Не отталкивай, шельма

Глава 12

Противный запах медикаментов, крики и стоны пациентов. Больница. Одно слово вызывает дрожь. Для кого–то это место становится спасеньем, а для кого–то… Иран сидел напротив реанимации. Снова. Горел предупреждающий красный свет, там за дверью Эрик Дюран с ассистентами старались купировать очередной приступ. Но в этот раз всё оказалось намного серьёзней, состояние Хитаны пока удавалось стабилизировать лишь на непродолжительное время, затем приступ возвращался. На улице давно царила ночь, а устрашающий красный свет всё не угасал.

Дежурные медсестры с жалостью поглядывали на мужчину в помятом свадебном смокинге, сгорбившегося на диване для ожидания. Он наотрез отказался ехать домой, пока не удостовериться, что с его женой всё более–менее в порядке. Ребекка осталась дома с Ванессой, Линдой и Марком, остальные гости разъехались. Свадьба превратилась в ночной кошмар, который и не думал заканчиваться.

– Эй, Иран, – через какое–то время затормошили задремавшего шатена за плечо.

Мужчина разлепил веки, перед ним склонился усталый Эрик. Тут же сбросив сонную пелену, охрипшим голосом спросил.

– Чем порадуешь, док? Как она? Лучше?

Дюран присел рядом, снял очки, потёр переносицу и наконец, заговорил.

– Приступ купировать всё же удалось. Но…

– Не нравится мне твоё «но», говори, как есть.

– Поскольку ты теперь её законный муж, имеешь право знать, – глубоко вздохнул и поведал ужасающее: – После перенесенной тяжёлой пневмонии в детстве, у Хитаны сформировался порок сердца, и после последнего приступа он стал опасен для жизни…

Слова прозвучали, как гром среди ясного неба, обрушив на пустой коридор безмолвие. Затем, когда осознание проблемы легло на плечи Князева полностью, врач продолжил.

– В ряде случаев декомпенсированный порок сердца можно перевести в компенсированный… Однако в нашем уже упущено много времени. Хита может умереть в любой момент. Либо при явлениях застоя венозной крови в органах, развития отека, либо внезапно от тромбоэмболии, вклинения и закупорки суженного митрального отверстия тромбом. – Эрик с сочувствием посмотрел на потерянного Ирана, положил ладонь на его поникшее плечо. – Но есть один шанс – пересадка донорского сердца. Если оно приживется, твоя жена будет жить и даже сможет родить ещё одного ребенка.

– Сколько есть в запасе времени? – Князев уловил главную ниточку.

– Не могу сказать определённо. Чем раньше, тем больше шансов. Да, и это очень дорого.

– Я спрашивал не про стоимость, Эрик, – карие глаза вцепились в лицо хирурга, точно в саму цель. – Разыщи донора в кротчайшие сроки, я оплачу все расходы.

– Я понял. С утра сделаю запрос и отзвонюсь. Сейчас поезжай домой и как следует отдохни. Хитана знает о своём диагнозе, и ей сейчас нужна твердая опора рядом.

Спустя две недели.

Ребекка спешила домой из школы танцев, ведь сегодня из командировки возвращался отец. Маму уже как пару дней выписали из больницы, и она обещала по такому случаю испечь вкусный пирог. Наконец, добравшись до дома, девочка прямиком прошествовала на кухню, где и обнаружила Хитану, та заглядывала в духовку, напевая какую–то мелодию.

– Привет, мам! Как там наш пирог поживает?

– Привет, милая. Доготавливается. Кушать хочешь?

– Не, я папу дождусь. Он ведь к шести должен приехать?

Хитана бросила взгляд на настенные часы, те показывали двадцать минут шестого.

– Да должен, но он самолёт может и задержаться. Может всё–таки перекусишь?

– Нет! – категорично. А затем присев на стул, смущенно заговорила: – Мам, а скажи, почему мой друг в последнее время на меня стал странно смотреть и молчит частенько. Ещё и за косы перестал дергать?

– Наверное, ты ему нравишься? – с мягкой улыбкой взглянула на покрасневшую дочку и добавила: – Похоже, как и он тебе.

– А вот неправда! Мы с ним просто друзья!

– Ясно всё с тобой, подружка. Иди лучше переоденься.

Вскорости пирог, как и ужин, были готовы, а со двора как раз просигналила машина. Торопливый топот ног Ребекки сообщил, что встречать главу семьи уже поспешили. Из окна Хитана наблюдала, как Иран сбросил сумку с плеча, поцеловал и закружил дочь, та заливисто смеялась. По щеке скользнула слеза, но женщина быстренько её смахнула, пока никто не заметил. Сердце лианами обвила печаль, не хотелось Хитане терять, казалось бы только что обретенное счастье…

– Мама! Папа приехал! – вбежала Ребекка с радостными криками. Князев плёлся следом.

– Привет, – поцеловала. – Как съездил?

– Да напрасно. В Денвере Нейт и без меня отлично справляется, к тому же, его теперь наставляет дед, ещё и Дэвида хочет заарканить в седло. Похоже, старик решил всерьёз сплотиться с семьёй, на старости лет скучно стало.

– Не будь так строг к нему. Лучше поздно, чем никогда, – многозначно.

– Ты права, – огладил щеку и меж тем заправил вишнёвые волосы за уши. Ему так нравилось больше. – Я жутко голоден с дороги. Покормишь?

– Конечно, Ребекка тоже вон, тебя ждала.

– Да–да!

Однако наскоро поужинав, дочь убежала на улицу, погулять. Хитана с мужем остались пить чай, а за ним вели разносторонние разговоры. Но внезапно Хита закашлялась. Иран тут же вскочил и сел перед ней на колени, сжимая её руку в поддержке.

– Хита, опять?!

– Нет, это не приступ, – откашлявшись. А посмотрев на свою ладонь, заметила кровь, с глаз брызнули слёзы. Князев усадил жену к себе на колени, обнял.

– Тише–тише, – шептал успокаивая, гладил по распущенным волосам.

– Иран, мне ведь всё хуже, а до операции ещё неделя…

– Тише, не говори дальше. Даже не думай об этом. Всё будет хорошо.

– Выполни, пожалуйста, одно моё желание – отвези меня в парк Кераку–эн. Я хочу увидеть цветение лотосов, – зелёные глаза с грустью устремились в приоткрытое окно. «Быть может, в последний раз».

– Хорошо, мы поедим послезавтра, – губы мужчины стянулись в тугую полоску, он догадывался, о чём она думала.

***

В парке Кераку–эн собралось много народу, которые с восторгом осматривали чудо природы, начинавшее распускаться. Лотосы являлись символом вечности, сна и тайны ночи. Но самое чарующее зрелище ожидало в сумерках, однако к тому времени парк уже закрывался, лишь одной паре владельцы пошли навстречу. На берегу озера под открытым небом на тёплом покрывале сидел Князев, голова Хитаны покоилась на его коленях, глаза её были обращены к глади озёра, где распустились лотосы. Мужские пальцы перебирали мягкие вишневые волосы.

– Я ведь так и не рассказала, почему так и не стала детским хирургом.

– Нет, когда я спрашивал, ты постоянно уходила от ответа.

– Скорее убегала от себя. Всё изменилось в тот день, девять лет назад. После «памятного» ужина у Ванессы с Марком, наутро мне довелось ассистировать на тяжелой операции: маленький мальчик попал в автокатастрофу со своими родителями, он выжил, а вот они погибли на месте. Осколок металлической трубы застрял в ткани сердца мальчика, и в ходе операции у него открылось сильное внутреннее кровотечение. Спасти его не удалось, он умер на моих глазах…

– В этом нет твоей вины, такое случается.

– Может и так. После мне запретили врачи – советовали исключить сильные эмоции, волнения. А медицина как раз располагает такие переживания, и я ушла, став экскурсоводом. Мечта, к которой я с детства стремилась, обернулась крахом.

– Перестань. Всё что случилось, не вернуть и уже не исправить. Таков круговорот жизни…

– Говоришь, словно мудрец, – подлела беззлобно. – Судьба, да? Знаешь, когда я была маленькая, моя мама часто мне пела колыбельную лотоса из легенды. Ту самую, под которую мы выступали в клубе Треки в Денвере. Тогда мы её переиначили под современный лад.

– Да, припоминаю. Споешь?

– Угу.

В заброшенной дивной долине,

Простирающейся до краев небес,

Царствовал хаос на чудной равнине,

Там пронесся вихрем отвергнутый бес.

Ветер трепал траву и цветы,

Порываясь их безжалостно сорвать,

Отчаянные крики птиц были слышны,

Но их души продолжали сгорать.

Прислушавшись, можно услышать слова

О горькой истории безответной любви.

В их криках была слышна мольба,

Всевышнему, что разбил чужие мечты…

И видел творец отчаянье той,

Что отвергла любовь, себя погубив,

Ангел рыдала под волчий вой,

Ведь нельзя любить, душу не убив.

Ее горькие слёзы, холодным огнём,

Срывались вниз на прекрасную даль.

И не выдержав боли, священным мечом

Обрезала крылья, сбросив, как шаль.

Всевышний разгневался, но знал,

Как сладок запретный плод.

А ангел тем временем в бездну упал,

И плакал от горя небесный народ…

Вокруг царила умиротворенная тишина, нарушаемая лишь трелью соловья и сверчков. Свет луны освещал пару, что жались к друг другу, ища тепло. Казалось царица ночь тоже слушала и вспоминала ту давнюю печальную историю, произошедшую много тысячелетий назад. Голубые цветы покачивались в такт теплому ветру, который подпевал тихим звоном.

А в месте, где слёзы коснулись земли,

Возросли голубые цветы и, звеня лепестками,

Каждый рассвет о несчастной любви

Шептали сказание веками.

Однажды творец спустился в долину,

И сорвал этот дивный цветок.

Бог назвал его Лотос, тот скрывал могилу,

Где погибла его дочь. Он запомнил урок.

Прошли столетия, но всё шепчут цветы,

Как вернулся бес и в горе вырвал своё сердце,

Развеял по ветру их с любимой мечты,

И остался в долине с душой ангела навечно...

Хитана замолчала, они оба смотрели в звездное небо. Иран смотрел на умиротворённое лицо жены и думал: «Красивая, но печальная история. Как и у нас… Обещаю, ты будешь жить. Я сделаю всё для этого». Мужчина поцеловал Хитану, поцеловал нежно и со всей любовью.

***

Пару часов назад состоялась операция по пересадке донорского сердца. И Хитана, отойдя от наркоза, наконец открыла глаза. Белый потолок такие же стены, пиканье приборов, отвратный запах лекарств. «Я жива?» Зачесался нос, и она шевельнула рукой, это заметила медсестра и побежала за врачом. Пришёл Эрик, стал осматривать, спрашивать что–то.

– Где мой муж?

Дюран, что–то записывая в карточке, ответил:

– Ирана вызвали в Денвер, там произошло что–то с акциями, он навестит тебя, как закончит дела, не волнуйся.

– Ясно.

Прошло три дня. За это время приходили Ребекка с Миленой, Рик. Дочка весело щебетала про школьные будни, говорила, когда вернется папа, она ему подарит шкатулку, которую они сделали на кружке. Также звонила Ванесса. А Ирана так и не было…

Никто ничего не объяснял толком. Хита сходила с ума от неизвестности, телефон мужа был не доступен. Спустя ещё два дня, курьер принес букет голубых лотосов, в нём лежало письмо, то гласило:

Дорогая и любимая Хитана.

Если ты читаешь это – значит операция прошла успешно. Я рад. Хочу попросить у тебя прощения за то, что причинил тебе много боли в этой жизни и за то, что причиню ещё больше... Даже не знаю, как сказать, чтобы не ранить сильнее. В общем слушай.

За день до твоей операции я узнал, что фургон, в котором везли твое донорское сердце, попал в аварию. Мне предложили подождать, пока достанут другое… но тогда шанцы на благоприятный исход операции снизились бы до 40%. И я не мог допустить этого.

Прости родная, но в твоей груди бьется мое сердце. Я заранее прошёл тест на совместимость.

Еще раз прости. Вырасти Ребекку в любви и ласке за нас обоих. Вы – самое дорогое, что у меня есть. Моя мать и отец помогут вам.

И ещё, прошу, не говори никому об этом письме, по официальной версии объявят, что я погиб в автокатастрофе.

Я всегда любил вас и буду любить вечно. Я всегда буду с тобой…

Белый листок с чёрными строчками выпал из ослабевших рук. Из глаз градом покатились слезы. Хитана положила дрожащие руки туда, где билось сердце. Его сердце. Палату затопил душераздирающий крик.