Не говори мне о любви

Глава 22

Вацлав слов на ветер не бросал и едва его невестка вместе с детьми покинула квартиру, которую снял для них Станислав, поспешил обратиться в Синод с прошением о расторжении брака графа Войницкого с Забелиной Екатериной Владимировной, прекрасно зная, что Станислав, находясь в заключении не в силах помешать ему. В прошении он указал на то, что дочь графа Войницкого и mademoiselle Забелиной крещена в католической вере и в доказательство предоставил метрическое свидетельство о крещении Златы. По опыту зная, что рассмотрение прошения может растянуться на многие месяцы, Вацлав решил дождаться решения по делу сына и уж только затем покинуть Петербург и вернуться в Варшаву. О том, что Катерина осмелилась явиться пред светлые очи Государя и просить о милости к супругу, он не знал и потому появление сына на пороге квартиры, спустя неделю после ареста, стало для него полной неожиданностью.

Войницкого выпустили из Петропавловки на следующий день после того, как Катерина побывала на аудиенции у императора. Прямо в камере посыльный из императорской канцелярии зачитал ему приказ о его переводе в Эриванский полк, после чего вручил его графу лично в руки и предупредил, что на улаживание всех дел в столице ему отведено три дня. Рассчитывать на то, что Катерина с двумя маленькими детьми поедет с ним в Тифлис не приходилось. Скорее всего, она рада будет избавиться от его общества, - горько усмехнулся Станислав, выходя на свободу и глубоко вдыхая морозный февральский воздух столицы. Впрочем, иного он и не ждал. Весьма удивило его другое: по его мнению, наказание за совершенный проступок было слишком мягким, даже учитывая то, что Елецкий все еще жив, и возможно, выкарабкается из цепких объятий костлявой, раз не отдал Богу душу до сих пор.

Странно, но эта мысль принесла ему облегчение. Неделю назад он жаждал его крови, но сейчас, увидев реакцию своей супруги на возможное известие о его смерти где-то в глубине души даже испугался за ее душевное здоровье. Невозможно было смириться с мыслью, что не ему отдано ее сердце, другому, но как бы больно не было, Войницкий признавал свое поражение. Ничто не заставит ее полюбить его и ему остается довольствоваться тем малым, что она способна дать ему. Требовать же от нее большего вряд ли разумно. Придется утешиться тем, что она все же его жена и только ему одному дано право касаться ее.

Станислав торопился вернуться домой, но его постигло разочарование. Кроме Вацлава и прислуги в квартире никого не было. Не было и ее вещей. Обойдя опустевшие покои, он рывком распахнув дверь в гардеробную, и с тоской посмотрел на опустевшие вешалки. Ушла, бросила его. Воницкий прислонился к стене и прикрыл глаза. Зачем приходила к нему, зачем вновь вселила в него надежду на то, что между ними все еще можно поправить?

- Барин, - тихо позвал его камердинер.

Очнувшись от горестных дум, Станислав перевел взгляд на переминающегося с ноги на ногу слугу.

- Говори, - коротко бросил он.

- Брат ее сиятельства забрали барыню и детей покамест Вас не было, - ответил тот. – Папенька Ваш уж больно осерчал, когда Вас арестовали, так что не появись Петр Владимирович, не сладко бы графине пришлось.

- Что ты мелешь?! – не поверил Станислав.

- Да то и говорю, что ежели граф Блохин бы батюшку Вашего не остановил, досталось бы барыне.

Войницкий побледнел. Стала понятна причина бегства Катрин. Но отец! Как он мог поднять руку на беззащитную женщину, вступиться за которую было некому?! Оттолкнувшись от стены, граф решительным шагом направился к комнате, которую занимал Вацлав. Не постучавшись, Станислав распахнул двери.

- Да как Вы посмели?! – вырвалось у него.

Вацлав прищурившись вгляделся в искаженное яростью лицо сына.

- Давно пора было это сделать, - ворчливо ответил он. – Но сделанного не воротишь. Думаю, месяца через два Синод даст согласие на расторжение брака.

От услышанного, Станислав потерял дар речи. Его отец за его спиной… Большего предательства трудно было ожидать. Вся ярость куда-то испарилась, уступив место опустошенности и отчаянию. Боль когтями рвала сердце.

- За что Вы меня так ненавидите, отец? – потеряно спросил он.

Вацлав изумленно уставился на него. Все его поступки были продиктованы исключительно желанием избавить его от женщины, которая, по его мнению, стала причиной всех бед и несчастий, что случились с его сыном.

- Я не испытываю ненависти к тебе, - осторожно ответил он. – Я лишь хочу, чтобы ты смог начать жизнь заново, оставив в прошлом эту недостойную женщину, которую ты называешь своей женой.

- Заново? – горькая улыбка скривила красиво очерченные губы. – Я и начну ее заново, на Кавказе. У меня три дня на то, чтобы покинуть столицу. А Вам лучше уехать в Варшаву. Видит Бог, для меня нет более тяжкого наказание, чем предательство собственного отца.

И все же уехать, не простившись с ней, не попытавшись увидеться еще раз, он не мог. Вряд ли можно было рассчитывать на теплый прием в особняке Блохиных, но у него не было другого выхода.

Катерина была в музыкальном салоне с Алешей. Рассеяно проводя рукой по клавишам рояля, она решала, как ей быть дальше. Именно такой: задумчивой, грустной с распущенными по плечам локонами в милом домашнем платье ее увидел Станислав, которого по его просьбе Семен, рассудивший, что супруги сами должны разобраться во всем, проводил в музыкальный салон. Алеша, увидев отчима, радостно бросился к нему. Поймав мальчика на бегу, Станислав выпрямился и встретился глазами с изумленным взглядом Кати. Медленно поднявшись со стула, она сделала несколько нерешительных шагов по направлению к нему.

- Станислав, Вас отпустили? – рассеяно спросила она.

- Вы бы предпочли, чтобы я сгнил в крепости? – невесело усмехнулся Войницкий.

- Нет-нет. Как Вы могли подумать так! – отрицательно покачала она головой. – Я рада видеть Вас в добром здравии.

Алеша, поняв, что взрослым сейчас не до него, заерзал на руках у графа, и он отпустил его.

- Я велю собрать свои вещи, - тихо произнесла Катрин, глядя в глаза Станиславу. – Конечно, для поездки сейчас не самое лучшее время, но… - Катя тяжело вздохнула.

- Вы знаете? – ошеломленно спросил Станислав. - Вы собираетесь поехать со мной в Тифлис?

- Я Ваша жена, Станислав, и мое место подле Вас, - ответила она.

- Но откуда… - внезапная догадка осенила его, - Это Вам я обязан столь мягким решением Государя.

Катя кивнула.

- Простите меня, но я не могла сидеть сложа руки.

- Катюша, - Войницкий сжал ее в объятьях. – Я и надеяться не смел…

Но тотчас от другой мысли в груди разлился неприятный холод. Имеет ли он право промолчать, не открыть ей всей правды? Да, Катя готова поехать с ним, но что движет ей? Уж никак не сердечная привязанность к нему, чувство долга вынуждает ее к тому. Что будет, если он промолчит, а в будущем все откроется? Как же велик был соблазн не сказать ей, увезти с собой, далеко, туда, где Елецкий не сможет видеться с ней, но что будет, когда обман откроется? Сумет ли он привязать ее к себе настолько, что она простит ему? Все может быть, - коварно шептал внутренний голос, - вдруг ему повезет, и она к тому моменту окажется в тягости от него. Можно будет попробовать уговорить ее принять католичество и обвенчаться по законам, признаваемым его верой.

Катерина с тревогой вглядывалась в мрачное лицо супруга. Еще минуту назад его глаза светились радостью, но было что-то, о чем он умолчал. Что-то, что заставляет его нервничать и почти до боли сжимать ее хрупкие плечи.

Станислав молчал. Сердце билось в груди тяжелыми толчками, совесть в нем боролась с эгоистичным желанием не расставаться с ней ни на минуту. Войницкий тяжело вздохнул. Решение было принято. Его совесть заранее была обречена проиграть эту битву.

- Конечно, я рад, что Вы решили ехать со мной, - улыбнулся он, поглаживая ее плечи, обнаженные руки. – Если только Вы не испугаетесь тягот пути, да и дети слишком малы для такого путешествия.

- Если Вы позволите, как бы мне не было трудно пережить разлуку с ними, я хотела бы оставить их здесь в Петербурге. Конечно, Наталья Федоровна уже не так молода, но здесь с моей бабушкой и братом им будет лучше, - запинаясь, проговорила она.

- Вне всякого сомнения, это наилучший способ уладить наши с Вами дела, - кивнул головой Станислав. – У Вас есть два дня на то, чтобы собраться и проститься с родными, обнимая ее, прошептал Войницкий.

Станислав вдохнул пьянящий аромат, исходивший от ее распущенных волос и не удержавшись, провел губами по высокой скуле. Тихий полувздох полувсхлип был ему ответом. Катя прижалась к нему всем телом. Напомнив себе, что у него еще уйма дел, Станислав нехотя отстранился и выпустил ее из своих объятий.

- Позже, mon ange, - прошептал он, целуя тонкую кисть.

До отъезда из Петербурга Войницкий решил оставить жену у Блохиных, опасаясь, что Вацлав расскажет ей о поданном прошении о расторжении их брака.

Для Кати было странным, что он не попросил ее вернуться домой, но так даже лучше, - рассуждала она. – Коль Алешу и Злату она решила оставить со своей родней, меньше будет хлопот. После его ухода, выйдя из гостиной, она велела проходившему мимо лакею разыскать и прислать к ней Дарью.

В ожидании горничной, она присела на софу. Несмотря на то, что она еще после аудиенции у императора решила, что поедет в Тифлис вместе с мужем, однако ж принятое решение отозвалось глухой болью в душе. Как же она будет жить в разлуке с Алешей и Златой? Только одному Богу известно, сколько продлится эта ссылка.

Была и еще одна причина ее мрачного настроения. Она сознательно добровольно уезжала, чтобы быть как можно дальше от того к кому стремится душа и рвется сердце. От того, кто способен одним лишь взглядом разжечь пожар в ее теле, от того, кто может вознести на самую вершину блаженства и тотчас безжалостно свергнуть оттуда, причинив нестерпимую боль. Что хорошего принесла ей ее слепая любовь к князю? Лишь душевную боль да сердечные муки, а ему чуть жизни не стоила.

- Звали, барыня? – вывел ее из раздумий вопрос горничной, стоящей на пороге.

- Даша, собери мои вещи. Не все, только самое необходимое, - распорядилась Катерина. – Не буду скрывать. Муж мой переведен служить на Кавказ и я еду с ним. Тебя неволить не стану. Решай сама.

- Я с Вами, барыня, поеду. Пропадете без меня, - тепло улыбнулась Даша и, уже выходя из комнаты, дабы выполнить поручение хозяйки, обернулась на пороге. – Это хорошо, что Вы решили с мужем ехать. Любит Вас барин, ох, любит.

- Ступай, - махнула рукой Катя.

Слова Дарьи лишь усугубили муки совести. Именно потому что любит и решилась ехать с ним. Чтобы не терзался муками ревности, чтобы был осторожен, да можно привести еще сотню причин, главной нет, - вздохнула Катерина. Любви нет.

За два года она привязалась к нему, привыкла во всем ощущать его поддержку, знать, что он всегда рядом, готов исполнить любой ее каприз. Ей было хорошо в его объятьях, но не горела она как свеча, как в объятьях Елецкого, когда запретная страсть кружила голову, опьяняя, ошеломляя, лишая ее собственной воли, когда желание быть с ним, затмевало собой все остальное.

Когда с утомительными сборами в дальнюю дорогу было покончено, Катерина, отказавшись от ужина, отправилась спать. Лежа в кровати, она вертелась с боку на бок. Куда только делась вся усталость, как только она осталась наедине с собой. Туманное будущее пугало своей неизвестностью. При страшном слове «Кавказ» сжималось сердце. Но ведь и там люди живут, - принялась убеждать она себя. – Там Ник с Натали познакомился, - вспомнилось ей. - Господи, ну почему раз за разом все ее мысли возвращаются к нему?! Забыть его хочу, - горячо взмолилась она. - Сил больше нет, чувство это всю душу вынуло, наизнанку вывернуло. Но разум ее был не властен над чувствами, оставалось только уповать на то, что длительная разлука притупит обострившееся до предела желание, презрев все светские условности и пересуды сплетников быть с ним вопреки всему.

В день отъезда из Петербурга потеплело. Сумрачное небо низко нависло над городом, крупными хлопьями повалил снег, засыпая все вокруг. Катя, стоя в холле особняка, простилась с Петром и Натальей Федоровной. Наклонившись судорожно прижала к себе детей и затем выпрямившись, стремительно вышла из дома, стараясь не оглядываться, потому как боялась, что не сможет оставить их и уехать. Войницкий ждал ее на крыльце. Снежинки падали на его непокрытую голову, застревая в золотистых кудрях. В серых глазах легко читалась грусть от расставания с дочерью. Станислав почти час провел с ней в гостиной перед отъездом, пока грузили багаж Катрин, но это было так мало, учитывая, что он расстается с ней на неопределенный срок и может статься так, что и вовсе не увидит ее больше, ведь его ждет не увеселительная прогулка.

Поддерживаемая крепкой рукой супруга, Катя ступила на подножку экипажа и, еще раз оглянувшись на дом, села на обитое бархатом сидение. Войницкий присел рядом с ней и захлопнул дверцу кареты. Впереди ее ждала новая жизнь.

Накануне вечером, она была у Гурьевых. Они долго беседовали с Полем. Кузен заверил ее, что Николаю гораздо лучше и как только он сможет передвигаться без посторонней помощи, князь планирует уехать в Дубровку, имение завещанное ему его дедом. Тревога, терзавшая ее все это время, отступила, щемящее чувство неизбежности расставания пришло ей на смену. Убедившись, что ничего больше ему не угрожает, Катя попросила Ольгу почаще заглядывать в особняк на Большой Морской и писать ей обо всем.

Выехав из столицы, тяжелый дорожный экипаж, запряженный четверкой лошадей, направился в сторону Ростова. К вечеру они остановились на ночлег. Войницкий, оставив ее в экипаже, прошел на почтовую станцию. Станислава не было около четверти часа. Вернувшись он помог Кате выбраться из кареты.

- У них только одна свободная комната, - тихо произнес он, беря ее под руку.

Катерина только пожала плечами в ответ.

Чем дальше на юг они продвигались, тем сильнее ощущалось приближение весны. Воздух стал более влажным, подтаявший снег под колесами экипажа, смешиваясь с дорожной пылью, превращался к грязное месиво, по которому с трудом продвигались измученные лошади. Катя устала от бесконечной тряски и вынужденных остановок. Единственным желанием было быстрее добраться до места.