Эффи
После гала-концерта мы провели еще одну ночь в городе, но затем вернулись на ферму Бартлетт. Я знаю, что технически мы здесь в целях безопасности, но это место начинает становиться чем-то большим, чем просто местом для укрытия. До того, как я переехала к Арнакусам, я жила с родителями. Мне не разрешали жить самостоятельно по соображениям "безопасности", и уж тем более не разрешали жить с парнем до свадьбы.
В течение многих лет я не могла ослабить бдительность. Мне постоянно казалось, что я хожу по яичной скорлупе, ожидая, что вот-вот упадет другой ботинок. Это было утомительно, это разрушало все, что делало меня собой. То, что Финн принимал и даже поощрял — например, этот милый маленький сеанс рисования, которым я сейчас занимаюсь.
Есть что-то успокаивающее в том, что любому, кто хочет связаться со мной, придется ехать сюда больше часа, и я могу гарантировать, что никто в моей семье не заботится обо мне настолько, чтобы сделать это. Мне также нравится простота квартиры в амбаре. В ней нет ничего фальшивого, в отличие от дома, в котором я выросла, не нужно ничего вычурного, чтобы отвлечь внимание от уродливой сути.
Прошло четыре дня после торжества, и разговор с отцом давит на меня. Стресс донимает меня, и я рисую свою жизнь. Мне нужно поскорее связаться с Линни и спланировать наши дальнейшие действия.
Я поглаживаю кончик кисти. У меня в животе такое чувство, что меня сейчас стошнит. Так много поставлено на карту и так много вещей может пойти не так. И в последний раз, когда что-то пошло не так, меня чуть не убили.
Но влюбиться в Фокса Финнеа? Это никогда не входило в планы, поэтому тем более важно, чтобы все закончилось как можно скорее". Чем дальше зайдет дело с Финном, тем больше вероятность получить травму.
Я выглядываю в окно, и в груди у меня все сжимается, когда я вижу Финна, работающего над своим пикапом. Он возится с чем-то в двигателе, упираясь предплечьем в открытый капот. Он работает над ним почти каждый день с тех пор, как мы вернулись из города. У меня защемило сердце, когда я увидела его снова за этим занятием спустя столько лет.
Он отходит назад и вытирает свои жирные руки о тряпку. Я опускаю взгляд на свои руки, покрытые краской, и каким-то образом не могу объяснить… это похоже на исцеление.
Когда я подняла голову, он помахал мне рукой, и я подошла к окну и открыла его. "Мне нужно сбегать в гараж за запчастью, это займет не больше двадцати минут. Ты в порядке?"
"Да, скоро увидимся".
"Хорошо", — мягко улыбается он и направляется к своей машине. Я сажусь обратно на табуретку и слушаю, как двигатель взревел и поехал.
Кажется, что прошло всего несколько секунд, прежде чем я снова услышал звук хрустящего гравия. Я высовываю голову из окна: "Что ты забыл…"
Сердце заколотилось в груди, когда я увидела, что по дороге к дому приближается машина отца.
Финн
Возможно, я еду быстрее, чем следовало бы, по этим извилистым проселочным дорогам, но мне не терпится промыть последние проржавевшие трубопроводы. Когда грузовик десятилетиями стоит в сарае, все вокруг разъедается и ржавеет. Но если я прав, это должно стать последним препятствием на пути к тому, чтобы снова запустить машину. Не могу дождаться, когда снова услышу гул его двигателя.
Я проезжаю мимо вспышки желтого цвета. Я понимаю, что это куст подсолнухов, мимо которого я проезжал на прошлой неделе, и быстро разворачиваюсь. Я выхожу из машины и срезаю три больших цветка, с особой осторожностью кладу их на пассажирское сиденье, чтобы они не испортились, как в прошлый раз. Но на всякий случай, поэтому у меня их три.
Я мчусь по гравийной дороге, проношусь мимо большого дома, жму на тормоза и ухожу в занос, когда на моем обычном месте оказывается другая машина.
Мой пульс подскакивает, а сердце почти останавливается. Страх. Он струится по моим венам. Редкая и тревожная эмоция, которая заставляет меня вскочить с места и броситься к амбару. Я знаю, что, кого бы я ни нашел, он не будет дружелюбным. Никто не придет без предупреждения, если не хочет быть застреленным по прибытии.
Я достаю пистолет, прежде чем распахнуть дверь. От открывшейся передо мной картины у меня забурлило в животе. Какой-то громила, чье имя я слишком боюсь вспомнить, держит руки Эффи за спиной, в то время как ее отец бьет ее кулаком в живот. Ее ноги отрываются от пола, и она издает болезненный стон, когда из ее легких выжимают весь воздух. При звуке моего приближения Лучано разворачивается и отходит в сторону, а ее голова безвольно свисает, и она дает мне возможность выстрелить.
Кровь брызжет, когда пуля входит и выходит из головы громилы. Эффи падает без сил, и я, борясь с инстинктом, бегу к ней, нацеливая пистолет на Лучано. Его рука тянется за спину, и я рычу: "Бросай, или я без колебаний всажу пулю и тебе между глаз".
Он вытаскивает свой пистолет из-за пояса, болтает им в поднятых руках, кладет его на пол и бросает мне. Я поднимаю его и заправляю в брюки. Кровь бьет ключом, рука трясется, я пытаюсь сдержать палец, каждая частичка меня кричит, чтобы я убил человека, который причинил боль моей жене.
"Финн." Ее голос — мягкий бархат, когда она кладет руку на мою руку и опускает оружие. Воздух с трудом вырывается из моих легких, я с трудом сдерживаю свой гнев — гнев не кажется мне достаточно сильным словом.
"Возьми скотч из верхнего ящика, Эффи". Я не свожу с него глаз. В ответ мне улыбается хитрая, отвратительная ухмылка. Я представляю, как выбиваю кулаком его поганые зубы, а потом отрезаю ему язык.
Эффи протягивает мне рулон скотча, и я жестом приглашаю его сесть на один из обеденных стульев. Он только издевательски смеется, а я быстро приматываю его к стулу. Когда он обездвижен, я подхожу к Эффи и обхватываю ее руками так крепко, что потребовался бы чертов титан, чтобы оторвать нас друг от друга.
Я ослабляю хватку настолько, чтобы заглянуть ей в глаза. "Черт, мне так жаль". Я осматриваю ее лицо в поисках каких-либо других признаков травмы и не нахожу их. "У тебя что-нибудь болит? "1
Она игнорирует мой вопрос. Ее голос мягкий и воздушный. "Ты убил ради меня".
Я обнимаю ее за щеки, смахивая с лица потные пряди волос. "Детка, я готов умереть за тебя".
Она закрывает глаза с тяжелым вздохом, и мне больно, что она когда-то сомневалась в этом. "А теперь разберемся с этим куском дерьма". Я отстраняюсь и поворачиваюсь лицом к Лучано. "Что с тобой делать?"
"Ну разве это не сладкий момент", — усмехается он.
"Мне все равно, кто ты — ее отец или реинкарнированный Бог, никто не обидит мою жену и не останется безнаказанным".
"Не знаю, почетно это или позорно", — размышляет он.
"Что именно?" Я устал от этих игр.
"Ты играешь в белого рыцаря по отношению к стукачу". Он наклоняет голову в одну сторону, его рот кривится в самодовольной усмешке. У меня сводит челюсти, пальцы крепко сжимают пистолет, пока я обдумываю его слова. Я сжимаю вторую руку в кулак.
"Ты хочешь сказать ему или это сделаю я?" Он смотрит мимо меня на Эффи, и у меня возникает тоскливое чувство, что весь мой мир вот-вот рухнет. "О, я просто сделаю это: Я знаю о убежище. Это просто вопрос времени, когда мы придумаем, как туда попасть".
"Правда?" Я смотрю на Эффи, и она тут же разрывает зрительный контакт и смотрит на свои ноги. Одного этого движения достаточно, чтобы разорвать мое сердце, словно оно всего лишь лист бумаги. Эффи всегда могла смотреть мне в глаза, даже когда я приставил к ее голове пистолет, она не дрогнула.
Один этот взгляд говорит мне все, что мне нужно знать, но я все равно бросаюсь к ней. " Расскажи. Мне." Я не могу скрыть боль в своем голосе, она вырывается из меня так же, как вырывается из груди мое разорванное сердце.
"Да, но…"
Нет никакого "но". " Давай."
"Фи…"
"Если ты сейчас же не выйдешь через эту дверь, ты выйдешь в мешке для трупов". Мой голос лишен эмоций, холоден и отстранен, потому что, если я проникнусь своими чувствами, я сожгу это гребаное место дотла, и мне все равно, кто в нем находится.
Далее я вырезал Лучано из ленты. "Ты жив только потому, что я еще не решил, как тебя убить", — говорю я со смертельным намерением.
Он встает, делая вид, что в нем нет ни капли страха, но я вижу бисеринки пота на его лице и тяжелое дыхание, которое он испускает. Эффи все еще стоит на том же месте, где я ее оставил. "Эуфемия, пойдем", — говорит он хрипловато, не дожидаясь ее, прежде чем исчезнуть за дверью.
Она бросает на меня последний полный слез взгляд, прежде чем последовать за ним. Я реагирую, не задумываясь, и тяну ее за руку назад. На ее лице мелькнула надежда, и я заговорил, заглушая любой проблеск света в ее мучительно красивых глазах.
"Это последний раз. Если ты еще раз предашь меня, то неважно, какая у тебя сладкая киска или что я когда-то чувствовал к тебе, я просто трахну тебя в последний раз, прежде чем перерезать тебе горло".
Тогда я отпускаю ее. Я отпустил ее, чтобы она не видела, как я сломался.
Ее слова с гала-концерта танцуют в моей голове, мягкие и умоляющие: Я бы хотела жить в этом моменте вечно.
То, что я считал началом вечности, оказалось лишь ложкой сахара перед ядом. Теперь я понимаю, что она хотела остаться в этом мгновении, потому что знала, что это мгновение последует за ним. Я закрываю глаза, желая, чтобы мой мозг отогнал сладкие воспоминания, которые мучают меня, и я смог обдумать свои дальнейшие действия.
Раньше у меня никогда не было проблем с отключением эмоций. Это было похоже на щелчок выключателя, если свет вообще был включен. Мне стало больше нравиться работать в темноте. Легче, чище и гораздо менее болезненно. Но сейчас это все равно что пытаться остановить потоп с помощью бумажных стен. Бесполезно.
Ну, для начала я могу избавиться от трупа на моём полу. Но я не могу больше находиться здесь, я чувствую, что тону в воспоминаниях о ней. По дороге к машине я звоню своему уборщику, разговор длится десять секунд.
Я сажусь в машину, скольжу за руль и ударяюсь головой о подголовник, чувствуя себя не менее утопающим. Я смотрю направо и вижу подсолнухи, которые так и не успел подарить, торопясь их сберечь.
Солнечная желтизна их лепестков как будто смеется надо мной. Какой же я глупец, ослепленный любовью.
Я еще немного смотрю на цветы: они смеются надо мной или кричат, чтобы я открыл свои чертовы глаза? А может, я просто схожу с ума, когда растения разговаривают…
Я пытаюсь справиться с бушующим во мне потоком эмоций. Я заставляю себя сосредоточиться, барабаня пальцами в задумчивости.
Если Эффи работала с отцом за моей спиной, почему он ударил ее? Я не думаю, что этот сукин сын ударил ее из-за какой-то мелочи, реальной или воображаемой. Но я провел достаточно допросов, чтобы узнать такого человека, когда вижу его. Этот ублюдок, который держал ее за руки, пока ее отец набрасывался на нее… да, им нужна была информация, которую она явно не собиралась им давать.
Я выскочил, захлопнув за собой дверь. Эффи что-то замышляла, но я не думаю, что она предавала меня… по крайней мере, не нарочно.
А может быть, я позволяю своим эмоциям затуманить мои мысли. Я вспомнил разговор, который подслушал на торжестве. Ее отец снова пытался чего-то добиться от нее, но соглашалась ли она на это?
Чертовски трудно быть объективным, когда человека, которого я полюбил больше всех в этом поганом мире, обвиняют в нарушении единственного, чего я от нее требовал: честности и верности. Мой разум и сердце завязаны в парализующий узел, и есть только один способ распутать эту кашу: Выяснить, что она задумала.
Вернувшись в амбар, я сначала проверяю первый этаж, но ничего не нахожу. Затем я пробую ее студию и нахожу именно то, что искал, в ящике с ее материалами. Я достаю ее мобильный телефон, и сердце замирает, когда я читаю написанное на обратной стороне сообщение.
Входящие
I ♡ u
Я перехожу непосредственно к ее сообщениям и открываю верхний чат. Номер не является сохраненным контактом, но последнее сообщение было исходящим:
Финн позвонит, расскажи ему все. О сочных спортивных костюмах и DVD-дисках со "Звездными войнами".
Я перечитываю эту чертову штуку раз десять. Я понятия не имею, что означает вторая половина, но первая часть чертовски ясна. Я набираю номер, сердце замирает в горле, когда раздается звонок.
Линия соединяется. "Это Финн".
"А, великий Финн Фокс". В женском голосе есть что-то знакомое, но я не могу определить, что именно. "Нам нужно встретиться. Я пришлю тебе адрес, приезжай, как только сможешь".
1. Villain — Julia Wolf |
2. Hurt Me — Låpsley |