Непристойная сделка

Эпилог На бис

Общения с семьей я получаю с таким избытком, что даже с Кристиной на работе стараюсь не пересекаться. Да и из дома звонит мне пока папа, явно смущенный этой возложенной на него повинностью. Он впервые ответственный за коммуникацию, и кажется, ему неуютно в этой роли. Зато папа не читает нотаций и сворачивает разговор за пять минут.

А вот другой ответственный подкладывает мне свинью.

Он подло и тихо, без всякого предупреждения отбывает в командировку.

Из принципа ему не пишу, и не звоню.

Хотя на столе у меня с завидной регулярностью появляются то цветы, то игрушки, то конфеты.

За неделю, что Зарецкого нет, даже ядовитые сплетницы подуспокоились, потому что появилась новая тема для обсоса. Кто-то из отдела маркетинга застукал своего мужа с лучшей подругой и теперь смачно то уходит, то возвращается, грозя разводом.

Я тоже понемногу прихожу в себя, радуясь, что Кристина держит язык за зубами, и в офисе не знают о моей афере. Только я никак не пойму, к чему Зарецкий продолжает подбрасывать мне эти знаки внимания.

Словно не дает забыть о том, как я облажалась.

И у него получается.

К выходным я так себя выматываю, что, вернувшись в пятницу домой, я принимаю душ и заваливаюсь спать прям сразу. Девчонки все, как одна, отговорились от встречи личной жизнью, к родителям я ехать пока не готова, значит, будем отсыпаться.

Открываю я глаза посреди ночи, не сразу понимая, что меня разбудило. Уже выспалась, что ли?

А потом ухо улавливает знакомые звуки.

Саундтрек фильма, который в детстве я смотрела буквально на повторе.

«Маска Зорро».

И мелодия льется прямо с улицы через балкон. Сейчас кто-нибудь вызовет полицию, чтобы заткнуть весельчака, но это буду точно не я.

Раскинувшись звездой, я вслушиваюсь в гитарные переборы и вдруг понимаю, что к ним примешивается еще какой-то тревожный звук. Скрежет.

Потом тихий мат. Прочувствованный такой.

А потом в проеме распахнутой балконной двери появляется силуэт.

В шляпе.

В плаще.

Походу, я все. Сошла с ума.

Но когда фигура шагает ко мне в комнату, я понимаю, что это не бред, потому что зацепившись плащом мой призрачный Зорро ругается голосом Зарецкого:

— Да чтоб весь отдел продаж сидел без премий.

Я нащупываю выключатель бра над головой и озаряю светом комнату, свои выпученные глаза и Андрея в маске.

Ох…хренеть!

Он реально добыл где-то костюм Зорро.

— Леонидова, без комментариев. Ясно?

— А…

— Петь не буду, — сразу предупреждает он.

— Слава богу, — бормочу я. — И к чему весь этот маскарад?

— Чтобы ты не была такой уж врушкой. Добавим немного правдивости в твою ложь, — наконец, отцепившись, Андрей делает шаг ко мне.

Я начинаю подозревать недоброе.

— И зачем тебе это понадобилось? Все уже кончилось, и я призналась родителям и сестре… Покаялась, так сказать… Ты зачем раздеваешься?

— Это синтетика. Чешется, — признается неженка Зарецкий.

— А ремень тоже чешется? — пялюсь я на то, как неторопливо мужские пальцы щелкают пряжкой.

— Невыносимо, — вместе с ремнем на пол падает бутафорская шпага, которую я не сразу заметила, сраженная появлением босса.

— Ты же не собираешься… — я сглатываю.

— Очень даже собираюсь, — не успокаивает меня Андрей.

Я нервно облизываю губы, чувствуя, как предательское тело дает знать, что мы вообще-то рады и уже забыли, какие последствия возникают, когда Зарецкий со мной ночует.

И опять вместо того, чтобы однозначно заявить, что против, я пялюсь на то, как у меня отбирают простынь, которой я накрываюсь в такую жару.

— Это не по-джентельменски, — сипло указываю я Андрею.

— А я не джентльмен. Я благородный дон и местами преступник.

Штаны покидают благородного дона, демонстрируя, что он вооружен, даже, когда голый.

— Наша сделка истекла, — напоминаю я, начиная ерзать под пристальным взглядом из-под маски.

Неожиданно на щеках Зарецкого появляются те самые убийственные ямочками, которыми он так редко радует своих офисных поклонниц.

— Я готов заключить новую.

— И что будет, когда и она закончится? — прикрыв глаза, я прислушиваюсь к своим ощущениям, от поглаживающих движений по бедру.

— Возможно, пролонгация… — матрас прогибается под тяжестью мужского тела.

— А…

— Отдел продаж, помолчи, а, — просит Зарецкий. — На этот раз я хочу все сделать правильно.

И прижимается губами к моему животу.

А через пару минут мне становится не до разговоров, когда настойчивый язык принимается изводить меня, то кружа вокруг клитора, то выливая мою щелку.

Когда смелая ласка превращается в глубокий затяжной поцелуй, я буквально умираю. Пальцы, присоединившиеся к этому бесстыдству и растягивающие мою дырочку, сводят меня с ума. Андрей терзаем нежную влажную плоть, и я вся словно электризуюсь, любое прикосновение там, отзывается разрядом во всем теле. Напряженный живот подрагивает, киска сжимается, и мне хочется снова того самого, что может дать Андрей.

На этот раз он действительно не торопится, и медленно входит в меня только после того, как я, покрытая испариной, обмякаю на простынях.

Под саундтрек из Зорро мы начинаем тот самый, древний и упоительный танец мужчины и женщины. Простой, как сама жизнь, и яркий, как солнце.

Сплетаясь телами, мы соединяемся.

Андрей присваивает меня с каждым толчком, с каждой оставленной на теле отметиной от поцелуев, подталкивает меня к краю пропасти, и в конце концов я послушно падаю, чувствуя, как Зарецкий, догнав меня, заливает семенем мне живот.

В эту ночь благородный дон Зарецкий поступает не очень благородно, взяв донью Леонидову три раза к ряду.