Не говори мне о любви

Глава 24

После визита Вацлава Войницкого Наталья Федоровна была так плоха, что Петр счел необходимым послать за врачом, хотя и знал, что бабушка врачей не любит. Врач, осмотрев больную, выписал какую-то микстуру и рекомендовал прежде всего полный покой, что в ее ситуации было едва ли не издевательством. Два дня она не поднималась с постели. На третий день ей наконец-то стало лучше, ужасная головная боль отпустила, и, проснувшись поутру, графиня вызвала к себе горничную и велела ей привести себя в порядок. Не время сейчас бока отлеживать, пора уж и честь знать. Пока горничная осторожно укладывала в прическу поседевшие пряди, Наталья Федоровна пыталась придумать выход из сложившейся ситуации, ведь кроме нее и Петра отстаивать интересы ее внучки некому.

Покидая дом Блохиных, Вацлав пообещал вернуться, но уже с постановлением обер-прокурора Синода о передаче ему опеки над дочерью Станислава. Пожилая дама вполне осознавала законность требований Войницкого, и теперь перебирала в памяти всех, кто имел хоть какое-то влияние при дворе, сожалея о том, что почти все, с кем был дружен ее муж, уже отошли от дел. Решение пришло внезапно. Кто, как не Павел Гурьев, вхожий в святая святых, может помочь ей? Ведь и ему Катя не чужая! Разумеется, с решением Синода не поспоришь, но она надеялась с помощью Поля хотя бы потянуть время до возвращения Станислава или Кати.

Отпустив горничную, графиня спустилась в кабинет графа, который ныне занимал ее внук. Впрочем, Петр практически целыми днями пропадал на службе, и кабинет сейчас имел вид весьма заброшенный и неуютный. С тяжелой бархатной портьеры взметнулась туча пыли, Наталья Федоровна чихнула и недовольно поморщилась, но все же отдернула ее и впустила в комнату бледный свет сумрачного и ненастного апрельского утра. Разыгравшаяся непогода только усилила навалившуюся непомерной тяжестью хандру. Полно, голубушка, рановато еще расписываться в своем бессилии, - вздохнула она, - пора бы указать графу Войницкому его место.

Взяв со стола колокольчик, графиня нетерпеливо потрясла им. Дверь тотчас распахнулась, и на пороге появился лакей.

- Чего изволите, Ваше сиятельство?

- Свечи зажги, темно, как в погребе, - недовольно бросила графиня. – И скажи Степану, что я велела прибраться здесь, когда я закончу. Совсем распустились! Или решили, что в этом доме уже и хозяйки нет?

Дождавшись, когда разгорятся зажжённые лакеем свечи, Наталья Федоровна осторожно, щадя скрученные артритом суставы, опустилась в большое кресло. Положив перед собой лист бумаги, она обмакнула перо в чернила и принялась писать, тщательно выводя каждую букву.

«Всемилостливейший Государь наш Николай Павлович, обращаюсь к Вам с просьбой о рассмотрении дела внучки моей Войницкой Екатерины Владимировны, в девичестве Забелиной.

Лета 1836 Екатерина Владимировна сочеталась законным браком с графом Войницким Станиславом Вацлавовичем. Обряд был совершен в традициях и вере православной с условием воспитания будущих детей от этого брака в традициях православия. В апреле месяце сего года Святейшим Синодом в удовлетворение прошения графа Войницкого Вацлава Станиславовича принято решение о признании брака сего недействительным по причине нарушения условий заключения оного. Синоду были предъявлены документы, свидетельствующие о том, что дочь графа Войницкого крещена была в вере католической, и посему решением Синода отдана на воспитание отцу ее. Однако же это крещение не только было совершено в тайне от матери ее, моей внучки, но и внучку мою ложно убедили, что девочка крещена в православии. Покорнейше прошу Вас дозволить мне принять опекунство над девочкой до той поры, пока отец ее Войницкий Станислав Вацлавович, флигель-адъютант Вашего Императорского Величества, ныне отбывающий срок ссылки в Эриванском полку за участие в дуэли, не сможет принять на себя обязанности по ее воспитанию. Вашего Императорского Величества верноподданная графиня Блохина Н.Ф.»

Дописав прошение на высочайшее имя, она отложила его в сторону и, взяв чистый лист, написала на нем несколько строк. Дождавшись, когда чернила просохнут, Наталья Федоровна сложила записку и, вызвав к себе лакея, велела отнести ее графу Гурьеву и передать лично в руки.

Получив записку графини, в которой она ничего не сообщала подробно, но написала, что речь идет о благополучии Катрин, Павел отложил все свои дела и поспешил явиться к ней.

Едва он отъехал от дома, начался дождь. Чертыхаясь, что поехал верхом, а не воспользовался экипажем, Поль не рискнул возвращаться и предстал перед графиней в промокшем насквозь сюртуке. Вода стекала с его волос и одежды прямо на роскошный ковер в ее покоях.

- Ваше сиятельство! Бог мой, да Вы же совсем промокли и продрогли, мой мальчик, - ласково обратилась она к нему. – А знаете что, Павел Георгиевич, Вы с Петрушей почти одного роста, поэтому дозвольте сначала предложить Вам переодеться в сухое, а уж потом мы поговорим с Вами да чаю горячего выпьем, - и, улыбнувшись, добавила, - можно и «с позолотой», чтобы простуду ненароком не подцепить.

Воспользовавшись ее предложением, Павел переоделся и, чувствуя себя несколько неловко в одежде с чужого плеча, расположился в кресле в гостиной графини с чашкой горячего чая с ромом.

О затеянной отцом Станислава интриге с расторжением брака он не имел ни малейшего представления, и потому рассказ Натальи Федоровны обо всем случившемся был для него подобен грому среди ясного неба. Справившись с удивлением и негодованием, вызванным подлым вмешательством старого графа Войницкого в семейную жизнь своего сына и Кати, Поль искренне вызвался помочь и пообещал передать прошение графини лично в руки императора. Заручившись его поддержкой, Наталья Федоровна немного успокоилась. Теперь все зависело от Гурьева.

После скандальной дуэли между князем Елецким и графом Войницким, в которой он выступил секундантом, Павел вернулся к исполнению своих обязанностей при дворе. Тем, что монарх проявил явную снисходительность к провинившемуся флигель-адъютанту, Поль был обязан императрице. Александра Фёдоровна благоволила к умному и честолюбивому молодому человеку, а потому сочла возможным ненавязчиво вмешаться и принять участие в решении его судьбы.

Вернувшись домой в экипаже Блохиных и переодевшись, Павел поспешил к супруге. Войдя в покои жены, Поль принялся нервно расхаживать из угла в угол, заложив руки за спину. Ольга, успевшая хорошо изучить своего мужа, сразу поняла, что тот не в себе, и лучше всего сейчас дать ему собраться с мыслями и успокоиться. Поэтому продолжая хранить молчание и невозмутимо делая аккуратные стежки на вышивке, она краем глаза наблюдала за его метаниями по комнате, терпеливо ожидая его первых слов. По опыту она знала, что он не сможет долго держать все в себе, и уж коль пришел к ней, значит, решил поделиться тем, что так его тревожит. Наконец, Поль остановился и посмотрел прямо на нее.

- Это просто неслыханно! – вырвалось у него. – Я поражен наглостью и подлостью этого человека!

- О ком Вы, mon cher? – поинтересовалась графиня.

- О графе Войницком,- уже тише ответил он.

- Станислав? Что же он натворил на этот раз? – удивленно распахнула глаза Ольга. – Мне казалось, что Вы с ним в добрых отношениях.

- Нет. Я о его отце, - ответил Павел, присев на софу подле супруги.

Отложив в сторону пяльцы, Ольга ласково коснулась упавшей на лоб еще влажной темной пряди.

- Так расскажите же мне, что натворил этот ужасный человек? – улыбнулась она ему.

- Бедная Катрин! - вздохнул Гурьев. - Это просто ужасно! – и вкратце передал жене содержание своей беседы с графиней Блохиной.

- Как можно было поступить так подло? Я даже не представляю себе, что должно произойти, чтобы Войницкие смогли бы уладить все, - закончил он.

- Поль, - подняла на него глаза Ольга, дожидаясь, когда он обратит на нее свое внимание. – Я понимаю Ваше возмущение, но Вы во всем этом не услышали главного…

Оля помолчала, давая ему время подумать, но видя, что он так и не понял ее мысли, вздохнув, решилась высказаться сама.

- Князь Елецкий стрелялся на дуэли из-за Кати - не потому ли, что неравнодушен к ней? О чувствах к нему самой Катрин мне не нужно говорить Вам. Сейчас Ник свободен, Катя по решению Синода больше не замужем за Войницким…

- Бог мой! Умница ты моя! Как же я сам не додумался?! - Гурьев потрясенно смотрел на свою жену. – Я должен немедленно отписать Елецкому!

Порывисто обняв супругу и чмокнув ее в лоб, Гурьев быстрым шагом направился в кабинет и во всех подробностях отписал Николаю о переменах, произошедших в жизни Катрин после его отъезда из Петербурга.

Верный своему слову, граф уже на следующий день, выбрав удобный момент, обратился к Государю с просьбой графини Блохиной. Николай Павлович быстро пробежал глазами прошение и решительно начертал резолюцию: «Отправить на повторное рассмотрение».

- Ваше Величество, - осмелился спросить Гурьев, - неужели более ничего нельзя сделать?

- Вы рискуете усомниться в решении Святейшего Синода? – иронично выгнул бровь император. – Даже я себе этого не позволяю! Павел Георгиевич, на словах от меня лично передайте, чтобы рассмотрение дела об опекунстве пока отложили… Закон - есть закон для всех. Мы не можем оспаривать его, но иногда можем отложить принятие решения, – добавил он.

- Благодарю Вас, Ваше Величество, - склонился в поклоне граф.

- Ступайте, Павел Георгиевич, ступайте… - отпустил его император.

Проклиная бюрократическую волокиту, Вацлав уже неделю обивал пороги приемной обер-прокурора Святейшего Синода Нечаева. Ему то говорили, что Степан Дмитриевич занят и сегодня не принимает, то выяснялось, что он отсутствует, но итог оказывался один: попасть к нему на прием графу никак не удавалось. Наконец, сжалившись над ним и в тайне восхищаясь его упорством, молодой человек, выполняющий обязанности помощника Нечаева, рассказал ему о прошении графини Блохиной, поступившем в канцелярию с резолюцией самого Государя, и при этом добавил от себя, что рассмотрение его дела об опекунстве еще не скоро сдвинется с мертвой точки, потому как у графини, похоже, имеются весьма влиятельные друзья при дворе.

Вацлав был в бешенстве, но понимал, что не в силах ничего изменить. Оставалось уповать только на то, что ссылка Станислава рано или поздно закончится, и он не станет отказываться от своих отцовских прав.

Поздним майским вечером к порогу особняка Блохиных подъехал запыленный экипаж, запряженный хотя и породистыми, но явно уставшими лошадьми. Кучер постучал в двери и бросился помогать пассажиру, очень осторожно выбирающемуся из экипажа. Открыв двери, Семен удивленно воззрился на поднимающегося по ступенькам князя Елецкого. Алеша, утомленный долгой дорогой, спал на руках отца, доверчиво положив голову ему на плечо. Ник приложил палец к губам призывая слугу к тишине и шепотом осведомился, дома ли Наталья Федоровна.

Семен только кивнул, пропуская его в дом и знаком призывая слуг не шуметь. Передав спящего мальчика на руки подбежавшему лакею, Елецкий попросил проводить его к графине.

В особняке Блохиных давно отужинали, и Наталья Федоровна уже готовилась ко сну, но услышав о нежданном визитере, велела незамедлительно проводить князя в ее покои. Визит этот ее крайне удивил и взволновал. Поверенные графини и Николая уже почти закончили оформлять бумаги об усыновлении, и она не видела причин для появления Елецкого в Петербурге, особенно учитывая запрет императора показываться в столице в течение года.

- Ваше сиятельство, - обратилась она к нему, - я, конечно, рада видеть Вас у себя, но не понимаю, что привело Вас в столицу вопреки высочайшему запрету?

- Добрый вечер, мадам. Я извиняюсь за столь позднее вторжение, но у меня есть на то причины: в Дубровке, кроме прислуги, никого нет, а оставлять Алешу без присмотра мне бы не хотелось, потому я и привез его к Вам, - ответил Николай.

- Вы куда-то собрались? – поинтересовалась графиня.

- Я получил письмо от графа Гурьева и еду в Тифлис, - не стал ходить вокруг да около Ник.

- Вы едете за Катериной! - ахнула графиня.

- Я намерен сделать предложение Екатерине Владимировне, и если Ваша внучка ответит согласием, постараюсь в ближайшее время уладить все дела, препятствующие этому браку. Во всяком случае, полгода траурного срока уже на исходе.

Наталья Федоровна не смогла удержать счастливых слез и поднесла к глазам кружевной платок.

- Не думаю, что Катя откажет Вам, - ответила она.

- У меня, к сожалению, нет такой уверенности, мадам, я слишком во многом виноват перед Катей, но я никогда не прощу себе, если хотя бы не попытаюсь, - грустно улыбнулся Елецкий, поднимаясь с кресла.

- Ну, что же, Ваше сиятельство; об Алеше можете не беспокоиться и я… Я буду молиться за Вас и Катеньку, - провожая его к двери, растроганно добавила графиня.

Канцелярия Синода отправила бумаги графу Войницкому о признании его брака недействительным в Тифлис, на адрес полка, где он нес службу. Молоденький адъютант, разбирая прибывшую из столицы почту, заметил официальные бумаги, адресованные графу Войницкому, и решил отнести письмо к нему домой, опасаясь, что в полковой канцелярии оно может затеряться за время отсутствия графа, и рассудив, что лучше он передаст документы его супруге, нежели будет хранить их у себя. Сдержанно поблагодарив молодого человека за проявленную им заботу и взяв из его рук конверт, Катя прошла к себе в гостиную. Она уже знала, что содержится в запечатанном послании, и не стала вскрывать его.

Два месяца прошло с отъезда Станислава. Катерина успела свыкнуться с мыслью, что не жена ему более. За это время гнев ее перегорел. Все, чего она хотела – это посмотреть ему в глаза и спросить, почему он так с ней поступил? Почему скрыл от нее правду? А еще ей хотелось уехать отсюда как можно скорее. Вернуться в Романцево, спрятаться там от всего мира, и будь что будет. Катя не знала, позволит ли ей Николай хоть иногда видеться с сыном, ведь теперь она уж точно падшая женщина, и не важно, что в том нет ее вины. Она-то считала себя женой, а оказалась содержанкой, но разве общество волнуют подобные мелочи? – тяжело вздыхая, думала она. Мысль о том, что дочь она может вообще больше никогда не увидеть, она гнала от себя, надеясь, что Станислав проявит милосердие и не станет разлучать ее со Златой.

Но как бы Катя мысленно ни готовилась к разговору с графом, его возвращение все равно застало ее врасплох. Воспользовавшись вечерней прохладой, когда солнце уже скрылось за горизонтом и густые южные сумерки окутали летний сад, Катерина вышла из дома. Присев на скамейку, где она часто в последнее время коротала время, она думала о том, как ей вернуться в Петербург. После той памятной для нее встречи с горцами во время поездки из столицы в Тифлис она опасалась отправляться в дорогу одна. Тихие шаги за спиной вывели ее из задумчивости. Испуганно обернувшись, она вздохнула с облегчением, узнав в подходившем к ней мужчине Станислава. Катя поднялась ему навстречу, но когда он попытался обнять ее, отшатнулась, выставив вперед руки.

Оба замерли, глядя друг на друга.

- Значит, Вы уже знаете… - прошептал Войницкий.

Катя кивнула.

- Почему, Ваше сиятельство? Почему Вы промолчали? – слова давались ей с трудом.

Станислав сжал пальцы в кулаки.

- А Вы не догадываетесь, сударыня? Я боялся потерять Вас.

Войницкий чертовски устал, и все его мысли в последние дни были только о том, чтобы быстрее увидеться с Катей. И вот теперь, стоя так близко от нее, Станислав понимал, что она отнюдь не рада этой встрече.

- И поэтому Вы решили удержать меня обманом? Я молила императора о милосердии – для кого? Я бросила детей, поехала на Кавказ – с кем? Я ведь Вам верила! Как Вы могли, Станислав?! - ее голос звенел от боли.

Катерина попыталась пройти мимо него к дому, но Войницкий, поймав ее за руку, притянул ее к себе, стиснул в объятьях и жарко зашептал ей на ухо:

- Не надейся - я тебя не отпущу. Ты моя!

- А как Вы удержите меня? Ведь я более не жена Вам. Или Вы думаете, что меня удовлетворит роль Вашей содержанки, Ваше сиятельство? – горько прошептала она в ответ. – Теперь я вполне понимаю отношение ко мне вашего отца. Право, странно было бы, если бы он относился ко мне иначе, но Вы, наверное, именно этого и хотели!

Катя рванулась из его рук, но он только крепче прижал ее к себе.

- Я не отдам тебя ему! Слышишь?! Не отдам!

- Вы делаете мне больно, - выдохнула она.

Опомнившись, Войницкий разжал руки и позволил ей уйти. Глядя ей вслед, он лихорадочно обдумывал ситуацию. В каком-то смысле ссылка ему даже выгодна - ей некуда пойти, здесь в Тифлисе у нее больше никого нет. Пусть так, пусть она сейчас злится на него, но у нее нет выбора, а когда она успокоится, он сумеет уговорить ее остаться с ним.

Катрин опасалась, что граф пойдет за ней, но так и не услышала его шагов позади себя. Войницкий не пошел следом за ней в дом. Постояв еще некоторое время в саду, Станислав отправился в ближайший трактир. Вернулся он за полночь. Катя, устав ждать его, давно уже легла спать, но проснулась, когда он ввалился в спальню и споткнулся в темноте о стул, стоящий около туалетного столика.

Подскочив на постели, Катерина натянула на себя одеяло.

- Что Вам нужно, Станислав? – стараясь говорить как можно спокойнее, спросила она, хотя сердце ее колотилось от страха.

- А что мне может быть нужно в моей спальне? В моей постели? – усмехнулся он.

- Вы не посмеете, - потрясенно прошептала она

- И кто мне помешает? – поинтересовался он, присев на край постели и притягивая ее к себе.

- Катрин, я скучал, - прошептал он, проводя губами по ее щеке и чувствуя, как она вся сжимается и холодеет в его объятьях.

- Вы не должны находиться здесь, - отчаянно выворачиваясь из его объятий, тихо ответила она. – Это грех, грех Вам быть здесь…

- Вы жили со мной во грехе два года, - парировал он, - так какая теперь, к черту, разница!

- Для Вас – никакой, потому что Вы-то всегда знали об этом и позаботились, чтобы я не знала. Но теперь знаю, - твердо ответила Катя, отодвигаясь от него.

Чертыхнувшись, Станислав поднялся.

- Я понимаю, что Вы сейчас расстроены, но я уверен, мы сможем найти выход, - произнес он.

- Вы солгали мне в самом главном, Станислав. Как я могу верить Вам?

- Катрин, стоит Вам только принять католичество, мы обвенчаемся, и никто и ничто более не сможет разлучить нас.

Катя отрицательно покачала головой.

- Может быть, я и могла бы принять католичество - если бы Вы не обманывали меня два года, если бы не сделали ублюдком собственную дочь. Видно, за пределы постели Ваша любовь ко мне не простирается… Я не должна была соглашаться на Ваше предложение тогда, на вечере у Иваницких, Ваше сиятельство. Какая горькая ирония! Что тогда меня сочли бы распутной девкой, что сейчас… А сейчас так для этого есть все основания.

Станислав тяжело вздохнул и окинул ее внимательным взглядом. В лунном свете волосы ее отливали серебром, глаза казались огромными на бледном лице. Он вновь поспешил, поторопился, напугал ее и, того хуже, отвратил от себя, пытаясь добиться от нее близости.

- Доброй ночи, сударыня. Простите, что нарушил Ваш покой сегодня, но мы еще вернемся к этому разговору позднее.

Осторожно закрыв дверь, он направился в кабинет и устроился на ночлег на диване. Он долго ворочался на узком ложе и никак не мог уснуть. Удручающие мысли не давали ему покоя. Было совершенно очевидно, что Катя не простила ему обман, и все, чего она хочет – это освободиться от него, оказаться как можно дальше, забыть время, проведенное с ним, как ночной кошмар. Он понимал, что глубоко ранил ее гордость, но отнюдь не тем, что выставил в столь неприглядном свете, а тем, что предал ее доверие. Найди он в себе силы еще в Петербурге признаться ей - кто знает, как все обернулось бы тогда? Не было бы этой обиды, и, возможно, зная о том, что ее ждет в случае признания брака недействительным, Катрин согласилась бы перейти в католичество. Теперь же ему нужно набраться терпения и ждать, когда она сама придет к тому же выводу.

Проснувшись поутру, Катя не спешила выходить из спальни и долго прислушивалась к звукам в коридоре. После их ночного разговора Станислава ей видеть не хотелось. И если вчера она еще питала какие-то надежды, что он поступит, как человек порядочный и поможет ей уехать из Тифлиса, не привлекая к этому лишнего внимания, то на сегодняшний день надеяться она могла только на себя. Нечего было даже думать о том, чтобы обратиться за помощью к кому-нибудь из местного общества, не раскрывая причин, по которым ей вдруг понадобилось спешно покинуть Тифлис, и в какой-то момент она даже пожалела о том, что осталась дожидаться возвращения Станислава, а не уехала сразу же после того, как ей доставили пакет с бумагами из Синода из полковой канцелярии. Но должен же быть какой-то выход?! Ей так отчаянно захотелось уехать, что она уже готова была рискнуть и попробовать добраться до Петербурга одна. В голову приходило только одно – почтовая станция. Для начала нужно хотя бы узнать, во что ей обойдется это путешествие, а уж потом она подумает, как раздобыть нужную сумму.

Катерина и Войницкий завтракали в полном молчании. О переменах, произошедших в их отношениях, не знал никто, даже прислуга. Катя не рискнула довериться даже Дарье, решив, что расскажет ей все потом, когда ее отъезд станет неизбежностью. После завтрака Катрин высказала пожелание пройтись, пока еще на улице не слишком жарко, и чтобы не вызвать подозрений Станислава, взяла с собой Дашу. Делая вид, что с интересом рассматривает товары выставленные в местных лавках, она не спеша направлялась в сторону почтовой станции. В голову пришла мысль, что можно было бы попросить денег у Войницкого под предлогом, что ей захотелось купить какую-нибудь безделушку, но тут же все в ней взбунтовалось против этого обмана. Чем она тогда будет лучше содержанки, берущей деньги у своего любовника? Наконец, впереди показались ворота почтовой станции. Катя ускорила шаг, и Даша, бросив на нее удивленный взгляд, последовала за ней. Неужто барыне понадобилось письмо какое снести? Так могла бы ее попросить, – недоумевала она. Оставив Дашу на крыльце, Катя вошла в помещение и в полголоса поинтересовалось у стоящего за конторкой молоденького служащего, сколько будет стоить проезд до Петербурга. Услышав ответ, Катерина удрученно вздохнула. Сумма оказалась слишком велика, и того, что осталось от денег, выданных ей Войницким на мелкие траты, будет явно недостаточно.

Выйдя из помещения, она, опустив голову, медленно побрела обратно, уже ни на что не обращая внимания. Дарья шла следом, гадая, что же так расстроило хозяйку. Катерина проходила мимо дома, в котором жил командующим Кавказским корпусом барон Розен, когда внезапно ее стиснули в объятьях чьи-то крепкие руки. Испугаться она не успела - Николай развернул ее лицом к себе и прижал к груди.

Елецкий только сегодня прибыл в Тифлис и первым делом по старой памяти зашел к Григорию Владимировичу справиться о его делах и заодно выяснить, где ему искать Войницкого. Он не поверил своим глазам, когда, выйдя от Розена, увидел ее, потерянно бредущую по улице. У него даже дыхание сбилось от того, что она так близко, совсем рядом, стоит только протянуть руку.

- Ну, здравствуй, mon ange, - прошептал он, прикасаясь губами к ее щеке.

- Ник, Вы здесь? Что-то с Алешей? Или Вас…

- Нет-нет, с Алешей все в порядке, мы с ним были в Дубровке, а сейчас он у бабушки, и меня не сослали, - улыбнулся Елецкий. – Я за тобой приехал.

Дарья потрясенно взирала на них, отойдя на несколько шагов. Менее всего она ожидала появления Елецкого в Тифлисе, и уж тем более не понимала, почему барыня позволяет ему обнимать себя посреди улицы, где любой может их увидеть. Не обращая внимания ни на кого вокруг, Катерина подняла руку и ласково коснулась его щеки, а Ник, чуть повернув, прижался губами к ее ладони. Двое штабных офицеров, проходящих мимо, стали невольными свидетелями этой встречи. Причина ссылки Станислава на Кавказ ни для кого не была секретом, но увидеть такое… Неужто правда? Графиня Войницкая и князь Елецкий? Так бесстыдно, не скрываясь, не таясь, посреди белого дня?! С такой-то женой остается только посочувствовать графу! – покачал головой один из офицеров, лично знакомый с Николаем со времен службы князя на Кавказе. Остановившись, он уже хотел было окликнуть князя, напомнить ему о приличиях, но замер в недоумении, услышав слова Елецкого:

- Екатерина Владимировна, окажите мне честь: будьте моей женой, - заглядывая ей в глаза, произнес Николай.

- Вы знаете о том, что Войницкий не муж мне? – потрясенно спросила она. – Знаете, что я опозорена, и все равно хотите, чтобы я стала Вашей женой?

- Более всего на свете, - прошептал в ответ Ник. – Так что Вы ответите мне, сударыня?

- О боже! – Катя прильнула к нему, пряча выступившие на глазах слезы. – Я согласна, согласна, - шептала она, обвивая тонкими руками широкие плечи.

Когда Николай сказал, что приехал за ней, она решила, что он предлагает ей стать его любовницей. Но даже на это она согласилась бы с радостью, лишь бы только быть рядом с ним и с Алешей. Все одно ее репутация в свете после того, что с ней сделал Станислав уничтожена окончательно. О том, что Ник захочет видеть ее своей женой, она даже помыслить не могла. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от переполнявшего ее чувства. Он здесь! Он приехал за ней!

- Если хотите, мы можем обвенчаться прямо в Тифлисе, - осторожно предложил Николай.

Но Катя отрицательно затрясла головой:

- Нет-нет. Только не здесь!

Ник нахмурился, полагая, что ее отказ вызван тем, что в Тифлисе он венчался с Натальей. Неужели Катрин все еще винит его за брак с Натали? Но ее последующие слова рассеяли его сомнения.

- Здесь меня знают, как графиню Войницкую, поэтому возникнет слишком много вопросов, - робко улыбнулась она. – Мне страшно было, что кто-то узнает о том, что Станислав мне вовсе и не муж, особенно когда его не было в городе. Думаю, Вам не надо объяснять, что бы со мной стало, если бы об этом стало известно здесь.

Николай со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Господи! И о чем думал граф, когда, зная обо всем, оставлял ее здесь одну? Ведь и сюда, пусть и с некоторым опозданием, но доходят вести из столицы. Что было бы, если бы все мужское население гарнизона узнало, что брак ее признан незаконным, и, следовательно, она никакая не графиня, а содержанка Войницкого? Содержанка! От этого слова даже горько стало во рту. Как он мог!? Вспомнив вечер у Иваницких, когда Станислав самым недвусмысленным образом высказывался о моральных качествах своей будущей жены, Ник только крепче прижал ее к себе.

- Идемте, любовь моя! – улыбнулся он ей. – Велите собрать Ваш багаж, а я попрошу Григория Владимировича принять Вас в своем доме как мою будущую супругу на то время, пока подготовлю все к нашему отъезду. Вам нечего опасаться: барон Розен глубоко порядочный человек, и я уже посвятил его в свои дела и рассказал о причинах моего приезда в Тифлис.

Николай настоял на том, что пойдет вместе с Катериной на квартиру, которую снимал Войницкий, опасаясь, что граф постарается силой удержать ее. Катя буквально взлетела по ступенькам и Дарья едва поспевала за ней. Станислава дома не было, и она могла без помех собраться. Пока ее горничная, все еще не пришедшая в себя от изумления, укладывала вещи хозяйки, Елецкий оставался на улице в саду, дабы не компрометировать Катю. Кроме того, оставаясь в саду, он преследовал еще одну цель. Наверняка Войницкому сообщат о происходящем, и он поспешит вернуться. Николай собирался поговорить с ним с глазу на глаз, но при этом не хотел, чтобы Катерина стала свидетельницей их разговора.

Тамара, заметившая в их саду незнакомого ей привлекательного офицера, решила поинтересоваться у Войницких, кто же этот незнакомец. Хмурый денщик графа впустил ее в квартиру и на вопрос, где хозяйка, махнул рукой в сторону покоев Катрин. Ежи, пожалуй, больше всех было известно о том, что произошло. Станислав не скрывал от него своих тревог и многое рассказал ему во время последнего похода, куда он отправился с хозяином. Зная, что Станислав после завтрака планировал пойти в штаб полка, он отправил туда лакея с запиской, а сам остался дожидаться хозяина, не препятствуя Кате и Дарье собираться.

- Ваше сиятельство, - обратилась к ней Тамара, удивленно наблюдая за лихорадочными сборами, - Вы уезжаете?!

- Да! Да, милая, - Катя вся светилась от переполнявшей ее радости, и подойдя к Тамаре, взяв ее за руки, заглянула ей в глаза. – Как бы ни печально мне было расставаться с Вами, я так счастлива, что могу уехать!

- Но Ваш муж не сказал ничего о том, что Вы съезжаете! – удивилась девушка.

- Граф Войницкий и не съезжает, только он мне не муж, - нахмурив брови, ответила Катерина. - И вот доказательство тому, - указала она на туалетный столик, где так и лежал все еще не распечатанный конверт из канцелярии Святейшего Синода.

- Не муж?! – поразилась Тамара. – Но как такое может быть?! – не дождавшись от Кати никакого ответа, она решилась задать вопрос, из-за которого и пришла к Войницким. - А кто этот офицер в саду?

Катя улыбнулась.

- Вы помните, мы ходили с Вами в церковь Святого Давида? – спросила она.

Тамара кивнула, все еще не понимая, при чем здесь посещение храма.

- Я тогда сказала, что хотела молиться Святому Давиду о том, чтобы стать матерью, - продолжила Катя, - но во время службы поняла, что в душе моей совсем другое желание, и именно о нем я и молилась. И вот оно сбылось. Он приехал! Тот, кого я люблю больше самой жизни, приехал за мной! И он, несмотря ни на что, просил моей руки.

- И Вы ответили согласием, - мрачно произнес появившийся в дверях комнаты Войницкий.

Катя вздрогнула и отступила на несколько шагов.

- Вам не стоит бояться меня, сударыня, - мрачно произнес Войницкий. – Я уже имел удовольствие беседовать с князем и мы пришли к соглашению. Вы не будете препятствовать мне видеться с дочерью, а я отпущу Вас на все четыре стороны.

Станислав, получив записку Ежи, спешил, как только мог, но при этом он никак не предполагал, что князь будет дожидаться его прямо в саду, около дома. Граф уже положил руку на ручку двери, когда услышал позади себя знакомый голос:

- Ваше сиятельство, Станислав Вацлавович, торопитесь куда?

Войницкий резко обернулся. Елецкий стоял в двух саженях от него, привалившись спиной к стволу дерева. Поза его была довольно расслабленной, но цепкий взгляд и резкий тон не оставляли сомнений, что видимость эта обманчива.

- Николай Сергеевич, - протянул Станислав, - какая, право, неожиданная встреча! Мне сообщили, что Катрин собирает свои вещи. Вы всерьез полагаете, что я позволю Вам увезти мою жену?

- Катрин Вам не жена, - бросил Ник. – И Вам это известно не хуже, чем мне.

- Значит, сплетни уже вовсю гуляют по столице, - усмехнулся граф. – И в качестве кого Вы собираетесь ее привезти в Петербург? Любовницы? Содержанки?

- Жены! – вызывающе спокойно ответил Елецкий. – Законной жены - прошу заметить, Ваше сиятельство. Я уже имел честь просить руки Екатерины Владимировны, и она ответила мне согласием.

- Ну, это мы еще посмотрим, - недобро прищурившись, ответил Войницкий. – Здесь никто не знает о том, что Катя мне не жена. Насколько мне известно, Вы сейчас должны быть под домашним арестом в каком-то своем имении, Ваше сиятельство? Не боитесь, что с кем-то в окрестностях Тифлиса произойдет несчастный случай со смертельным исходом? Тут ведь часто постреливают. И никому ведь не придет в голову связывать безвестного погибшего от лихой пули горцев с князем Елецким.

Николай оттолкнулся от дерева и сделал несколько шагов по направлению к графу.

- Станислав Вацлавович, не нужно меня недооценивать. Я был у Розена - справлялся, где Вас найти. Так что Григорию Владимировичу известно и о моем пребывании в Тифлисе, и о причинах, по которым я приехал сюда. Он человек благородный, и, случись, как Вы сказали, с «неким безвестным» какой угодно несчастный случай, его влияния хватит для того, чтобы защитить женщину от бесчестного обманщика, коим Вы, хоть во многом и не по своей воле, на данный момент являетесь; но только, боюсь, в этом случае, Ваша ссылка станет бессрочной. Вам хочется торчать в Тифлисе до тех пор, пока лихая пуля какого-нибудь горца не оборвет Вашу жизнь? – Елецкий немного помолчал, а потом продолжил, - Впрочем, дело ведь совсем не в этом. Дело в том, что я сегодня сделал Катрин предложение, и она приняла его. Я ведь знаю, что к прошению в Синод Вы не имеете никакого отношения, его написал Ваш отец, когда Вы сидели в Петропавловской крепости. Но сути дела это не меняет. Неужели Вы полагаете, что удерживая ее подле себя силой и шантажом, добьетесь ее благосклонности?

Войницкий понимал, что проиграл по всем статьям. Нет никакой надежды на то, что Катрин образумится и примет католичество теперь, когда Елецкий бросил к ее ногам княжеский титул и состояние. Но более всего его удручало другое: не имей Николай за душой ни гроша, она и тогда бы ушла с ним.

- Ваша взяла, Ваше сиятельство, - вздохнул Станислав. – Вы дозволите мне проститься с ней?

- Не думаю, что Катрин будет рада Вас видеть, но препятствовать не стану, - согласился Елецкий.