Князев сидел за столиком в ресторане «Guard and Grace», попивая уже остывший кофе. Стрелка на часах перевалила уже за сорок минут третьего, а заинтересовавшая его особа так и не явилась. Н–да… А он до последнего надеялся, как непроходимый дурак.
– Вот же, чертовка! – прошипел себе под нос и, поднявшись, бросил пару купюр на стол, затем направился к выходу.
Оказавшись на улице, вдохнул тяжёлый воздух Денвера, полный ароматов цветущих деревьев, доносившихся из приоткрытой двери ресторана запахов с кухни, а также выхлопных газов. Вот чего ему стоило просто взять и закинуть себе на плечо эту наглую, самоуверенную, но такую соблазнительную и желанную танцовщицу? Но он так не хотел… Хитана не из тех, кто вешается на шею каждому встречному красавчику. Не из тех, кто охотится за богатством и лёгкой жизнью. Иран разглядел в глубинах синих омутов затаённую печаль и боль. В девушке кроется сильный стержень, который согнётся, но не переломится от внезапного урагана. И этим самым ураганом будет он. Хотя, где–то глубоко в душе, шатену было даже жаль танцовщицу. Жаль от того, как он собирался с ней обойтись. Но лишние привязанности только обременяют. И они ему не нужны.
Внезапный порыв ветра пронёсся совсем рядом, взметнув вывески и газеты с прочими бумажками, закружив последние по проезжей части. Взгляд Ирана заскользил по вышкам небоскрёбов, по сновавшим людям, проносящимся мимо иномаркам, и вдруг застыл на хрупкой фигурке, идущей ему навстречу с противоположного конца улицы. Хитана. Она всё же пришла.
На девушке было насыщенно синее платье чуть выше колен облегающее бедра и свободное сверху, одно плечо оголено. Волосы распущены, сбоку в них красовалась заколка в виде белой розы. Дополняли образ черные туфельки с открытым носом и чёрный клатч. Увидев мужчину, она прибавила шагу.
– Здравствуй, Иран. Я немного припозднилась, – произнесла с лёгкой полуулыбкой, поравнявшись с ним.
– Здравствуй. Ничего страшного, прекрасному полу положено опаздывать. Выглядишь восхитительно, – Князев поцеловал ей руку, как в средневековые времена. – Уж думал, что не придёшь, – и тут же хмыкнул, – значит, я тебе всё же симпатичен.
– Сильно не обольщайся, – парировала с ответной ухмылкой. – Просто решила скоротать время. Всё лучше с кем–то, чем скучать в одиночестве.
– Ах вот, как, – притворно обиделся мужчина (в одиночестве – это хорошо). – Ну, и как же мне развлечь скучающую даму?
Хитана дерзко вздёрнула подбородок, сверкнув горящими глазами.
– Можешь составить мне компанию на прогулке.
И они неспешно направились вдоль тротуара. Около получаса болтали на различные темы, общих интересов нашлось немало, потом добрались до парка и присели в беседке. Иран купил мороженого и с жгучим удовольствием наблюдал, как танцовщица поглощала холодное лакомство, при этом перед мысленным взором представляя совсем иную картину.
– Расскажи о себе, – неожиданно попросила Хитана, вырывая Князева из мучительно–сладкого омута.
– Что ж, слушай, – произнёс хрипловатым голосом мужчина и уселся поудобнее, поскольку в паху стало ужасно тесно. – Моя фамилия Князев. Мне двадцать шесть, на данный момент владелец строительного холдинга «Инквизибел». Семья: отец работает в полиции, мама домохозяйка, есть младший брат – учиться в Англии на юриста. Хобби – это спортивные машины и клубы. Ну, вот в принципе и всё. Теперь твоя очередь.
– Хитана Бекер. Мне недавно стукнуло двадцать три. Учусь на детского хирурга, подрабатываю ассистенткой в районной больнице. Хобби, как ты уже знаешь, уличные танцы и рисование. А семья… – девушка вдруг замолчала, закусив губу, и смахнула непрошенные слёзы. – Родителей у меня нет. Около девяти лет назад мы попали в автокатастрофу, папа погиб, а я и мама выжили. Однако спустя год ушла и она. Травма была серьезная. Из близких только лучшие друзья – Мелани и Рик, с последним ты уже знаком.
– Прости, не хотел расстраивать, – неловко улыбнулся Князев и поспешил перевести тему: – Почему ты решила стать детским хирургом?
– В детстве я была взбалмошной, избалованной девчонкой. Родители меня сильно любили. У них долго не получалось завести детей, но однажды на свет наконец появилась я. Родители потакали мне во всём, и мне это нравилось… до поры до времени. Зимой мы всей семьей поехали в горы на турбазу, мне тогда исполнилось одиннадцать. Было очень весело, и погода стояла прекрасная, но через пару дней неожиданно поднялась буря, в этот момент я находилась вдалеке от хижины, гуляла по окрестностям. Отец смог отыскать меня только под вечер, нашел замерзшую в сугробе под деревом. После я тяжело и длительно болела, врачи поставили диагноз: воспаление легких с осложнениями...
Отец множество раз просил прощения за то, что пришел за мной слишком поздно. С того дня они делали всё, чтобы я не пожелала. Через неделю из реанимации меня перевели в общую палату, там со мной лежала девочка лет тринадцати с похожим диагнозом. Мы подружились. У неё была только мама, отец бросил их. Они жили в бедноте, но счастливо. Девочка рассказывала, как её мать работала не покладая рук, чтобы прокормить их. И однажды та навестила свою дочь, когда и мои родители тоже были в больнице. Посмотрев на наше отношение к друг другу, в особенности на мои капризы, она недовольно покачала головой, но ничего не сказала. А через несколько дней состояние моей соседки резко ухудшилось, и её перевели в палату интенсивной терапии. Ночью девочка умерла…
Я узнала это от её матери, она сказала мне тогда: «Цени то, что у тебя есть. Твои родители очень любят тебя». После обо мне заботилась тетка, сестра отца. Я выросла, многое переосмыслила и со временем научилась ценить настоящее и помогать другим. Вот так и решила стать детским врачом. Дети – это цветы жизни и они нуждаются в большей помощи, чем взрослые.
Хитана замолчала, но продолжила задумчиво смотреть в резное окно беседки, вспоминая своё нелёгкое прошлое.
– Вот как, ценить настоящее, да? – прошептал Иран, впечатлённый откровением девушки.
После они ещё долго бродили по Денверу. Вели разговоры ни о чём, не затрагивая болезненные темы, и Князев с удивлением отметил – ему довольно интересно и комфортно просто находится рядом с Хитаной. Легко касаться её, вдыхать аромат духов, исходящий от тела и волос, наблюдать за жестами, слушать редкий смех. Впервые его не тяготило общество противоположного пола. А, может, ранее не попадались такие девушки, как Хита? Или он и не пытался разглядеть в бывших пассиях нечто большее, чем просто подруга на ночь? Н–да…
Когда город накрыли сумерки, Князев отвез танцовщицу домой. И смотря ей в след, пока она не скрылась за дверью подъезда многоэтажки, он желал ещё раз увидеть её. Просто так.
– Чушь какая–то…!
Буркнул в пустоту ночи. Затем забрался в машину и поколесил по улицам Денвера. Домой не хотелось. Хотелось другого. Точнее другую, ту, что всего пару секунд назад упорхнула от него.
– И чего мне стоило, напросится на чашечку банального кофе?! Или чего покрепче, чтоб наверняка? А там, гляди, и само бы пошло...
С досады Князев сжал плетеную кожей обивку руля. Неудовлетворенное желание накапливалось, как магма в жерле просыпающего вулкана, доставляя дискомфорт не только телу, но и сея смуту в самой душе. Что же останавливало? Ирану стало вдруг смешно. Он даже горько хмыкнул. А ответ крылся на поверхности: ему хотелось, чтобы очаровательная танцовщица оттаяла, чтобы сама захотела его. Показала свою страсть. Только ему…
– Да чтоб тебя! – рыкнул мужчина, до хруста ткани стискивая ни в чем не повинный руль, и прибавил газу. Ягуар намного резвее понёсся по улицам.
Ладно. Как говорится, утро вечера мудренее. Князев решил, его ожидание покроется сполна.
***
– Ир, ну так ты придешь?
– Стив, я не могу, у меня много работы на сегодня.
– У тебя всегда её навалом, а ради друга можно было бы и прийти.
– Ты же знаешь, меня не привлекает искусство, – парировал Князев недовольно, но сдержанно.
Сидя у себя в кабинете, зажав между плечом и ухом сотку, он одновременно с этим подписывал ценные бумаги. С самого утра завал на работе, а тут ещё и отвлекают.
– А зря! Тебе не мешало бы разнообразить свою жизнь, а то работа, девушки, секс и всё… – не унимался его невидимый собеседник на линии.
– Ну хорошо, уговорил. Я буду, – Иран устало вздохнул. И тут же довольно улыбнулся, как кот объевшийся сметаны, его посетила не плохая идея: почему бы не совместить приятное с полезным? – Только не один.
– Молодец! Ты правильно поступил, там будет много чего интересного… – рыжеволосый продолжал болтать бес умолку. А потом того осенило: – Ей, постой! Что значит, «не один»?!
«Ну вот, завелся…» – Иран поморщился, и усталость давала о себе знать, и щебетание талантливого друга. – Стив, это значит с тобой, друг мой не наглядный!
В трубке на несколько секунд повисла тишина. Затем раздалось негромкое:
– Ир, с тобой точно всё в порядке?
– В полнейшем! – уже раздраженно, – всё, до вечера. Отбой.
Князев оборвал звонок. Осталось дело за малым – это пригласить Хитану. Поскольку та рисует, ей должна быть интересна выставка работ малоизвестного, но довольно талантливого художника и скульптора. К тому же, Князев уже давно обещал своему другу посмотреть и оценить его хобби.
Вечером Иран прогуливался меж рядов галереи, разглядывая различные фигурки, статуэтки, скульптуры и картины различных авторов. Освещение и цветная подсветка выгодно подчёркивало достоинство многих работ. Вокруг сновало полно народу, среди которых были и репортеры, ищущие новые сенсации и «молодых» художников, чтобы выгодно вывести их в свет.
Попутно, шатен думал о Хитане. С той прогулки прошло около недели, в середине которой они с танцовщицей виделись лишь раз, и то – просто в кино ходили. Видеться чаще не позволяла работа, и его и её. К тому же, на свои танцы, Хита его не звала. Да и верно, кто он такой, чтобы подпускать его к своей жизни ближе? И Князев надеялся, что сия организованная выставка их чуть сблизит. Девушка должна была подойти немногим позже открытия. Вот Иран от скуки и маялся, вышагивая по коридорам и оценивая труды художников.
Шатен остановился напротив очередной картины с названием «Слёзы весны», как раз Стива. На ней была изображена девушка, сидящая на берегу озера, вокруг цвели белоснежные деревья, зеленела невысокая трава. Из глаз светловолосой красавицы градом катились слезы, капая на струящееся платье цвета шампанского, выражение лица соответственно грустное, даже печальное.
«Да друг, умеешь ты взаправду изображать чувства…»
– О, кого я вижу! Иран, ты ли это? Неужели решил почтить нас своим присутствием, – послышалось сбоку.
Князев отвлекся от заинтересовавшей его картины и обернулся.
– И тебе привет, Юра, – поприветствовал рукопожатием друга. – Меня Стивен уговорил. А ты, что это здесь ошиваешься?
– О! Даже так! Ну, тогда, передай низкий поклон Стиву, за то, что смог вытащить твою задницу из офиса! – русоволосый изобразил тот самый поклон. Вышло смешно.
– Прекрати, паясничать! – фыркнул Князев. Но губы все же растянула полуулыбка. И взглянув Юре за спину, мужчина хмыкнул: – Кстати, можешь и сам передать. Вон, Стив идёт.
– О, Юра, вот ты где! – недовольно гаркнул тот. Русоволосый шустро выпрямился и состроил виноватую рожицу. – Я тебя о чем просил? И когда, а?! – Стив был явно не в духе, пыхтел, ворчал, отчитывая друга, – Когда, спрашиваю, ты её принесешь и поставишь на законное место?!
– Так я это, иду за ней! Не злись, все будет в ажуре, – примирительно оправдывался Юра, выставив ладони перед собой.
– Вижу я, как ты идешь!
– Всё, всё! Не ворчи. Бегу я за твоей изюминкой, – и русоволосый скрылся за поворотом коридора.
– Ты что, завербовал его в помощники? – Князев смеялся.
– Да что б его! Из Юры помощник, как из меня балерина! Клоун погорелого театра! – проворчал Стив.
– Весело тут у вас. Кстати, что за изюминка такая? Эй, Стив?
Но рыжеволосый не ответил, он во все глаза смотрел Князеву за спину. И шатен тоже оглянулся, стремясь улицезреть, чем вызван такой интерес.
– Быть не может… вот так да!
Сорвалось с губ художника. Он таращился на девушку в темно–зеленом приталенном платье с открытыми плечами, идущую им на встречу. На Хитану. И то, как Стив смотрел, шатену не понравилось: «С чего это вдруг?»
– Добрый вечер, – с лёгкой улыбкой поприветствовала танцовщица мужчин. – Иран, извини за опоздание, работа, понимаешь ли.
– Привет, Хита, – Князев намеренно сказал именно так. Он был доволен. И поспешил расставить точки над «И»: – Знакомьтесь, Стив Паверти, его талантливые работы принимают участие в сегодняшней выставке, – указал рукой на друга, – а это Хитана Бекер, моя…
– Хорошая знакомая, – услужливо подсказала танцовщица, невинно улыбнувшись мужчинам.
– Да, именно. – подтвердил Князев сквозь зубы. Хорошо «знакомая» его обломала. Главное, вовремя. И скосив глаза на друга, по–прежнему не отводившего взгляда от девушки, спросил у него: – Так что там, за изюминка, Стив?
– Приятно познакомится! – восторженно отозвался наконец художник. – А что касается изюминки, то идемте, покажу. Вам понравится.
Рыжеволосый привел в большой выставочный зал, к одной из картин. И для Ирана, и для Хитаны та стала сюрпризом.
– Я назвал её «Цветущая сакура».
На картине крупным планом на фоне цветущей Сакуры была изображена девушка с темно–вишневыми волосами, красиво спадающими на сиреневое кимоно, расписанное белыми журавлями и ветвями деревьев. Небо окрашено в различные тона от персикового до розового, из облаков выглядывала круглолицая луна. Синие омуты девушки смотрели словно живые, невольно затягивая в свою бездонную глубину.
Князев не верил своим глазам. Как тонко и чётко, Стив подметил все детали. Однако, было одно Но, на которое художник вскоре и ответил.
– Я нарисовал эту картину ранней весной. Как–то гулял в центральном парке и совершенно случайно увидел вас, Хитана. Вы брели вдоль аллеи, кутаясь от холода в шарф, плотнее запахивали пальто, и с грустью смотрели в небо, поэтому, не заметив меня, столкнулись со мной. И тогда я увидел эти синие прекрасные глаза. Но вы, извинившись, скрылись в толпе прохожих. – Стив рассказывал с мечтательным выражением лица, словно видел тот день вновь.
– Много дней ваш печальный образ не выходил у меня из головы, и я нарисовал его. Только я решил, что такая прекрасная нимфа не должна грустить, поэтому и изобразил вас такой: грациозной, нежной и далёкой. Надеюсь, угадал?
– Весьма… – поражённо ответила Хитана, коснувшись рамы картины. – Дальний восток – моя родина.
Стоящие радом ценители искусства, да и простые зрители начали перешёптываться, мол, смотрите, муза и художник вместе. Слетелись и папарацци, как мухи на мёд, стали щелкать фотоаппаратами, лесть с вопросами. Хитана вмиг стушевалась, и Князев поспешил увести её с эпицентра. Им удалось прорваться на улицу, оставив Стива позади, на растерзание журналистам.
– Мне казалось, ты любишь внимание? – произнёс Иран, когда они оказались на улице.
– Не такое, – танцовщица выглядела подавленной. Её заметно била дрожь. Но мужчина лезть с расспросами не стал.
Она старалась собрать распущенные волосы, но проказник–ветер не давал ей. Тогда Князев накинул на озябшие плечи свой пиджак, тем самым, за одно и придавив непослушные волосы.
– Спасибо.
Пара пошла вдоль тротуара в молчании. И чтобы развеять грусть девушки, Иран поинтересовался:
– Понравился портрет? – танцовщица чуть улыбнулась.
– Очень. Я не представляла, что могу быть такой…
– «Я тоже», – хотелось подметить мужчине. Но он предложил: – Хочешь, куплю для тебя?
Танцовщица улыбнулась шире, настроение, похоже, у неё поднялось.
– Нет.
– Но почему? – Иран недоумевал.
– Просто, потому что…
После они поужинали в ресторане, а затем Князев отвез Хитану домой.
– Я серьёзно, насчёт картины, – мужчина поймал девушку за руку у подъезда.
– И я.
Они смотрели друг на друга. И Иран понял, что танцовщица начинает ему всерьёз нравиться. Вот же!
Мужчина резко дёрнул Хитану на себя, обнял и приник желанным губам. Танцовщица не оттолкнула, ответила с пылом. Но отстранилась скоро. И прежде чем подняться в квартиру, предложила:
– Приходи послезавтра на наше выступление. Позже скину адрес.