Не драконь меня! (СИ)

Глава 39

Неловкая пауза ворвалась как-то неожиданно. Мы будто враз стали намного дальше друг от друга, чем были до этого.

— Можешь что-то сказать по поводу этого? — я протянул ей кисти с вязью едва заметных рисунков. Она внимательно их осмотрела, водя пальцем по линиям, и лукаво прищурилась.

— Мне знаком этот язык. Очень древний, мертвый. Он уже столетиями не используется на земле. Но, что более интересно, символы неполные. Я не могу тебе сказать, что они значат, потому что не могу прочитать. Вот, смотри, — она провела пальцем по округлой закорючке и подняла взгляд. — Здесь, где пустота, должна быть либо прямая линия, либо волнистая вниз, либо резкая черта вверх. Продолжение символа коренным образом меняет смысл. Это может означать смерть, — она провела пальцем вниз, — либо жизнь если линия пойдет наверх, либо стазис, если волна. Так и с другими символами. Откуда это у тебя?

— Это не так важно. Если я дам тебе полный текст, сможешь расшифровать?

— Смогу, — хмыкнула Лари. — Но не знаю захочу ли.

— У меня есть теория, что разрыв из которого рвутся на остров сущности, тесно связан с Небесными вратами. Я уверен, что их нужно открывать именно здесь. И, когда мне это удастся, сущности тебя больше не потревожат. Однако, если я ошибаюсь, у меня есть надежный запасной план. Я знаю, кто навсегда закроет разрыв.

— А ты умеешь убеждать, дракон. Принеси мне полный текст, я подумаю, что можно сделать.

Бриана Дероуз

Как давно я не высыпалась! Будни актрисы тяжелы и насыщены. Это на обложках глянца и с экранов мы обводим фанатов божественным взглядом, сияя, как первые звезды, до которых не

дотянуться. Мы такими и должны быть, за это нас любят, за это боготворят, это дарит нам славу, деньги, энергию. Но, в действительности, за нашим внешним видом, за нашим успехом, стоит колоссальный труд и огромная, огромная усталость. Спать — непозволительная роскошь. Спать— это мечта. Спросите знаменитого актера, как бы он хотел провести свой отпуск, многие из них скажут спать, спать и, пожалуй, ещё спать. И идеально, если в это время рядышком будет плескаться море. Под шум волн спится лучше.

А еще не помешает кокосовый коктейль, который можно неспешно потягивать, наслаждаясь закатом, тающим в медовой воде. А потом смотреть на звезды, искать знакомые созвездия, обнимать любимого человека или просто мужчину, который скрашивает тебе досуг и спать.

Спать!

И после этого можно со спокойной совестью еще немножко поспать.

И вот, каким-то невероятным образом я выспалась.

Я проснулась на пляже, но как сюда попала, не помню.

В глаза било яркое солнце, вышибая слезы. Я попыталась разлепить ресницы, но безуспешно.

Память подкидывала обрывки картинок из прошлого, мозг бил тревогу, надпочечники впрыснули адреналин.

Спокойно. Без паники. Я жива, я дышу, рядом море — все хорошо!

Вспоминаем, Бри.

Кажется, Корас сделал мне предложение. Стремное такое. С кольцом и сомнительными преимуществами в виде небритых ног и подмышек. Потом я упала в воду, а после этого…

Что было после этого?

От страха у меня даже глаза раскрылись. Им было больно, но они жадно осматривались вокруг, пытаясь ухватить за хвост потерянные воспоминания.

Неужели я потеряла память? Какой сейчас день? Где я? У меня же должны быть съемки! Я не могу потерять роль, я столько о ней мечтала, столько ради этого работала, я так долго шла к этой цели! Я откинула легкое покрывало, вскочила с мягкого шезлонга и осмотрелась.

Неподалеку стоял шатер. Тёплый ветер трепал белоснежные занавеси, доносил до меня ароматы фруктов и сдобы. Конечно, я пошла на запах еды, попутно осматриваясь и пытаясь хотя бы примерно понять где нахожусь.

Море незнакомое. Судя по виду, это даже не море, это океан. Тропическая растительность, пальмы с растопыренными листьями, крупные кокосы, белоснежный песок. Солнце еще низко, значит сейчас утро.

Бесполезный набор информации.

— О, дорогая, ты проснулась! — воскликнул отец и распахнул широкие объятия, когда я вошла в шатер.

Душе стало так тепло, что я тут же кинулась ему навстречу и крепко обняла.

— Пап, что со мной произошло? Почему я ничего не помню?

Отец бросил короткий взгляд на режиссера, на Киллиана. Только сейчас я обратила внимание, что в шатре мы не одни. За большим столом, заваленным аппаратурой, сидел режиссёр. Тот самый, на съёмки к которому я стремилась попасть всю свою сознательную жизнь. И в каком виде я предстала перед ним? Лохматая, наверняка под глазами синяки, без макияжа! Я пощупала лицо и с ужасом осознала, что макияж действительно отсутствовал, а все перечисленное — присутствовало. А еще я была в халате. В коротком и даже не брендовом халате! В ситцевом, раскадрить его, халате в ужасный беленький цветочек! Кто и откуда вообще достал эту половую тряпку⁈

Перед внутренним взором промелькнула вся моя не состоявшаяся актёрская жизнь. Я глупо улыбнулась, дернула отца за рукав и кивнула в сторону выхода, хотя понимала, что минута позора уже состоялась и первое впечатление я произвела.

Неизгладимое.

Сильное.

Прямо в самое сердечко, чего уж там.

Отец кашлянул и сделал страшные глаза. Эх. Даже мысли читать не надо.

«Ну что ты бздишь? Ты же Бриана Дероуз!»

А и правда! Не косметика и бренды сделали меня звездой.

Я гордо распрямила плечи, обаятельно улыбнулась и уверенно протянула режиссеру ладонь:

— Здравствуйте. Простите, что побеспокоила. Я не хотела так бесцеремонно врываться.

— Ну что вы, Бриана, — режиссер подскочил, крепко пожал мою ладонь обеими руками, проводил меня до пушистого кресла, усадил туда и даже подложил под спину подушечку. Я даже обернулась убедиться, не стоит ли за моей спиной амбал с пистолетом. Иначе с чего бы такое подобострастное отношение? — Я, надеюсь, вы себя хорошо чувствуете? Мы очень за вас переживали! Я остановил съемки, чтобы вы могли прийти в себя.

И в этот момент внутри меня что-то щелкнуло.

Он остановил съемки ради меня?

Тот, кто никогда не задерживает съемки, даже если артист главной роли сломал ногу, выполняя сложнейший трюк?

Тот, кто не отменил съемки даже тогда, когда умерла его жена?

И он задерживает съемки потому, что я себя неважно чувствую?

Я всмотрелась в режиссерское лицо, и заметила в его глубоко посаженных глазах тревогу. Внутреннюю. Такую практически невозможно заметить обычному человеку, но ее легко заметит актёр с богатой практикой. А ещё он необычно бледен, словно чего-то очень сильно боится. До паники, до ужаса. Боится настолько, что готов поступиться своими принципами.

Не потому ли, что чуть ниже его шеи виднеется едва различимое очертание ладони? Этот отпечаток, покрытый черным, дымком, едва заметно мерцал и источал холод.

«Пап, ты это видишь?» — спросила по нашей связи. Еще не хватало прилюдно выставить себя сумасшедшей. Но ведь я не сошла с ума, верно?

«Вижу, как твой блестящий шанс вот-вот уплывет у тебя из-под носа! Соберись, тряпка!» — прозвучало в моей голове.

«След на его шее! Это очертания ладони, пап».

Отец изумленно поднял бровь и приложил ладонь к моему лбу.

Я гневно сбросила ладонь, сухо кивнула режиссеру, коротко извинилась и вышла из шатра. Очевидно, что рассказывать правду они не собираются. Здесь что-то происходит, и я должна понять что.