Проснувшись на следующее утро, Сьюзен с удивлением обнаружила, что лежит в объятиях Чейза. Удивление тут же сменилось мыслью о том, что рядом с Чейзом ей хорошо — она чувствовала себя спокойно, но главное — защищенно.
До сих пор это чувство было мало знакомо Сьюзен. Оно не посетило ее даже тогда, когда она бродила с Тедди Ливермором по бостонским набережным.
Набежал порыв ледяного ветра, и Сьюзен еще теснее прижалась к Чейзу. Даже руку высунуть из-под одеяла было холодно, а уж о том, чтобы вылезти из-под одеяла, и думать не хотелось. Сьюзен никак не могла понять, как оказалась рядом с Чейзом.
Глядя на Чейза, Сьюзен улыбнулась. Он был, что ни говори, великолепен. Излучал тепло и необычайную мужскую силу. Сьюзен едва могла дышать. Сердце заколотилось, а на щеках загорелся румянец.
О, Боже, Сьюзен нравилось лежать с ним рядом, обнимать его, прижиматься к нему, ощущать его близость.
«Нет! Так нельзя! — говорила она себе. — Во-первых, он тебе чужой, во-вторых, он преступник, а в-третьих, и, в главных, у тебя есть Тедди!»
Но подобные слова Сьюзен повторяла себе уже очень много раз, тем не менее поделать с собой ничего не могла.
Вчера он так неожиданно покинул ее вечером. Слишком явно показал, что в ней не нуждается. Что ж, в таком случае и он ей не нужен.
Теперь Сьюзен смотрела на Чейза с крайним отвращением: он тихо похрапывал во сне. Как он посмел уложить ее к себе под одеяло?
На вопрос этот существовал один лишь ответ.
«Ну, разумеется, он хотел воспользоваться мною, — подумала Сьюзен. — Так и большинство мужчин поступили бы на его месте».
Наверное, он не поверил, что она девственна, а может, ему просто было все равно. Но хуже всего то, что Сьюзен забыла давно усвоенное ею правило — с мужчинами нужно быть начеку. Как могла она быть такой легкомысленной?
Но ведь, когда он болел, он был так…
Нет, во всем виноват его голос. Этот голос способен вскружить голову любой женщине. А может, дело в его внешности, в его мужественной наружности? Ведь даже в бреду горячки Чейз не терял своей привлекательности. Но Сьюзен с отвращением поморщилась, вспомнив, как далеко зашла она, чтобы подарить Чейзу выздоровление. Господи, и что только тогда в нее вселилось? Разумеется, это было необходимо, чтобы спасти ему жизнь. Спасти жизнь. Какое счастье, что сам Чейз ничего не помнит!
Хотя, конечно, ее нисколько не волнует, что он о ней подумает. Единственный мужчина, чьим мнением она дорожит, это Тедди Ливермор.
Если же Чейз ей хоть что-нибудь припомнит, Сьюзен скажет, что это ему приснилось, что это был бред, да и только.
Сьюзен смотрела на него, нахмурив брови, и размышляла, как лучше проучить его. Лучше всего, конечно же, оставить его одного, сейчас же, пока он не проснулся. Будет знать, как пользоваться ее слабостью…
Он перевернулся на бок и лежал теперь к ней лицом. Прядь волос упала ему на лоб, рот слегка приоткрылся, делая его каким-то маленьким и беззащитным. Нет, бросить его она не могла. По крайней мере, до тех пор, пока он не поправится окончательно.
Он не раз спасал ей жизнь, и теперь, когда он лежал больной и ослабленный, Сьюзен не имела права его бросить. А самое главное, без него она все равно не выживет в пустыне. Выжить же хотелось. Очень хотелось добраться в конце концов до Золотых Холмов и упасть в объятия Тедди.
— Вставайте, Маккейн, — сказала она раздраженно, а затем, вспомнив о его предупреждении, добавила уже много тише: — Вы сами сказали, что нам нужно сегодня встать пораньше.
Чейз пробурчал что-то себе под нос, открыл сначала один глаз, потом другой. «А Сьюзен, похоже, в дурном расположении духа», — была первая мысль.
Она уже стояла, возвышаясь над ним. Плотно облегающее платье подчеркивало прекрасную форму ее груди. Дыхание девушки было столь глубоким и частым, что Чейз тут же подумал: «Как жаль, что она не лежит сейчас рядом со мной».
Но во взгляде Сьюзен читалась враждебность. Не умалявшая, впрочем, ее красоты. Ничуть не умалявшая. Лучи утреннего солнца золотили ее прекрасное лицо, а в зеленых глазах прелестный огонек. Однако Сьюзен все же была зла на него за что-то — Чейз это чувствовал.
«Что это с ней?» — недоумевал он.
Откинув одеяло, он вспомнил вчерашнее жгучее желание обладать этой женщиной. Оно не прошло и теперь. Чейз натянул одеяло до пояса и медленно сел, потирая щеки. Хорошо бы, черт возьми, сейчас броситься в пруд с холодной водой!
Но о пруде в пустыне нечего было и мечтать.
— Доброе утро, — прошептал Чейз, оборачиваясь к Сьюзен.
Она ничего не ответила.
«О, черт, да что это с ней сегодня? — размышлял Чейз. — Ведь вчера вечером все у нас с ней было хорошо. Может, она считает, что слишком доверилась мне? Эта женщина, похоже, не привыкла ни с кем делиться своими переживаниями, а уж тем более с мужчиной. Теперь она, наверное, немало смущена, жалеет, что столько мне всего порассказала?»
Ему необходимо было дать ей понять, что она не более чем жертва обстоятельств и что он искренне ей в этом сочувствует. Заверить ее, что больше всего на свете он хочет быть рядом с нею, сделать ее счастливой, заставить забыть о пережитых страданиях. Но ничего этого сказать он ей, разумеется, не решился.
Собрав вещи, они стали спускаться с горы, заметая следы метелкой из сухих веток терновника.
Чейз радовался тому, что они шли медленно. Хоть он и несколько окреп после болезни, колени его все еще тряслись при каждом шаге, а перетруженные, усталые мускулы дрожали.
Так двигались они некоторое время на восток, затем вновь принялись подниматься вверх, в гору. Солнце стояло уже высоко над горизонтом, когда они достигли вершины. Чейз обнаружил расселину между огромными камнями, образующую маленькую пещеру, забрался туда и крикнул Сьюзен:
— Идите сюда! Здесь, конечно, немного тесновато, но, думаю, вдвоем нам места хватит!
Сьюзен осторожно вскарабкалась на камень и соскользнула по нему в пещеру. Чейз оказался прав: здесь было настолько тесно, что двое людей едва могли уместиться, лежа рядом на каменном ложе. Но все же это было неплохое убежище, и, если Чейз мог стоять здесь, лишь согнувшись, Сьюзен вполне помещалась в полный рост.
В любом случае Чейзу лучше было бы сейчас лечь. Сьюзен расстелила ему одеяло, и Чейз тотчас устало на него плюхнулся. А она не на шутку испугалась, взглянув на него: серый цвет лица, мешки под глазами, частое, прерывистое дыхание.
— Нате-ка, поешьте, Чейз, — ласково проговорила она, протягивая ему кусок крольчатины.
Но он с тяжелым вздохом покачал головой, закрыл глаза и мгновенно заснул. А Сьюзен съела совсем чуть-чуть, чтобы побольше осталось Чейзу, когда он проснется, и совсем маленький кусочек, разжевав, дала щенку. Он проглотил его, подковыляв на трех лапках, с любопытством обнюхал Чейза и улегся рядом с ним, приткнувшись к его теплому боку.
Сьюзен же достала из чемодана иголку и катушку ниток и, усевшись у самого выхода из пещеры, принялась чинить разорвавшееся в дороге платье, прислушиваясь одновременно к каждому доносившемуся шороху.
С вершины открывался прекрасный вид на простиравшуюся во все стороны пустыню.
Сьюзен понадеялась было разглядеть вдали городок, но, сколько ни смотрела вокруг, так и не увидела ничего, кроме песка и камней, да еще отдельных холмов. Здесь, наверху, было не так жарко, даже дул легкий ветерок. Но на этой высоте не росло ни единого кактуса. Хорошо, что предусмотрительная Сьюзен наполнила кактусовым молоком целую флягу.
Она оглянулась, чтобы убедиться в том, что Чейз спит. Увидев, как мерно вздымается во сне его грудь, Сьюзен расстегнула пуговки на платье, осторожно вытащила больную руку и принялась латать рукав.
Шитье всегда быстро наскучивало Сьюзен. Вот и теперь она была очень рада, что закончила наконец с починкой платья, и принялась считать прыгавших вокруг ящериц. Ящериц было здесь великое множество, и такими забавными показались Сьюзен их ужимки, что она невольно тихонько засмеялась. Резвясь на солнышке, ящерицы двигались так, точно занимались гимнастикой, и Сьюзен страшно подумать было, что одну из них Чейз поймает и зажарит.
Но с чего Чейз взял, что ему удастся поймать ящерицу? Они ведь жутко шустрые.
Приближался вечер. Сьюзен расчесывала гребнем свои прекрасные волнистые волосы, как вдруг внезапно почувствовала на себе взгляд Чейза.
«Отчего это он вдруг проснулся? — подумала Сьюзен. — Уж не подглядел ли он, как я снимала платье?»
Подняв руку, он прочертил в воздухе указательным пальцем так, словно хотел изобразить раму от картины:
— С вас впору писать портрет, Зеленоглазка. Женщина — молодая и красивая — сидит на песке в тоскливой безлюдной пустыне и расчесывает длинные золотистые волосы. Как жаль, что я не художник! Получился бы превосходный портрет!
Сьюзен залилась краской. Никто раньше не называл ее «красивой женщиной».
Чейз заметил внезапно вспыхнувший на ее щеках румянец и подумал, что Сьюзен стала от этого еще прекраснее:
— А о чем это таком вы думаете, надув губки и сморщив лобик? Надеюсь, не я причина вашего огорчения?
Сьюзен взглянула ему в глаза. Поистине этот мужчина не похож ни на кого на свете… Как ни старалась Сьюзен, не могла она быть к нему равнодушной! Она испытала огромное облегчение, поняв, что он нисколько не переменился к ней, после того как узнал о ее прошлом. Напротив, он говорил с ней так, точно ничего не случилось. Впрочем, он был даже чересчур дружелюбен, так что Сьюзен насторожилась. «Все же следует быть с ним поосторожней», — решила она.
— Я думала над тем, как вы собираетесь ловить ящериц, — объяснила она.
— Принцесса Зеленоглазка проголодалась?
Сьюзен редко терялась, но тут она не нашлась что ответить и молча смотрела на него. Он выглядел уже немного лучше: щеки приобрели здоровый розовый оттенок, синие глаза были яркими и чистыми, как безоблачное небо, а ноги его уже стояли на земле твердо — словом, он излучал необычайную силу, такую, что Сьюзен затаила дыхание. Да, он был бесконечно хорош собой. Особенно когда улыбался.
Сьюзен почувствовала себя неловко: ей стало стыдно за свой неопрятный вид, за космы волос, которые она не успела еще толком расчесать. В последнее время она почти перестала следить за собой, считая, что сейчас не время об этом думать, но теперь решила, что поступала неосмотрительно.
Раздосадованная собственной неаккуратностью, Сьюзен взяла гребень и вылезла по камням наружу. Причесываться в присутствии Чейза ей было почему-то неприятно. Наверное, смущал хитрый взгляд его ярко-синих глаз.
Чейз, однако, последовал за ней и сел рядышком на тот же большой камень. Ему нравилось вот так сидеть с ней рядом и как бы невзначай прикасаться то локтем, то коленом. Щенок жалобно заскулил, Сьюзен подхватила его и усадила к себе на колени, где он, успокоившись, заснул.
— Значит, я был прав, — сказал Чейз с усмешкой.
— Сама мысль о том, чтобы есть ящериц, внушает мне отвращение.
— Мне очень жаль, Сьюзен, но вам придется это сделать.
Его близость, его прикосновения, его запах смущали и поражали Сьюзен. Подняв голову, она посмотрела ему в лицо, и взгляд ее как будто нечаянно скользнул по его губам. Она тотчас вспомнила тот день, когда забралась к нему под одеяло и он поцеловал ее. Сьюзен до сих пор чувствовала вкус его страстного и жадного поцелуя на своих губах — поцелуя, вселившего томящий жар в ее душу.
Сьюзен с трудом сдерживалась, чтобы не броситься к нему в объятия, не потереться щекой о его щеку, не провести ладонью по его загорелой груди. Ее охладили лишь его насмешливые слова:
— Не рассчитывайте, что мясо ящерицы будет похоже хоть на одно из тех кушаний, которые вы готовили в Бостоне.
Кровь ударила Сьюзен в голову, наваждение исчезло.
— Не упоминайте больше при мне название этого города, мистер Маккейн! Я очень прошу вас забыть обо всем, что я вам рассказала, — выкрикнула она.
Чейз поднял от удивления брови: как быстро, однако, меняется ее настроение! Всего минуту назад он готов был поклясться, что Сьюзен хочет его поцеловать.
— Но почему? Ведь это же ваш родной город, место, где вы родились!
Сьюзен отвернулась:
— Потому что я хочу забыть обо всем, что связано с этим городом, — о тех отвратительных людях, которые меня там окружали!
— Даже о ваших матери и отце? — спросил Чейз как можно ласковее.
— Их я и так практически не помню.
— Но вы могли бы стараться больше думать о них, вместо того, чтобы зацикливаться на…
— Послушайте! — вспылила Сьюзен, ее зеленые глаза горели возмущением. — А какое ваше дело, о чем я думаю?
Она попыталась было отодвинуться от него, но на камне не было больше места. Его горячее дыхание слишком сильно обжигало ей лицо, а его близость смущала ее. Сьюзен почувствовала, что у нее кружится голова.
Чейз же смотрел на нее полунасмешливо, глаза его сияли хитрой искоркой. Но он сдвинул шляпу на затылок и отвел взгляд в сторону — туда, где заходило солнце:
— Видите ли, Зеленоглазка, мне кажется, сейчас, когда мы попали в эту переделку, нас очень даже должны волновать мысли и чувства друг друга.
— Ну, хорошо, допустим. И что же вы прикажете мне вспоминать? — фыркнула Сьюзен.
Ей хотелось встать и уйти, но какая-то неведомая сила приковала ее к этому месту. Кроме того, бродить одной в сумерках было опасно.
— Ну, во-первых, вам будет значительно легче, если вы станете вспоминать о приятном. Хорошие мысли делают человека лучше, чище, добрее, приятнее в общении… А будете думать о плохом — превратитесь в настоящую мегеру.
Сьюзен буквально вспыхнула от злобы и, не помня себя от ярости, ударила Чейза что было сил — наотмашь, по щеке. Но тут же пожалела о содеянном. Рука ее беспомощно повисла в воздухе.
Лучше бы она встала и ушла. Сьюзен растерялась. Чейз усмехнулся. Но чем больше он ухмылялся, тем сильнее злилась Сьюзен. Ей снова захотелось ударить его, но она почему-то испугалась.
Испугалась, что во второй раз ей это с рук уже не сойдет.
Какое-то шестое чувство подсказало Сьюзен, что Чейз никогда ей этого не простит.