Стою, словно парализованная, не в силах оторвать взгляд от Дамира.
Его появление будто наполнило комнату ледяным воздухом. Лицо мужа каменное, в глазах пляшут недобрые огоньки. Он смотрит на меня с укором, словно это я в чём-то виновата.
Молчит, неторопливо раздевается. Ключи летят на стол с громким стуком, заставляя меня вздрогнуть.
— Ну и что ты так на меня смотришь? — наконец нарушает он тишину. Его голос звучит грубо, почти враждебно. — Ты себя в зеркало видела? На кого похожа! Глаза красные... Худая и бледная! Не удивляйся, что ты никому не нужна такая...
Каждое слово — как удар хлыста. Я чувствую, как внутри всё сжимается от боли и обиды.
Дамир снимает пиджак, и до меня доносится запах — сладкий, чужой. Женские духи…
— Узнала, наверно? — он усмехается. — Догадалась или Соня сдала?
Его тон фамильярный, почти издевательский. Он выпрямляет спину, вскидывает подбородок — весь его вид говорит о превосходстве. А я... я не могу выдавить из себя ни слова. Словно кол в горле, а в грудь натыкали ножей.
Дамир подходит ближе, взгляд пронзительный, изучающий. От него веет таким холодом, что я невольно обхватываю себя руками, пытаясь согреться.
— Что молчишь? — муж прищуривается. — Неужели нечего сказать? Спросить? Не интересно, где я целую ночь пропадал? Или...
Внезапно он хватает меня за руку, сжимает так сильно, что в глазах темнеет. Рывком притягивает к себе.
— Или ты привела кого-то, пока меня не было... Водила в дом мужика? А?! Водила!
Его рёв оглушает меня. Страх парализует, но откуда-то из глубины души поднимается волна гнева.
— Не смей меня трогать! — кричу я, вырываясь и отталкивая его.
Дамир возвышается надо мной — высокий, крупный, сильный. Мне достаточно одного его толчка... Я ничего не могу сделать. Неужели нужно смириться и терпеть?
Воспоминания накрывают меня волной. Тот единственный раз, когда он ударил меня. Мы были на дне рождения его друга. Я улыбнулась имениннику, просто из вежливости. Но Дамир...
Он был пьян. Когда мы вернулись домой, он схватил меня. Я успела отклониться, и удар пришёлся по плечу. Синяк не сходил неделю. Я убежала, заперлась с Соней в ванной. Ей было всего полгода...
После этого Дамир изменился — каялся, страдал, и снова клялся, что не хотел, что ничего не помнит.
— Я был не в себе, — шептал он, обнимая меня. — Прости, любимая. Это больше никогда не повторится.
Он задаривал меня подарками, водил на прогулки, покупал украшения. Я решила закрыть на это глаза. А мама... Её слова до сих пор звучат в ушах:
— Если бьёт, значит любит, — говорила она, прикладываясь к рюмке. — Ишь как он завёлся, когда другой тебе улыбнулся! Значит, реально так любит тебя! Цени своего мужа! Красивый, заботливый, и деньги есть. В наше время вообще не найдёшь нормальных! А тебе повезло — папе скажи спасибо, что вас свёл!
Тогда она только начинала... Сначала две рюмочки в неделю "для настроения и тонуса", потом три, пять... А теперь это повторяется каждый день.
Резкий голос Дамира выдергивает меня из воспоминаний:
— Сначала я поем, а потом всё остальное! — он смотрит на меня, и от его взгляда по спине бегут мурашки. — Я выясню правду, что ты от меня скрываешь, Лида... И тебе мало не покажется!
Он проходит на кухню, начинает греметь посудой. Я прижимаюсь спиной к стене, закрываю глаза. Сердце колотится как бешеное. Что теперь будет? Как жить дальше?
Из детской раздаётся тихий хнык Сонечки. Вздрагиваю. Господи, только бы она не вышла сейчас... Только бы не видела отца таким.
— Мамочка? — слышится её сонный голосок.
Я делаю глубокий вдох. Нужно взять себя в руки. Ради неё. Ради нас обеих.
— Иду, солнышко, — отвечаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
Бросаю последний взгляд на кухню, где Дамир с грохотом открывает мини бар.
Потом иду к дочери, чувствуя, как с каждым шагом рушится моя прежняя жизнь.