Чейз спокойно спал, а Сьюзен не находила себе места — совсем рядом лежали два незахороненных трупа и на такой жаре они уже начали разлагаться. Стая грифов кружила над ними, и с каждой минутой их становилось все больше и больше. Скоро все небо словно заволокла огромная туча.
Выбиваясь из сил, Сьюзен с помощью ножа и плоского камня, похожего на детскую лопатку, принялась быстро копать потрескавшуюся, твердую землю.
За этой каторжной работой она провела все утро и большую часть дня. Только спихнув трупы в могилу и забросав их землей, Сьюзен наконец разогнулась и взглянула на небо: грифов не было и в помине. Как они поняли, что поживиться им тут не придется? Сьюзен хотела было помолиться за упокой душ убитых мексиканцев, но поймала себя на той мысли, что у этих мерзавцев вряд ли была душа.
Она вытерла пот со лба и направилась к спящему Чейзу. Тот тихо постанывал во сне, но это было гораздо лучше, чем вчера, когда она прислушивалась к его еле слышному дыханию и каждую секунду ждала, что может случиться самое страшное. Во сне лицо Чейза казалось таким беззащитным, что Сьюзен еще раз упрекнула себя: как могла она подумать, что он преступник!
Сьюзен осторожно развязала повязку на ноге Чейза и с удивлением обнаружила, что рана почти зажила — и все это благодаря тому, что Сьюзен стала мазать ее кактусовым молочком. Она и сейчас проделала то же самое. Чейз не вскрикнул от боли, но по его исказившемуся во сне лицу Сьюзен поняла: малейшее прикосновение для него по-прежнему мучительно. Его нездоровая бледность вновь испугала Сьюзен. Она тяжело вздохнула и села рядом с Чейзом.
Время от времени тело Чейза сотрясалось от судорог, и тогда Сьюзен протирала влажной, смоченной в молоке кактуса рукой его лоб, и Чейз затихал и опять впадал в оцепенение. Так прошло несколько часов, но Сьюзен казалось, что прошли годы. Она чувствовала себя ужасно одиноко — наверное, так, как в ту первую ночь, когда Чейз ушел от нее. Но тогда она смутно осознавала, как страшен мир вокруг. Сейчас она точно это знала. Из глаз полились слезы. Сьюзен долго вытирала их грязной исколотой колючками рукой. Однако слезы принесли успокоение, а вместе с ним вернулась решимость спасти себя и Чейза во что бы то ни стало…
Чейз разомкнул ресницы и, моргая, пытался сообразить, где он. Но красноватый туман застилал ему глаза, и он не мог ничего различить. Ногу будто дергал сам дьявол, а в ушах стоял такой звон, точно били в набат.
Если бы не боль в ноге, он бы непременно решил, что просто-напросто вчера здорово перебрал. Симптомы были именно такие. Чейзу показалось даже, что его сейчас вырвет.
Он хлопал глазами, но так ничего и не видел. Заткнул пальцами уши, чтобы избавиться от дикого звона, — не помогло и это.
Но хуже всего было то, что Чейз вдруг почувствовал себя покинутым, брошенным, и ощущение это было словно нож в сердце. По какой-то непонятной ему причине, он сейчас ужасно боялся быть один. Так лежал он, пока наконец не выдержал и не завопил:
— Где же, черт подери, все? Куда все подевались?
Почему так жарко? Так горячо, точно в аду. «А-а-а, ну, конечно же, я в аду, — понял он. — Я умер и попал в ад».
Чейз схватился за голову и дико застонал, как вдруг послышался ласковый женский голос:
— Чейз, как вы? Что случилось?
Этот голос звучал как будто издалека, из какой-то длинной трубы.
Подняв дрожащую руку, Чейз коснулся тумана ее волос. Какие они мягкие! Точно шелковые! Ни у кого на свете не было таких мягких, шелковых волос!
Он моргал, стараясь различить черты незнакомки. Нет, эта женщина была удивительно ему знакома. Где-то видел он уже это хорошенькое личико, эти золотистые волосы… Он почувствовал вдруг непреодолимое желание прикоснуться к ней. И только тогда Чейз понял, где он.
Он не в аду — он в раю, и она ангел. Его ангел.
Он улыбнулся своему ангелу, а она улыбнулась в ответ:
— Вы помните, кто я? Я — Сьюзен.
Ему было все равно, как ее зовут. Сквозь туман смотрел он, как вздымается и опускается ее прекрасная грудь, и устыдился того, что смотрит таким бесстыдным взглядом на ангела. Но тело его не слушалось разума, а плоть уже твердела от желания. Он протянул руку, прикоснулся к ее груди — столь мягкой и столь невообразимо притягательной.
Она глядела на него огромными изумрудными глазами и не отшатнулась. Тогда он протянул к ней обе руки и прижал ее к себе. И — о! — она тоже прижалась к нему, отвечая на его ласки.
О, Господи!
Столько раз Чейз боролся со смертью. Столько раз. Почему, черт подери, все так боятся умирать?
«О, Боже, спасибо тебе, что настал мой черед, — подумал Чейз. — Я так рад этому».
Никогда в жизни Сьюзен еще не испытывала ничего подобного. Она боялась пошевелиться: вдруг все это закончится? Она закрыла глаза, наслаждаясь прикосновениями Чейза.
Когда она открыла глаза, то обнаружила, что тело Чейза тоже отвечает ей. Ее рука, сжимавшая пропитанную соком кактуса тряпочку, лежала так близко от самой интимной части его тела… выдававшейся из-под одеяла.
Сьюзен вздрогнула. Она видела обнаженным Эндрю. Он заставлял ее смотреть на него, касаться его, гладить… Сьюзен задрожала, вспомнив то унижение, которое она тогда испытывала. Будет ли Чейз Маккейн вести себя с ней так же? Нет-нет! Такого быть не может. Чейз совсем не похож на Эндрю — ни внешностью, ни характером. Даже больной, Чейз воплощал собой силу и мужество. А в Эндрю Сьюзен никогда не замечала и намека на эти качества.
Прикосновения Эндрю казались ей омерзительными, почти тошнотворными.
Ласки Чейза были другими. Совсем другими.
Ей вспомнилось, как нежно поцеловал он ее сломанное плечо. И воспоминание это еще сильнее распалило Сьюзен. А что, если Чейз зайдет дальше — как это будет?
Он же зачарованно смотрел на нее:
— Ангел, ложись поближе ко мне. — Его глубокий голос звучал так мягко, тихо, почти шепотом. Но его горящие глаза напугали Сьюзен.
О, Боже, неужели он умирает? Нет, нет! Он не может умереть! Она готова была сделать все что угодно, лишь бы он остался в живых. А потому нужно заставить его жить, помочь бороться со смертью…