Не заигрывай со мной

Глава 28

Всё было бы хорошо, если бы не было так плохо. Работа в балетной студии и тренировки выматывали нещадно. Не было сил не то что на флирт с Кириллом, а в целом на поддержание функционирования организма. Моя физическая форма явно стала лучше. Теперь я не была хрупкой девушкой: если напрячь мышцы, то впору выступать как бодибилдер.

Кирилл тонко чувствовал моё состояние, а потому ушел от уже ставшего привычным «грязного флирта» и окружил меня какой-то даже чрезмерной заботой.

— Перерыв, — объявил он строго и выключил музыку.

И хоть у меня уже темнело в глазах, но я уперто желала продолжать.

— Нет. Всё ещё плохо, — я подошла к колонке и включила музыку назад.

— Майя, всё отлично.

— Нет! — закричала я и увидела в его глазах недоумение. — Прости.

Запустила руки в мокрые от пота волосы и села на пол, устраиваясь поудобнее. Из зеркала на меня смотрела задница бабуина — мое лицо было таким же красным и как будто слегка опухшим.

— Ты так усердна, что даже я за тобой не поспеваю.

— Я хочу победить.

— Я знаю. Но не обязательно делать это с первого раза, — Кирилл протянул мне бутылку воды и сел рядом.

— Спасибо.

Мелкими глотками пила воду, горло смыкалось, что вызывало боль. Всё тело горело как будто мы находились не в зале, а в пустыне под палящим солнцем. Кирилл дотронулся до моей щеки: его рука показалась ледяной, и я отпрянула.

— Да ты горишь.

— Ну вот мы и делаем перерыв. Жарко.

— Нет, — Кирилл приблизился и коснулся губами моего лба. — У тебя температура.

— Не может быть, — отмахнулась от него и попыталась встать.

Но в глазах продолжало темнеть. Я пошатнулась, Кирилл подхватил меня.

— Майя, что за детские разговоры. У тебя стеклянный взгляд и ты красная как вареный рак.

«Так бабуин или рак?» — задала себе мысленно вопрос.

— Скорее всего, это просто переутомление.

— Даже если и так, ты идешь домой и отдыхаешь. Я отвезу тебя.

Кирилл хоть и не любил водить, но стал чаще это делать. Объяснил это тем, что не хочет, чтобы я по ночам ездила в общественном транспорте одна. Но думаю, он всего лишь хотел подольше побыть вместе. Я не противилась.

Кирилл говорил со мной голосом строгого отца. Во всяком случае, я это так себе всегда и представляла. То есть, если бы у меня был отец, он бы вот так ругался на мое состояние и просил отдыхать. Наверное…

— Ладно. Поехали, — я снова попыталась встать, но тут живот пронзило резкой болью и я согнулась пополам.

Я едва не закричала от боли, на лбу выступил пот. Меня бросило в озноб и начало тошнить.

— Майя, что с тобой? — обеспокоенно засуетился Кирилл и обнял меня. Его руки тряслись. Или это меня трясло так сильно, что он не справлялся? — Ты теперь позеленела.

— Меня… тошнит… Помоги мне, — прикрыла рот рукой, боясь вывернутся прямо на паркет.

Кирилл помог мне встать, боль отступила и это дало мне время дойти до санузла. Но лучше мне не стало, в подреберье снова скрутило, тысяча игл протыкали меня насквозь. Голова кружилась, тошнило, но рвотных позывов не было. Пришлось сунуть себе два пальца в рот, чтобы хоть как-то облегчить состояние. Это помогло, но лишь на время.

— Я хочу вызвать скорую, — донесся голос Кирилла со спины. Всё время он был рядом и подбадривал. — Девушка, 20 лет, резкие боли в животе, тошнота, рвота, потливость и температура.

Оператор что-то еще уточнял. Кирилл назвал адрес, а я тем временем распласталась на холодной плитке общественного туалета. Гадко, очень гадко. Кирилл держал меня за руку и растирал холодные пальцы.

— Сейчас скорая приедет.

Я только и могла, что кивать — не было ни сил, ни желания что-то отвечать. Я лишь была рада, что не оказалась с этой напастью один на один. Чем бы они ни была.

Кирилл смочил полотенце теплой водой и приложил к моему лбу. Но живот снова пронзило болью словно внутренности прокручивают через мясорубку. В какой-то момент я начала молить о смерти. По щекам водопадом текли слезы. Так плохо я себя никогда не чувствовала.

Скорая приехала спустя двадцать минут. Женщина тучного телосложения — фельдшер — и мужчина-врач собрали анамнез, измерили температуру и кислород. Я прерывала осмотр своими позывами, но так было плевать. Кирилл подложил на пол полотенца, чтобы меня смогли осмотреть лежа. В дверях столпились зеваки, даже Светлана прибежала на шум. Все переживали за меня, это было так мило, но не могла в полной мере насладиться этим.

— Разгоните людей! Тут итак дышать нечем! — скомандовала фельдшер.

— Что с ней? — спросила Светлана.

— Не мешайте врачам заниматься своей работой.

— Я её преподаватель!

— Но не мать же, — оборвала Светлану женщина.

Врач пальпировал живот, что-то записывал. Кирилл разговаривал с ним. Я уже ничего не понимала и не воспринимала. Не хотелось мне лежать на грязном полу туалета, испытывать эту ужасную боль и состояние близкое к обмороку. Мне хотелось домой. Но не было того места, которое я могла бы назвать домом. Как бы мне ни нравилось жить с Настей и тетей Олей, это лишь временное пристанище. Я думала о маме. Это ведь естественно, думать о человеке, что подарил тебе жизнь, когда сам на грани смерти.

Кирилл гладил меня по волосам, держал за руку, пока мне вкалывали противорвотное средство и стало чуть-чуть полегче.

— Кто вы пациентке?

— Парень, — уверенно ответил Кирилл.

Я невольно глянула на Светлану — от этой информации ни один мускул на её лице не дрогнул. Она женщина проницательная. Наверное, еще в тот самый первый раз поняла, что назревает между нами.

— Нам её паспорт нужен для оформления. Он у вас с собой, девушка? — фельдшер обратилась ко мне, и я отрицательно покачала головой.

— Он у Насти, — еле выговаривая слова, сказала я Кириллу.

— Я привезу.

Фельдшер назвала адрес больницы, куда меня собирались отвезти на скорой. Кирилл вверил меня врачам. Я до последнего не отпускала его руку. Из глаз снова потекли слезы.

— Да не реви ты. Всё с тобой будет хорошо! — задорно подбадривала меня фельдшер. — Ишь какого парня красивого отхватила. Где мои двадцать?

Я слабо улыбнулась. Над Кириллом разве что нимб не светился, так возился со мной. Не уверена, что Денис смог бы пережить такое. Хотя это лишь вопрос близости, даже не брезгливости. Всё прочее неважно, когда любимому человеку плохо.

— Родственникам каким-нибудь звонить будешь? Родителям?

Я покачала головой.

— Сирота, что ли? — не унималась фельдшер. Ей очень видимо хотелось со мной поговорить.

— Нет.

— Из дома сбежала. Понятно.

И как так работница скорой сделала вывод по моему простому «нет»? Неужели у меня это на лице написано?

— Вот не щадите вы родителей, бунтуете. Всё жизни хотите самостоятельной. А потом в больницы попадаете и ухаживать за вами некому. То набухаются, то пережрут чего, а то и вовсе обколются. Всё за вами глаз да глаз.

— Да уж, Марь Иванна. Дело говорите, — поддакивал водитель.

Они вели дискуссию всю дорогу, не смущаясь моего присутствия. А я всё же думала о маме. Что бы она сделала, сообщи ей врачи о моем состоянии? Приехала бы или нет? Когда я болела в детстве, она была жесткой. Еще хуже, чем когда я была здорова. Хотя она всегда сидела около кровати и проверяла температуру каждый час и почти не спала, но не позволяла мне жаловаться и не давала себе вольности показаться обеспокоенной. Она всегда строго придерживалась рекомендаций врачей, а если не помогало, то звала новых. А потом я и вовсе перестала болеть. Её любовь была для меня недоступна, даже в моменты, когда я в этом нуждалась больше всего. Особенно в эти моменты. Моя мать — каменная статуя, что дает трещину лишь раз в год. И то снаружи этого не видно. Но зато мое сердце обливалось кровью каждый день.

А затем я наступила на те же грабли. Приняла чувства Дениса за правильные, а он оказался такой же статуей. Во всяком случае для меня. Я сама была не тем человеком, ради которого он мог переступить через себя.

Если Кирилла не лишат прав, то это будет удачей, ведь он умудрился съездить к Насте и привезти в больницу мой паспорт быстрее, чем я дождалась УЗИ. Живот периодически скручивало, но благодаря лекарству не тошнило.

— Я имел честь познакомиться с Анастасией Старшей, — я не сразу поняла о ком он. — Не стал оставаться на чай, но пришлось порыться в твоих вещах. Мне кажется, она в шоке.

— Ты о тете Оле?

— Красивая женщина, ничего не скажешь.

Я достала из сумки телефон. Впервые за все время. Даже мысли не возникло кому-то позвонить или написать. Несколько пропущенных от Насти и тети Оли, беспокойные сообщения и почти угрозы расправы, если я не выживу.

Я улыбнулась.

— Что там? — Кирилл положил мне голову на плечо и заглянул в телефон.

— Настя обещает убить меня, если я умру.

— Ну уж нет. Твой труп я никому не отдам.

Я толкнула Кирилла в бок и снова сложилась пополам, стараясь не орать, что есть мочи, а лишь постанывать.

После УЗИ, анализов и всего прочего, мне был поставлен диагноз — панкреатит. Прописаны уколы, миллион таблеток, постельный режим и диета на ближайшие дни.

— Поедем ко мне, — жестко сказал Кирилл. — У Насти за тобой не смогут нормально ухаживать.

— Ну уж нет, — возмутилась я.

— А я вроде и не спрашивал твоего мнения.

— Пользуешься тем, что я не в состоянии сопротивляться.

— У них своя жизнь, у тебя — своя. Если есть возможность не беспокоить Настю и её маму, почему этим не воспользоваться?

— А у тебя нет своей жизни? — усмехнулась я, уже толком не воспринимая реальность. Мне также выдали таблеток и я чувствовала себя легкой и невесомой, так как перестал болеть живот.

— Ты теперь неотъемлемая часть моей жизни, Майя. Я же твой парень, и моя прямая обязанность — заботиться о тебе. А мой дом — твой дом.

Кирилл произнес эти слова как само собой разумеющееся, от чего на мое сердце словно наклеили пластырь. Очень мягкий и нежный пластырь. Я не стала с ним спорить, мне понравились его слова настолько, что я только и мечтала, что забраться под одеяло, свернуться калачиком и может посмотреть с ним в обнимку какое-нибудь кино на проекторе. Хотя я была уверена в том, что Настя могла и отложить свои дела и ухаживать за мной.

— Я тоже хотела бы заботиться о тебе, — смущенно произнесла почти шепотом. — Но всё же надеюсь, что такая жесть обойдет тебя стороной.

— Жизнь долгая. Думаю, у тебя будет шанс проявить свою заботу, — Кирилл взял меня за руку и поцеловал костяшки пальцев.

Его губы оказались чуть шершавыми, он мало пил и переживал за меня слишком сильно, а потому протянула ему бутылку воды. Он с благодарностью и легкой улыбкой отпил немного, громко глотая.

— Заставила ты меня, конечно, понервничать.

— Прости, — я уставилась в свои колени.

— Ты дурная? Кто за такое извиняется?

— Ну прости, — моя шарманка с извинениями слишком быстро завелась.

Кирилл хмыкнул, бросив на меня короткий взгляд.

— Может, взять «прости» в качестве стоп-слова?

Я замерла, не зная, шутит он или всерьёз. Щёки тут же вспыхнули, а мысли начали разбегаться.

— Нет! — отрезала я, но слишком резко, почти выкрикнула.

Нет. Только не это. Это было тогда, сейчас я здесь. Здесь. С ним.

В голове мелькнуло: «удар, удар, ещё удар». Указка рассекает воздух, мои ноги болят, а извинения слетают с губ машинально, бездумно. «Прости-прости-прости» — я всё повторяла, потому что знала, иначе станет хуже.

Я зажмурилась, прогоняя образ матери из головы. Нет. Не хочу её вспоминать!

Кирилл сжал мою руку чуть сильнее.

— Эй, Майя… — его голос стал мягче. — Извини. Плохая шутка.

Я подняла взгляд, встретилась с его глазами.

— Всё нормально, — ответила я сдержанно, но сама чувствовала, что внутри дрожь не утихла.

Он сосредоточился на дороге, но я видела, что его мысли витали где-то далеко.

— Я не подумал, — наконец сказал он, виновато усмехнувшись. — Ты не должна… даже в мыслях возвращаться туда. Это я виноват.

— Не бери на себя больше, чем нужно. Ты не обязан.

— Но я обязан думать о том, что может тебя ранить, а что нет.

Тепло разлилось внутри. Я знала, что он не просто говорит — он старается. Я вспомнила, как мне нравилась его грубость — эти моменты, когда он был чуть жёстче, чуть настойчивее, как будто играл с моими границами. Тогда всё казалось правильным, безопасным.

— Мне нравится, когда ты… немного грубый.

Кирилл усмехнулся — именно той своей нахальной усмешкой, как будто он всё про всех знает.

— Мы с тобой явно не очень здоровые люди.

— Возможно, это нас и сблизило.

Подобно тому, как Кирилл заместил воспоминания о моем поцелуе с Андреем другими, я попыталась представить другую ситуацию: как стою перед ним на коленях, руки в наручниках сзади, глаза завязаны, а он шлепает меня плеткой или еще какой-нибудь неведомой штукой по ягодицам, спине, рукам и ногам.

Я знала, что это не похоже на то, что было с матерью. Тогда я была слабой, а теперь… теперь это моя воля, моя фантазия. Как он там говорил? «Боль может быть очень приятной.» Действительно ли это так?

— По лицу вижу, что думаешь теперь о всяких непристойностях.

— На дорогу смотри.

Кирилл усмехнулся, бросив короткий взгляд на меня.

— Только если ты потом расскажешь, о чем думаешь.

— Не все мои мысли должны быть озвучены.