Найду твой след

Глава пятая «Гоп-хоп-гоу»

— К холоду невозможно привыкнуть. К нему можно только притерпеться, — говорила Агнес Морган, кутаясь в большой воротник дубленки.

Агнес прилетела в Анкоридж, чтобы навестить свою подопечную.

Она никогда не была здесь, в этом штате на северо-западе Северной Америки. Но даже на Аляске, в Анкоридже, работал филиал женской организации, в которую входили представительницы местных народностей — алеутки, индианки, эскимоски.

Сюда же уехал и мужчина, с которым Агнес рассталась после того, как побывала под скальпелем доктора Кокса. Она заставляла себя думать об этом спокойно, уверяя, что все так и должно было случиться.

Если она в какой-то мере старается жить жизнью Натали Даре, то разве это не логично? Но сейчас речь не о том, одернула себя Агнес.

Когда самолет делал заход на посадку, она узнала Бристольский залив Берингова моря, который омывает южный берег Аляски — перед отлетом Агнес хорошо изучила карту. Больше всего ее поразило, что полуостров тянется на семьсот километров, а через него, не уступая по протяженности, проходит Аляскинский хребет, самая высокая точка которого имеет отметку шесть тысяч сто девяносто пять метров. А все остальное — горная тундра.

Выходит, она выбрала это место для Натали Даре в качестве ссылки? Агнес усмехнулась. Да, если можно отправить человека в ссылку к самому себе, чтобы там он понял без постороннего влияния, кто он такой и чего хочет в своей жизни.

— А мне кажется, я уже привыкла к холоду. — Натали улыбнулась, натягивая капюшон, отделанный мехом белого песца, до самых глаз.

Они сияли из глубины, словно черные глаза самого песца, который с любопытством выглядывал из снежного сугроба. Изо рта Натали вырвалось облачко пара.

— Не могу поверить, — отозвалась Агнес, ёжась в тонкой дубленке.

— Спроси Миру, она подтвердит…

Натали повернулась к дочери, которая, усевшись в снег, пыталась расстегнуть ошейник на баске — рослой собаке с белой мордой и с удивительными, совершенно невероятными для собаки голубыми глазами.

— Я люблю холод! — заявила Мира, обнимая обеими руками собаку за шею.

— Какая большая девочка, — заметила Агнес. — Впрочем, есть в кого. — Она усмехнулась и вопросительно посмотрела на Натали. — Ты… так и не сообщила ему?

Темные глаза Натали замерли на секунду, в них не было никакой настороженности. Натали словно опустила жалюзи — свет виден, но яркости никакой.

— Что ж, тебе виднее, — проронила Агнес. — Только поверь моему опыту… Я работаю с женщинами слишком давно и должна сказать тебе… — Она шумно втянула морозный воздух. — А вот дышится здесь необыкновенно. Хотя это и город, верно? Это ведь город?

— Анкоридж? — обрадовалась перемене темы Натали. — Да, это город, самый настоящий, причем довольно большой для Аляски. В нем почти двести тысяч обитателей. Со мной, Мирой и нашей Долли. — Она наклонилась и потрепала собаку по шее.

— Ясно, — проворчала Агнес. — Но ты не думай, что собьешь меня с мысли.

Широкое лицо Агнес расплылось в насмешливой улыбке, и, глядя на нее, Натали в который раз подумала, насколько обманчивы такие лица. Их обладательницы — не само добродушие, как может показаться, они бывают куда жестче, чем остролицые, которые на вид прирожденные злючки.

— Тебе все равно не удастся вычеркнуть его из своего прошлого, Натали. Разве ты еще не поняла, что прошлое — непременное условие нашей нынешней игры? Ты не забыла о том, что я тебе говорила: всю жизнь мы играем в игры и всегда хотим играть до победного?

Натали вздохнула.

Агнес никак не исключишь из условий моей нынешней игры, подумала Натали, это уж точно. Если бы не она — кто знает, что произошло бы со мной — наивной, экзальтированной юной девочкой, подогретой словами опытных женщин, выполнявших свою задачу, а во мне усмотревших инструмент для исполнения этой задачи?

— Ты ведь знаешь, ничто в мире не происходит просто так. И то, что ты совершаешь, может отозваться в твоей жизни через много лет, — сказала Агнес.

Странное дело, сейчас Натали воспринимала ее слова по-новому.

— Ну, если тебя послушать, Агнес, — фыркнула Натали, сопротивляясь неожиданно нахлынувшему волнению, — то я должна думать, что произойдет через сто лет, да?

Она быстро отбросила капюшон, торопясь прийти на помощь Мире. На морозе детские пальчики никак не могли справиться с ошейником Долли.

Но Агнес подняла руку и остановила ее.

— Через сто лет. — Она вздохнула. — Эта цифра выдает твою незрелость, дорогая. — Агнес покачала головой. — Все еще — незрелость. Неужели ты до сих пор не поняла, что ничего в этом мире нет случайного? Что все имеет свое продолжение?

— Значит, мне незачем думать о том, что будет. — Натали легкомысленно засмеялась, но внезапно почувствовала неловкость. — Мне нравится здесь, нравится эта дикая природа, и Мире тоже. У нас милый, теплый, уютный домик. Приятно работать с местными женщинами, я хорошо понимаю эскимосский язык. А Мира понимает и говорит даже лучше меня. Мы живем другой жизнью. Почему же нельзя прошлое оставить в прошлом?

Натали повернулась к Агнес, которая смотрела на Миру, засунув руки в широкие рукава дубленки.

— Все о'кей! — радостно завопила Мира. — Все о'кей! — Я справилась! Тебе нравится, Долли? Нравится? Тебе больше не жмет ошейник?

Долли пританцовывала на белом снегу и, казалось, ее острая мордочка расплылась в улыбке.

— Ей нравится, Мира, — с улыбкой заверила Агнес и повернулась к Натали. — Мира ведь тоже из твоего прошлого. Она сейчас здесь, с тобой, почему же ты думаешь, что ее отец остался в прошлом?

— Отцы часто остаются в прошлом. — Натали поджала губы.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — тихо сказала Агнес. — Я знала твоего отца. Он очень хотел встречаться с тобой, но твоя мать отсекла его от своей и от твоей жизни. — Она вздохнула. — Скажи, разве тебе хорошо, что ты не знакома с ним — почти?

— Я… я не знаю. — Натали пожала плечами.

— А я знаю. Женщина, даже совсем маленькая, должна научиться общаться с мужчинами. Это так же важно, как научиться пользоваться ножом и вилкой.

Натали засмеялась.

— Мира уже учится…

— Не сомневаюсь, дорогая. Но это уроки… на уровне знания. А я говорю — о подсознании. Между прочим, будь ты обучена иметь дело с мужчинами, сейчас твоя жизнь сложилась бы иначе.

— Ты хочешь сказать, что я… что у меня не было бы Миры?

Нет-нет-нет. Она не думает и никогда не думала о том, что Мира помеха в жизни. Натали любит свою дочь страстно, но, действительно, ее жизнь сложилась бы совершенно иначе, если бы она тогда не сделала в палатке с Бьорном то, что сделала. С Бьорном, который до сих пор не знает, что у него есть дочь.

— Нет, я не о том. Во-первых, ты не попала бы в нашу организацию.

— Но чем она плоха? Было так интересно…

— Да, идеи мы выдвигали хорошие. Но ты знаешь, что плохо?

Натали напряглась. Агнес — одна из руководителей организации, можно ли представить, что она чем-то недовольна? Красавица Агнес Морган, одаренная от природы искусством оратора, всегда способная добиться всего, чего ей хотелось…

— Что же плохо?

— Мы превратились из организации в секту. Это опасно. Мы стали считать себя истиной в последней инстанции. Мы слишком самоуверенно распоряжаемся не только мыслями своих членов, внушаем им свою точку зрения, но и распоряжаемся их жизнью. Как, например, было с твоей жизнью, Натали.

— И… и ты потому выгнала меня… сюда?

Натали почувствовала, как сердце тоскливо заныло, точно так же, как оно ныло в тот день, когда Агнес Морган, произнеся все те ужасные слова в ресторане, вышла из-за столика. Но она успела ей сказать, куда ехать — сюда, на край света.

— Агнес… Почему ты отправила меня сюда?

— Потому что для тебя нет места лучше. После всей твоей славы. — Агнес усмехнулась.

Глаза Натали расширились, она не мигая смотрела на красиво увядающую женщину. Она напоминала ей о странных цветах — герберах, у которых идеальный стебель без листьев, гладкий настолько, что глазу не за что зацепиться, и он скользит, наслаждаясь совершенной упругостью этого стебля, на который насажены плоские лепестки бледно-оранжевого цвета. Они чем-то напоминают лицо Агнес, искусственное и рукотворное…

— Ты сама выбрала Бьорна Торнберга. Я знаю, потому что всегда выбирает женщина, кому быть отцом ее ребенка, даже если мужчине так не кажется. Понимаешь?

— Да, но… не совсем.

— А чего ты не понимаешь, Натали? Если говорить прямо, открыто, как и следует говорить о прошлом, мы с твоей помощью совершили рекламную акцию, которая привлекла в нашу организацию немыслимое число членов по всей стране. Она помогла нам из маленькой городской организации превратиться в мощную, с представительствами во многих штатах, в организацию, которая может теперь добиваться от властей того, о чем никогда не помышляла. Я считаю себя твоим должником, я не хотела, чтобы тебя выбросили, как выжатый лимон. Я хочу, чтобы у тебя была полноценная жизнь. А что это такое, ты должна почувствовать сама, вот почему я выдворила тебя из золоченой клетки, в которой ты могла просидеть слишком долго и совсем разучилась бы летать.

Натали смотрела на Миру, которая обнимала хаску за шею и тихо напевала:

— Долли, Долли, хэллоу, Долли.

— Эй! Э-ге-ге-ей! — послышалось издали.

Обе женщины повернулись на голос, только Мира продолжала обнимать Долли. Прямо на них летела собачья упряжка, ее-то они и ждали.

Натали вывела гостью на прогулку, она хотела доставить Агнес неслыханное удовольствие — катание на собачьей упряжке. Только на Аляске можно такое испытать. Тем более что каюр, их знакомый, пообещал пристегнуть и Долли к собачьей компании, чтобы обучить ее столь тонкому делу, как коллективный труд.

— Нат, усаживай свою гостью, — скомандовал немолодой мужчина, который, несмотря на мороз, откинул волчий капюшон, — и вперед!

— А Долли? — подскочила Мира, она была вся в снегу, потому что, когда тормозили нарты, полозья подняли самую настоящую метель и засыпали желтый комбинезон девочки.

— А как же. Все, как обещал.

Каюр вышел из саней, собаки подняли грозный лай, но он мигом усмирил их, что-то пробурчав под нос.

Долли, пританцовывая и еще туже закручивая хвост, спокойно пошла в упряжку.

— Вижу, вижу, — довольным голосом говорил каюр, — ее предки бегали в упряжке. Такое даром не проходит, оно и через поколения вынырнет в молоденькой хаске.

— Видишь, что такое гены? — бросила Агнес. — С ними не поспоришь.

— А ты видишь, какова хаска? — вместо ответа спросила Натали, желая уйти от трудной темы и получить удовольствие от катания. — Их вывели на Аляске, местных лаек скрестили с волками.

— Прекрасные собаки, — согласилась Агнес. — Никогда не видела таких красивых. Ни разу в жизни. — Она уселась в санки, выстланные оленьей шкурой и расправила под собой дубленку. — Они, наверное… серьезные животные?

— Ты хочешь сказать — злые? Нет, очень дружелюбные. Заметила, как Мира обнималась с Долли? Все остальные такие же.

— Просто красавицы, — похвалила Агнес, любуясь стройными телами собак. — Хвост — самый настоящий бублик, а ушки…

— Да ты посмотри, какие у них глаза! — Натали радостно засмеялась, как будто это у нее самой такие прекрасные голубые глаза.

Агнес прищурилась, пытаясь рассмотреть глаза собаки, которая занималась важным делом — изогнувшись, пыталась укусить себя за хвост.

— Они… голубые? — изумилась Агнес.

— Да! В мире нет собак, кроме хасок, у которых голубые глаза!

— Ну как, хорошо сидим? — спросил каюр, собираясь встать сзади на полозья.

— Отлично! — ответила Натали.

Шестерка хасок рванула с места, заскрипел снег под полозьями, каюр кричал что-то свое, а пассажирки, обнимая с двух сторон Миру, вопили от восторга.

— Он управляет упряжкой голосом? — внезапно догадалась Агнес.

— Да, — сказала Натали и с улыбкой добавила: — Точно так же, как некоторые руководители женских организаций своими послушными прихожанками.

Агнес расхохоталась.

— Быстро схватываешь, Натали. Я так и думала, что ты сильно повзрослела.

— Гоп-хоп-гоу! — кричал каюр.

— Агнес, заметь, это английский с эскимосским акцентом, собаки понимают только такой язык.

— Переведи.

— Трогаемся с места.

— Но мы уже тронулись.

— Не совсем, не все бегут так, как надо, вот он и подгоняет их.

— Джи! — пророкотал за спиной каюр.

— О, я поняла! Направо! — сообразила Агнес, когда нарты круто взяли вправо.

— Ты тоже быстро схватываешь, — ехидно заметила Натали.

— Ага, вот еще одно твое качество. Ехидство.

Натали засмеялась.

— Ты наблюдаешь за мной, как за подопытной мышкой.

— Да, потому что я хочу понять, как еще…

—…Как еще меня использовать для дела мира? — закончила фразу Натали.

— Нет, ты свое отработала. Я думаю о другом. У меня есть к тебе одно деловое предложение. — Агнес улыбнулась и положила руку на колено Натали. Натали напряглась. — Личное, Нат.

— Хо! — крикнул каюр, и нарты взяли влево.

— Налево! — крикнула Агнес счастливым голосом азартного человека.

— Агнес, у тебя талант к языкам, — серьезным тоном заявила Мира, поворачиваясь к Агнес.

Женщины расхохотались.

— Да что ты говоришь? — весело изумилась Агнес.

— Это не я говорю. Это Джек сказал. — Девочка кивнула в сторону каюра. — Когда я догадалась, про что он говорит со своим собачками.

— Правда? Значит, у тебя на самом деле талант к языкам?

— Да, — ответила за дочь-Натали. — Трудно поверить, но Мира лопочет по-эскимосски точно так же, как по-английски.

— Охотно верю, она воспроизвела даже интонацию и тембр голоса каюра. — Агнес с интересом посмотрела на Миру, которая в своем комбинезоне пушистым желтым комочком сидела между ними.

Каюр остановил упряжку возле деревянного домика, высадил пассажирок, освободил Долли, лихо развернулся и унесся обратно.

В этом домике жили Натали и Мира, сюда часто приезжали их гости — члены женской организации Анкориджа, в которой работала Натали.

Здесь-то и произошел разговор между Натали и Агнес, после которого снова круто изменилась жизнь Натали Даре.

И в который раз в голову Натали пришла мысль о том, что у каждого человека в жизни есть свой проводник. Он может быть явный или скрытый, но он есть. Он, как каюр, прокричит тебе однажды: «Гоп-хоп-гоу!». Поехали!

И ты снимешься с места.