— Ты, правда, любила его? — тихо спрашивает Саша.
— Да, Саш. Я полюбила. Ты же меня знаешь, я бы не смогла быть с человеком без чувств. Олег показался мне надёжным, любящим, верным. Последнее было очень важным требованием. Ну, и я ведь была не одна уже. Мне было важно, чтобы он хорошо относился к дочке.
— Хорошо? Он её книги любимые отобрал, — зло цедит сквозь зубы Громов, и я понимаю его эмоции.
Я сама тогда была в шоке от поступка Олега. Я даже не заметила, как он эти книги из дома вынес. А когда вручал племяннице, увидела реакцию Вероники. Она, конечно же, узнала свои книги с закладками, но было уже поздно. Рита так искренне радовалась, плакала от счастья.
Сестра Олега жила откровенно бедно, и не смогла бы позволить купить малышке такой набор книг. И как я могла отобрать у девочки её мечту? Я и не смогла. Пообещала Веронике купить новые книги, а Олегу наедине устроила разнос. Ужаснее всего то, что он и не понял, что такого страшного совершил.
Тогда я поняла, что ошиблась в выборе спутника жизни. Ну а после был мой диагноз, испуганные глаза Олега, быстрый сбор вещей и уведомление на «Госуслугах», что он подал заявление о расторжении брака.
Мы прожили вместе четыре года. Я смело могу назвать их счастливыми. Но только эти четыре года.
— Я не оставила это без внимания, поверь. Просто когда собиралась купить новые книги Веронике, узнала о своём диагнозе, завертелась в исследованиях, а дочь и забыла о моём обещании, потому что запоминала информацию, как меня спасти в случае необходимости.
При этих словах Саша крепче прижимает меня к своей груди.
— Ты могла прийти ко мне, — говорит мне на ухо и вдыхает мой запах у основания шеи, снова вызывая стаю мурашек на коже. — Я бы помог. Я бы был рядом.
— Это ты сейчас говоришь. По факту, Громов. А я знала, что у тебя карьера на пике, что у тебя отношения в разгаре. Зачем тебе я со своими проблемами? Бывшая жена, которая не выдержала испытание твоей службой и ушла, скрыв ребёнка. Ты же видел реакцию своей Вики на наше появление. Думаешь, она бы отреагировала иначе, позволила бы тебе помогать мне и дочке? Мы для неё — большая опасность. Мы для неё — враги. Она бы сделала всё, чтобы избавиться от нас. Поэтому я сначала подготовила дочь, потом решилась приехать к тебе.
— А почему ты приехала буквально перед операцией?
— Потому что мне позвонили и сообщили, что появилось окошко для моей операции?
— Окошко?
— Это значит, кто-то не дожил до операции, Саш. И это место отдали мне, потому что я была в списке срочных пациентов.
Жуткие слова. Но это правда.
Мы замолкаем. Я не знаю, о чём думает Саша, а меня теперь грызёт совесть. В моей голове проигрывается столько сценариев того, как бы могла сложиться жизнь Вероники, если бы в её жизни отец появился раньше.
Не факт, что мы с Сашей вновь стали парой. Но я уверена, что он не стал бы отказываться от общения с дочкой. Я бы, может, привозила её к нему на выходные. Мы бы, может, вместе летали к морю. Столько всего могло бы быть, если бы не моё эгоистичное решение.
Слёзы тихо скатываются по носу и капают на подушку. Я шмыгаю носом, и Громов тут же приподнимается на локте.
— Катюш, ну ты чего?
— Я так виновата перед тобой, перед Вероникой. Я не знаю, сможешь ли ты меня простить, Саш, но я хочу, чтобы ты знал — я очень жалею, что ушла, не сказав о беременности. Надо было наступить себе на горло, прийти и рассказать. Ну или позвонить. А я молчала до последнего. Я тебя столько всего лишила, Саш. Я же видела твой взгляд, когда ты Веронику на руки взял. Ты же сто процентов представил, как это было бы — держать её младенцем. А она такая крошечная была, Саш.
— Ну-ну, не плачь, Катюш. Ты мне сердце разрываешь своими слезами. Я тебя не виню.
— Врёшь.
Саша грустно улыбается.
— Я сам не лучше, Кать. Не нужно винить только себя. Я не должен был уходить с головой в работу. Я не представляю, как тебе было тяжело стучаться в закрытые двери. Я ценил того, что ты ждала меня до поздней ночи, обеды мне приносила в любую погоду, если я забывал. Ты была идеальной женой, Катюш. А я это просрал. Посчитал, что карьера важнее, а потом та же гордость не позволила поехать следом за тобой. Я тебя прошу сейчас настроиться на операцию. Давай, правда, поговорим о нас, когда ты вернёшься. Я обещаю, что присмотрю за дочкой. Всё у нас будет хорошо.
— Хорошо, — говорю на выдохе.
Я верю. Правда, верю. А сейчас у меня ещё рождается вера, что у нас может быть второй шанс. За эту веру хочется держаться, как за дополнительный стимул скорее восстановиться после операции и вернуться домой.