сюда заслал. Сразу приехал! Поехали со мной. Я решу все вопросы, выплачу всё, что необходимо по программе. С собой в Москву увезу, там отец не достанет. Обещаю!

— Арни, уезжай, — махнула я рукой, не имея сил спорить.

Москва, выплаты, отец… плевать я хотела на Бербоков. Всех, до седьмого колена.

— Понимаю, ты обижена. Я виноват! Ну, прости меня, прости! Вы с Ладкой моя семья! Мо-я-семь-я! — проговорил по слогам, со всем возможным пафосом.

Шекспировское: «Быть или не быть, вот в чём вопрос?» менее патетично, чем выброс перезревшего мальчика.

— Я квартиру снял. В Видном — это Москва. Почти. Неважно. Будете там с Ладой жить.

— А ты где? — усмехнулась я, заранее зная ответ.

Моё место — грязная тайна от родителей Бербоков и всего мира.

Маленькая радость Арнольда, пока не надоем ему самому, обман не раскроют высокопоставленные родственники, или необходимый для карьеры профессор.

— С Вероникой, она ребёнка ждёт, это неважно. Главное, что я люблю тебя и Ладку.

— Понятно, — кивнула я, отмечая, что меня никак не тронули его слова. Совершенно.

Я словно плохую мелодраму смотрела в исполнении бездарных актёров, сидя в переполненном зале МФЦ, ожидая, когда подойдёт очередь, и я, наконец-то, избавлюсь от скучного зрелища.

— Уезжай, — бросила я, двинулась по дорожке в сторону калитки, ведущей в Дом культуры.

— Не уеду, — зашипел Арнольд. — Ты и Ладка — моя семья. Она моя дочь, ты — жена.

— А Вероника? — не сдерживая ехидства, спросила я. — Вторая жена? Или первая? Или любимая? Или нужная для карьеры? Какой же ты низкий, отвратительный тип, Бербок, — проговорила я, видя перед собой не человека, а биомассу без базовых инстинктов и условных рефлексов, так… неудачный набор хромосом, в которые закралась серьёзная генетическая ошибка.

— Не отпущу! — дёрнул меня за руку Арнольд, напомнив, что пусть он не бог весть какой, но мужчина, во мне же веса от силы пятьдесят килограммов и ноль навыком самообороны. — Со мной поедешь!

— Э-э-э-э… — с этим звуком раскатистого, густого голоса Арнольд отлетел в сторону. — Что с ним сделать? — нагнув голову вбок, на меня внимательно смотрел Митрофан.

Ниже Арнольда на полголовы и выше на целого человека.

— Пусть уедет, — всхлипнула я, оглядываясь.

Вокруг собралась толпа соглядатаев, спешивших посмотреть представление, рядом с которым «Питер Пэн», показанный заезжим коллективом — ерунда.

Прекрасно, я стала источником сплетен и жареных новостей на ближайшие полгода.

— Езжай отсюда подобру-поздорову, — угрожающе проговорил Митрофан, глядя в упор на Арнольда.

— Только с ней и Ладкой! — крикнул Арнольд, ринулся в мою сторону.

В это же время меня аккуратно переставили, как матрёшку, убрав с траектории бывшего. Сергей подоспел, успев на ходу вздохнуть, дескать, снова нарисовалась Надежда Андреевна.

Митрофан ловко перехватил Арнольда. Одним движением вывернул ему руку, заставив взвыть на всю улицу, нагнул голову вниз, вынудив пропахать помпоном примятый снег, толкнул в сторону машины со словами:

— Езжай отсюда по-хорошему, мил человек.

— А то что, будет по-плохому? — вскрикнул, вернее, всхлипнул Арнольд.

— Почему же по-плохому, что мы, нехристи какие?.. По-людски похороним, помянём на Радоницу, — проговорил Митрофан угрожающе тихо. — Места здесь глухие, скиты староверские по округе раскиданы, божьи люди скрытники — никто искать не станет, а станут — не найдут. Зверья полно в тайге. Вышел человек в неурочный час из машины до ветру, а тут волки голодные… Медведь-шатун, говорят, бродит, мается. Пошёл, говорю, отсюда! — схватил за ухо, поволок к машине. — Шапчонку-то не теряй, отморозишь уши, — ткнул упавшую шапку в растопыренные пальцы.

Арнольд залетел в салон, хлопнул дверью так, что с рядом стоящего дерева ворох снега облетел, медленно опустился на землю пушистым одеялом.

Митрофан прошёл мимо меня, коротко глянул, кивнул Серёже, стоявшему поодаль, сел на свой снегоход. Его примеру последовал друг. Подъехали несколько мужчин, лица некоторых были мне знакомы, оглядели присутствующих хмурым взглядом.

Поехали за автомобилем Арнольдом, который и рад бы был увеличить скорость, но с низким клиренсом на каше из снега не разгонишься.

Выглядело по-настоящему пугающе. Словно дикие волки неспешно загоняли несчастную, обречённую на погибель жертву, выводили на дорогу, проходящую сквозь непроглядную тайгу.

Не разобравшись, кого мне жальче, Бербока, у которого наверняка штаны сейчас сырые, или себя несчастную, брошенную двумя, уже тремя мужиками — Митрофан ушёл из клуба, а ведь не мог не чувствовать, что я жду, но ушёл, — зашла в клуб за Ладой.

Любопытные взгляды старалась игнорировать, мысленно смиряясь с ними. Медичка — звезда местной гламурной хроники.

Лада уходить, само собой, не хотела. С Алисой, дочкой Сергея, они впали в раж, обнимались, наигранно ревели, не желая расставаться, кривлялись на грани настоящей истерики.

— Пусть у меня ночует, Надюша, — посмотрев на это безобразие, предложила тётя Зоя. — Внуки сегодня у меня, молодые одни побудут, и ты отдохни.

— Пижаму надо… — неуверенно ответила я.

Одной побыть хотелось, пореветь всласть или напиться. Или напиться и нареветься. Нормальное женское желание. Я, между прочим, не употребляла с момента переезда в Кандалы, рядом с дочкой не позволяла себе расслабляться, плакала же последний раз не помнила когда.

— А то я не найду во что дитё одеть, — улыбнулась тётя Зоя.

— Спасибо, — вздохнула я.

Договорилась с вмиг утихомирившейся Ладой, которая от счастья не верила себе, изо всех сил старалась изображать послушную, хорошую девочку. Пришлось поверить.

Шла домой одна, слушая скрип снега под ногами. Вокруг темень, лишь в свете фонарей кружились крупные хлопья снега, падали мягкими пушинками на землю. В светлом облаке виднелся месяц, висевший высоко в тёмном небе, в окружении подружек звёзд.

Дым из труб стоял вертикально, устремляясь ввысь, чтобы растаять, разнося по воздуху ни с чем не сравнимый запах.

Идеалистическая картина. Непонятно, как я оказалась в ней.

За какие заслуги или, наоборот, грехи?

Шум снегохода услышала издали, не предала значения. Раньше, когда было в новинку, оборачивалась на каждое урчание. Сейчас привыкла, как по осени привыкла к грохоту тракторов, вездеходов, квадроциклов, шуму сплавляющихся по реке катеров на мощных моторах.

— Повезти, Надя? — чуть перекрыв мне дорогу, остановился Митрофан.

Аляска с меховым воротником, тёплые штаны, ботинки, кожаные перчатки с опушкой из натурального меха, на ресницах чуть-чуть инея.

— Ты, кажется, спешил, — ответила с нескрываемой обидой, пусть она и глупая совершенно.

Мы ни о чём не договорились. Вообще — ни-о-чём.

— Надо было малых к сестре отвести, — спокойно ответил он. — Лада с тётей Зиной осталась?

— Да, — буркнула я, вдруг поняв, что у нас… что мы… что…

— Поехали, — кивнул Митрофан, показывая на снегоход. — Не бойся, ничего с твоим не сделали, — сказал, пока я усаживалась на сидение. — Проводили километров десять до нормальной трассы, разок подтолкнули, да отпустили с богом…

— Я не боюсь, — пробормотала я. — И он не мой.

— Хорошо, что не твой, — словно усмехнулся Митрофан.