Я жду, когда Антонина займет место в салоне и сажусь рядом. Пишу Дану, что мы уехали в отель, и, открыв почту, пытаюсь переключиться на работу. Надо перестать думать о том, что рядом желанная и соблазнительная диковинка. Не припомню за собой, чтобы какой-нибудь девушке прежде давал время ко мне привыкнуть.
— Какой же ты скучный! — Выхватив телефон из моих рук, Антонина прижимает его к груди. — Каждую свободную минуту говоришь о делах и сейчас опять, наверное, ими занимаешься... Да и предыдущие две недели тоже! Нам осталось ноутбуки в гостиной поставить друг напротив друга, и можем вообще из отеля не выходить. Я не собиралась уезжать и хочу танцевать! Отвези меня обратно! — заявляет она с вызовом немного заплетающимся языком.
Сканирую красивое лицо прищуренным взглядом, останавливаясь на приоткрытых губах. Всего секунда отделяет меня от того, чтобы впиться в них. Нет, скорее вгрызться. Эта девчонка нежности не вызывает. Будит какие-то животные инстинкты. За которые я не в ответе. Больше не в ответе…
— Я пытался держаться, честно, — тихо говорю, не сводя с нее глаз.
— В смысле...
— В прямом. — За затылок притягиваю Антонину к себе и целую, чувствуя, как зверюга внутри срывается с цепи.
Не так я представлял наш первый поцелуй и уж точно не хотел с ходу показывать диковинке свою темную сторону. Но именно это сейчас и делаю. Последние оковы слетают с моего зверя, и, обхватив Антонину за ягодицы, я сажаю ее на себя, углубляя поцелуй.
Она сладко стонет и бормочет что-то на русском, когда я освобождаю ее губы из плена и веду языком дорожку от шеи к груди. В это мгновение я похож на одичалого и голодного хищника, который дорвался до своей добычи.
— Я... Я… — Тоня сжимает руками мои плечи до ощутимой боли. — Ты переходишь все границы... — Задыхается и трется о член промежностью. — Но как же это приятно, — вдруг слетает с ее языка. — Хочу еще…
Смысл услышанного не сразу добирается до поплывшего сознания, но когда доходит, я прекращаю терзать шею диковинки. Чуть отстраняюсь и смотрю в ее огромные растерянные глаза.
— Ну-ка повтори.
— Ты отвратительный и бесцеремонный грубиян. — Она облизывает припухшие от поцелуев губы и опять вжимается в мою эрекцию. — Но это очень приятно. Сложно себя контролировать. Хочу, чтобы ты еще так сделал…
Мысленно я имею ее прямо в такси. Выдержка на волоске. Ведь очевидно, что диковинка не притворяется сейчас.
— Осмелела? — Веду руками вверх, к ее груди, и сжимаю округлые полушария.
— Это все алкоголь, твоя грубость и... — Антонина осекается, когда я толкаюсь в нее бедрами, имитируя секс. — Боже… — шепчет и еще сильнее впивается в мои плечи пальцами. — Ненавижу тебя. — Она распахивает глаза, прожигая меня губительным огнем. — Каждой клеткой предающего меня тела ненавижу.
У самого сейчас искры из глаз посыпятся. Это не диковинка — это наркотик. В чистом виде. Дурею от этой девчонки и слов, что вылетают из ее рта.
Не так давно я навещал партнера в Китае, и после подписания документов Никас отвез меня в свой научный центр — показать, как обученные собаки обнаруживают у человека заболевания. У больных раком, оказывается, специфический запах тела, и псы в девяноста девяти процентах случаев его распознают. У меня сейчас что-то похожее. Овчарки Никаса меня бы обступили, потому что метастазы от с ума сводящего влечения к диковинке распространились по всему телу. Какая-то нездоровая одержимость. Никогда и ни к кому такой страсти не испытывал.
Отключив мозги, впиваюсь зубами в шею Антонины, оставляя на нежной коже засосы, вылизываю ее и не могу насытиться. Всю бы съел.
Откидываю голову назад и шумно дышу, запоздало вспомнив, что у меня в руках девочка. Чистая, неопытная. Непорочная. Однако это ни черта не отрезвляет.
Антонина тычется носом в мою ключицу, обжигая горячим дыханием. Это так интимно. Запредельно. Еще ни на одну женщину у меня так не стоял, как на эту девственницу. Потряхивает от эмоций, которые она вызывает, и алкоголь лишь усиливает эффект. В штанах пожар, а диковинка продолжает тереться промежностью о член, доводя меня до невменяемого состояния. Еще немного, и будет взрыв.
Что и происходит. Вздрогнув всем телом и замерев, кое-кто получает разрядку. Я беру в ладони лицо диковинки и наблюдаю, как она сотрясается в экстазе. Глаза затуманены, губы приоткрыты, выражение лица такое, будто Тоня переживает в это мгновение самую настоящую муку. Ее эмоции бурные, искренние. Немедленно хочется все повторить. Но уже в номере и на своей кровати.
— Ты… — задыхаясь, произносит Антонина, придя в себя. — Ненавижу! — И опять льнет к моим губам.
Безумие между нами продолжается по новой, и теперь мы кончаем одновременно. Я изливаюсь в трусы, как пацан, который впервые увидел голые сиськи, а Тоня и вовсе отключается после второго оргазма.
Приплыли, блядь.
— За все, что вы здесь вытворяли, я хочу двойную оплату, — возвращает к реальности хриплый голос таксиста.
Закатываю глаза и смеюсь, чувствуя на себе вес диковинки. Все-таки придется тащить на себе эту пьянь.
Я расплачиваюсь с водителем, накинув сверху несколько сотен. Подхватываю Антонину на руки и несу к лифту. Если не отселю ее на днях, то и впрямь выебу. Жестко.
С трудом открыв номер, я заношу диковинку в спальню и, положив на кровать, смотрю на ее красивое лицо. В памяти еще свежи ощущения, как Тоня позволяла себя целовать, терлась о мой член, словно никакая она не девственница. Прошивает насквозь, когда визуализирую их. Это было горячо. Очень.
Буквально силой заставляю себя выйти из спальни и иду прямиком в душ. Холодный. Однако желание не становится меньше. Я все так же хочу Антонину.
Не знаю, как долго пялюсь в потолок, но загруженность на работе и сегодняшние события в итоге все же берут надо мной верх. Просыпаюсь в семь сорок, за двадцать минут до звонка будильника. Помятый и разбитый.
На автомате дохожу до гостиной. Включаю телевизор, заказываю завтрак в номер и, сделав пару звонков по работе, пишу Дану, чтобы к одиннадцати пригнал мне машину. Ответа нет. Набираю его, но в трубке сообщают, что абонент вне зоны доступа сети. Окей. Похоже, вчера не только мы с Антониной оторвались как следует.
Заглушив вспыхнувшие от воспоминаний эмоции, я заглядываю к диковинке, проверить, как она.
Тоня спит в той же позе, в которой оставил ее вчера на кровати. Выглядит беззащитной и уязвимой. Что я там говорил, нежности она у меня не вызывает? В такие моменты еще как.
Убираю темную прядь волос с ее лба и бужу. Ноль отклика. Сажусь рядом и опять зову:
— Тоня...
— Хочу спать. Уйди, — бормочет она и тянется за одеялом.
Я приношу из ванной стакан воды и силой заставляю диковинку сесть.
— Всю выпей. Не хватало еще обезвоживания.
Она смотрит на меня отрешенно. Опускает глаза на стакан в моей руке. Молча выпивает воду и снова падает на подушку.
Пьянь.
Оставляю Антонину досыпать и возвращаюсь в гостиную. Телефон на столе подает признаки жизни.
— Да, — отвечаю я.
— На связи, — хрипло произносит Дан.
— Машину к одиннадцати пригонишь?
— А ключи я где возьму?
— На такси заедешь за ними в отель. Не тупи.
— Принято, — завершает он разговор.
До одиннадцати еще хренова туча времени. Я переодеваюсь и решаю провести пару часов в спортзале. После тренировки завтракаю и погружаюсь в работу, отвечая на важные сообщения. Незадолго до прихода Дана опять заглядываю в спальню Антонины.
Она встала, и судя по ее растрепанному виду, только что. Слегка пошатываясь, стоит у зеркала и ватным диском вытирает потекший макияж.
Все два часа, пока я вымещал дурь на турниках и дорожке, словно стирают из памяти. В мыслях вновь одно: трахать диковинку.
— Ты меня смущаешь, — заметив, что я наблюдаю за ней, лепечет она. — Выйди.
— После вчерашнего это я должен говорить про смущение.
Антонина замирает. Наши глаза встречаются в зеркале.
— А что было вчера? — Она бледнеет.
Блядь, неужели собирается разыгрывать сцену, будто не помнит, что было вчера? Ведь не до такой же степени налакалась. Хотя учитывая все, что было…
— Пятно крови на постели не натолкнуло ни на какие мысли?
В это мгновение я жалею, что не позаботился о такой детали заранее. Вишневый сок, который я недавно допил, отлично бы подошел.
— Н… нет. — Тоня опускает глаза и задумчиво прикусывает губу. — Ты бы не стал, правда?..
Многозначительно молчу.
— Нет… — говорит она еще тише и с раскаянием в голосе. — Я вчера выпила лишнего, но точно помню, что секса не было. У меня ничего не болит...
— Внутрь не было. — Подхожу ближе, не в силах сдержать улыбку. Останавливаюсь сзади.
Антонина заметно напрягается, краснеет и начинает паниковать.
— Ты красиво кончаешь. Смотрел бы на тебя вечность, когда ты в экстазе.
Она смущается, но почти сразу же берет себя в руки.
— Мне нужно в душ, и сегодня я на работу не пойду. С такой больной головой ни одного кода не написать правильно. А по поводу вчерашнего… — В голосе Тони появляются нотки невозмутимости. — Карета превратилась в тыкву. Причем в буквальном смысле. — Ткнув пальцем в свое отражение, она как ни в чем не бывало продолжает вытирать тушь под глазами.
— Выходной? Почему бы и нет. Можем себе позволить. — Я кладу руки ей на талию и вжимаюсь в задницу Тони своей непроходящей эрекцией.
Диковинка тут же бледнеет, хотя мгновение назад была похожа на румяный кусок пирога.
— Можем? — переспрашивает она и шумно сглатывает.
— Да. Остаемся сегодня в номере. Вдвоем.
Я резко поворачиваю Антонину к себе лицом, и, когда замечаю мурашки на ее теле, самого будто током прошибает.