— Даша, а Андрей Петрович на меня сердится? — Надя не могла спокойно ехать в машине, теребила пальцами ремень безопасности, оттягивала его, как будто он ей мешал, всё время спрашивала и переспрашивала про Ярослава, потом плакала и снова задавала вопросы.
Дашу она подняла в пять утра, чтобы поскорее оказаться в Москве. Правда, мотивировала всё это тем, что беспокоится о самой Даше, которой ещё до кафедры добираться после визита в клинику.
— Так Андрей Петрович за этот месяц дома ни разу не был? — после пятиминутного молчания снова спросила она.
— Нет, не был. Я к нему пару раз детей привозила повидаться, к Яру только Ромку пустили. Он ему про кота рассказывал, сам ухаживает ведь за животиной, мне некогда. Привык к нему очень, видимо, как Яр Людовика заберёт, так нам придётся котёнка брать.
— Даша, как эти женщины могли Людовика выкинуть на улицу? Он же такой домашний, всего боится. Хорошо хоть нашёлся, не пропал. Яр своего кота, знаешь, как любит. А мать в больницу-то приходит, навещает?
— Лариса? — На лице женщины отобразилось презрение. — Была пару раз, Андрей её к сыну не пустил. Надя, ты уверена, что хочешь видеть Яра? За месяц от тебя ни единой весточки не было. Ты ему сейчас душу растревожишь, он и так всё случившееся переживает ужасно. Если б не это, уже на поправку бы пошёл.
— Я не виновата перед ним, вернее, виновата, сильно, очень. Потому как в его предательство поверила, пусть ненадолго, но поверила же. А потом он не отвечал на звонки, а ваши телефоны я стёрла и заблокировала. Я всё ему объясню. Я просто обязана ему всё объяснить, даже если он меня больше знать не захочет.
Она снова притихла и горько заплакала.
Даша сначала принялась её утешать, но Надя её слов не воспринимала, будто и не слышала их. Лезть же в ту часть души, куда её не пускали, она не стала, сосредоточившись исключительно на дороге.
Вскоре Надя уснула, только продолжала всхлипывать во сне.
В клинику приехали рано, к половине восьмого. Даша оставила машину на парковке дирекции и вдруг поняла, насколько устала за последний месяц, и совсем не хочет идти на кафедру. И заниматься документами тоже не хочет, а мечтает провести день дома с детьми. Выспаться, если они ей это позволят, или завалиться на диван вместе с ними и слушать разговоры, обсуждать детские проблемы, играть с ними. Обнять и расцеловать каждого в отдельности. Откладывать всё это она больше не могла. Решение пришло мгновенно. Да, она именно так и поступит. Сейчас только проводит Надю к Яру, расскажет мужу о двойных счетах и поедет домой.
Войдя в лифт, позвонила руководителю и отпросилась на день, улыбнулась, когда услышала, что завтра она тоже может на работу не приходить.
Дверь в палату оказалась открытой.
Андрей Петрович помогал Яру приподняться, чтобы он мог сидеть.
— Сынок, обхвати меня за шею правой рукой, ага, вот так, — слышался его голос. — Ух! Молодец! Вот теперь удобно, к приходу докторов готов.
Отец поправлял подушки, а Яр во все глаза смотрел на Надю, и счастливая улыбка появлялась на его лице.
Она же дождалась, когда Андрей Петрович отойдёт, и бросилась к Ярославу. Остановилась растерянная около кровати, не понимая, что делать дальше, опустилась на колени, взяв его за руку. И тихо произнесла:
— Прости, если бы я знала, я бы не села в тот чёртов самолёт.
Слёзы текли по её щекам, в них было всё: и сопереживание, и радость встречи, и боль за любимого.
— Не плачь, Надюша, папа говорит, что через месяц я бегать буду. Главное, ты вернулась. — Он гладил её волосы. А на сердце вдруг стало так хорошо и спокойно.
— А ведь я даже на похороны деда не попала. Сразу из аэропорта в больницу на сохранение, и пока угрозу не сняли — лежала. Знала бы, что с тобой такое, так я бы сразу обратно.
— Ну вот, а ты мне тут что рассказывал, а? Папаша! — Андрей Петрович с довольной усмешкой смотрел на сына. — Так, Надя, последи за ним, пока я делами неотложными займусь. Потом вернусь, и ты мне всё подробно расскажешь и на учёт встанешь. Обменная карта с собой?
— Да, конечно. Только я на учёт встала же вчера в Солнечногорске. Я к Яру тоже зашла, а там другая врач, сказала, что ничего о нём не знает.
— Тут встанешь, я отведу тебя к врачу. И без возражений, пожалуйста. Как вы самостоятельно шишки набиваете, я уже насмотрелся. Моего внука в обиду не дам.
— Внучку, папа, мы хотели девочку. И не шуми, ладно?
— Это ты мне говоришь, да? Я «шуметь» ещё не начинал. Или ты всю эту ситуацию считаешь нормальной? Ты полагаешь в порядке вещей, что Надя носит твоего ребёнка, а вы так и не расписаны? Кстати, именно этот факт дал возможность твоей матери и этой… устроить ту провокацию, результат которой вот — передо мной на кровати лежит. — Андрей Петрович пытался сдерживаться, но его прорвало. — Наденька, он врёт, через месяц, может быть, ему снимут гипс, и он будет учиться ходить заново. И это самый благоприятный прогноз. Я очень надеюсь, что ты не испугаешься трудностей и останешься с ним. Да у меня голова идёт кругом! Самостоятельные, они! Дитё сделать только самостоятельные!
— Андрей, пойдём счетами займёмся. — Даша за руку тянула мужа из палаты. — Им вдвоём остаться надо, поговорить. Андрюша, ну что ты, право!
— А ты, Дашка, его не защищай. Вот только не надо мне этого! Пусть слышит и пусть знает, во что мне его самостоятельность оборачивается.
— Пойдём, Андрей, там поговорим. Я отгулы взяла, домой хочу.
— А я не хочу?! Думаешь, я по малым не скучаю?! Мне что, телефонных разговоров с ними достаточно? И Андрейку месяц назад забрать могли бы. Ребёнок бы уже папу с мамой знал, братьев, сестру, развивался бы нормально. Что он видит в доме малютки?
— Андрейку? Папа, ты серьёзно? Вы с Дашей его усыновить решили, да? — Яр не мог скрыть заинтересованности, он был доволен, счастлив, как никогда. Да и на отца он не сердился, понимал, что напряжение этого месяца должно было выйти наружу. Появление Нади и весть о её беременности стали пусковым механизмом.
— Не твоего ума дело! Вернусь — расскажите мне ваши планы на жизнь, а я скорректирую. Ясно?!
— Ясно, — ответили одновременно Яр с Надей, а Даше всё же удалось вывести мужа из палаты и закрыть двери.
— Андрюша, ну что ты так на них! Напугал детей ведь. Надю так точно, — доносилось из коридора.
— Вырвалось. Пошли к твоим счетам.
— Вообще-то, не к моим, а к твоим.
Их шаги стихли, и Надя, всё это время наблюдавшая за дверью, повернулась к Яру.
— Ярка, тебе больно?
Она пододвинула к кровати стул и села рядом с Ярославом. А он всё время держал её руки в своих.
— Уже нет почти, — ответил он.
— Как так вышло? Расскажешь?
— Что тут рассказывать. Не помню практически ничего. Очнулся от папиного голоса через неделю после аварии. Я же как получил твоё сообщение, рванул в аэропорт, хотел с тобой лететь. Машину занесло на повороте на развязке. А я ведь почти приехал… Папа сказал, что телефон не нашли. Конечно, он же у меня на приборной панели стоял, навигатором. Вот и всё, теперь твоя очередь, только не плачь. Почему ты сразу про беременность не сказала? Ты не думай, я рад, очень. Даже не представляешь, как рад. Только нужен ли я теперь тебе такой?
— Яр, ты мне любой нужен. Что ты глупости говоришь! Я собиралась сказать тебе про ребёнка как раз в тот день. Ехала к нам домой и думала, что вечером сообщу новость радостную. Тест сделала… Да что там говорить! Три дня подряд их повторяла — все с двумя полосками. В дом вошла, а там они. Я поверила в их враньё вначале. Дура, конечно, но они так слаженно пели. Меня серьги на этой девице убедили. Яр, я не должна была сомневаться в тебе. Прости…
— Погоди, это тебе был подарок, эти серёжки отец привёз. Он их тебе покупал, в пару к кольцу. Я коробочку в доме на столе оставил, чтобы ты сразу увидела. А увидела не ты, увы. Почему ты ко мне на работу-то не пришла? Сразу бы во всём разобрались.
— Не знаю, я на автопилоте на станцию, а потом в Москву. В общаге только в себя приходить стала. Прости, что усомнилась, хоть и ненадолго. Я же телефоны и отца твоего, и Даши с психа удалила. Сердится Андрей Петрович на меня, я же чувствую.
— Думаю, что он на нас обоих сердится, надо было расписаться сразу, а не лета ждать. А когда теперь получится — не знаю. Надь, я и про Андрейку с тобой поговорить хотел. Не знал, что отец задумал. Но об этом после. Давай строить планы на будущее. Папа придёт — спросит. Ещё как спросит.
— Я согласна. Сейчас листок и ручку у сестры попрошу и буду записывать.