Глава 67

Отец и Киллиан ворвались в комнату ураганным ветром. До этого Ирна стояла насмерть, не впуская в мои покои никого. На меня накинулись с расспросами, мужчины суетились, пытались коснуться, посмотреть, получить ответы, но я прекратила их суету одним жестом.

— Хватит, — сказала спокойно, поставив чашку с чаем на журнальный столик. — Прекратите суетиться.

— Милая, ты в порядке?

— Как видишь, папа, в полном, — претензионный тон задавить не удалось. Едкость так и прорывалась, хотя я дала себе зарок отыграть как на премию Тоскара. — Сразу хочу пояснить: мне в подарок… уже не помню кто, прислал зелье забвения. Возможно, вы видели его среди моих вещей. Я это зелье приняла.

Повисло напряженное молчание. Отец и Киллиан переглянулись. Они стояли передо мной, как провинившиеся ученики перед директором школы. Заслужили! Они мне врали. Манипулировали. Не считались с моим мнением. Пусть теперь не ждут, что я буду доброй и ласковой, как прежде. Нельзя сломать человека, и надеяться, что само зарастет.

Не зарастет.

Это так не работает.

— То есть ты не помнишь, как… — отец замолчал.

Огромное количество «как» пронеслось перед внутренним взором вереницей черных воронов, несущих боль, страх, отчаяние и ненависть. Глаза обожгло подступившими слезами, горло скрутило жгутом. Я снова отпила сладкого чаю — дала себе паузу и сняла мышечные зажимы.

— Все «как» остались за гранью моей памяти.

— Но, милая…

Я снова подняла ладонь, пресекая рассуждения на тему.

— Киллиан. Мне угрожает какая-нибудь опасность?

— На данный момент — нет. Вопрос с оборотнями я постараюсь уладить. Корас озадачен твоим отказом от предложения руки и сердца. Как и вся стая.

Я поморщилась. Этот момент, почему-то, ни разу из моей памяти не стирался, хотя стоило бы. Как и тот омерзительный поцелуй с языком, прежде бывавшем там, где бывают языки всех собакообразных.

— Отлично. В таком случае, я приняла решение, и вам не остается ничего иного, кроме как смириться. Я не желаю вспоминать, что со мной происходило.

Отец икнул и чуть не сел на пол. Киллиан подхватил его и усадил на кресло возле платяного шкафа.

— Это моя жизнь, мой выбор и мое право. Я хочу полностью сосредоточиться на своей карьере и роли, которую едва не потеряла из-за событий, о которых ничего не хочу знать. Они разрешены? Получили свое логическое завершение?

Риторический вопрос. Алфирея взяла, что хотела, дракон — тоже, мама… Ее уже не вернуть, и я не стану бередить рану. Ледяная стена надежно оберегает здравость моего рассудка.

— Д-да, — рассеянно пробормотал отец, ища поддержки у Киллиана.

Папа сам на себя не походил. Всегда веселый, задорный и едкий, он напоминал суслика, впервые выглянувшего из норки и увидевшего непривычный огромный мир.

— Вот и славно! Сообщите режиссеру, что я полностью оправилась и готова продолжать съемки.

Возникшее возражение я прервала поднятой ладонью и мягкой, но подавляющей улыбкой.

— Я. Готова. Продолжать. Съемки.

И, пока нежилась на процедурах, отлично освежила текст роли, уже потерявшийся в играх с моим разумом. Теперь, когда все думают, что я ничего не помню, им не будет необходимости врать, манипулировать и юлить. Мы просто закроем эту тему.

Сила, которой я не умела пользоваться, мне без надобности. Она, как паразит, отравляла мою жизнь. Я хочу сниматься, я люблю играть, и это — единственная сила, которая мне нужна. Сила повелевать эмоциями людей. Вызывать их слезы или улыбки, заставлять их сердца трепетать или замирать от ужаса. Это то, что я умею. И это то, чего я едва не лишилась.

Ирна сообщила, что Симона уже прибыла на остров, и ее даже загримировали. Что ж. Придется ей изменить свои планы. Бриана Дероуз вернулась и готова к бою!

Когда я вышла на съемочную площадку, помощник режиссера уже выставлял свет по Симоне. Внутри меня вспыхнул огонь ярости и, видимо, отразился на моем лице, потому что Ирна схватила меня за руку и пролепетала:

— Бриана, пожалуйста, не наделайте глупостей!

— Глупостей? — я приподняла бровь и сверкнула полными ярости глазами. — Ну что ты, милая. Разве я на это способна!

Вдох. Выдох. Откинула за спину шикарные кудри (хвала наращиванию, отрезанный клок мне вернули), и своей знаменитой походкой от бедра, я прошествовала на центр поляны, где полагалось снять сцену отдыха главной героини.

— Симона! — воскликнула я, нацепив ослепительную улыбку. — Давно не виделись! Слышала, ты не получила роль у Германа Эсхорта, расстроилась, наверное.

— Ну что ты, дорогая Бриана. Я отказалась от участия в том проекте ради этого, — мне ответили не менее ядовитой улыбкой. Симона положила руку на мое плечо и, скривив личико в деланой заботе, протянула: — Как только я услышала, что с тобой происходит, сразу же отправилась выручить коллегу по цеху. Не переживай, я тебя заменю.

Вдох. Выдох. Нельзя ломать ее кости под прицелом камер.

Съемочная группа напряглась и замерла. Они даже дышать боялись. Осветительные приборы дрогнули, замерцали и заискрились, но никто не смел шелохнуться. Все, как замороженные, следили за нашей перепалкой.

Все бы ничего, но что, в самом деле, за спецэффекты?

— Ну что ты, моя сладкая, — я ответным жестом погладила ее по плечу так, что актриса вздрогнула. — Я в полном порядке. Ты перебдела.

Мы мерились ядовито-приторными взглядами, и никто не желал уступать.

— Хорошо. Раз ты не понимаешь намеков, скажу открыто: вали отсюда, по добру, по здорову. Поговаривают, переломанные ноги срастаются несколько месяцев, и после них еще долгие годы реабилитации.

Улыбка сползла с лица актрисы вместе с макияжем. Он правда поплыл под горячим светом софит, искрящих огненными фонтанами. Команда опомнилась, бросилась вырубать электричество. И только мы, стоящие в центре безобразия, в эпицентре хаоса, не желали сдаваться.

— Ты мне угрожаешь?

— Что, если да? — я заломила бровь.

Есть у меня одна черта — если я иду к цели, никто и ничто меня не установит. У Симоны тоже есть черта — она находит общий язык с мужчинами, через постель, а вот отношения с женщинами строить не умеет.

— Я… я обращусь в прессу! — выпалила она.

— Доказательства? — я усмехнулась и скрестила руки на груди. — Бриана Дероуз, едва оправившаяся после несчастного случая на съемочной площадке угрожает Симоне Трулевля? Серьезно? Да кто тебе поверит? Тебя в лучшем случае посчитают истеричкой, а в худшем, мой менеджер засудит тебя за клевету и подрыв моей репутации. Кроме того, еще предстоит разобраться, не ты ли организовала тот несчастный случай, чтобы получить эту роль?

Симона открыла рот, как выброшенная на берег рыба. Так себе сравнение, но выглядела один в один! Также выпучила глаза и задыхалась от моей наглости.

Справедливости ради — роль моя. А на чужой каравай роток не разевай, если не готова без зубов остаться. А она была не готова. У нее и без того половина челюсти — вставная.

— Ты за это еще поплатишься! — вспыхнула Симона и, бросив взгляд мне за спину, быстро переменилась. — Дорогая, иди, полежи, отдохни!

Ага. Значит, режиссер пришел.

— Как это мило с твоей стороны поработать статистом. Конечно, я согласна! Не ожидала от тебя такой восхитительной дружелюбности!

— Девочки? — раздался голос режиссера и мы, с натянутыми как передутые воздушные шары улыбками, повернулись к мужчине. Он аж вздрогнул и отшатнулся. — Эм… у вас все в порядке?

Я стиснула запястье Симоны и пролепетала первой:

— Более чем! Симона согласилась поработать статистом, чтобы я могла отдохнуть в перерывах между съемками! Не имею ничего против. Вы меня знаете, все сплетни в желтой прессе о нашей вражде — чистой воды выдумка. Мы не конкурируем. Не так ли, Симона?

Она смотрела на меня как психбольная. Глазами пыталась задушить, а губами улыбалась так, что из них чуть силикон не вытек.

— Ага… То есть, да. Конечно.

— Надо же! — режиссер озадаченно почесал бороду. — А я думал, мне придется вас разнимать. Как здорово, что все разрешилось. Бриана, ты уверена, что сможешь сниматься?

— Ни единого сомнения. Я справлюсь. Мы выбились из графика, поэтому я пойду навстречу, отработаем четырнадцати часовую смену, если вы готовы.


Обычно я работаю не более десяти часов к ряду, но, чтобы не потерять роль, я согласна пойти на жертвы. Главное, выдержать. Я чувствовала себя не то, чтобы очень хорошо физически. Зато морально была на высоте.

Я смогу. Это моя жизнь. И главное в этом предложении слово «моя»!


— Великолепно! Просто великолепно. Сейчас мы решим небольшой хаос с освещением и приступаем.

Загрузка...