Ника, довольная собой, объявляет, что картошка готова. И теперь ей нужна миска для овощного салата. Миску она замечает на верхней полке, до которой едва дотягивается.
Но разве это преграда для ребёнка?
Я успеваю только моргнуть, как она переставляет тумбу, взбирается на неё, подпрыгивает…
Бах. Бах. Бах.
— Ника! — вскрикиваю испуганно.
Дочь замирает и, кажется, не дышит, пока дождь из тарелок и мисок не заканчивается. Осколками усеян весь пол.
— Я, я, я нечаянно, — заикаясь произносит она.
Я вижу, как дрожит её подбородок, нижняя губа, и готов сам себе стукнуть по голове, что так гаркнул на ребёнка. Я же не чтобы поругать. Я испугался, что она поранится.
— Ника, я не собираюсь ругать, — как можно мягче говорю ей и делаю осторожные шаги в её сторону. — Ты цела? Не порезалась?
— Нет, — отвечает она, осматривая руки и ноги. — Правда, не будешь ругать?
— Не буду. Просто в следующий раз попроси меня о помощи.
— Что случилось??? — на кухню забегает взъерошенная Катя.
— Я тарелки разбила, — честно признаётся Ника, чем приятно меня удивляет.
— Ника… Прости, Саш, я куплю новые.
— Не выдумывай. Вот мы с Никой поедем на днях, и она выберет, что ей нравится.
— И я могу выбрать отдельно тарелки для себя? — спрашивает Ника.
— Отдельно? Это как? — не понимаю и вопросительно смотрю на Катю.
— У нас дома есть обычный набор посуду и отдельно набор тарелок Ники. С животными, — поясняет она.
— Раз я буду жить здесь, а потом приезжать в гости… — на этом момента дочь замолкает и смотрит на маму, потом на меня. — Буду же, да?
— Будешь, — отвечаем с Катей одновременно.
— Тогда у меня должна быть своя посуда, — договаривает девочка.
— Договорились. Вот отвезём маму в аэропорт и заедем в магазин. Выберешь.
— Класс.
Я подхватываю Нику на руки и замираю. Она такая лёгкая. Как пушинка. Но даже не это заставляет меня замереть. Меня прибивает к месту осознанием, что я впервые в жизни держу на руках собственного ребёнка. Интересно, а какая она была, когда родилась. Наверное, совсем крошечная.
В груди разливается горечь, что я этого не узнаю, не прочувствую, потому что время упущено.
Мы встречаемся взглядами с Катей, и я даже не пытаюсь скрыть свои эмоции. Я открыто демонстрирую ей, что мне, здоровому мужику, больно, что она отняла у меня столько моментов.
Да, я виноват в нашем разводе.
Но я имел право знать о существовании ребёнка.
Я бы мог принимать участие в её воспитании.
Я бы видел, как она растёт.
Я бы не дал возможности гондону-отчиму отнимать у ребёнка грёбаные книги о Гарри Поттере!
— Прости, — шепчет Катя одними губами, и в её глазах появляются слёзы.
Я осторожно переступаю через осколки и ставлю Нику на подоконник.
— Стой здесь, пока я уберу осколки, — говорю дочке и беру совок с веником.
— Я помогу.
Катя только делает шаг в мою сторону, но я останавливаю её взглядом. Не хочу, чтобы она случайно поранилась.
— Я сам.
Я справляюсь быстро. Просматриваю пол внимательно под фонариком, чтобы не пропустить осколки, и тогда снимаю Веронику с подоконника.
— Мам, мам, мы тебе картошку пожарили! — говорит дочь и показывает на сковороду.
— Ничего себе, спасибо.
Катя расплывается в улыбке и целует дочь в щеку. Ко мне пока боится подойти. Наверное, думает, что я ещё злюсь и не подпущу её.
— А меня? — спрашиваю у неё с улыбкой.
Катя расслабленно выдыхает, подходит ко мне, поднимается на носочки и целует в щеку.
— Спасибо, — говорит тихо. — И что дал поспать тоже спасибо.
Я только киваю. Ника уже вместе с Катей нарезают овощной салат. Мне велено сидеть за столом и не мешаться под ногами у хозяек.
Я так и делаю Сижу. Любуюсь этими рыжими красотками. И представляю.
А что было бы, если бы я тогда Катю не отпустил?
Что если бы мы тогда сели и попробовали что-то исправить.
Я бы наблюдал вот такую прекрасную картину каждый день. Дочь знала бы, что я люблю мясо по-французски и, возможно, иногда радовала бы меня моим любимым блюдом.
Горько от этого осознания. Горько, что просрал всё сам, окунувшись с головой в работу.
А сейчас уже ничего не исправить. Можно только попытаться заслужить доверие и любовь дочери, и наладить с Катей дружеское общение. Дружеское…
Возвращаемся к извечному вопросу о дружбе мужчины и женщины.
А если речь не просто о мужчине и женщине, а о бывших супругах, которые в прошлом безумно любили друг друга?
Возможно ли тут быть друзьями, или можно попытаться всё вернуть?
Тогда отсюда следует другой вопрос — а нужно ли это Кате?