— Добро пожаловать в собор Святого Павла. Вот уже тысячу четыреста лет сюда устремляются паломники со всего мира. Каждый час в соборе проводится моление. Мы можем прервать экскурсию на несколько минут и помолиться.
Кэрри умолкла и обвела глазами свою группу. Это была последняя экскурсия для всех и для нее в том числе. Она уже открыла рот, чтобы набрать воздуху и продолжить, как услышала низкий мужской голос:
— Позвольте мне от всех нас произнести слова благодарности нашей милой Кэрри Холт. А поскольку мы благодарим ее в соборе Святого Павла, то вспомним слова апостола. В Первом послании Фессалоникийцам апостол Павел говорит: «Ибо вы помните, братия, труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас, мы проповедовали у вас благовестие Божие…»
Кэрри почувствовала, как по коже побежали мурашки. Она стояла, опустив глаза, слушая этот странный голос, который завораживал, как звук флейты завораживает змею. Пересилив себя, она подняла голову и увидела, что и остальные тоже чувствуют себя точно так же.
Мужчина умолк, Кэрри посмотрела на него и наткнулась на блестящие темные глаза, устремленные на нее. Она улыбнулась, едва заметно кивнула и сказала:
— Благодарю вас. Я должна добавить, что настоятель и попечители собора надеются, что вы останетесь довольны посещением этого храма. Напомню, собор Святого Павла построен в конце семнадцатого века по проекту архитектора сэра Кристофа Рена. Это был последний по счету из соборов, воздвигнутых на этом месте. Самый первый относится к шестьсот четвертому году. Собор Святого Павла является резиденцией епископа Лондонского начиная примерно с тысяча триста четырнадцатого года. Если есть вопросы, прошу вас, задавайте.
— Кэрри? — Седовласая старушка подняла руку вверх, словно школьница.
Кэрри улыбнулась самой любезной своей улыбкой.
— Да, мэм?
— Моя школьная подруга побывала в этом соборе в прошлом году. Она исповедалась… — Лицо старушки озарилось завистливым светом.
Кэрри не сразу нашлась с ответом, потому что ее охватило неподдельное изумление: неужели у этой женщины с лицом ребенка есть грехи? Кэрри не пришлось ответить на этот вопрос, поскольку уже знакомый голос опередил ее.
— Вы тоже можете, — сообщил мужчина, который на память цитировал Евангелие. — Пасторы собора примут вас. Вы можете исповедаться, — он на секунду умолк, — или спросить духовного совета.
Мужчина в упор посмотрел на Кэрри. Она улыбнулась, значит, он тоже подумал, что эта старушка безгрешна.
Группа одобрительно загудела, экскурсия заканчивалась, и, как обычно бывает, второе дыхание, приходящее на смену первому, требует разрядки и полной свободы от напряженного внимания.
С этой сводной группой — здесь были американцы, австралийцы, индийцы, те, кто хотел получить англоговорящего экскурсовода, — Кэрри работала на пару с Тимом, своим давним приятелем. Они не первый сезон подрабатывали в туристической фирме «Гринвич». Честно говоря, Кэрри ужасно надоело изо дня в день топтать лондонский асфальт и произносить одни и те же фразы. Но ничего другого она не могла себе предложить.
— Кэрри, я слышала, этот собор знаменит своими музыкальными традициями?
К ней подскочила тощая девица, улыбавшаяся во весь рот и ничуть не смущавшаяся своих длинных зубов, сцепленных металлической скобой. Кэрри передернуло — почему же в детстве ей не выправили зубы? Американцы ее всегда утомляли своей жизнерадостностью и непосредственностью.
— О да. — Кэрри улыбнулась в ответ, ее зубы были безукоризненны. — По будням в двенадцать тридцать — Святое Причастие, по воскресеньям в три пятнадцать пополудни — пение вечерней молитвы. От того и от другого вы получите истинное удовольствие, — пообещала Кэрри.
Разговаривая с девицей, Кэрри чувствовала на себе пристальный взгляд. Ей казалось, он пронзает череп и, просверлив дырку, выходит между глазами. Дурацкое ощущение, ничего не скажешь.
Кэрри попрощалась с группой, осыпала всех добрыми пожеланиями и вышла из собора.
Солнце заливало город. Такого жаркого сентября она не помнила. Почти каждый день под тридцать градусов, если не смотреть на календарь, то возникает полная иллюзия лета.
Как всегда, на ступеньках собора сидели туристы из разных стран — дети, тинейджеры, утомившиеся от прогулок люди в годах и «божьи одуванчики». Последние наверняка из Штатов или из Скандинавии, предположила Кэрри.
Она почувствовала, как ноги сами собой подкосились, и опустилась на бетонную ступеньку, не заботясь о своих бледно-желтых брюках. Черт с ними, ноги вопили, требуя отдыха. Кэрри даже не предполагала, что они могут так ныть, ведь она надела сандалии, на которых написано «софт», мягче не бывает! Это Тим настоял, чтобы она перестала мучить себя каблуками.
— Ты ведешь себя как муж с тридцатилетним стажем, — ворчала Кэрри, когда Тим стоял над ней в обувном магазине, исполненный решимости проследить, чтобы она купила «правильную» обувь для работы.
— Кэрри, если тебя так прельщают каблучки, ты ведь можешь принести туфли с собой и переобуться, когда, скажем, поведешь наше стадо в приличное место.
— Например?
— Ты ведь поведешь их на мюзикл «Красавица и чудовище»?
— А разве не ты их туда поведешь?
— О нет, я тебя умоляю! — Тим затряс головой, будто Кэрри предлагала ему выпить касторки или настойки от кашля с термопсисом. — Ты знаешь, как я отношусь к музыке. Я просто зверею.
— Да уж конечно знаю.
— Вот если бы их пришлось вести на боевик…
— Да, да, да. Но они не за тем приехали в Лондон.
Тогда-то Кэрри и купила на Виктория-стрит эти мягкие сандалии, и теперь мысленно благодарила Тима. Все-таки не так уж противно, когда кто-то заботится о тебе. А я чем ему плачу? Кэрри вздохнула. Насмешками, вот чем. Я тоже веду себя с ним как ворчливая жена с тридцатилетним стажем. Нехорошо, сказала себе Кэрри и поёрзала на ступеньке, словно уселась на камешек.
Я постоянно раздражаюсь на него. Но почему? С какой стати? Тим и впрямь необыкновенно заботливый парень. Вполне удачливый, поспешила она отрекомендовать его себе, будто боялась усомниться. Разве нет? За что ни возьмется — все получается. Вот и с этой туристической фирмой — он вынул из хозяев хорошую группу, экскурсии на «умные» темы, которые прилично оплачиваются. Так что тебе не так? — спросила себя Кэрри.
Да ясно, ясно, что не так! Кэрри вздохнула и, кажется впервые, разрешила себе сформулировать свое недовольство: все это мелко.
Да, Тим довольствуется мелкими успехами, и так будет всегда. Он не замахивается на крупное дело, а это скучно. Кэрри скривила губы в недовольной усмешке. Значит, всю жизнь он будет семенить по жизни шажками. А если я буду рядом всю жизнь, то семенить придется и мне тоже. Так ходят женщины-японки — маленькими шажками, но только когда они одеты в традиционные кимоно. А в деловом костюме они другие. Но у меня нет кимоно, я хожу в брюках, я привыкла шагать широко. Значит, меня жизнь с Тимом не устроит.
Кэрри резко дернула молнию рюкзачка и порылась в его захламленных недрах. Пальцы нащупали зеркальце, она вынула его, открыла и встретилась со своими глазами. Они были темно-синие и злые. Как море в Бристоле во время шторма. Между прочим, там они недавно поссорились с Тимом — он не хотел поселиться в гостинице, которую выбрала Кэрри, он хотел сэкономить десять фунтов и поэтому предлагал переночевать в мотеле.
— Но у нас есть деньги! — кричала она, стараясь перекрыть рев волн.
— Это у тебя есть деньги! — вопил он в ответ. — А я…
— Я знаю, что ты сейчас скажешь: ты сын безработного шахтера из Уэльса, ты сам, сколько себя помнишь, зарабатываешь на жизнь. Я бы молчала, если бы мои родители жили в Белгрейвии или держали антикварный магазин в Мейфэре! Но ты ведь знаешь, что моих родителей сейчас нет в Британии! Они в Индии, где отец служит проводником для богатых охотников, которые приезжают на сафари! А я давно зарабатываю сама.
— Но у тебя тылы! Ты всегда можешь поехать к ним!
— И я поеду к ним, вот получу деньги за сезон и поеду. Но я поеду навестить их, а не просить помощи! взорвалась Кэрри. — Я хочу начать собственное дело. Ты знаешь какое.
— У тебя ничего не выйдет, потому что на твое дело нужны тысячи фунтов, большие деньги. Я знаю, ты хочешь открыть свою туристическую фирму и устраивать туры для охотников и рыбаков.
— Да, и когда я открою его, могу нанять тебя менеджером.
Тим усмехнулся.
— Если я к тому времени не превращусь в дряхлого старца.
Она вспыхнула. Они с Тимом ровесники, и Кэрри поняла, что он хотел как следует уколоть ее.
— Дряхлость не зависит от возраста, Тим.
Теперь вспыхнул он, его светлые волосы казались совсем белыми на фоне пошедшего красными пятнами лица.
— Ты стала злая, Кэрри. Ты не была такой. — Тим отвернулся.
Она почувствовала неловкость, ей стало жаль парня. Он показался ей маленьким мальчиком, совершенно не приспособленным к жизни. Но почему? Кэрри снова разозлилась: какого черта, почему ей достаются какие-то слабаки?
— Да как ты можешь…
Но Кэрри не успела договорить — высокая волна, разъярившаяся не меньше нее, поднялась и ударила ей в лицо. Кэрри едва не захлебнулась, отпрыгнула и налетела на Тима. Он устоял, это понравилось Кэрри. Может быть, она его недооценивает?
Волна убралась восвояси, а мокрая Кэрри прижалась спиной к Тиму. Она внезапно почувствовала, как его тепло проникает в нее. Он стоял неподвижно, боясь нарушить возникшее единение жестом или словом.
— Наверное, ты устала, Кэрри, — прошептал Тим, упершись подбородком в ее темя.
— Ну хорошо, — выдохнула Кэрри и повернула к нему мокрое лицо. — Я согласна.
— С чем согласна? На что согласна? — тихо спросил он, поднимая руку и убирая с ее лица мокрые волосы, которые от воды завивались мелкими кудряшками.
— На все, — выдохнула она.
Тим молча смотрел на девушку, потом наклонился, лизнул ее в щеку и засмеялся.
— Ты соленая.
— Не я, а лицо.
— Нет, ты вся соленая.
— Откуда ты знаешь? — запальчиво спросила она.
— Если девушку накрыла морская волна с головы до ног, то вся девушка становится соленой.
— И много ты облизал соленых девушек? — как можно насмешливее осведомилась Кэрри, чувствуя жар в теле, облепленном мокрой рубашкой и тонкими хлопчатобумажными брюками.
— Ты будешь первая.
— К-кто тебе сказал, что буду?
— Да ты сама только что сказала. Ты сказала, что согласна на все.
— Но я имела в виду… на мотель. Что мы не пойдем в гостиницу, а переночуем в мотеле.
Тим улыбнулся.
— И я про то же. Пойдем скорее, сейчас. Иначе ты промокнешь.
— Уже промокла. — Она прижалась к нему теснее. — Ты тоже сейчас промокнешь…
Вспоминая эту сцену, Кэрри вспомнила и ту, которая произошла позднее, в мотеле. Когда они занимались любовью, кровать отъехала от стены и оказалась у двери, и, если бы они не пришли к финишу, то выкатились бы в коридор к всеобщему восторгу постояльцев.
Кэрри едва не расхохоталась — они так увлеклись, что ничего не заметили. Надо сказать, Тим совсем неплох в роли любовника, в данной сфере он мыслит достаточно широко и объемно… Она хмыкнула, и, кажется, довольно громко.
Потом, осмотрев кровать, они обнаружили, что колесики, вероятно во время уборки, горничная нечаянно повернула в другую сторону, а изголовье, якобы деревянное, было на самом деле бутафорским и крепилось к стене, но не к кровати. Что ж, мотель и есть мотель, не гостиница…
— Могу я составить вам компанию, Кэрри?
Кэрри дернулась и резко подняла голову. Не дожидаясь согласия или приглашения, мужчина опустился рядом с ней, бесцеремонно отодвинув подростка, сидевшего на ступеньку ниже Кэрри. Тинейджер недовольно посмотрел на незнакомца, но тот улыбнулся широкой и искренней улыбкой и проникновенно проговорил:
— Прости, мой друг. Видит Бог, меня ослепила красота этой девушки и я никого и ничего больше не замечаю вокруг.
Парнишка вытаращил глаза и поспешил убраться на другую сторону лестницы.
Мужчина довольно рассмеялся.
Кэрри непонимающе уставилась на него. Она уже отвлеклась от экскурсии и от группы, и, казалось, не сразу сообразила, кто он. Но это было секундное замешательство, потому в следующий миг ее тело, внезапно загоревшись, потребовало вспомнить кто это, заставило Кэрри всматриваться в этого человека. Она пыталась унять горячую волну, угрожающую залить румянцем щеки, и лихорадочно припоминала, как его зовут. Джон? Джек? — вспыхивали мужские имена в смущенном мозгу. Хотя она запомнила его имя с самого первого дня. Просто сейчас она сама перед собой делала вид, что он ее совершенно не интересовал все дни экскурсий.
— Люк, — сообщил он, улыбаясь. — Меня зовут Люк.
Уголки губ Кэрри сами собой поползли вверх.
— О да, конечно. Люк Ричард. Из Миннеаполиса. Я не ошиблась? — выпалила она, хотя на самом деле не собиралась говорить ничего подобного.
Он разглядывал ее, словно экскурсия не закончилась, а она — еще один объект, достойный внимания. Что-то вроде свежего экспоната в Британском музее, на который Кэрри упорно обращала внимание туристов своей группы, — на хорошо сохранившуюся в течение трех тысяч лет мумию ребенка, обнаруженную в болотистых землях на севере Британии.
Кэрри вспомнила, как Люк разглядывал сквозь стекло скрюченного высушенного временем человечка и каким задумчивым стало его лицо — совершенно небрезгливым, оно показалось ей даже бесстрашным.
Она любила наблюдать за людьми, смотревшими именно на этот экспонат из-за гаммы чувств, отражающихся на их лицах. Удивление, отвращение, страх, восторг. У каждого что-то свое, особенное.
Кэрри улыбнулась. Сейчас Люк смотрел на нее, как проголодавшийся подросток в кафе близ собора Святого Павла смотрит на багель, посыпанный белыми мелкими семечками кунжута. Ей показалось, что если она сейчас захохочет, то с ее губ и посыплются эти семечки, как с багеля, когда его надкусишь.
— Кэрри Холт, у меня деловое предложение. — Голос Люка был низким, а тон уверенным. — Как насчет того, чтобы пойти в Сохо и посидеть?
— В Сохо? — переспросила Кэрри. — Но… я закончила работу с вашей группой. — Она только сейчас обнаружила, что до сих пор держит в руке зеркало, и опустила его в рюкзачок.
Он не без самодовольства кивнул.
— Я так и понял. Поэтому ты свободна.
В его тоне слышалась невероятная уверенность, и она неожиданно для себя поднялась со ступеньки и сказала:
— Пошли. Ты на самом деле хочешь именно в Сохо?
— Да. Я наслышан об этом районе. Мне рассказывал о нем один… старый друг.
— Но если он очень старый, этот друг, то он не узнал бы Сохо.
— Конечно, я понимаю. Но вряд ли сам дух этого места напрочь выветрился за полсотни лет. Так быстро такое не происходит.
Кэрри усмехнулась.
— Да, полсотни лет назад Сохо освещали красные фонари.
— Но я не об этом. Просто мой старый друг рассказывал, что в Сохо он познакомился с чудесной девушкой. Он был молодым американским солдатом, морским пехотинцем. Дух Сохо помог ему найти женщину — единственную и на всю жизнь.
— А-а, понимаю. — Кэрри многозначительно хмыкнула. — Он влюбился в какую-нибудь стриптизершу.
— Нет, — Люк покачал головой, — все было не так просто.
— А что, она влюбилась в него? — Кэрри пожала плечами. — Такое тоже случается.
— Нет, все не так мелко и не так обыденно.
Брошенная фраза уколола Кэрри. Совсем недавно она мысленно упрекала Тима в мелочности и обвиняла его в узости взглядов. Но, оказывается, с точки зрения этого мужчины, она сама ничуть не лучше Тима.
Кэрри вела Люка по узким улочкам старого Лондона, мимо каменных домов, окна и двери которых увиты цветами.
— Сейчас это район недешевых ресторанов и кафе, — заметила Кэрри, чувствуя, что ее сердце начинает вести себя как-то странно.
— Я приглашаю. — Люк улыбнулся.
— Спасибо, но я не об этом.
— О, вот сюда! «Бык и мышь»! То, что надо!
— Твой друг называл именно этот паб?
— Нет, но он сказал мне, любой паб годится для того, чтобы завлечь девушку.
Кэрри улыбнулась, оставив это заявление без ответа.
Паб был старинным, с настоящим деревянным полом, только что не застланным соломой, — так поступали владельцы пабов в прежние времена, чтобы пролитое пиво не растекалось.
Они уселись за деревянный стол у окна, Люк снял легкую серую куртку из хлопка и бросил на высокую спинку соседнего деревянного стула.
Парень за стойкой скользнул по ним взглядом и отвернулся.
— Что будешь пить? — спросил Люк.
— Конечно «Лондон прайд».
— Я тоже. Попробуем, что такое лондонская гордость.
— И фисташки.
— Согласен.
Парень уже вышел из-за стойки и направлялся к ним. В пабе было пусто в этот час, и бармен решил не ждать, когда посетители подойдут сами. Он принял заказ и отошел от столика. Люк огляделся, потом его взгляд остановился на Кэрри.
— Вот в таком примерно местечке все и произошло больше полусотни лет назад…
Кэрри вскинула брови, ожидая продолжения.
— …когда мой дедушка познакомился не с моей бабушкой.
Она засмеялась.
— А с чьей бабушкой?
— Ни с чьей. У них нет детей.
— Но тогда откуда взялся внук? — Она свела светлые брови к переносице и строго посмотрела на него. — Не морочь мне голову, Люк Ричард.
— Я и не морочу. Можно догадаться, что у дедушки могло быть несколько жен.
— Так что же, дедушка с Востока? Значит…
— Да нет, мой дедушка из Калифорнии. У него жены шли одна после другой, а не одновременно, у него не было гарема.
— Уф, — Кэрри откинулась на спинку стула, — отлегло от сердца. — Она демонстративно помахала рукой перед лицом, словно утишая жар.
— Я знаю, англичанкам не нравится гарем. Между прочим, мой дедушка женат на англичанке.
Им принесли пива — Люку пинту, а Кэрри полпинты. Белая шапка пены пузырилась, Кэрри торопливо обмакнула в нее губы. Ей нравилась щекотка пузырьков. Люк тоже сделал глоток, посидел минуту, пытаясь оценить вкус.
— Хорошее пиво. Легкое. Люблю светлое пиво.
Кэрри кивнула.
— И я.
— Ну вот, мы обнаружили совпадение вкусов. Мы оба любим светлое пиво и…
— Собор Святого Павла, — добавила Кэрри.
— Точно.
— Так они познакомились в Сохо? — переспросила Кэрри, словно опасаясь напряженного молчания.
— Да. — Люк улыбнулся. — Мой дед был лихим американским морским пехотинцем. А Джулия — военным врачом.
— Но что она делала в Сохо? Тогда ведь было неприлично…
— Ходить в эти заведения женщинам? Все правильно. Но она была из тех женщин, которые возмущались тем, что мужчинам все можно, а женщинам ничего нельзя. Поэтому она переоделась матросом. У нее были короткие рыжие волосы, веснушчатое лицо, и, как вспоминает дед, она походила на сорванца-малолетку. Они с дедом оказались за одним столиком. Наш матросик, глядя на все происходящее, здорово, по-матросски надрался. А дедушка, не желавший уронить марку американского морского волка, взялся помогать салаге… А, помогая, сделал открытие, что сидел весь вечер за столиком с девушкой.
Кэрри смотрела на Люка во все глаза, ей нравилась легкая ирония, с которой он рассказывал. У него было очень подвижное лицо и живая мимика.
— Они еще живы?
— О, не просто живы. Они здоровы, энергичны. И путешествуют по всему свету.
Он поднял бокал повыше, пристально наблюдая, как торопятся пузырьки подняться вверх, повыше. Стоит ему отхлебнуть глоток, как их не будет… Он перехватил взгляд Кэрри, которая смотрела на его лицо, а она вспыхнула.
Да что с ней такое? Она сидит в пабе с экскурсантом из своей группы, это можно рассматривать как продолжение экскурсии, детальное ознакомление с этнографическими особенностями Лондона. Между прочим, иногда она проводит специальную экскурсию — по старинным пабам Лондона, особенно часто такую «пробежку» заказывают немцы. Поэтому для Кэрри сидеть в пабе с иностранцем — обычная работа. Но что бы она ни говорила себе сейчас, правда заключалась в том, что ни с одним парнем она до сих пор так не нервничала, как с этим американцем.
— Мой дед давно говорил мне, что самое лучшее место для знакомства с будущей женой — Сохо. Он в этом просто убежден.
Кэрри засмеялась.
— Но сейчас дух Сохо не тот. В нем нет терпкости, которая была полсотни лет назад. — Она отвела взгляд и отпила глоток пива. — А тебе тоже хочется, чтобы твоя будущая жена сидела здесь, замаскированная под кого-то?
— Все мы, выходя из дома, надеваем маскарадный костюм, не давая себе в том отчета, — глубокомысленно заметил Люк.
— А… ты хочешь сказать, что легко угадываешь, что под… маскарадным костюмом?
— Да. Я это легко угадываю.
— О.
— Не стоит удивляться. Этому нетрудно научиться. Я не о том, что могу сказать, где и сколько у человека родинок на теле, это может узреть только сам Всевышний, если снизойдет до таких мелочей. — Люк усмехнулся.
— Значит, ты можешь читать чужие мысли?
Люк снова отпил пива, а Кэрри пристально наблюдала за ним, словно пытаясь сосчитать, сколько пузырьков он проглотит на этот раз.
— Я бы выразился иначе. Если внушить человеку свои мысли, то разве трудно их потом угадать?
Он так смешно наморщил нос, что Кэрри расхохоталась.
— Но для этого нужен особый дар, — вздохнула она, отставляя свой бокал.
— Он есть у каждого, но люди не хотят в это поверить. Чтобы его выявить, а потом развить, надо трудиться. А это утомительно.
— Ты хочешь сказать, что можешь любого заставить поступать так, как тебе нужно?
— Конечно. Для этого я и привел тебя сюда.
— Но кто ты, в таком случае?
— Пастор. То есть почти пастор. Без пяти минут.
— Пастор? — изумилась Кэрри, и рука с пивом замерла на полпути к губам. — Пастор… Хм.
— Я пока состою помощником пастора. А ты думала, кто я?
Кэрри помялась, пожала плечами.
— Только не пастор.
— Но кто? Кто?
— О, ты сам сказал, что можешь угадывать мысли. Вот и угадай.
— Хорошо, — тихо проговорил Люк. — Я знаю, за кого ты меня приняла.
Сердце Кэрри билось отчаянно. Она загадала, как делала в детстве: если он сейчас не ошибется, то они с Люком… ох… они с Люком будут вместе всегда!
— Ты приняла меня… за актера. — Люк рассмеялся. — Я угадал, — утвердительно сказал он.
— Да, — выдохнула Кэрри и почувствовала, как закружилась голова.
Перед глазами кружилось лицо Люка, кружились пузырьки в пивном бокале, кружился старомодный вентилятор под потолком. Наконец ей удалось прекратить это кружение.
— Почти пастор, как странно, — задумчиво проронила она.
— Но это так, — бросил Люк, не сводя с нее глаз.
Кэрри повела плечами, словно озябла, хотя щеки ее загорелись. Не могла же она обманывать себя, будто все эти дни не чувствовала его пристального взгляда в Британском музее или в Национальной галерее! Она спросила однажды Тима, как ему группа, втайне надеясь услышать что-то о молодом американце, которого, как ей казалось, трудно не заметить.
Но Тим сказал:
— Обычные янки и типичные австралийцы. Янки для меня все на одно лицо — наглое и тупое. Брр. А австралийцы…
Кэрри засмеялась.
— Достаточно, о них ты тоже ничего хорошего не скажешь. Ты шовинист.
— Янки так кичатся своим долларами, только и слышно: «Куда это занесся фунт стерлинга? Что они о себе думают, эти англичане? Ненормально высокий курс по отношению к доллару!» Только одна старушенция ничего. Представляешь, в прошлый раз напялила кроссовки на три размера больше, наверное, у внука одолжила, а то, говорит, жаль хорошую обувь трепать на вашей грязной Оксфорд-стрит. Эти ваши четыре дамских мили меня достали, говорит. Спрашивается, кто просил ее истоптать всю улицу из конца в конец? Она не пропустила ни одного магазина!
— Но на Оксфорд-стрит и впрямь полно мусора, — вступилась за старушку Кэрри.
— А ее какое дело?! — продолжал кипятиться Тим. — У них в Америке вообще помойка! Представляешь, что за страна — никакой истории, никакой старины. Мой двоюродный брат, ну ты знаешь, я тебе рассказывал, сын моего дяди, у которого…
— Два прогулочных катера, — насмешливо подсказала Кэрри.
— А чего ты смеешься?
— Но ведь кузен твой, насколько я понимаю, поехал в Штаты учиться, потому что нашел дешевый университет?
— Но он уже вернулся оттуда. Ему там не понравилось.
Сейчас, сидя напротив Люка, Кэрри поморщилась, вспоминая тот разговор с Тимом. Конечно, он не обратил внимания на этого стопроцентного янки.
— Знаешь, с самой первой экскурсии я внушал тебе, чтобы ты в последний день надела брюки и мужскую рубашку. Точно так же была одета будущая дедова жена.
Кэрри недоуменно осмотрела себя и залилась краской. Так что же, она настолько внушаема?
— Ты шутишь.
— Ничуть. Позавчера ты была в голубой юбке и в черном топике. И в очень красивых черных лодочках.
— Да… Была.
— А сегодня оделась так, как надо.
Кэрри подвинула к себе бокал и впилась в него пальцами, словно это был спасательный круг, который удержит ее на поверхности во время шторма, поднимающегося из самых глубин ее естества.
— А если серьезно, Кэрри Холт, я на самом деле делаю тебе предложение. — Увидев выражение ее лица, Люк рассмеялся и поспешил ее успокоить: — Я хочу тебя нанять.
— Нанять? Но что я должна делать?
— Я намерен продолжить экскурсию. Мне нужен индивидуальный тур. У меня есть своя программа. Я, конечно, заплачу.
Кэрри сидела, не двигаясь. Нанять ее для индивидуального тура. Что ж, звучит вполне нормально. Деньги ей никак не помешают. Более того, окажутся очень кстати, тогда она точно сможет полететь к родителям в Индию.
— Вообще-то я устала от Лондона, — призналась Кэрри.
— Кто-то из ваших великих мужей однажды сказал: «Кто устал от Лондона, тот устал от жизни».
— Самуэль Джонсон, автор первого английского словаря, тысяча семьсот пятьдесят пятый год, — отчеканила Кэрри и засмеялась, смущенная собственной готовностью к ответу на любые вопросы туристов.
— Ну вот и еще одно подтверждение тому, что я нашел себе правильного экскурсовода.
Люк почувствовал, что безмерно благодарен деду и его жене Джулии, которые навели его на эту потрясающую девушку.