Включаю Соне мультики, стараясь унять дрожь в руках.
Глажу её по белокурой головке, нежно касаясь мягких волос. Как же она похожа на отца... Та же упрямая складка между бровей, те же выразительные глаза.
Но характер мой. Мягкий и очень нежный.
— Солнышко, посиди пока здесь, поиграй, хорошо? — мой голос звучит неестественно, но Соня, кажется, не замечает.
— Сюда иди! — раздаётся грубый окрик Дамира.
Соня вздрагивает, её глаза загораются.
— Это папочка пришёл? — она порывается встать, но я мягко удерживаю её.
— Нет, милая, посиди здесь, мне нужно поговорить... с папой, — я стараюсь говорить спокойно, но голос предательски дрожит. Ладони покрываются липким потом, по телу пробегает озноб.
— Но мне хочется с ним поговорить, — Соня надувает губки. — Может, он нас не бросит? Может, он передумал? Он же сейчас вернулся!
Она радостно хлопает в ладоши, и моё сердце сжимается от боли. Как объяснить четырёхлетнему ребёнку, что её отец...
— Сюда иди, я сказал!!! — вопит Дамир из кухни, его голос полон ярости.
— Я дам тебе свой телефон, п-поиграй, ладно? — протягиваю ей смартфон трясущимися руками. — Мне нужно ненадолго отойти.
— Телефон! — глаза Сони загораются. Я редко разрешаю ей играть с гаджетами. — Хорошо! Я буду играть в игру с котиками!
— Хорошо, милая, — глажу её по головке, чувствуя, как каждый новый вдох даётся мне с трудом. — Поиграй пока.
Я оставляю дочку, прикрыв дверь детской, и на негнущихся ногах иду к Дамиру. Сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.
"Будь сильной, — твержу я себе. — Ты должна положить этому конец. Раз и навсегда".
Дамир сидит за столом, широко раскинув ноги, сжимая в руках стакан. Его взгляд исподлобья — цепкий, пробирающий до костей.
— Почему так долго! Ты же слышишь, я тебя зову! Никакого уважения! Я твой муж, а ты — моя жена. Пока ещё...
Чувствую, как ногти впиваются в ладонь ещё сильнее. Будет кровь, но сейчас это неважно.
— Я Соню успокаивала, — мой голос звучит тихо, но твёрдо. — Ей нельзя волноваться, у неё иммунитет упадёт, и опять она заболеет!
Дамир фыркает, глаза сужаются.
— Я в этом виноват? Это всё твои гены... Ты испортила жизнь ребёнку, передала какую-то болячку! У нашего рода гены крепкие! Здоровье крепкое! И как мать ты до сих пор не смогла решить эту проблему — сколько бегаешь по врачам, ничего сделать не можешь.
Его слова ранят глубже любого ножа. Но я не позволю себе сломаться. Не сейчас.
— Я не позволю тебе разговаривать со мной в таком тоне! Собирай свои вещи и убирайся!
Дамир усмехается, в его глазах мелькает что-то похожее на удивление.
— Надо же... Осмелела? — качает головой. — Впрочем, неважно. Всё уже неважно...
Он вдруг поднимается на ноги, хватая со стола тарелку. Я инстинктивно отшатываюсь.
— Я тебя разлюбил. И полюбил другую женщину!
Резкий взмах руки — и тарелка летит в стену. Грохот оглушает меня, я вскрикиваю и приседаю, закрывая голову руками.
Дамир подходит ко мне, нависая сверху. Его тень падает на меня, и я чувствую себя маленькой и беззащитной.
— Ты мне наскучила, Лида, — его голос полон презрения. — С тобой скучно, и новый день как предыдущий... Работа, дом, больницы. Я чувствую, как быстро теряю интерес и смысл жизни.
Слёзы текут по моим щекам, но я не могу их остановить. Мне безумно больно!
— Кто она, сволочь! — выкрикиваю я сквозь рыдания.
— Виктория, — он произносит её имя с такой страстью, что меня тошнит. — Клиентка моя... Страстная, горячая, очень привлекательная и сексуальная... пришла ко мне и попросила починить её трубы...
Он усмехается, а я чувствую, как внутри всё переворачивается.
— Я поехал к ней домой, чтобы справиться с сантехникой, а там... она показала мне, что такое настоящая женщина! Ну вот и всё, собственно. Я понял, что больше не хочу возвращаться к вам. Я загорелся ею... Засыпал и просыпался с её именем в голове!