Нет худа без добра

7

– Хватит.

Джек старался говорить спокойно, хотя внутри у него все кипело.

Роджер Янг злобно уставился на Джека и подался вперед, сидя на краешке кресла. Глаза писателя, которые на рекламных фотографиях казались такими одухотворенными, были на самом деле буроватого цвета, выглядели запавшими и бегающими. Джек внезапно понял, почему фотографы всегда снимали Роджера из положения сверху, оставляя нижнюю часть лица в тени: у него отсутствовал подбородок.

– Цифры, – сказал Терренс Рейт, агент Янга, беспокойный человечек в галстуке-бабочке и с претенциозной бородкой-эспаньолкой, воинственно выдвигая свое кресло вперед на несколько десятков сантиметров. – Мы говорим о цифрах. Оптовые торговцы сходят с ума от спроса на эту книгу, телевизионные компании выстроились в очередь от побережья до побережья, чтобы заполучить ее для экранизации, а вы собираетесь с этим покончить?! – Его худое лицо покраснело. – Я не верю в это. Черт возьми, но я не верю!

Джек тоже не чувствовал себя вполне уверенно. Впервые он так разговаривал с крупнейшим автором издательства, который с точностью часового механизма каждый год, словно пирожок, выпекал по захватывающему детективному триллеру, который полагал естественным, что его книги выходили одновременно как в переплете, так и в мягкой обложке, и числились в списке бестселлеров. Экземпляров его последней книги "Операция «Кримсон» было продано больше, чем всех остальных книг издательства, вышедших осенью. Семьсот тысяч только в переплете, и в два раза больше разойдется в бумажной обложке!

Джек подумал, что когда Курт Рейнгольд узнает об этой встрече, то непременно сделает из его яичек покрытые бронзой декоративные подставки для книг. Теперь у него не было прежней свободы действий, и Гауптман, их новый немецкий партнер, сможет надавить на него в любой момент. И почти не осталось средств, с помощью которых можно было бы этому помешать. Доходы «Кэдогэна» с прошлого года упали на десять процентов, а теперь они рискуют потерять и дойную корову, которая приносит прибыль. Конечно, Янг связан с ними контрактом еще на одну книгу, но после этого столкновения его собственное «я», скорее всего, потребует для очередного проекта поискать другое издательство.

А Бен? Ведь Янг – его автор, льготный билет к тому, чтобы получить очередную должность. Он ужасно расстроится. Нет, он взбесится!

Джек почувствовал, как сердце его заколотилось, а во рту появился привкус обгоревшей гренки. Его взгляд упал на одну из четырех его любимых репродукций Фузелли, висевших над диваном, – сцену из «Макбета» в стиле классицизма.

"Если слова твои ложны, то ты будешь повешен живым на ближайшем дереве…"

Это мою шкуру вывесят на просушку, подумал он, но кто-то должен был положить этому конец.

Если все дело в цифрах, если дело всей его жизни, все чудесные книги, которым он помог увидеть свет, если все сводится только к деньгам, то он может немедленно признать свое поражение.

Но Джек все еще надеялся, – нет, молил Бога, – чтобы ему удалось вконец не испортить отношения с этим подонком. Лишившись Роджера, «Кэдогэн» утратит свою коммерческую устойчивость, да и его собственное будущее может оказаться похожим на картинку с суперобложки выходящей в их издательстве книги Роджера: баллистическая ракета взмывает из шахты, чтобы разнести весь мир.

Джек, почувствовав, что взмок, сделал сознательную попытку ослабить напрягшиеся мускулы челюсти и шеи. Оставайся надо всем этим – приказал он себе. Они взяли тебя за горло, но им совсем не обязательно об этом знать.

Он с облегчением отметил, что, прикрываясь маской негодования, Роджер ни в малейшей степени не нервничал. Он прикурил сигарету, глубоко затянулся и выпустил струю дыма в направлении Джека, в то время как его взгляд скользнул в сторону, на таблицу продаж "Операции «Кримсон», стоявшую между двумя книжными полками.

– Послушайте, Гоулд… Кто вы такой, чтобы так со мной разговаривать? – Роджер наклонился вперед, и его плечи поднялись выше ушей, что заставило Джека вспомнить о пародии какого-то комика на Ричарда Никсона. – Вы сами хотели этой дурацкой поездки и вы, черт бы вас побрал, ее получите! – Его университетский акцент куда-то исчез.

– Никому из присутствующих нет необходимости напоминать, каково значение поездки для предстоящих продаж. – Джек заговорил спокойно, скрестив руки на груди, касаясь большими пальцами своего узорчатого галстука «либерти» – небольшой причуды, которой он обязан Грейс. – Что касается нашей последней поездки, то я сам разбирался с жалобами, которые содержались в сообщениях женщин, вас сопровождавших, в том числе и о том, как вы их соблазняли. Я даже закрывал глаза на то, что вы включали стоимость услуг проституток в свои счета за гостиницу. Я чуть всю эмаль с зубов не стер, но сказал себе: а ведь этот парень по сути дела никого не обидел, а?

– Оставьте вашу проповедь! Если бы не Роджер, вы бы здесь сейчас и не сидели, – глумливо заметил агент Янга – Рейт. Он всегда старался всех перехитрить, заполучить более выгодное предложение от кого-то еще даже в тех случаях, когда сделка уже была оговорена со всех сторон, на ходу придумывая мифических лиц, якобы предложивших более высокие ставки, пытаясь поднять цену на аукционе. Рейт бросился в атаку: – Вы уже отпечатали семьсот тысяч экземпляров "Операции «Кримсон» и почти два миллиона в бумажной обложке.

У вас есть другой автор, тиражи которого хотя бы близко подходят к этим цифрам? Вы можете посмотреть мне прямо в глаза и сказать, что вы не обязаны Роджеру своей говенной должностью в этом заведении?!

– Он для нас весьма важен, – ответил Джек.

– Тогда какого черта мы вообще здесь делаем?

– Обсуждаем, как нам объяснить тот факт, что Роджер завершает турне раньше запланированного.

Джек выдержал негодующий взгляд Рейта. Он чувствовал, как рубашка от пота приклеивается к его лопаткам. Двадцать лет каторжного труда, чтобы стать кем-то, создать компанию, издавать книги, которые очень нравятся людям, и только для того, чтобы выкинуть все это на свалку? Ради чего? Чтобы стать более святым, чем Папа римский? Ради принципа.

А что, если мы пойдем на попятный? Насколько легче и проще поверить, что никто никому ничего плохого не сделал. Я бизнесмен, а не арбитр в проблемах морали. И хозяин положения – Роджер Янг, а не Джек Гоулд или Курт Рейнольд.

Вдруг Джеку вспомнились слова, которые он где-то читал: "Ты должен мыслить как герой, чтобы жить как добропорядочный человек". Но понимал ли тот, кто это придумал, что самое трудное слово в английском языке, как и в любом другом, – слово "нет"?

Джек перевел взгляд на Рейта, который заерзал в кресле так, словно кто-то удерживал его в нем против его воли.

– Вам бы следовало целовать землю, по которой ходит Роджер, за то, что он соглашается участвовать в вашей долбанной поездке! – сердито проворчал Рейт.

Рейт был прав. Писателей вроде Роджера обычно умоляют совершить рекламную поездку.

– Вы, наглый сукин сын, да я!.. – Лицо Роджера исказилось, нет – распухло, налилось кровью и заблестело… Янг порывисто вскочил на ноги. – Да ко мне прибежит любой издатель, стоит мне только щелкнуть пальцами! Что вы о себе возомнили?

– Роджер, мне не хочется вас огорчать еще больше, вы уже и без того расстроены, но вы понимаете, что вас до сих пор не арестовали только чудом? – Джек продолжал говорить все тем же рассудительным тоном, насколько ему позволяла выдержка, напряженно ощущая внезапные колики в животе. – Если Сью Маккой решит выдвинуть обвинения…

Рейт повернулся к своему клиенту, руками, будто спрессовывая воздух перед собой, как это делают дирижеры, снижая звук грохочущих тарелок.

– Давайте посмотрим, правильно ли я все понял, – начал он. – Вы отправили Роджера с этой… этой легкомысленной женщиной, которая заявляет…

– … что он пытался ее изнасиловать, – закончил Джек, впервые с начала разговора перестав подбирать слова и больше не скрывая отвращения. – Эта легкомысленная женщина, как вы ее назвали, – замужем и мать четверых детей. Она – один из лучших наших представителей. Наши клиенты ее любят, у нее отличные отзывы от авторов, с которыми она работает. Но вы, Роджер, заставили ее пройти через чертовские испытания. – Джек нервно вздохнул, – она вполне может и вправе обвинить вас.

На лишенном подбородка лице Янга появилось новое выражение: страх.

– Нет, нет, вы меня не поняли… я… она… Даже Рейт теперь уже не казался таким надутым.

– Боже, но это же… это самоубийство. Вы уже вложили в эту книгу сотни тысяч! Реклама! Журнал «Пипл». Автографы, да за ними выстроятся очереди вокруг квартала.

Джек почувствовал зарю триумфа, и спазмы в его животе стали понемногу ослабевать.

– Вы, наверное, думаете, что я не пересчитывал цифры раз двадцать? – сказал он, намеренно подпуская легкую нотку сожаления в свои слова. – Давайте посмотрим, что можно сделать.

После напряженного молчания, которое показалось Джеку вечностью, чудо без подбородка утонуло в своем кресле. Джек чувствовал, что близок к победе, но оставалось ощущение гадливости из-за того, что вообще приходилось вести переговоры с этим мерзавцем.

– Я подумал о турне… без поездок, – продолжал он, как будто они все были спокойны и пребывали в полном согласии. – Еще один, максимум два дня, и мы дадим вам возможность выступить по радио и телевидению – от побережья до побережья. Ну и, конечно, интервью для прессы. Мы сможем организовать их здесь, в Нью-Йорке. По телефону. И вам не придется торчать в аэропортах из-за опоздания самолетов, не придется есть паршивую еду в гостиницах. А к концу недели – пожалуйте на отдых в Уэстпорт, а то и на Антибы.

Ожидая ответа Роджера, Джек вдруг поймал себя на том, что затаил дыхание.

Янг загасил сигарету в пепельнице, которые раздавали на весенней распродаже книг по самоусовершенствованию. Надпись золотыми буквами вокруг нее гласила: "Брось курить, пока ты еще жив". Романист откинулся на спинку кресла, вызывающе сложив ручки на груди.

– Прежде всего мне этот проклятый рекламный тур вовсе и не был нужен. Это вы меня уговорили.

Он отступает! Джек с трудом удержался от улыбки облегчения.

Рейт поднял глаза от газетной вырезки, которую крутил в пальцах, будто представляя, что это рука Джека.

– Послушайте, Джек, вы можете нам пообещать, что… что не будет утечки никакой негативной информации?

– Ничего не могу вам обещать, – ответил Джек, сделал паузу, а потом добавил: – Но Роджер, наверное, сможет без ущерба для себя поговорить с леди, о которой шла речь. Может быть, даже принести ей извинения.

Через несколько минут, провожая Янга и его агента, Джек жалел об одном – придется предупредить Бена, прежде чем информация просочится: есть вероятность того, что после очередной книги Янг расстанется с издательством.

Бен, безусловно, страшно рассердится. Он много улыбался, казался настолько же добродушно-веселым, насколько Ханна была подвержена влиянию темперамента, но внутри…

Развод? Может быть, но все было гораздо сложнее, догадывался Джек. Все уходило корнями в те времена, когда он пытался создать «Кэдогэн» и крайне редко бывал дома с Натали и маленьким Беном.

Уже потом, лет восемь тому назад, Бен, только что окончивший колледж, пришел к нему работать, полный собственного достоинства. Джек тогда немного сбил с него спесь, засадив в отдел писем… И Бен стал по-настоящему обижаться на отца. Все внеурочные часы, необходимость выпрашивать рукописи, чтобы шлифовать свое редакторское мастерство и доказать свою способность работать, стали способом выражения Беном своего отношения к отцу: "Черт с тобой, но я докажу тебе, даже если это меня сведет в могилу".

Тоска камнем давила на желудок Джека. Он поднял трубку, чтобы позвонить Бену.

– Джек, удели мне пару минут, а?

В кабинет вошел Курт Рейнгольд. Невысокий, жилистый, с седеющими волосами, которые стояли ежиком, новый главный администратор «Кэдогэна» напоминал Джеку карикатуру: человек засунул палец в электрическую розетку. Но Рейнгольд-то не погорит, подумал он. Плохо будет всем вокруг него, особенно тем, кто стоит у него на пути.

Джек знал двух Рейнгольдов. Рейнгольд – главный администратор, прямой и деспотичный, требовал, чтобы все делалось только так, как сказал он. Мог встать и уйти с совещания, оставляя тебя на середине фразы… И Рейнгольд-семьянин, женатый вот уже тридцать лет, с пятью детьми, для которых он всегда находил время, даже несмотря на непрестанные перелеты в Лондон, Франкфурт, Рим, Париж и обратно. Не говоря о его тайной страсти, о которой ходили слухи: выпекать хлеб по рецептам, которые он собирал во время своих путешествий.

Джек опустил трубку и жестом пригласил Рейнгольда сесть. Но шеф демонстративно прошел к окну и глянул вниз, словно феодал на свои владения.

– Я хотел с тобой кое-что обсудить – все, что касается Джерри Шиллера.

– А в чем проблема, Курт? – спросил Джек, хотя уже понял, что дело серьезное.

Курт повернулся к нему, его выпуклые палево-голубые глаза холодно уставились на Джека.

– Джерри – слабый работник, Джек. Ему придется уйти.

У Джека внезапно заболела грудь. Господи, только не Джерри, – он же главный редактор «Кэдогэна» со времен ледникового периода! Старый Джерри, который не раз приходил к Джеку попросить сотню-другую баксов взаймы, чтобы преодолеть временные затруднения после того, как сам отдавал взаймы свое жалованье какому-нибудь автору, своему старому приятелю, чья рукопись никогда не будет принята: отдавая деньги, он и не рассчитывал, что их ему вернут. Джерри, который не на жизнь, а на смерть боролся за то, чтобы издательство продолжало публиковать поэзию…

– В прошлом году два автора Джерри – Мэйси Уэстон и Боб Готшальк – были представлены к премии Национальной ассоциации книгоиздателей, – напомнил Джек, стараясь, чтобы его голос звучал нейтрально.

– Если бы они вместе продали десять тысяч экземпляров, я бы удивился, – отпарировал Рейнгольд. – К тому же провал биографии принцессы Дианы исключительно на его совести.

– Правление поддерживало его в этом, – напомнил Джек.

Рейнгольд нетерпеливо стряхнул нитку с лацкана темно-синего кашемирового костюма. Джек вдруг представил себе, как босс с закатанными по локоть рукавами замешивает здоровенный кусок теста для хлеба.

– Джек, вы с Джерри – старые друзья, – сделал он прозрачный намек на то, что Джек, как и Джерри, может принадлежать к той же самой лиге, – но на этот раз он слишком далеко зашел. Ты это видел? – Рейнгольд держал в руке свернутый в трубочку журнал "Паблишерз уикли". Он бросил журнал на заваленный бумагами стол Джека. – Не говоря мне ни слова, он написал и отдал им заметку в колонку "Мое слово". Тирада в защиту авторов, которых зажимают издатели в интересах продвижения коммерчески выгодной литературной халтуры. – С мрачным видом он добавил: – Конечно, ни слова о редакторах, которые кусают руку, их кормящую.

– Курт, да никто и внимания не обратит…

– Остается только надеяться, что Гауптман это не прочтет. Ты знаешь, какой он ярый сторонник соблюдения верности компании.

– Если говорить о лояльности, то нет никого, кто бы так стоял за «Кэдогэн», как Джерри.

– Ему придется уйти, Джек. И твоя обязанность – заняться этим делом.

Одним ударом этот человек сумел напомнить Джеку, что он, как издатель, – всего лишь третий в служебной иерархии и что в то же время именно он несет ответственность за все "проколы".

Джеку показалось, как минуту назад с Янгом и Рейтом, что он видит дурной сон. Но не было ничего нереального или похожего на сон в невысказанной угрозе Рейнгольда: "Ты можешь оказаться следующим".

Рейнгольд все еще винит его, Джек это знал, за провалы с выполнением заказов, хотя он докладывал о том, что новый склад и его службы не готовы обработать книги осеннего ассортимента. А когда Рейнгольд узнает о столкновении с Янгом…

Джек подавил дрожь. Нет, он не позволит запугивать себя.

– Ты забываешь одну вещь, Курт. Джерри – редактор Грейс. А ее книга будет бестселлером. Вокруг нее уже поднялась шумиха. Будет масса заказов, и я не думаю, что стоит искать неприятностей, если мы уволим Джерри раньше, чем книга пойдет в типографию.

Конечно, он не станет упоминать в разговоре с Куртом о том, что сказала Грейс о возможном судебном иске своей матери к издательству, чтобы запретить выход книги в свет. Он перейдет этот мост, когда – и если – до него дойдет.

Тем временем он покажет Рейнгольду, что старый издатель (а пятьдесят пять – еще не древность) не собирается уходить в тень. Он, черт возьми, сумеет мобилизовать все ресурсы этого заведения, заставить все, что есть в «Кэдогэне», работать на книгу Грейс: организует рекламное турне по двенадцати городам, а может быть, и пресс-конференцию на Капитолийском холме. О книге говорят уже по всей стране. "Честь превыше всего" может стать той самой книгой, которую должен иметь каждый. Если не прочитать, то, по крайней мере, иметь на полке. Вроде как "Краткая история времен" или "Голое человекообразное". С деловой точки зрения, оставляя в стороне личные чувства Джека к Грейс, вопросы об огромном потенциале книги не возникали даже у Рейнгольда.

Джек снова сосредоточил внимание на Рейнгольде. Стальной взгляд этого человека оставался таким же жестоким, но Джек сумел уловить в его настроении некоторую перемену. Но легкой победы ждать не приходилось. В точности повторяя мысли Джека, Рейнгольд спросил:

– А как насчет последствий разоблачений в этой книге? Ты уже подумал о ее внешнем рецензировании? Как прикрыть нашу задницу?

– Дэн Хэггерти – лучший эксперт, он этим занимается, – сказал Джек боссу, приподнимая малахитовый грузик для бумаг, выполненный в виде пирамидки. – Он консультируется с Фредом Куеллером – лучшим адвокатом на Восточном побережье, как говорит Дэн. Насколько я понимаю, наша позиция выглядит неплохо, но если придется принимать экстренные меры предосторожности, я дам тебе знать. Я присмотрю за Джерри, чтобы он не вляпался в новую историю.

Джек молил Бога, чтобы Рейнгольд не форсировал увольнение Джерри. Когда Рейнгольд немного успокоится и придет в себя от публикации в "Паблишерз уикли", тогда можно напомнить ему о той важной роли, которую Джерри играет в компании.

Он вздохнул с облегчением, когда Рейнгольд – так же внезапно, как и появился, – прошел к двери с видом человека, у которого слишком много проблем и слишком мало времени.

Джек положил пирамидку-грузик на стол и тяжело поднялся на ноги. Надо предупредить Джерри, чтобы он не высовывался, по крайней мере пока не выйдет в свет "Честь превыше всего".

По дороге в кабинет Джерри Джек столкнулся с Беном, входившим в художественный отдел.

– Бад Истмэн идет сюда с художником-югославом, который готовит обложку для книги Хэрригэна. – Бен поднял руку ребром к горлу ладонью вниз. – Меня позвали, чтобы уладить их проблемы.

– И что же?

– Он кое-что поправит, как хочет Истмэн, не волнуйся.

Джек удивленно поднял бровь. Миша был крепким орешком.

Бен ухмыльнулся.

– У него выставка в "Пейс гэллери", и я пообещал, что непременно приду взглянуть, приведу богатых дружков мамы, которые коллекционируют восточноевропейскую живопись.

Джек похлопал Бена по плечу, чувствуя прилив гордости за сына. И в то же время эта мысль вызвала воспоминания о неприятном случае несколько лет тому назад, когда его сын был первокурсником в Йэйле. Тогда Бена поймали на том, что он продавал учебники и всякую всячину своим сокурсникам со скидкой, но покупал он эти вещи, списывая деньги со своего счета в книжном магазинчике студенческого городка, надеясь, что отец не станет слишком внимательно просматривать счета. Хуже всего было то, что Бен знал: рано или поздно его поймают. Даже когда Бена поймали за руку, он не раскаялся.

Тогда – в первый и последний раз в жизни – Джек ударил его. Но, по всей вероятности, этого оказалось достаточно, чтобы раздуть тлеющие угольки его чувства обиды и злобы.

Есть ли путь к сердцу сына? Как помочь ему понять, что жизнь состоит не только в том, чтобы схватить и присвоить все, что попадет тебе под руку? Его попытка дать Бену пройти в «Кэдогэне» весь путь, с самых низов, провалилась – вместо того, чтобы по достоинству оценить значение работы и терпения, Бен посчитал отца эксплуататором. Но, может быть, еще не все потеряно…

– У тебя есть минутка на чашечку кофе? – спросил Джек непринужденно.

И только он, отец Бена, мог схватить мгновенное изменение выражения его лица: легкую тень недовольства – морщинку, не больше ямочки на щеке, которая на несколько секунд залегла между густыми бровями Бена. Потом она исчезла.

– Конечно, отец. Только дай мне секунду, чтобы я предупредил Лизу.

– Я подожду у лифта.

Бен снова появился в вестибюле у дверей с надписью "Группа Гауптмана", скромно выгравированной на латунной дощечке. В его глазах стоял недоуменный вопрос.

– Лиза сказала, что Роджер заходил ко мне, пока я был с Истмэном. Я и не знал, что он должен был прийти. Если здесь проходили какие-то переговоры, то почему не известили меня?

Джек, понадеявшись на то, что сумеет рассказать сыну обо всем, когда они выйдут из здания, взял себя в руки и вошел в кабинку лифта. И почему только в отношениях с Беном любое, самое мелкое дело оборачивается сражением?

Но тут же внутренний голос напомнил ему: "Это не ты выкопал Янга из кучи сентиментальной писанины, не ты проводил бесконечные ночи и выходные дни, помогая ему придавать тяжеловесным рукописям начинающего писателя форму чего-то похожего на коммерческое издание". Всего лишь через два года после окончания колледжа Бен убедил несговорчивых членов правления принять первую книгу Янга. Ясно было – у Бена хватило прозорливости, врожденного инстинкта на то, чтобы почувствовать, чего хочет читатель. И, помимо этого, он обладал искусством ювелира-огранщика, когда понадобилось придать рыхлому куску форму, в которой он засверкал своими гранями.

Пока они со скрипом спускались на семь этажей вниз в пустом лифте, Джек вкратце рассказал Бену о случившемся.

– Я разговаривал с Сью Маккой вчера вечером, – завершил он свое повествование. – Она пришла ко мне и выглядела отвратительно. Это происшествие с Роджером случилось с неделю тому назад, но она говорить отказывается. Я предоставил ей возможность полностью высказаться, понимая, что это может стоить ей карьеры, да что говорить, черт возьми, может нанести ущерб всей компании.

Ступив из лифта на мраморный пол вестибюля, Бен выглядел так, словно получил удар ногой в пах. Его лицо покрылось лихорадочным румянцем, глаза сверкали, как осколки бутылочного стекла.

– Боже мой, отец! – повторял Бен. – Боже правый!

Слишком потрясенный, чтобы продолжать, Бен только качал головой, пока они проходили через вращающиеся двери. Их встретил порыв осеннего ветра, круговертью пыли завихряющегося по Пятой авеню.

Джек ждал, что сын вымолвит хоть что-нибудь, но пока они пересекали Пятую и вошли в кофейню «Эндрюс», подходящую для того, чтобы перекусить сандвичами в те дни, когда он не завтракал с каким-нибудь агентом или автором в «Готхэм» или в кафе "Юниюн Сквер", Бен молчал.

Они уселись в кабинке у дальней стены, и Бен взорвался.

– Ну как ты мог? Послушай, то, что сделал Роджер, возмущает меня не меньше твоего. Но какого черта ты не пришел сначала ко мне? Он же мой автор, черт побери!

– Именно поэтому я и не позвал тебя. Я не хотел, чтобы твои отношения с ним оказались поставленными под угрозу.

– Ага, "добрый следователь и злой следователь"?! Роджер жалуется, а я похлопываю его по спине и говорю, что все понимаю?

– Я бы не стал преподносить эту историю вот таким образом.

– Ты, по крайней мере, мог бы из любезности позволить мне решить самому, как сыграть эту игру. Ты не имеешь права действовать у меня за спиной!

Он с силой ударил кулаком по столу.

– Мне очень жаль.

– Не так уж жаль, как будет жаль мне. Или Рейнгольду, когда он об этом узнает.

Бен старался говорить тихо, поскольку официантка в этот момент наполняла их чашки.

Несмотря на желание перехватить инициативу разговора, заполнить неприятную паузу объяснениями и заверениями, Джек чувствовал уколы гнева. Опять Бен думает только о себе!

– Это должно было быть сделано, – просто сказал он.

Бен отпил кофе, скривился, поставил чашку на стол слишком резко, от чего горячая жидкость плеснулась через край. Бен взял свою салфетку и промокнул пятно.

В том, как аккуратно он сложил промокшую салфетку и подсунул ее под блюдце, Джек уловил сходство с Натали.

– Теперь о Рейнгольде, – сказал Бен. – Он хочет уволить Джерри Шиллера… Ты этого не знал?

Бен уставился на него, выпятив нижнюю челюсть. Его бледная кожа под флюоресцентными лампами казалась слегка фиолетовой. Кожа Натали, подумал Джек, вздрагивая от воспоминаний о том, как его бывшая жена гордилась своей, как она считала, патрицианской внешностью, и о том, как она прихорашивалась, когда какой-нибудь тупица говорил ей: "Вы нисколечко не похожи на еврейку".

И так же похожа на Натали манера Бена менять тему разговора, когда начинало пахнуть жареным. Джеку к тому же было неприятно, что слухи каким-то образом поползли по конторе раньше, чем он поговорит с Джерри.

– Я знаком с планами Курта, – сказал Джек осторожно. – Но, кажется, я сумел убедить его, что увольнение Джерри было бы ошибкой.

– Почему ошибкой? Он – мертвый груз, и это всем известно.

То, что Бен попугаем повторил Рейнгольда, заставило что-то щелкнуть в голове Джека. Неужели это Бен спровоцировал всю эту затею? А может, он зашел так далеко, что сам обратил внимание Рейнгольда на эту статейку в "Паблишерз уикли"?

– Ты хочешь занять место Джерри, – сказал Джек, удивляясь собственной слепоте. Как он не понял этого раньше? – В этом все дело, разве нет?

– Любой на моем месте не отказался бы от этой должности.

То, что Джек увидел на лице Бенджамина в этот момент, ему совершенно не понравилось. Такое выражение… как будто должность главного редактора ему уже обещана. Джек отпил глоток ужасно невкусного кофе.

– А ты не подумал о том, – произнес он медленно, – что можешь не потянуть эту работу, даже если Рейнгольд и в самом деле выгонит Джерри?

– Роджер Янг, черт его взял бы, был моим козырем! Бешеный огонь сверкнул в глазах Бена.

– Не забывай, что Роджер пока связан контрактом с нами еще на одну книгу, – мягко напомнил Джек.

– А потом? Если только я не смогу совершить чудо, он просто смоется. "Рэндом хаус", "Саймон энд Шустер"? Джули Пастернак из «Бэнтэм» готова на преступление, лишь бы заполучить Роджера.

– У меня не было выбора, Бен, – сказал Джек, покачивая головой.

– Сдается мне, что это я уже слыхал, – сказал Бен с горечью в голосе.

– Если ты имеешь в виду свою мать и меня… – Джек сделал решительный шаг. Он не хотел сглаживать углы, как часто делал, а Бен потом бросал тень на его дела и поступки. – …То в этом нельзя винить никого. Мы переросли наш брак, вот и все.

Бен бросил на него презрительный взгляд, но затем выражение его лица немного смягчилось и он поднял ладонь в знак примирения.

– Слушай, отец, забудь все это. Извини, что я завелся.

Настала очередь Джека сменить тему.

– Послушай, у меня на сегодняшний вечер есть свободный билет в цирк. Ханна не сможет пойти. – Пару недель назад, когда он в первый раз пригласил Бена, тот заявил, что у него иные планы. Джек спросил: – Может, передумаешь? Единственная в жизни возможность увидеть Грейс в «смертельном» номере.

– Я уже насмотрелся! – Бен рассмеялся. – Разве то, что проходит между тобой, Грейс и Ханной, не «смертельный» номер? – Он быстро опустил глаза. – Извини, просто глупая шутка. Согласись, отец: Ханна никогда не примет ее.

Джек почувствовал, что жжение в желудке возникло снова. Отказ Ханны в последний момент показался ему надуманным. Она отговорилась тем, что ее пригласили провести выходные с семьей ее подруги Кэт в Монтауке, и сделала вид, будто это очень важно, хотя проводила там почти все воскресенья.

– И еще кое-что никогда не изменится, – продолжал Бен. – И через год Грейс по-прежнему будет на пятнадцать лет моложе тебя.

– Мне казалось, что Грейс тебе нравится.

– Нравится она мне или нет – дело не в этом. Мне просто кажется, что ты заходишь дальше, чем следовало бы.

Джеку казалось, что из уст Бена он слышит собственные опасения. Каждый раз, когда он смотрит на Грейс, такую пышущую юностью, такую страстную, такую энергичную, – разве не эта мысль сверлит его подсознание? Она запала ему в сознание, как камешек в ботинок: "Когда тебе будет семьдесят, на нее все еще будут обращать внимание мужчины".

Он вспомнил отца. Сколько ему было тогда – чуть больше семидесяти? Не мучили ли его те же сомнения, когда он женился снова? Не подозревал ли он, надевая кольцо на палец Риты, что в один прекрасный день она изменит ему? И не потому, что Рита была таким уж чудовищем – кто посмеет осуждать ее за нормальные потребности и нужды? Полная жизни женщина, чуть старше пятидесяти, связалась с немощным стариком, который не мог сам спуститься по лестнице и иногда мочился в постель. В каком-то смысле отцу повезло, что он умер раньше, чем Рита от него ушла совсем.

– Может быть, ты и прав, – уступил Джек, не желая показывать Бену, насколько тот угадал его собственные опасения. – Я знаю только, что не могу представить своей жизни без нее.

– Это означает, что ты намерен жениться на ней?

– Бен, это не та проблема, которую я хотел бы… – Он замолчал, увидев на красивом лице сына презрительную гримасу. Джек вздохнул: – Мы, в общем-то, этот вопрос не обсуждали. Но это не означает, что такую возможность я не рассматривал.

Бен пожал плечами.

– Знаешь, оба вы сумасшедшие. Каждый из вас уже имел по одной семье, и посмотри, чем это обернулось? А в вашу с Грейс пользу говорит только то, что у вас, скорее всего, не будет детей, и если ваш брак распадется снова, то не пострадает никто, кроме вас.

– Ты слишком мрачно на это смотришь, – сдержанно сказал Джек.

Джек стал понемногу слышать звон собираемой посуды, слабое стаккато морозильника, дружелюбную пикировку официанток, которым пошла вторая половина отпущенного всем на земле срока, и бородатого человека за кассой. Эти звуки несли умиротворение: мир занят делами, новая пропасть между Джеком Гоулдом и его сыном не перевернет вселенную. Наконец Джек спросил:

– Хочешь еще кофе?

Бен взглянул на свои часы – старенький «Ролекс», который Натали подарила ему, когда он закончил обучение в Йэйле. Розовое золото, почти женский дизайн.

– Не могу. У меня через десять минут совещание с Беллой Чэндлер. Кстати, о сегодняшнем вечере… Я не смогу пойти. У меня важная встреча.

Фальшивая нотка в голосе Бена все объяснила Джеку.

– С матерью?

Бен кивнул.

– Сбор средств для музея. Знаешь, как неуверенно она себя чувствует, если ее кто-нибудь не сопровождает.

Нет ничего удивительного в том, что Бен до сих пор не обзавелся подружкой, подумал Джек. Это из-за Натали, которая делает все, чтобы он сопровождал ее повсюду.

Джек хотел было сказать Бену, чтобы он начал жить своей жизнью, но передумал – пусть Бен сам к этому придет. Либо ему надоест прислуживать Натали, либо, что еще лучше, он влюбится.

– Жаль, что ты не можешь пойти в цирк, – сказал Джек.

– Мне тоже.

Бен посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки на столе, потом оттолкнул стул и встал.

– В самом деле?

Джек встал и легонько похлопал Бена по плечу. Едва ли не больше всего на свете ему хотелось в этот момент, чтобы Бен стал ему хоть на дюйм ближе.

Но что еще сказать, что не было бы сказано?