По дороге в аэропорт Катя рассказывает мне в который раз о распорядке дня Вероники, о её вкусовых предпочтениях, о её любимых книгах, мультиках, увлечениях. Мне, конечно, всё интересно, и я всё пытаюсь запомнить, а вот Вероника выглядит обиженно.
— Мам, я же не маленькая! — наконец, не выдерживает дочь. — Я могу сама всё это рассказать.
— Прости, зайка, я просто очень нервничаю.
— А думаешь, мне легко? — выдаёт Вероника с таким надрывом, что у меня, взрослого мужика, ком в горле появляться.
Ника прикусывает губу и отворачивается к окну, но я-то вижу, что её глаза наполняются слезами. Катя тихо всхлипывает и пересаживает дочь к себе на колени. Она что-то быстро шепчет ей на ухо, Вероника кивает и тихо плачет вместе с мамой.
Смотреть на них больно. Но уверен, Кате намного больнее. И к этой боли ещё добавляется страх, что она может не вернуться. Эту тему она тоже упомянула, когда мы лежали в их комнате.
Оказывается, Катя уже подготовила все документы на случай своей смерти. Если что-то пойдёт не так (а адвокат и нотариус узнают это от докторов Кати) со мной сразу свяжутся.
Очень надеюсь, что не свяжутся. Я верю, что операция пройдёт успешно, и через пару месяцев я снова буду ехать в аэропорт, но уже чтобы забрать Катю домой. Подготовим с Вероникой воздушные шары, плакат и цветы. Красиво встретим.
Успокоиться девочки мои смогли уже только у аэропорта. Катя попросила с ней не идти. Хочет, чтобы мы попрощались на парковке.
И я понимаю её. Она никогда не любила долгих прощаний. Ей тяжело расставаться с близкими, а про дочь я, вообще, молчу. Бедное материнское сердце уже сейчас разрывается от тоски и боли.
Я паркую внедорожник, достаю из багажника чемодан Кати, ставлю рядом с ней, целую её в щеку и отхожу, чтобы Вероника попрощалась.
Катя сжимает дочь до хруста в косточках и щекочет её напоследок. Уверена, хотела услышать смех ребёнка. Ника уворачивается, хохочет, а после просит маму подать ей руку.
Вероника достаёт из кармана браслет из каких-то камушков и фигурок и надевает маме на запястье.
— Это оберег. От меня. Не снимай, пожалуйста, — просит дочь и целует маму в обе щеки. — Я буду тебя ждать. И обещаю вести себя хорошо. Постараюсь.
Катя улыбается и проводит ладошкой по волосам дочери.
— Езжайте. Я вернусь обязательно, — уверенно говорит она.
Мы с Вероникой садимся в салон, я медленно выезжаю с парковки и сигналю Кате на прощание. Вижу к зеркало заднего вида, как она прижимает к груди ладонь, а второй машет нам. На её лице сияющая улыбка.
— Ты любишь мама? — вдруг спрашивает Вероника.
— Любил. Очень сильно.
Отвечаю честно о прошлом, потому что в настоящем нам ещё предстоит разобраться. Уверен, что у Вероники будет много вопросов о моей жизни с Катей. Не уверен, что всё стоит рассказывать ребёнку, но я хочу, чтобы дочь знала — мы с её мамой любили друг друга, уважали, ценили. Просто в один момент я пошёл не той дорогой.
— А сейчас? — прилетает неожиданный вопрос.
— Мне сложно ответить, Ника. Мы много лет были порознь.
— Настоящая любовь, говорят, не умирает.
— Не умирает.
— Тогда вы можете помириться с мамой?
— Можем.
— А ты этого хочешь?
Чувствую себя на допросе, и понимаю, что обязан отвечать честно.
— Хочу.
— Ты же понимаешь, что я не позволю тебе снова сделать маме больно? Она и так натерпелась.
— Понимаю.
И понимаю теперь, к чему были прошлые вопросы. Дочь тонко подводит меня к самому главному. А ещё меня радует, что даже в таком юном возрасте она смело становится на защиту матери. Это вызывает уважение. А ещё говорит о том, что Катя — прекрасная мама.
— Я не собираюсь делать ей больно.
— А я тебе не верю.
— Это я тоже понимаю.
— Если ты считаешь, что два месяца пролетят быстро и незаметно, то ты ошибаешься.
— Звучит как угроза, — усмехаюсь я.
— Я не угрожаю, а предупреждаю, папочка.
— Ты готовишь для меня какие-то испытания? — догадываюсь я.
— Вроде того.
— Я готов их пройти.
— Ну-ну, — усмехается Вероника.
И в этот момент она так напоминает меня, что мне теперь даже немного страшновато представить, что она там придумала.