Капли дождя монотонно барабанят по стеклу, размывая очертания ночного города.
Я сижу у окна, обхватив руками чашку с давно остывшим чаем.
Часы на стене показывают половину третьего ночи, но сон не идёт.
Где он? Почему не звонит?
Эти вопросы терзают мой измученный разум, не давая покоя.
Устало тру глаза. Как же я вымоталась за эти годы…
Постоянные походы по врачам с вечно болеющей Соней, бесконечные анализы, лекарства. А дома — готовка, стирка, уборка. И всё в одиночку, словно я не замужем вовсе.
Дамир... Его образ всплывает в памяти…
Статный, с выразительными тёмными глазами и волевым подбородком. Настоящий восточный красавец. Когда-то я без ума влюбилась в эту внешность, в его страстность и напор. Была уверена — лучший мужчина в мире.
Но теперь...
— Моя, только моя, — шептал он мне когда-то, крепко прижимая к себе. — Никому не отдам.
Я горько усмехаюсь. Да, не отдаст. Потому что сам душил меня своей ревностью и контролем. Стоит мне надеть юбку чуть выше колен — скандал. Заговорит со мной случайный прохожий — истерика.
— Ты моя жена! — гремел его голос. — Как ты смеешь с кем-то разговаривать?!
А потом были походы по магазинам, где он сам выбирал мне одежду — длинные юбки, закрытые блузки. Куда делась та яркая, жизнерадостная девушка, которой я была раньше?
Телефон молчит. Ни звонка, ни сообщения. Я в сотый раз проверяю — может, пропустила? Нет, тишина. Ком в горле становится всё больше.
Где он? С кем?
Тихий шорох заставляет меня вздрогнуть. В дверном проёме стоит заспанная Соня, сжимая в руках любимого плюшевого зайца.
— Мамочка, почему ты не спишь? — сонно бормочет дочь, протирая глазки.
Я пытаюсь улыбнуться:
— Я папу жду, солнышко. Иди спать, уже поздно.
Соня хмурится, крепче прижимая к себе игрушку:
— Мам, ложись спать. Папа сказал, что он... к нам больше не придёт.
Моё сердце пропускает удар. Я чувствую, как по спине пробегает холодок.
— Что ты имеешь в виду, милая?
Я стараюсь, чтобы голос звучал спокойно, но внутри всё сжимается от страха.
— Он наверно сейчас с другой тётей... — Соня зевает. — С той, у которой большой животик!
Чувствую, как земля уходит из-под ног. Комната плывёт перед глазами, в ушах шумит.
— Какая ещё тётя? — с трудом выдавливаю из себя слова. — Тебе, наверное, сон приснился?
Я нервно поправляю одеяло на плечах дочери, но Соня решительно качает головой:
— Это правда, мамочка. Когда тебя положили в больницу мы с папой тоже ездили к врачу. И тётя с ним была... С большим животиком! Они за руки держались и обнимались.
Я застываю, не в силах пошевелиться. Каждое слово дочери бьёт, словно молот.
— А потом, — продолжает Соня, не замечая моего состояния, — папа сказал, что скоро у него появится два малыша…
— Когда это было?! — Я едва узнаю свой голос.
— Недавно, — Соня зевает. — Когда тебя увезла скорая помощь. Помнишь, у тебя было отравление? В тот день папа взял меня с собой. Мы ездили к той тёте. Её зовут Виктория. Папа сказал, что у них будет два мальчика. Только он просил меня тебе не говорить...
Я опускаюсь на пол, прислонившись к стене. Комната кружится вокруг меня.
Двойня... Мальчики... Виктория...
— Мамочка, тебе плохо? — испуганно спрашивает Соня.
Я с трудом заставляю себя улыбнуться:
— Нет, милая. Всё хорошо. Иди спать, уже очень поздно.
Когда за дочерью закрывается дверь, я позволяю себе разрыдаться. Слёзы текут по щекам, а в голове бьётся одна мысль:
"Как он мог? За что?"
Я не знаю, сколько просидела так на полу. За окном начинает светать, когда я наконец поднимаюсь.
Ноги едва держат меня, но я заставляю себя дойти до ванной. Из зеркала на меня смотрит бледная, осунувшаяся женщина с потухшими глазами.
— Что же ты наделал, Дамир? — шепчу я своему отражению. — Как ты мог так с нами поступить?
Включаю воду, подставляя лицо под прохладные струи. Нужно взять себя в руки. Ради Сони. Ради себя.
Время тянется невыносимо медленно. Я не могу ни есть, ни спать. Мысли путаются, в голове — туман. Соня просыпается, завтракает, смотрит мультики. Я механически выполняю привычные действия, но внутри — пустота.
Только в одиннадцать утра слышу звук поворачивающегося в замке ключа.
Сердце замирает, к горлу подкатывает тошнота. Дверь открывается, и на пороге появляется Дамир.
Его вид заставляет меня похолодеть.
Лицо мрачное, глаза смотрят с укором. Он медленно раздевается, не говоря ни слова.
Я стою, не в силах пошевелиться, ожидая... Чего?
Объяснений? Извинений?
Но Дамир молчит, и это молчание страшнее любых слов.
Я чувствую, как рушится мой мир, разбиваясь на осколки.
И понимаю — это… начало конца.