Глава 15

Рианон не ожидала, что лето пролетит так быстро. Ушли в прошлое долгие, напоенные ароматами вечера, ночи сделались длиннее, жара стала спадать, а душевные раны – затягиваться. Она практически никогда не упоминала в разговорах о событиях того дня в Марокко; он остался позади, а жизнь шла своим чередом.

В этот вечер в садике возле дома Рианон в Кенсингтоне было весело. Звучал смех, хлопали пробки бутылок шампанского, плейер орал песню голосом Дженет Джексон. Золотые рыбки спрятались в пруду под листьями кувшинки. Соседский кот куда-то исчез, а кролик миссис Ромни сидел в своей клетке, задумчиво жевал лист и с любопытством посматривал на сновавших вокруг и скакавших под музыку людей.

Здесь собрался весь цвет тележурналистики. На вечеринку явились не только руководители телевизионных программ, но и репортеры, ставшие известными благодаря своему уму, манере вести передачи, своеобразию стиля и чутью, а также сценаристы, продюсеры и даже сильные мира сего; одним словом, в гостях у Рианон Эдвардс были сегодня все те, кто олицетворял собой телевидение.

В доме повсюду – на столах, диванах, стульях, даже на кровати – валялись открытки, цветы, ленты, банты, подарки, распакованные и не распакованные, и тому подобные предметы. С кухни доносились “выстрелы” – гости непрерывно откупоривали шампанское, любовались пенными струями, хохотали и подставляли бокалы. Стол, уставленный присланными из ресторана блюдами и усыпанный лентами и лопнувшими воздушными шарами, напоминал поле битвы. На полу там и сям можно было увидеть лакированные туфли на каблуках и измятые бумажные шляпы.

Центром празднества была Рианон. Все плясали вокруг нее, хлопали в такт музыке, и всякий раз, когда хозяйка совершала пируэт, все вокруг взрывалось ликующими криками. Ребята из программы “Хочу все знать” осыпали Рианон блестящими конфетти, и маленькие кружочки прилипли к ее коже и сверкали в волосах. Рианон была ослепительна. Она была настолько полна энергии, выглядела такой жизнерадостной, что постороннему трудно было бы поверить, что поводом для столь буйного пиршества послужил уход Рианон из “Хочу все знать”.

Вечер продолжался, теперь уже под песни Джеймса Брауна. Лиззи самозабвенно отплясывала, хлопая в ладоши над головой и подталкивая Рианон ногой. Явился Джолин, облаченный в экзотическое одеяние, расшитое красными и золотыми блестками; за ним вошел Мартин. Керри и Роган были уже здесь, они вовсю бесновались и кружились по комнате. Двое парней из Ай-ти-эн приволокли бутылку “Моэ” и вылили вино на головы Лиззи и Рианон.

В дальнем углу сада два человека несколько неуклюже отплясывали джигу – только для того чтобы своим унылым видом не портить остальным настроение. Это были Симпсоны, Морган и Салли, владельцы “Хочу все знать”. С понедельника им предстояло вновь взять в свои руки управление программой. Увольнение Рианон было для обоих одним из самых непростых решений в жизни, особенно учитывая, что ей пришлось перенести в последнее время.

– Я чувствую себя обманщицей, – призналась Салли мужу, глядя, как Рианон и Лиззи стирают с лиц шампанское.

– Что? – встрепенулся Морган.

– Я сказала, что чувствую себя обманщицей, – повторила Салли. – Тебе не кажется, что она нарочно так себя ведет? Чтобы нам стало стыдно?

– Если так, то она своего добилась, – отозвался Морган. Им очень не хотелось принимать ее приглашение, но отказаться было, конечно, немыслимо.

Загорелое лицо Салли помрачнело.

– Нет, она не настолько злая, – проговорила она. – Во всяком случае, раньше она злой не была.

– Мы ни в чем не виноваты, – строго напомнил ей муж. Честно говоря, оба они знали, что им обрыдло растительное существование на острове в Карибском море, и оба страстно желали взяться за программу. Но после всего, что сделала Рианон, ее просто невозможно было бы отодвинуть в сторону, тем более что для концепции программы сами Симпсоны не сделали практически ничего, они только вкладывали деньги в ее создание. Сначала супруги думали просить Рианон остаться исполнительным продюсером вместе с ними, но тут как раз шефом редакции новостей и познавательных программ четвертого канала был назначен Марвин Мансфилд, и проблема отпала сама собой, по крайней мере с точки зрения Симпсонов.

Сейчас, глядя на Рианон, Салли испытывала раздражение, даже ненависть к Мансфилду. В ее глазах именно он был главным виновником ухода Рианон, хотя в глубине души Салли сознавала, что ни она, ни Морган не боролись за Рианон по-настоящему. Да и как они могли сражаться, если Мансфилд сразу же выдвинул ультиматум: или Рианон уходит, или “Хочу все знать” снимается с эфира. При других обстоятельствах можно было бы попробовать не поддаться на шантаж; как-никак программа “Хочу все знать” здорово повышала рейтинг канала, и снимать ее с эфира было бы чистым безумием. Но неприязнь Мансфилда к Рианон была чересчур сильной и носила личный характер, так что теперь, когда он возглавил редакцию, Симпсоны не могли себе позволить пойти ему наперекор. Им оставалось только глубоко вздохнуть, запрятать поглубже угрызения совести и попросить Рианон покинуть программу.

Это произошло полтора месяца назад. Тогда в знак солидарности с Рианон вся команда заявила об уходе. Сама Рианон уговорила товарищей остаться. Вероятно, Лиззи тоже останется, во всяком случае, ничто не указывало на то, что она собирается уйти. Морган не сомневался, что ведущая останется, а вот Салли не была в этом уверена. Рианон и Лиззи всегда были очень близкими подругами, и Салли не верилось, что Лиззи оставит Рианон в одиночестве после всех перенесенных ею несчастий. По крайней мере сейчас. Прошло всего три месяца, и Рианон еще не оправилась. На ее горле еще виднелся темный шрам. А что говорить о душевной опустошенности! И ничего не значит то, что Рианон ни с кем, за исключением, может быть, Лиззи, не говорит о своей утрате.

Лиззи отплясывала шимми спиной к спине с Рианон и время от времени посылала своим новым шефам очаровательные улыбки. Разумеется, она с куда большим удовольствием выцарапала бы им глаза, но приходилось вести себя так, как того хотела Рианон: никаких сожалений, никаких обвинений, никаких упреков.

Когда музыка умолкла, обессиленная Рианон рухнула в объятия Лиззи, и обе плюхнулись в фонтан. Выпили они не так много, как можно было бы подумать по их поведению, но Рианон, судя по всему, в этот вечер была такой раскрепощенной, какой ее никто не видел в это тягостное лето после возвращения из Марракеша. Лиззи хотелось верить, что в бурном веселье Рианон нет ничего от истерики, ведь она лучше любого другого знала, насколько та была подкошена известием о потере работы в “Хочу все знать”. За последние три месяца Рианон здорово помогла тесная дружба всех членов их команды, и Лиззи не представляла себе, как бы она справилась со своими бедами без поддержки товарищей.

Только Лиззи знала, что пережила ее подруга. Только она знала, что Оливер стоял и молча смотрел, как его жену пытаются изнасиловать двое. Только Лиззи знала, что Оливер так и не вернул Рианон взятые у нее взаймы деньги. Но самым отвратительным, по мнению Лиззи, было то, что Оливер четырежды звонил Рианон и умолял о встрече. Лиззи никогда не смогла бы понять, как у мерзавца хватило на это наглости. Ей приходило в голову, что Рианон, возможно, сильнее всего страдает из-за того, что она, как оказалось, значила для Оливера меньше, чем думала.

Вечеринка продолжалась до рассвета. К шести часам разошлись самые стойкие из гостей, и закадычные подруги остались вдвоем посреди хаоса. За десять часов произошло столько всего, что женщины еще около часа болтали и хихикали. Наконец усталость взяла свое, и они заснули на диванах.

Рианон проснулась около полудня, когда безжалостные лучи яркого осеннего солнца резанули ее по глазам. Она застонала и прикрыла лицо подушкой.

– У, черт, – пробормотала Лиззи.

Подождав несколько секунд, Рианон приподняла уголок подушки и посмотрела в ту сторону. Она не могла не рассмеяться, когда увидела, что Лиззи прикрыла лицо от солнца бумажной тарелкой, и та прилипла, а по щекам элегантной телеведущей текут тягучие струи крема.

– Не надо! – простонала Лиззи, отодрала от лица тарелку и швырнула на пол.

– Бокал шампанского? – иронически предложила Рианон.

– Да иди ты, – простонала Лиззи.

– Может, “Беллини”? Или виски со льдом?

Лиззи приоткрыла один глаз.

– Что я тебе сделала? – проговорила она слабым голосом. Смеясь, Рианон осторожно встала и попыталась разгладить рукой платье. Когда это ей не удалось, она стянула платье через голову и прошлепала в кухню. За последние месяцы она похудела на несколько килограммов, и веснушки, рассыпанные по всему телу, как будто несколько побледнели.

Из-под груды бантов, коробок и тарелок Рианон извлекла чайник, наполнила и принялась оглядываться в поисках двух чистых кружек. Внезапно ее охватило чувство, что жизнь пуста и бессмысленна. Тем не менее она, уверенно и быстро двигаясь, вскипятила воду и даже попыталась напеть что-то сквозь пелену боли и тревоги. Что угодно, лишь бы отогнать отчаяние. Очень трудно, почти невозможно заставить себя поверить, что ты уже никогда не придешь в студию. Для нее работа закончена, а для других она продолжается. Глаза женщины на мгновение закрылись, она не сразу смогла сделать вдох. Все равно, что потерять ребенка. Ну нет, не совсем так, утрата ребенка – это самое страшное на свете, но Рианон чувствовала себя так, словно у нее отняли единственное дитя и передали на воспитание чужим людям. Никто не имел права так поступать, “Хочу все знать” – ее программа, она ее придумала, выпестовала, дала ей название, она разрабатывала структуру передач, лечила программу, когда та начинала хромать, и гордилась ею в дни успеха. Как же они могли отобрать у нее ее творение? Как могли?

– Э-эй, как ты тут? – раздался ласковый голос Лиззи. Рианон перевела дыхание и ответила:

– Нормально. – Она откинула назад волосы. – Все в порядке. – Ей удалось улыбнуться. – Переживу в конце концов, хотя временами кажется, что нет.

– Я знаю, – сказала Лиззи и обняла Рианон.

Она знала, что это верный способ заставить подругу скинуть маску. Наверное, стоит дать ей выговориться. Правда, за последние месяцы Лиззи сама не раз имела случай убедиться, что слезы приносят облегчение, но отнюдь не исцеление.

– Итак, – весело заговорила Рианон, – мы можем смело утверждать, что вечер удался?

– Без сомнения.

Лиззи уже почти видела газетные сообщения на эту тему. Рианон пользовалась популярностью, все профессионалы знали, что за ее изгнанием стоит животная зависть Мансфилда, а это значит, что в отделе хроники обязательно появятся репортажи, полные ядовитых намеков и шуточек. Но пусть коллеги сохранят преданность Рианон, пусть они заставят Мансфилда краснеть от стыда, – для Рианон информация о ее вынужденной отставке означала только дополнительные страдания и унижение. Как будто недостаточно того, что она испытала, когда известие о разводе с Оливером стало достоянием публики.

– Ты вчера разговаривала с Морганом и Салли? – спросила Рианон, заливая кипятком растворимый кофе.

– Нет. Зато я много им улыбалась, – ответила Лиззи. Рианон как раз зевала, но ответ Лиззи ее рассмешил, и она поперхнулась.

– А хоть кто-нибудь с ними разговаривал?

– Они вызвали кое-какой интерес у кролика, – бросила Лиззи и рассеянно посмотрела в сад. – Что нам делать с этим бардаком? – закричала она вдруг.

– Ничего, скоро все будет в порядке, раз уж я проснулась, – успокоила ее Рианон и отнесла в гостиную две чашки с кофе.

– Ну что ж, – сказала Лиззи, садясь на диван, – честно скажу, я намерена составить тебе компанию.

Она сняла с ноги обмотавшуюся вокруг лодыжки мокрую ленту.

– Правда?

Рианон подняла голову, и взгляды двух женщин встретились. В последнее время в их дружеские шутки вкрался некий подтекст, и в таких случаях Лиззи всегда начинала чувствовать себя неуютно.

Несколько недель, с того самого дня, когда Рианон узнала, что ее услуги уже не требуются компании “Хочу все знать”, она ожидала, что Лиззи заявит о своем уходе. С их связями и опытом можно было бы организовать новую программу и постепенно перетянуть к себе от Моргана и Салли прежнюю команду. Лиззи сначала действительно предложила именно это, но Рианон тогда настояла, чтобы подруга осталась. Она объяснила, что ей меньше всего хотелось бы, чтобы программа потеряла лицо после того, как в нее вложено столько труда, а ведущая – это и есть лицо “Хочу все знать”.

Теперь Рианон уже не была уверена, что хочет, чтобы Лиззи осталась. Если честно, ей вовсе этого не хотелось. Да, бывали дни, когда “Хочу все знать” казалась Рианон самым важным делом на свете, но бывало и так, что ей хотелось бросить все к черту, закрыть программу и забыть о ней навсегда. Если бы не было этого проекта, она скорее всего не встретила бы Оливера и не сошлась бы с Лиззи настолько близко, что молчание подруги травмировало ее сейчас едва ли меньше, чем предательство мужа.

Почему, спрашивала себя Рианон, почему я так боюсь спросить Лиззи о ее планах? Мы никогда друг от друга ничего не скрывали, откуда же сейчас недомолвки? Или это – только начало новой фазы отношений? Судьбы складываются по-разному… Рианон вдруг испугалась. Она не может потерять еще и друга. Без Лиззи ей не выкарабкаться. А расстояние между ними все растет, она чувствует, как Лиззи исчезает из ее жизни, и с этим ничего не поделаешь.

– Ты больше не думала над предложением Мейвиса Линдсея? – сказала Лиззи. Едва вопрос сорвался с языка, она об этом пожалела. Более того, вдруг захотелось рассказать Рианон, что она намерена сделать, – подруге будет приятно. Но говорить нельзя. Хотя не стоит говорить с растерянным человеком о том, что самой Лиззи, по крайней мере в данный момент, представлялось нереальным.

– Да в общем-то нет, – хрипло проговорила Рианон. – Ну, так…

Лиззи еще сильнее захотелось поделиться с Рианон своими планами, но она все-таки удержалась: не время. А придет ли оно? Сейчас остается только страдать от того, что судьба их разлучает. Чтобы ее изменить, обеим необходимо мужество. Лиззи не собиралась оставаться ведущей “Хочу все знать”, но и с Рианон не связывала собственное будущее. В ближайшие дни она выберет подходящую минуту и сообщит подруге, чем собирается заняться. Быть может, удастся тогда объяснить Рианон причину решения, которую она пока сама до конца не понимала.

– Как ты думаешь, сможешь работать на кого-то? – спросила Лиззи, возвращаясь к старой теме. Впрочем, она знала, что таким образом помогает Рианон обрести почву под ногами. – После того как ты столько времени была сама себе хозяйкой?

– Мейвиса тоже беспокоит этот вопрос. – Рианон улыбнулась. – Тебе, дорогая, известно, что исполнительный продюсер может быть только один. – Она мастерски изобразила шотландский акцент Линдсея. – А впрочем, я могла бы дать тебе возможность стать продюсером, если, конечно, ты к этому готова.

Лиззи поморщилась.

– Женщины вертят вселенной как могут, – процитировала она строчку из песни, включенную Мейвисом в программу для музыкальных эрудитов. – Зато они знают, сколько ты стоишь, – закончила она и помрачнела, взглянув на Рианон. Все было ясно, но разговор об Оливере только заведет их в тупик.

Рианон уставилась в пол. Она знала, что не надо мучить себя воспоминаниями об этом человеке, но почему-то хотелось именно этого. Хотелось услышать его имя, поговорить о том времени, когда им было хорошо вдвоем и не было мыслей о разрыве. Но сейчас все друзья Рианон избегали упоминаний о нем. Даже Лиззи. Рианон только наедине с собой перебирала в памяти счастливые дни, когда была влюблена, отгоняла от себя мысли о том, чем закончился их короткий брак, хотя сознавала, что это обыкновенная трусость и бегство от действительности.

Она попыталась взять себя в руки, сделала глоток кофе и обратилась к Лиззи:

– Я тебе говорила, что Галина Казимир написала мне письмо?

Журналистка вытаращилась от удивления; она забыла, какое отношение к Рианон имеет светская дива и известная модель. Вспомнив, натянуто улыбнулась.

– Нет, не говорила, – отозвалась она, лихорадочно пытаясь предугадать, что бы это могло означать. – А когда пришло письмо?

– Я его получила вчера утром. И забыла – голова была занята только гостями. Она приглашает меня на свадьбу.

Лиззи раскрыла рот от неожиданности. Наконец, справившись с чувствами, почти крикнула:

– Как? То есть она ведь не так давно увела у тебя жениха! И теперь приглашает на свадьбу? Она что, не понимает, что натворила? Или не знает, что произошло с тобой? Ну ладно, даже если не знает, все равно…

Рианон изобразила улыбку:

– Она выходит замуж за Макса Романова.

Лиззи была в такой ярости, что на мгновение забыла, с кем состоит в связи Галина Казимир. Наконец она рассмеялась:

– Да уж, свадьба будет что надо. Этот парень богат, как Крез, а она – писаная красавица. И что ты решила?

– Пока не знаю, – ответила Рианон.

– Если дело в деньгах… – нерешительно начала Лиззи.

– Она прислала мне приглашение, – отрезала Рианон. – Первый класс, свободный доступ.

– Ух ты! – не смогла сдержаться Лиззи. – Значит, в самом деле хочет тебя увидеть.

– Похоже на то.

– Интересно бы знать, зачем это ей.

– А ты что, не знала? Моя судьба – гулять на чужих свадьбах. – Рианон не сумела сдержать горечь. – Если приму приглашение, буду подружкой невесты.

Лиззи оторопела:

– Подружкой?

– Именно.

– Не хило, – заметила Лиззи.

Рианон рассмеялась. Лиззи, помолчав, спросила:

– Она объявилась впервые с тех пор, как удрала с Филиппом?

Рианон кивнула.

– Потрясающе, – пробормотала Лиззи. – Что она еще пишет? Наверное, про Романова?

– Только то, что выходит за него замуж.

– Эге, – хмыкнула Лиззи. – А о том, что ее жених обвинялся в убийстве?

– Как ни странно, – ответила Рианон, – об этом ни слова. А ведь могла бы, кажется, написать, правда?

– Кажется, есть латинское слово, означающее убийство жены, – заметила Лиззи.

– Есть. Укзорицид.

Лиззи скривилась:

– Фу! Как будто воду в унитазе спускаешь. – Она поднялась. – Хочу еще кофе. Тебе принести?

– Угу.

Рианон кивнула и отставила пустую чашку. Через пару минут Лиззи вернулась в комнату и опять устроилась на диване, поджав под себя ноги.

– Значит, – заговорила она, – тебе предстоит познакомиться со скандально известным Максом Романовым. Напомни-ка, чем он занимается?

– Издатель.

– Да-да. Из крупных, если мне память не изменяет. Дамские журналы, верно?

– Насколько мне известно, он издает газеты и журналы на любые темы, – сказала Рианон.

– Наверное, тебе будет интересно познакомиться с такой шишкой. Если ты, конечно, примешь приглашение. – Лиззи помолчала, потом решилась задать вопрос: – А тебе не будет неприятно видеть Галину после всего, что произошло?

– Не знаю, – вздохнула Рианон. – Пожалуй, мне даже хочется ее увидеть. Не могу подобрать слов, но, когда я получила письмо, то почувствовала… Ну, сверхъестественное что-то. Только накануне ее вспоминала, и вот на тебе, письмо. Вообще-то я о ней часто думала в последнее время, наверное, из-за того, что у нас с Оливером произошло… Да, конечно, только поэтому… – Она помолчала. Потом спросила, глядя на дно чашки: – Скажи, ты веришь в судьбу?

Лиззи удивленно подняла голову.

– Ну, наверное, да, – ответила она. – А что?

Рианон взглянула на нее:

– Значит, веришь, что мы не можем распоряжаться своей жизнью?

– В каких-то областях, наверное, можем, но если бы мы были полностью властны над судьбой, то не умирали бы, правда?

Рианон помрачнела.

– Да, – произнесла она. – И не болели бы, и не знали бы горя. Мы все были бы богатыми, красивыми, талантливыми, счастливыми.

Лиззи с изумлением взглянула на подругу:

– Хочешь сказать, что все, что с нами случается плохого, предопределено свыше?

– Нет, просто я думаю, что от судьбы не уйдешь. Вот хотя бы мой случай. Не суждено мне было быть женой Оливера, это очевидно. А когда я все-таки вышла за него замуж, в результате мне стало хуже. Видимо, ничего другого быть не может, если человек идет наперекор судьбе. Я хотела выйти замуж, доказать всему свету и особенно отцу, что нашелся человек, который любит меня настолько, что готов связать со мной жизнь. Посмотри, к чему это привело. – Она глубоко вздохнула и вдруг как будто взорвалась: – Да что я, в конце концов, знаю?! Каждый день твержу себе, что мне предназначен другой путь и поэтому со мной случается то, что случается! Судьба готовит меня к будущему.

Эти слова произвели на Лиззи заметное впечатление.

– Такой настрой мне нравится, – заявила она. – Конечно, если будущее хорошее.

Рианон усмехнулась:

– Гарантировать можно только одно: в этой жизни ничто не гарантировано.

– Значит, никому нельзя верить? – с вызовом спросила Лиззи.

Лицо Рианон опять потемнело, она отвернулась к окну.

– Едва ли стоит об этом спрашивать меня.

Ей стало больно от мысли, как сама она ошиблась, безоглядно доверяя всем подряд.

– Прости, – мягко произнесла Лиззи. – Я не подумала.

Подруги помолчали.

– Оливер опять звонил, – заговорила наконец Рианон. Голос ее звучал ровно и безжизненно, невидящие глаза по-прежнему смотрели в сад.

– Когда?

– Позавчера.

– Что он хотел?

– Встретиться. Он сейчас здесь, в Лондоне.

Лиззи грубо выругалась про себя.

– А Марсия? – резко бросила она. Рианон пожала плечами.

– Наверное, в Нью-Йорке. – Она глубоко вздохнула и закусила губу, словно желая удержать слова, готовые сорваться с языка. – Он говорит, что терпеть ее не может. Не может находиться с ней рядом. Если бы ты ее видела…

– Не важно, как она выглядит, – перебила Лиззи. – Он на ней женат.

– Знаю.

– И что ты ему ответила?

– Нет – как всегда. – Рианон посмотрела в глаза Лиззи. – Но мне было трудно, – добавила она. – Чертовски трудно. Наверное, после всего, что произошло, это кажется нелепым, но это правда. Правда? Господи, да ничего я не знаю. Никак не могу через все это переступить. Я стараюсь, но тут обязательно что-нибудь случается – или приходит письмо на его имя, или я по телевизору вижу кадры, где мы сняты вдвоем, или мне говорят, что кто-то покупает дом или покупает ковер из Марракеша… Можешь себе представить? Мне доставили тот ковер! Свою кредитную карточку я так и не увидела, зато ковер получила! И счет. Я тебе не рассказывала? Счет из отеля пришел сюда. Имя Оливера не упоминается. Там написано: мисс Рианон Эдвардс. Мисс Рианон Эдвардс! Вот и объясни, почему я не могу его ненавидеть? Почему не могу разлюбить человека, который в общем-то является не более чем плодом моего воображения? Казалось, в нем сосредоточилось все, что мне было нужно… Он и был практически всем для меня. Ну не могу я сказать ему: “Нет, я не хочу тебя видеть”. Потому что я хочу видеть его. Я хочу, чтобы ничего этого не было. Хочу, чтобы он оказался тем человеком, каким я его себе представляла. Тем человеком, которого я полюбила и за которого вышла замуж.

Лиззи, за что мне это все? Стараешься хорошо относиться к людям, не обижать их и ждешь такого же отношения в ответ. А что получается? Жизнь бьет тебя под дых, вот что! Мама умерла, когда я была еще совсем ребенком; отец от меня отказался; лучшая подруга увела жениха; муж бросил и женился на другой; программу, которую я создала, у меня отняли. Даже ты не можешь быть со мной искренней до конца, и я не знаю, сколько еще смогу выносить такое положение. И к черту предопределение, к черту всякую философию, даже утешительную. Пойми, мне все равно страшно больно.

Лиззи не замечала слез в глазах подруги, но отлично видела ее ярость и боль.

– Извини, – прошептала она. – Пожалуйста, прости. Я только… Я не собиралась ничего скрывать. Поверь, если бы я знала, как тебе сказать…

– Так скажи! – закричала Рианон. – Произнеси наконец нужные слова. Я чувствую себя так, как будто мир вышвыривает меня. Я уже в панике, Лиззи. В панике!

– Я поеду в Южную Африку, – решилась Лиззи. – Буду жить там с Энди.

Рианон, пораженная в самое сердце, застыла на месте.

– Когда? – только и смогла она прошептать. Потом затрясла головой. – Почему ты ничего не говорила? Я думала… Я думала, он не ответил на твои письма…

– Так и есть. Мы были там в феврале, и после этого я не получила от него ни слова.

Рианон побледнела, ее глаза расширились.

– Тогда я ничего не понимаю.

– В тот раз он спросил меня, не соглашусь ли я переехать к нему. Так что я поеду и, если все пойдет нормально, останусь там.

Некоторое время Рианон молчала, лихорадочно обдумывая услышанное. Потом она спросила:

– А он знает? Он ждет тебя?

– Нет. Устрою ему сюрприз.

– Боже! – воскликнула Рианон. – Не делай этого! Это же безумие…

– Знаю, – перебила ее Лиззи. – Но именно так я собираюсь поступить.

– Послушай, а если у него уже кто-то появился? Ты же тогда…

Лиззи не дала подруге договорить:

– Значит, я буду знать, насколько серьезны были его намерения.

Рианон машинально взъерошила волосы.

– Нет, не может быть, – прошептала она. – Просто не верю, что ты на такое способна.

– Именно поэтому я и не хотела тебе говорить, – устало отозвалась Лиззи. – Не хотелось, чтобы ты подумала, что я драпаю в тот момент, когда…

– Я говорю о тебе, а не о себе! – взорвалась Рианон. – Черт подери, нужно же иметь гордость! Ты провела ночь с мужчиной – и его братом, давай, кстати, не забывать про брата! Они тебя оттрахали, потом ни тот, ни другой не давали о себе знать, и после этого ты собираешься устроить сюрприз и появиться в их доме! Ты хоть помнишь, который из них Энди? Там было темно, ты могла и перепутать…

– Прекрати! – закричала Лиззи. Глаза Рианон пылали яростью.

– Он был первым и единственным мужчиной, с которым ты переспала после смерти Ричарда, – рявкнула она, – и только поэтому решила, что влюблена и готова сыграть роль Джейн для своего Тарзана. Знаешь, что я тебе скажу? Парочка оргазмов – это еще не брак.

– Может быть, ты расскажешь мне, что такое брак, – съязвила Лиззи, – раз у тебя такой большой опыт в этой области?

Рианон вспыхнула. Очередная колкость уже была готова сорваться с языка, но она сдержалась. Сердце все еще колотилось от гнева, и пальцы с силой сжимали подлокотник дивана, но ярость уже ушла. Мысли перепутались, в груди (а может, в мозгу?) что-то сжалось, в памяти всплыли опасения, которые она испытывала в день отъезда из Перлатонги. Сейчас она не смогла бы точно сформулировать, в чем они состояли, но одно помнила твердо: тогда ей подумалось, что в один прекрасный день им суждено сюда вернуться. А внутренний голос нашептывал ей, что лучше бы держаться подальше.

– Извини, – прошептала Лиззи. – Я не права. Прости.

Рианон вздохнула, хотела было ответить и поняла, что не может найти слов.

– Нет, это ты прости, – наконец сказала она. – Мне не стоило так реагировать. Наверное, я была в шоке. – Она пристально посмотрела подруге в глаза. – Ты все обдумала? – спросила она вдруг. – То есть понятно, что обдумала, но… Я-то считала, что жизнь вдали от цивилизации не для тебя, что ты нигде, кроме Лондона, жить не сможешь…

– Я тоже так думала, – отозвалась Лиззи, – а теперь начала в этом сомневаться. До сих пор постоянно думаю о нем и даже все еще пишу ему, хотя письма уже не отправляю. И еще я все время стараюсь представить себе ту жизнь: буду ли там счастлива, довольна, будет ли скучно, насколько я буду чувствовать оторванность от мира… Все варианты перебираю и каждый раз прихожу к одному выводу: стоит попробовать. Судьба, рок, назови как угодно, не зря свели нас вместе, и я должна понять, ради чего. Я могу ошибаться. Естественно. Возможно, меня влекут туда инстинкты сорокалетней сексуально озабоченной женщины. Но интуиция твердит мне, что здесь есть что-то еще.

Рианон помолчала, прислушиваясь к собственной интуиции и раздумывая, стоит ли делиться с Лиззи тем, что чувствует она сама. Потом сказала:

– Почему ты так уверена, что все еще нужна ему? Он ведь так и не написал тебе и даже не откликнулся, когда мы послали ему кассету с программой!

– Ни в чем я не уверена, – печально проговорила Лиззи. – Не могу выразить словами, что я чувствую. Просто чувствую, что он меня ждет. Да, может быть, я выставлю себя полной идиоткой, если явлюсь туда, но знаю, что все равно поеду.

– И даже не позвонишь ему до отъезда?

– Не собиралась. Да я вообще еще ничего не планировала. В понедельник ошарашу Салли и Моргана, а потом… – Лиззи пожала плечами. – Поживем – увидим. Поеду, когда почувствую, что пора.

Рианон кивнула, но Лиззи видела, что ее подруге все еще трудно смириться с услышанным.

– Все-таки ему ничто не мешало связаться с тобой, – заметила Рианон.

– Знаю. Если бы он хотел, чтобы я вошла в его жизнь, он бы дал мне это понять. По крайней мере так было бы логично. А он не пишет мне и не звонит. Почему? Может, потому, что я ему больше не нужна, и он даже не вспоминает обо мне?

– Вспоминает, не сомневайся, – горячо возразила Рианон. – Но если ты действительно думаешь так, как только что сказала, то я не понимаю, как ты могла решиться ехать.

– Я и сама не понимаю. Говорю ведь, что не могу ничего объяснить. Может быть, когда придет время, позвоню ему и скажу, что вылетаю. Ничего пока не знаю. Знаю только, что в “Хочу все знать” не останусь. Наверное, просто пришла пора выпустить птичку из клетки и посмотреть, полетит она или упадет. Я помню, что не собиралась жить вместе с ним, но понимаю, что обстоятельства изменились. Теперь, когда случилось то, что случилось, я вижу, что потрясающий успех программы сделал нас слишком самодовольными, чтобы рисковать, затевать что-то новое. А сейчас нечего терять. Наверное, пришла пора решительных действий. Мы с тобой лучшие годы жизни отдали телевидению, не исключено, что и все остальные отдадим этой работе, но именно сейчас есть сколько-то свободного времени, а это может означать, что кто-то, кто знает больше нас, хочет наставить своих чад на путь истинный.

Рианон улыбнулась:

– Конечно, ты должна думать именно так, иначе бы не кинулась в Южную Африку.

Лиззи пожала плечами:

– Посмотрим. Важно, что жизнь продолжается. Пора идти вперед.

Рианон вздрогнула от мысли о перспективе, о которой говорила Лиззи, и с кривой улыбкой заметила:

– Хотя ты выражаешься довольно туманно, кажется, я начинаю улавливать мысль.

Лиззи улыбнулась в ответ.

– Если ты увидишься с Оливером, – негромко заметила она, – это ничего не изменит. Сама знаешь. Просто тебе станет хуже, ты растеряешься и, может быть, еще долго будешь жить с этим чувством. Поверь, я понимаю, что ты испытываешь. Мне известно, что значит неожиданно наскочить на препятствие, о существовании которого ты и не подозревала, и вылететь на обочину. – Женщина невесело усмехнулась. – Плохо, когда все мечты летят прахом. Если бы я знала, как справляться с такими невзгодами, я бы еще три месяца назад рассказала тебе о своих планах. Зато могу тебе сказать: я никуда не уеду до тех пор, пока ты не возьмешься за новое дело и твоя жизнь не войдет в колею.

На глаза Рианон навернулись слезы.

– Мне нужны деньги, – сказала она. – Контракт истекает в марте.

– Когда он заключен?

– В середине октября.

Лиззи кивнула, затем спросила:

– Когда свадьба Галины?

Рианон задумалась.

– По-моему, в октябре. Числа я не помню.

– Так ты решила принять приглашение? – спросила Лиззи, глядя в глаза подруге. – Тебе бы не помешало уехать отсюда на какое-то время. Да, понимаю, тебе трудно сейчас думать о свадьбе, тем более о свадьбе Галины. Но можно посмотреть на это дело с другой стороны и считать, что таким образом жизнь мстит Галине за то, что она совершила.

– Почему мстит?

– А тебе бы хотелось выйти замуж за человека, который убил жену и это сошло ему с рук?

Рианон хихикнула:

– Мысль ясна.

– А еще учти, – продолжала Лиззи, – что редко Макс Романов появляется на публике, и вообрази, как могло бы прогреметь по обе стороны Атлантики телеинтервью с ним.

Рианон покачала головой и засмеялась:

– Ты неисправима.

– Но я права.

– И ты думаешь, он признает перед камерой, что его жена была убита? Ты в своем уме?

– Да не надо ему ни в чем признаваться. Все знают, что там было убийство, и всем интересно было бы услышать, каким образом ему удалось представить дело несчастным случаем. Хотя я думаю, мы этого никогда не услышим, – с сожалением добавила Лиззи. – Нет, поговори с ним о нем самом, о Галине, о его друзьях, о доме, о детях – у него ведь есть дети? Кажется, есть. Спроси, не трудно ли ему воспитывать детей без матери. А еще лучше, задай ему вопрос: как он помогает детям свыкнуться с тем, что ее нет?

Рианон хохотала, спрятав лицо в ладонях.

– Фонтан идей, – сказала она, перестав смеяться. – А кто мне только что советовал уйти с телевидения?

– Я сказала – может быть, – вывернулась Лиззи. – А ради такого интервью стоит задержаться. У тебя все получится, это в твоем стиле.

– Давай не увлекаться, – возразила Рианон. – Начнем с того, что, даже если я наберусь смелости и попрошу его об интервью, он ни за что не согласится. И вообще я еще не решила, ехать на свадьбу или нет.

Лиззи искоса взглянула на нее:

– Кажется, ты совсем недавно говорила, что тебе хотелось бы увидеть Галину.

Рианон поморщилась:

– Любопытно, только и всего.

– А она ведь сейчас знаменитость, – не сдавалась Лиззи. – Как ее косметическая фирма называется? “Конспираси”? Галина-то тебе уж точно даст интервью. А если ты снимешь интервью с обоими новобрачными, то, голову даю на отсечение, у твоих дверей будут толпиться все телекомпании мира! Знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше уверена, что тебе надо ехать на свадьбу. Надо полагать, соберется только узкий круг? Наверняка – ведь в прессе никаких сообщений не было. Я по крайней мере не видела.

– Круг очень узкий, – подтвердила Рианон. – Галина настоятельно просила, чтобы я никому ни о чем не рассказывала до тех пор, пока Макс не решит, что можно сообщить публике. Скорее всего это произойдет уже после свадьбы.

– Вот и отлично! – Лиззи рассмеялась. – Удача сама к тебе плывет. Убедишь их, чтобы они дали тебе эксклюзивное право распространить эту новость, и подготовишь интервью с ними. Ни одна компания на свете не откажется от такого товара, особенно если ты подойдешь к делу с головой – преподнесешь все так, что тебе просто случилось снять небольшой сюжет о свадьбе, на которой ты была гостьей. Послушай, Рианон, может, конечно, ради этого и не стоило терять собственного мужа и собственную программу, но очень может быть, что и стоило.

– Что?!

– Предопределение. Судьба, – веско произнесла Лиззи. – Может, тебе предназначено достичь таких высот, на какие тебя бы не вывела “Хочу все знать”.

– Минуточку, – перебила ее Рианон. – Полагаешь, что я стану заниматься такими грандиозными проектами, а ты никак не будешь в них задействована, спокойненько улетишь в свою Южную Африку? Может, я бы тоже хотела вести тихую жизнь в окружении диких зверей?

Лиззи улыбнулась:

– Так в чем проблема? Есть еще Дуг.

Рианон приподняла бровь, поставила чашку на стол и заговорила вновь:

– Мне ясно. Пытаешься убедить меня отправиться на свадьбу, а сама тем временем собираешься улететь в ЮАР?

– Точно, – призналась Лиззи. – Грешна. Мне только что пришло в голову, что можно все уладить именно таким образом. Тем не менее не понимаю, почему бы нам так не поступить. Что скажешь?

– Все так, – негромко ответила Рианон. – Пожалуй, все так.

Несколько минут подруги сидели в молчании.

– А какая она, Галина? – неожиданно спросила Лиззи. – Что за человек?

Рианон вздохнула.

– Ну, за это время она, возможно, изменилась, – начала она и неожиданно для себя улыбнулась. – А какой я ее помню… Знаешь, лучше всего она мне запомнилась в пансионе. Она внушала тревогу. Была недоброй. Любила рассказывать такие страшные истории, что девчонки пугались до смерти. Между прочим, я сама ее боялась, пока не узнала ближе. Мы жили в одной комнате. Впрочем, никто по доброй воле не согласился бы остаться в дальнем конце коридора глухой ночью наедине с Галиной Казимир. Некоторые девочки жаловались на нее родителям, и те писали в пансион, что по вине Галины им снятся кошмары. Кстати, это правда, мне кошмары тоже снились. Но моего отца не интересовали девичьи капризы, поэтому он-то ни строчки не написал директрисе, чтобы спасти меня от судьбы пострашнее, чем смерть… Нет, конечно, на самом деле все было не так ужасно, но я помню, что во время летних каникул очень плохо спала – до ужаса боялась возвращаться в пансион.

– Да что же в ней так вас пугало? – с любопытством спросила Лиззи.

Рианон опять вздохнула.

– Тут дело не столько в Галине, сколько в ее бабушке, – сказала она. – Я с тех пор часто задавалась вопросом, не было ли в ее рассказах доли правды. Наверное, что-то такое случилось на самом деле. Ее бабка была русской графиней и эмигрировала, кажется, где-то накануне Второй мировой войны. – Женщина ненадолго задумалась, потом сама себе кивнула. – Сама знаешь, за последние несколько лет о том, что происходило в те времена в России, стало известно такое… Не исключено, что многие истории Галины, если не все, были правдой. Их рассказывала ей бабушка, хотя, убей меня Бог, не понимаю, как можно было забивать ребенку голову подобными ужасами.

Однажды я видела старуху. Очень высокая, суровая, аристократка до мозга костей. Я-то, естественно, ожидала увидеть старую ведьму. Ведьму, которая ест на завтрак детей. По рассказам Галины выходило именно так. – Рианон чуть улыбнулась. – Я с ней говорила. Катерина Казимир была добра, но какая-то нездешняя, будто из другого мира. Наверное, она стала такой из-за того, что случилось во времена Сталина. Можно сказать, ей повезло, потому что она сумела выбраться оттуда, хотя бы частично сохранив рассудок. Неизвестно, правда, насколько.

– Ты хочешь сказать, графиня была сумасшедшая?

– Вряд ли. Просто она не была похожа ни на кого из тех, кого я знала.

– А ты представляешь себе, что именно с ней случилось? – спрашивала Лиззи.

– Полагаю, – вздохнула Рианон, – что она провела не то десять, не то двенадцать лет в заключении, в тюрьмах НКВД. Семья скрывалась в Санкт-Петербурге, город тогда Ленинградом назывался. Дети голодали, нищенствовали, ходили завшивленные, чтобы не отличаться от других детей и не привлечь внимания властей. А потом арестовали кого-то из их соседей, и НКВД разворошило всю их коммунальную квартиру. Детей графини забрали. Двоих – дочку и младшего сына – отправили в лагерь. О Владимире, старшем сыне, который пытался защищать мать, с тех пор никто ничего не слышал.

– Боже, – прошептала Лиззи.

– Графиню увезли на Лубянку, – продолжала Рианон, – бросили в камеру, где воняло потом, кровью, рвотой и бог знает чем еще, где уже была уйма народу. Там были трупы и умирающие. Раз в день охрана забирала трупы и уничтожала, а оставшихся в живых пытали, чтобы добыть информацию о том, чего они не знали, или заставить сознаться в том, чего вообще не было. А если эти люди уже прошли все возможные пытки, их оставляли в буквальном смысле слова гнить заживо. Их почти не кормили, так, бросали остатки от обеда охраны или что-нибудь с помойки.

Если я правильно помню, графиня провела на Лубянке, а может, в другой советской тюрьме по меньшей мере десять лет, после чего какая-то подпольная группа сумела найти ее и освободить.

– Где же был ее муж? – ахнула Лиззи.

– Кажется, в момент ареста его не оказалось дома и скорее всего он так и не узнал, куда увезли семью. Галина говорила, что он погиб под Сталинградом.

– Господи, так они все… – пробормотала Лиззи.

– Тебе отлично известно, – отозвалась Рианон, – что в советской России никто хорошо не кончал.

Лиззи кивнула и опустила голову, словно на нее давила некая тяжесть.

– Итак, – произнесла она, – графиню освободили подпольщики. Что было дальше?

– Я не знаю деталей, – ответила Рианон. – А что-то уже забыла. Словом, в конце концов Катерина Казимир оказалась в Лондоне и, используя связи, смогла найти дочь. Ее младший сын умер в лагере на Колыме. Мальчику было восемь лет.

– В каком возрасте его арестовали?

– Наверное, лет в шесть-семь. Дочь оказалась где-то в Грузии. Когда ее отняли у матери, девочке было пять лет, когда они увиделись снова – двадцать пять. Она тоже побывала на Колыме. Ее там пытали – ребенка! – посылали почти раздетую на мороз помогать складывать дрова или убирать снег. Галина про эти двадцать лет всегда рассказывала как-то туманно, наверное, потому, что никто ничего толком не знал. Дело в том, что ее мать – дочь графини – онемела в результате травмы. Кое-что она записала, но ясно, что ей не очень-то хотелось вспоминать. Кто мог бы упрекнуть ее за это? Тем не менее года через два после того, как мать ее спасла, у нее был роман с каким-то англичанином, чье имя не произносилось вслух. Вероятно, этот человек был женат. В общем, он стал отцом ребенка. Когда Галине исполнилось пять лет, ее мать умерла от туберкулеза, и графиня взяла внучку на свое попечение. Не слышала, чтобы с тех пор отец Галины давал о себе знать.

– А она сама не пыталась его найти?

– Не знаю. Честно говоря, по-моему, она не очень-то им интересовалась.

– Довольно странно.

Рианон пожала плечами:

– Знала бы ты Галину, ты бы так не сказала.

Лиззи ненадолго задумалась, а потом спросила:

– Значит, ее воспитывала бабка?

Рианон кивнула.

– Думаю, денег у них никогда не было. Графиня до самой смерти помогала людям вырваться из России, и, наверное, те из них, кто был обеспечен или разбогател на Западе, позаботились о том, чтобы графиня с внучкой ни в чем не нуждались.

– Похоже, необыкновенная была женщина.

– Угу, – согласилась Рианон. – Но раны ее так и не затянулись. Да этого и не могло быть, верно?

Подруги снова помолчали. Рианон заговорила первой:

– Как странно, что я после стольких лет опять говорю о Галине. Когда-то она была значимой частью моей жизни, и для меня было естественно думать о ней. А сейчас я как будто вспоминаю детство, и многое представляется совершенно в ином свете. – В голосе Рианон сквозило удивление. – Знаешь, я, кажется, никогда раньше не считала ее несчастной. А ведь так, наверное, и было, ведь другие девочки постоянно смеялись над ней.

– Почему?

Рианон задумалась.

– Месть, наверное. Она нас пугала рассказами о том, что с нами сделает ее бабка, если мы не оставим ее в покое. Мы были детьми и платили ей той же монетой.

Лиззи кивнула.

– А когда вас поселили в одной спальне?

– Нам обеим шел четырнадцатый год. Галине исполнилось четырнадцать в день начала занятий. Шофер привез ее, старуха, слава Богу, ее не провожала. Галина прошла в нашу комнату и вдруг разревелась. Я всегда жалею тех, кто плачет. Оказалось, у Галины день рождения, и все, в том числе бабка, об этом забыли. Конечно, разве четырнадцатилетняя девочка перенесет такое? Пришлось ее утешать, и теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что с тех пор, сколько мы были вместе, я все время утешала ее за тот забытый день рождения. – Рианон вздохнула и покачала головой. – Она хорошо умеет использовать чужую жалость, хотя сама – добрейший на свете человек. Она не задумываясь отдала бы последнюю шоколадку, последнюю пару чулок, даже последние пятьдесят пенсов. Только вот Господь тебя упаси перейти ей дорогу. Если Галина чего-то захочет, она этого добивается, и средства ее не волнуют. В детстве она завидовала всем и вся, ненавидела весь белый свет. Сейчас я вижу, что она была одним из самых эгоистичных людей, кого я встречала.

Никогда не забуду, как я пришла в нашу комнату и обнаружила, что все мое белье искромсано. Страшно вспомнить, что она натворила. И знаешь из-за чего? У меня грудь больше, чем у нее. Я понимаю, это звучит дико, но вот такой она была. Она в то время уже встречалась с мальчиками, поэтому такие детали занимали ее куда больше, чем меня. – Рианон печально улыбнулась. – Странно вспомнить, но тогда мы все считали, что Галина безумно рано выросла и что она страшно хитрая, потому что ей удается сбегать по вечерам на свидания. Она говорила нам, что уже занималась любовью с двумя, а то и тремя парнями. Так это или нет, представления не имею. Да, она рано начала отношения с мужчинами, я сама видела, как пару раз она садилась к ним в машины. Бывало, с ней грубо обращались, но это ее не останавливало. Да, она эгоистка, но в то же время у нее щедрая душа; она и злобная, и преданная; и наглая, и скромная; теперь, став взрослой, я могу сказать, что из всех моих знакомых Галина, возможно, была наиболее замкнутой и одинокой. Не будь она так хороша собой, ей бы не удалось добиться и половины того, чего она добилась. Ей, конечно, не хватало внимания и ласки, но за прекрасной внешностью никто не пытался разглядеть, что делается внутри.

– Вот оборотная сторона красоты, – тихо заметила Лиззи. Рианон закусила губу.

– Галина Казимир была самым испорченным и заброшенным ребенком из всех нас, – продолжала она. – У ее бабки были друзья во всем мире, особенно много в Штатах. На каждые каникулы она сплавляла внучку то одному, то другому. Галина имела все, о чем может мечтать девочка в ее возрасте, и даже больше. Последние несколько свободных дней она проводила с бабушкой, а потом возвращалась в школу. Каждый день она ждала от старухи письма. Галина восхищалась бабушкой и ненавидела ее. Она ее боялась, но плакала о ней по ночам. Когда графиня умерла, на Галину жалко было смотреть. Ей было тогда уже за двадцать; точнее, года двадцать два. В день похорон она закрылась в бабкиной спальне, задернула шторы и сидела в темноте. На спинках стульев были развешаны платья графини. Галина зарывалась в них лицом и рыдала. Я нашла ее там почти неделю спустя. Она умирала от голода и сходила с ума от горя.

– Бедняжка, – проговорила Лиззи. – А других родственников у нее не было?

– Насколько мне известно, нет. И многочисленных друзей графини Галина едва знала. Был, правда, какой-то старик из Америки; он прилетал на похороны. Но меня она не стала с ним знакомить, а когда я спросила, кто это такой, она сказала только, что ее бабушка ему однажды помогла. В общем, осталась совсем одна на свете – ни родных, ни друзей, кроме, разумеется, меня, хотя к тому времени прошло три или четыре года с тех пор, как мы виделись в последний раз. В восемнадцать лет она уехала в Штаты, кажется, в Лос-Анджелес. Я не уверена, потому что она ни разу не выходила на связь и приехала только на похороны бабушки.

– А потом еще раз, когда вы с Филиппом собирались пожениться, – добавила Лиззи.

Рианон горько улыбнулась.

– Это было много позже, – сказала она. – Она сообщила мне, что после нашей последней встречи разбогатела. Вроде бы ей оставил наследство именно тот старик, которого я видела на похоронах. Не знаю, так ли это. Галина часто лгала.

Лиззи поерзала на диване.

– Ну, было ли наследство или нет, сейчас она собирается замуж за человека, с которым ей вряд ли придется считать гроши.

Рианон улыбнулась:

– Знаешь, пять лет – как будто совсем недолго, хотя бывает, что пять лет – это целая жизнь. Она могла остаться такой, какой я ее помню, а могла стать совершенно другим человеком.

– Ставлю на то, что осталась прежней, – возразила Лиззи. – Люди редко меняются. Я даже больше скажу: она нахапала столько, что могла превратиться еще в большее чудовище.

– Чудовище? – переспросила Рианон.

– Судя по тому, что я услышала, мне вряд ли было бы приятно увидеть эту красавицу во сне, – ответила Лиззи.

Рианон наморщила нос.

– Может, ты и права, – вздохнула она. – Но пусть у Галины сложный характер, она все-таки достойна восхищения.

– Верю на слово, – отрезала Лиззи. – Ладно, как только ты мне скажешь, что решила ехать на свадьбу, я закажу билет в Йобург.

Во рту Рианон вмиг пересохло. Час воспоминаний был позади, и перед ней предстала жестокая действительность.

– Честное слово, я уверена, что тебе нужно позвонить Энди, прежде чем вылетать. – Она старалась быть рассудительной. – Кроме всего прочего, зачем зря тратить деньги?

– Благодарю за вотум доверия, – бросила Лиззи. Рианон засмеялась:

– Не сердись. Просто я потрясена тем, что ты, оказывается, до сих пор испытываешь к нему такие чувства и готова на такие поступки. По-моему, это абсурд. Хотя… Сейчас все происходящее – абсурд. Куда ты?

– За ведром, – ответила Лиззи. Рианон моргнула.

– Да что я такого сказала? – крикнула она вслед подруге, но та уже скрылась в кухне.

– Ничего. Просто пора прибраться.

Рианон поднялась и тоже вышла в кухню.

– Я тебя точно ничем не обидела?

– Железно. – Лиззи рассмеялась. – Не надо быть такой ранимой. Так где мусорное ведро?

– Под раковиной. А знаешь, о ком я думала ночью?

– О ком?

– О Рамоне. Ну помнишь, тот парень, который выручил меня в Марракеше?

– Ах да, конечно. – Интерес Лиззи немедленно вспыхнул. – А что, он напомнил о себе?

– Нет. Ни слова. Я до сих пор понятия не имею, кто он.

Лиззи улыбнулась:

– Послушай, в “Хочу все знать” ты могла бы дать сто очков вперед Лоис Лейн. Он что, носит трусы поверх брюк?

– Очень смешно, – заметила Рианон ледяным тоном. Подруга напомнила ей: она в “Хочу все знать” уже никто.

– Но он же повел себя как супермен, – воскликнула Лиззи. – А судя по тому, что ты говоришь, в нем есть что-то от соглядатая.

– Нормальный человек, – возразила Рианон. – Не мой тип. Он слишком… Как бы это сказать? Слишком южанин. Мне всегда кажется, что южане чуть женственны. Волосатая грудь, маленькие чемоданчики…

Лиззи расхохоталась.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, но тебе не показалось, что в Рамоне было что-то еще, кроме волос на груди и чемоданчика, а?

– М-да, пожалуй, – согласилась Рианон. – Знаешь, что мне не дает покоя? Очень интересно, как ему удалось меня найти. Клянусь тебе, вид той мечети никак не наводил на мысль о том, что внутри затевается что-то серьезное. И вообще, почему он стал меня искать?

– Так, и что ты хочешь этим сказать?

– Хочу сказать, – объяснила Рианон, – что намерена приложить все усилия, чтобы узнать, кто он такой. Хотя бы затем, чтобы поблагодарить его.

Загрузка...