Нарисуй мне в небе солнце (СИ)

Часть 33

Яр растерялся, увидев её.

— Добрый вечер, мама. — Он искренне удивился столь скорому её появлению, а включённый ею резкий свет выбил из его из колеи. — Да, ты права, я хотел кое-что выяснить. Пришёл бы сам, но, увы…

Ярослав ещё не отошёл ото сна и заставить себя собраться для разговора никак не мог. Она же прямо с порога перешла в наступление.

— Повторюсь, к твоей аварии я никакого отношения не имею. Можешь Надю свою винить, к ней же ехал.

Он разозлился.

— Не трогай Надю, ладно?! Последний раз предупреждаю!

— А то что? — Она вызывающе, высокомерно улыбнулась. — Ладно, говори, зачем звонил.

— Может, сядешь, самочувствием моим поинтересуешься? — Раздражение у Яра нарастало.

Она придвинула стул и села рядом с кроватью.

— А ты моим настроением или состоянием много по жизни интересовался? У нас с тобой игра всегда в одни ворота. Всё только тебе. Ты таким эгоистом вырос, что я удивляюсь. Вот Андрюша постарался, вот воспитал… Но, конечно, ему некогда тобой заниматься было, ему бабы покоя не давали. А меня ты не слышал и не слушал. Тебе зачем мнение матери нужно, когда ты придумал глупые обиды. Холишь их, лелеешь. Правде в глаза посмотреть боишься. Хорошо хоть наркоманом не стал, с компанией дурной не связался.

Ярослав понял, что ничего в очередной раз не добьётся, только сердце сжалось от бессилия.

— Как ты сказала интересно — «глупые обиды»… — повторил он фразу матери.

— А разве не так? Чего тебе когда не хватало? Ты голодал, нуждался в чём-то? У тебя всегда, с самого рождения, было всё. Даже памперсы, которые в то время стоили половину моей зарплаты упаковка. С жиру ты, сынок, бесишься. Хочу то или хочу это. Тебе всё пожалуйста. Новую машину разбил — и ничего, даже, небось, не вспомнил, сколько денег на ветер. Заметь, не твоих денег. Захотел поиграть в сельского врача — играй, все условия тебе. Участок в двенадцать соток с перспективой строительства достойного жилья, с выходом к пруду. Я в своей жизни ничего из того, что имел ты, в глаза не видела, зато чётко знала, чего хочу добиться и каких высот достичь.

— Достигла? — Яр слушал её и удивлялся умению извращать факты и делать собеседника виноватым. Сама же она всегда выглядела невинной овечкой.

— Могла бы и больше, да только дети много сил и годочков жизни отняли. Потому что все невзгоды детей через материнское сердце проходят. Борозды кровавые оставляют.

Со стороны могло бы показаться, что она действительно говорит правду. Хотя Яр понимал, что это и есть правда — её личная, ничего общего с действительностью не имеющая.

— Значит, это для достижения своих целей ты изменяла отцу? Это путь такой у тебя был?

— Побойся бога, Яр, о чём ты?! — На лице Ларисы читалось искреннее удивление.

— Видишь ли, мама, я тогда не понимал, зачем ты уходила по ночам, когда отец на дежурствах был. Ты ещё грозилась не вернуться больше никогда, если я об этом кому-нибудь расскажу. Помнишь?

— Что за глупые выдумки? — Она немного напряглась, и Ярослав заметил это.

— Да не выдумки вовсе. Мне лет пять тогда было. Ты перед уходом заходила в мою комнату и выключала свет. Да обещая нашествие чудовищ, если я не буду спать. Не помнишь? Ты это делала для того, чтобы я не дай Бог не позвонил отцу на работу и не рассказал, что я один. А так ты была уверена, что я не шевельнусь в своей кровати, потому что дико боюсь темноты. Телефонный аппарат стоял в коридоре, и я не мог до него дойти без света. И всё бы для тебя хорошо, но я и до туалета не мог добраться и писался в кровать. Сколько анализов и различных исследований я вытерпел тогда, сколько таблеток съел и уколов получил. Отец же таскал меня по врачам, и они лечили ночное недержание. У тебя как, совесть не шевелилась? Или что это такое — тебе просто неведомо? Борозды у тебя кровавые на сердце от детей? А оно у тебя вообще есть, сердце это?

— Можно подумать, что отец тебя не оставлял на ночь одного.

— Оставлял, только свет горел всю ночь во всех комнатах. Да и я старше уже был.

Яру показалось, что мать стушевалась на какое-то время. Но очень быстро взяла себя в руки.

— Ты решил меня шантажировать? У тебя ничего не выйдет! — Она всё ещё пыталась давить на сына. — С твоим отцом мы давно чужие люди, твои «новости» устарели. Изменяла я ему или нет — теперь значения не имеет. Лучше скажи, чего ты хочешь. Не ходи вокруг да около.

— Я хочу, чтобы ты не препятствовала усыновлению Андрейки, — на одном дыхании выпалил он.

Лариса расхохоталась.

— Уморил, сынок. Кто такой Андрейка? Я тебя не понимаю.

— Врёшь, всё ты прекрасно понимаешь. Это тот мальчик, которому я помог родиться.

— А, вот ты о ком. Так я просто хочу, чтобы ни ты, ни твой отец не ломали себе жизнь. Не вешали ярмо на шею. Ты слишком молод, и сам ещё такое дитя, что только детей тебе недоставало. Не дорос ты до детей. Вот эта самая авария только подтверждает, что ты за себя ответственность нести не можешь, не то что о ребёнке — тем более чужом ребёнке! — позаботиться. Твой отец тоже это понимает и в очередной раз берёт твою проблему на себя. Он готов усыновить мальчика в свои пятьдесят пять, имея на руках тебя, почти инвалида, твою Надю, которую надо учить, а платить за всё ему, Дашку — несертифицированного врача, следовательно, она никто и работать по специальности не может, и трёх их совместных детей. Тебе его не жалко? Ни? А мне жалко, я с ним всё-таки прожила не один год и из души-то не выбросила.

Её слова достигли цели. Яр совсем стушевался, сник и вдруг в дверях увидел одновременно входивших в палату отца и мужа матери, Дмитрия. Ему стало легче дышать, как утопающему, которого вытолкнула на поверхность неведомая сила. Если бы не мать, он, наверно бы, заплакал. Слёзы стояли в горле. В этот момент Яр окончательно понял, что женщина, сидящая рядом с его кроватью, вовсе не мать. Как-то, разговаривая с Дашей, отец в сердцах назвал её «холодной, расчётливой сучкой», а ведь он никогда не употреблял в разговоре бранных слов. Теперь самому Яру хотелось сказать эти же слова ей в лицо. Нет, эта женщина матерью называться не может. Яр готов был уже высказать всё, что думает о ней. Прогнать раз и навсегда, но побоялся, что голос будет дрожать. А слабым перед ней выглядеть он не хотел. И видеть её тоже больше не хотел. Никогда!

А отец с Дмитрием усмехались и переглядывались, как два давних друга.

— Представляешь, Дима, насколько у нас с тобой душевная и любящая жена. Вот повезло-то! Как повезло! — с ухмылкой говорил он Дмитрию.

— Да уж, слова приличные подобрать трудно, чтоб эмоции выразить, — качая головой, отвечал тот.

Заметив, что бутылка и стакан на тумбочке пусты, отец спросил:

— Сынок, воды налить или компота? Бутылка пустая, ну что за дела? Почему сестру не попросил другую достать?

В его глазах были только тепло, забота и настоящая любовь.

— Да я уснул, папа, — принялся оправдываться Ярослав. — Ну что дёргать сестричку без повода, ей и так беготни хватает.

Дмитрий, наблюдая всю сцену, лишь качал головой.

— А мать любящая про воду и не подумала. Так, Лара? — В его голосе сквозил сарказм.

— Ты вообще как тут оказался? — Она недоумевала, всем видом показывая разочарование.

— Ты позвонила, сообщила, что едешь к Яру. Дай, думаю, проведаю парня и заодно тебя домой заберу. Вот и приехал, на стоянке с Андреем столкнулся, поднялись вместе. Разговор мы ваш слышали, может, и не весь, но то, что надо было услышать, — услышали. Проиграла ты. Пойдём домой, Лариса. Костик ждёт. Дома поговорим. Пора все точки над «i» ставить.

Она смотрела на мужа затравленно, подобострастно — ни Яр, ни Андрей её никогда не видели такой.

— Ты не заберёшь у меня Костю, ты не посмеешь! — практически шипела она.

— Он сам решил остаться со мной после развода и своё решение уже озвучил моему адвокату. Думаешь, я просто так ждал его двенадцатилетия и не разводился с тобой? Может быть, мне и в министерстве о твоём несоответствии занимаемой должности вопрос поднять? О злоупотреблении служебным положением? Вон пример с усыновлением яркий какой. Так как, Лара?

— Унизить меня хочешь? С Лерой переспал тоже для этого? — Она кусалась как могла, стараясь вернуться к облику невинной жертвы.

— Я с ней не спал, хотя она очень этого хотела, тебе дуре показал, кого пригрела. Вы ж одинаковые с ней. Ничего святого, только вперёд по головам. Вставай, пошли отсюда.

В дверях он обернулся.

— Ребята, помните — я вам не чужой, и всегда рад помочь. А Котька — брат твой, Ярка, хочешь ты или нет. Давай вместе из него человека делать.

Яр выпил стакан воды залпом, затем откинулся на подушку и закрыл глаза.

— Спать будешь? — участливо поинтересовался отец.

— Не, пап, думаю. И знаешь о чём? Ты решил усыновить Андрейку, чтобы этого не сделал я? Ну, как бы оградить меня пытаешься, так?

— Нет, дело не в этом, хотя первый раз я ехал проведать его по твоей просьбе. Взял на руки, он прижался ко мне доверчиво так, и меня как переклинило. Можешь ревновать, сын, но я его просто люблю. Не больше и не меньше, чем остальных своих детей. Думаю о нём, переживаю. Звоню в дом малютки ежедневно. Дарья моя тоже его полюбила, я же вижу, чувствую. Адвокат говорит, что надо оформлять опеку, а через год-другой — усыновление. Он уже занимается этим вопросом. Найти бы маманю его, но полиция дело закрыла, говорят уехала она из Солнечногорска в Москву. А тут искать человека — как иголку в стоге сена. Но мы ищем.