Невестам положено плакать

Глава 1. Кровь ирландских королей

Откуда жизнь ушла — вдруг обретает

Красу и нежность:

Опавший лист иль серп луны тончайший,

И эту тайну знают все деревья,

И лес осенний, и цветы, и даже звери,

И тайну ту ревниво охраняют.

Луна бредёт вокруг Земли

Орбитой смерти,

Плетёт волшебный гобелен из лунной пряжи,

Ажурной нитью оплетая лес уставший,

И всё живое попадёт однажды в сети,

Расставленные Луной в предзимье…

Серпом Луна срезает все цветы

Холодной ночью,

Они с бездонною тоской

Ждут поцелуй Луны последний -

И гибнут молча…

Эдит Сёдергран "Луна"

Глава 1

Кровь ирландских королей

Волосы Оноры были похожи на весеннее солнце. Локоны цвета спелой пшеницы, собранные в косы достигали пояса ирландской принцессы на зависть прочим. Гленна и не бралась считать часы, проведённые с гребнем в руках, когда она и ещё две девицы приводили их в порядок. Распущенные, они и вовсе касались середины бедра, сияющие здоровьем и юной незамутнённой бегом времени красотой.

Гленна не завидовала своей госпоже ни в чём, кроме этих волос, хота Онора превосходила её во многом. Наряды её были связаны из тонкой шерсти самыми искусными руками; нежные запястья венчали браслеты из золота, завоёванного в чужих землях; перед ней расступались, когда девушка, гордо подняв голову проходила мимо. Лучшие воины короля добивались её руки и гибли в кровавых битвах в попытке доказать, что достойны внимания молчаливой принцессы. Та не выделяла никого из них, лишь пленительно, очаровательно улыбалась, а смотрела так, что всякий муж чувствовал себя единственным непревзойдённым героем. Она разжигала в них надежду на взаимность, хотя ничего не обещала. Онора была до того хороша, что ей и не нужно было ничего обещать.

Гленне, темноволосой и белокожей настолько, что лицо её казалось болезненным, ничего из этого не было нужно. Ей не претила роль безмолвной тени подле блистательной девицы с тонким станом и плечами белыми, точно крылья диких лебедей. Гленна знала: ей не найти доли лучшей, чем служанка благородной леди. Пусть в её жилах и под нежной кожей принцессы текла одна кровь, девушка предпочитала не вспоминать об этом лишний раз и жить так, как жилось. Видели боги, жизнь её была неплоха.

Правда, Гленна не думала, что когда придёт время Оноре прощаться с девичеством, госпожа именно её выберет той, что поплывёт с ней в дом будущего мужа. Прежде принцесса ничем не выделяла её, ни намёком, ни жестом, не отмечала её превосходство над прочими. Когда случалась беда — Гленну наказывали; когда было за что наградить — её одаривали так же как и других. К добру или к худу, именно её имя произнесла Онора в тот день, когда на прощальном пиру отец спросил её, кого из приближённых она возьмёт в земли мятежных англичан.

— Гленну я возьму с собой, среди моих подруг нет равных ей в почтении и верности, — сказала она так, будто уже была королевой, — Гленна станет служить мне в доме моего супруга. Как минет свадьба — я сама найду ей достойного мужа при дворе короля Тибальда и дам ей щедрое приданое. Такова будет моя благодарность за годы верной службы.

Знал ли заранее король Эгг, отец невесты, о том, что затеяла его дочь? Гленна не могла сказать наверняка. Только, казалось, он был вполне доволен и выбором дочери, и посулами, которыми она венчала служанку. Была в её словах истина: Гленна и впрямь служила ей долго. Ей было всего восемь зим, когда её приставили к принцессе, та была на три года её младше неё, но уже умела приказывать, карать и миловать. На что надеялся Эгг, когда отправил Гленну во служение? Думал ли он, что девушки сблизятся, что зов крови пустит корни в их сердцах и станет причиной дружбы, которой так часто не хватало придворным дамам? Если даже король и питал подобные надежды, они не оправдались. Гленне на исходе зимы исполнился двадцать один год, а ближе они с Онорой не стали ни на день.

Конечно, её никто не спрашивал ни тогда, ни теперь. Она просто присела в почтительном поклоне, благодаря за милость, а внутри всё холодело. В родных местах на берегу Ирландии у неё не было никого, ни единой человеческой души, которую она бы посчитала родной. Немудрено: сколько бы лет ни прошло со смерти её матери, а Гленну всё равно считали дочерью шлюхи, которую из жалости взяли служанкой ко двору милостивого короля. Иногда девушке казалось, что все позабыли, что её мать была благородного происхождения. Она родила вне брака и, опрометчиво, не сумела скрыть этот факт, не отреклась от дочери и расплатилась за это презрением всех, кто её знал.

Ходили слухи, что отцом Гленны был посланник при дворе короля, молодой и красивый, оттого легкомысленная девица и совершила распутство. Только дело обстояло иначе. Гленна знала: она внебрачная дочь самого короля. У её матери просто не было выбора: сгинет тот, кто будет перечить тому, чья глава увенчана короной по закону старых богов и нового единого Бога.

Эгг знал об этом. Знала и Гленна. Её мать, рассказала ей, семилетней маленькой девочке, когда сама билась в горячке осеннего поветрия, которую пережить не смогла. Девушка была благодарна за место служанки. Даже в детстве она понимала, что надеяться на большее она не имеет никакого права.

Подруг у Гленны не было. В этом они с единокровной сестрой были похожи: девичья дружба отскакивала от них, точно капли воды от гладкого пера чайки. Только служанка никогда не хотела покидать дом. Ирландия была её землёй, её опорой и наследием. Даже если сама она была никем, на родном берегу она чувствовала себя частью мира, прекрасного и полного особенной силы.

В ясные дни она часто ходила на берег, сопровождая принцессу, и поглядывала на далёкие очертании Англии, где разрозненные племена уже дважды пытались объединиться, чтобы свергнуть власть короля Эгга, облагавшего данью те земли. Англичане были мятежным народом. Гленну никогда не манили очертания их земель выраставшие кривой линией над вечно волновавшимся морем.

Онора же, напротив, часто говорила, глядя в ту сторону, что будто бы знает: ей судьбой предначертано плыть туда. Было ли это мечтание девицы или предсказание судьбы? Так или иначе, принцесса оказалась права. Гленна взошла за ней на корабль, хотя её сердце вопило о желании остаться. У неё было не так уж и много ценных вещей: пуховая шаль, кусочек перламутра, найденный среди прибрежной гальки ещё в детстве, да старое железное кольцо, дарованное ей матерью.

Она старалась не плакать.

Девушка сидела под навесом, в укрытии, которое трудно было назвать комнатой. Стены, сплетённые из ивовых веток, пропускали свет ещё холодного майского солнца и лишь немного защищали от солёного ветра. Онора сидела на овечьей шкуре так, будто бы уже восседала на троне в далёком замке. На пышной груди её змеями лежали пшеничные косы, на плечах была бархатная накидка цвета скворцовой скорлупы. Эгг не поскупился ни на приданое, ни на наряды дочери, посулив её мужу не только богатство, но и признание его полноправным королём Англии. Этот союз должен был прекратить череду мятежей и войн, принося мир и процветание разобщённому народу.

Онора, служанка не сомневалась, прекрасно всё понимала.

— Гленна, сядь ближе, — велела она ей, — а то смотрю на тебя и ощущение, что вижу сторожевую собаку у дверей в покои.

Девушка почувствовала, как щёки полыхнули румянцем. Она закрыла книгу, которую читала до того вслух и, подняв юбки шерстяного платья, встала, потупив взор. Смотреть в лицо госпоже было неприлично, перечить ей — тем более. До того она и впрямь сидела у самой двери, такой же тонкой, как и стены из ивняка. Точно они были в корзине для яблок, а не плыли на корабле.

К удивлению, Гленны, Онора подняла полу своего плаща и чуть подвинулась. Она жестом пригласила её сесть рядом, прямо на овечье руно на настиле, что служил ей ложем во время путешествия морем.

— Садись же, — сказала она, голос её был усталым.

Онора, гордая и своенравная Онора, не выказывала слабости, хотя Гленна знала: девушке не по душе качка, сквозняки и подвижное море под ними и вокруг них. Служанка села. Она оказалась так близка к бархату плаща принцессы, что тепло их тел коснулось друг друга.

— Что ты думаешь об этом путешествии? — спросила она.

Гленна посмотрела на госпожу удивлённо, не смогла сдержаться.

— Это великая честь, вы принесёте мир двум народам, ваш долг…

— Полно тебе о моём долге, Гленна, о нём мне и так твердят с утра до вечера все, у кого есть язык. Я хочу поговорить о тебе. Ты понимаешь, какую выгоду можешь обрести?

Девушка молчала. Вопрос был для неё до того неожиданным, что она теперь не просто не знала, как на него ответить. В голове будто бы поднялся серый туман, клубившийся в пустоте. Она растерялась, её пальцы сжались в замок на коленях сами собой.

Онора не отличалась терпением, как и положено младшей принцессе, поздней дочери стареющей королевы. Потому, сделав над собой усилие, Гленна произнесла, боясь вызвать её недовольство:

— Вы говорили, что устроите мой брак. Мне уже двадцать один, в пору искать мужа.

Эти слова, сухие и безжизненные, слетели с её губ легко. Они не вызвали в ней ни радости, ни отторжения. Гленна не любила думать о будущем, она редко позволяла мечтать и никогда не допускала мыслей о будущем муже. Она знала, что, вероятно, не она будет его выбирать. Так зачем травить себя ненужными мечтаниями? Гленна старалась быть практичной.

— Не только это, Гленна, — сказала Онора недовольно скривившись, — ты всегда казалась мне умной девушкой, так посуди сама. Там, куда мы едем, никто не знает о твоём происхождении. Не будет слухов, лишь одно знание будет преследовать тебя: ты в свите королевы, чужеземка приближённая к правителю. Тебе будет лучше в Англии.

Гленна промолчала. Ей не задавали вопросов. Только следующие слова взволновали сердце Гленны, почти заставив сорваться с места.

— Я знаю, что у нас один отец, Гленна.

Сердце забилось так быстро, что Гленне показалось: оно вот-вот разоврётся. Секрет, что она берегла так долго по научению матери, в память о ней и её тёплых объятьях. Девушка была уверена: никто не знает о том, что в жилах её течёт кровь королей. Эта тайна берегла её. Ей казалось, что лишь сам король знал об этом, и то, он не говорил с ней прямо. Потому, порой, она даже допускала надежду: Эгг и впрямь сделала её служанкой младшей дочери лишь из сострадания. Выходило, что нет. По крайней мере, Онора прекрасно знала секрет её рождения.

— Вам рассказал король? — спросила Гленна, даже не задумавшись: имела ли она на это право.

Принцесса рассмеялась. Тихо, вовсе не глумливо.

— До чего ты наивная, — сказала она, — и не скажешь, что пришла в мир на три зимы раньше. Гленна, об этом многие говорят. Кто не знает — догадывается. Много ли сирот привечал мой отец? Многим ли дарил платья в дни праздника и шерстяные одеяла в преддверии холодов? Ты такая одна. Это само по себе вызывает вопросы. Да и, к тому же, многие слышали о Бригитте, твоей матери, знали, что она была любимицей короля.

Гленна забыла, как дышать. Осознание навалилось на неё непереносимой ношей: как она могла быть столь наивна? Она позволила себе думать, что тайна её рождения — именно тайна. Только, это ведь так естественно! Все знали, что она не просто дочь шлюхи. Все знали, что она дочь шлюхи короля.

Она закрыла глаза, пытаясь справиться с подступившей дурнотой. Позор её матери в этот миг ощущался как собственный.

— Приди в себя, Гленна, — велела Онора.

Тон её был властный, без капельки тепла.

— Даже зная это, — сказала Гленна, — вы всё равно выбрали меня, госпожа. Почему?

— Именно из-за того, что я знала это я тебя и выбрала. Мне нужна верность. Там, куда мы плывём не будет ирландцев, не будет знакомых лиц, уважения, страха перед отцом. Тибальд пытается объединить мятежный народ, племена, которые не могут друг с другом договориться и ненавидят моего отца. Ты, Гленна, должна беспрекословно слушаться меня, должна служить так рьяно, как не служила прежде. Я сделаю тебя не просто служанкой, а придворной дамой, но я должна быть уверена в тебе. Кровь нашего отца будет мне в том порукой. Кроме неё в тебе нет ничего особенного, ничего, что выделяло бы тебя среди прочих девиц, что навязал мне отец. Ты трудолюбива, не болтлива, знаешь своё место. Я не признаю нашего родства, но знаю твою тайну.

Онора поморщилась прежде, чем продолжить.

— Ты же ведь не думала, что я назову тебя сестрой?

Гленна спешно помотала головой.

— Чудно, — сказала Онора, — я дам тебе жизнь в покое, Гленна, коль буду процветать я, тоже будет и с тобой. Потому, что щедро награжу за все твои труды, а за это попрошу лишь беречь мои тайны, коли такие появятся. Вот и всё.

Холодок пробежал по спине Гленны. Её пальцы вцепились в корешок книги, которую она читала вслух до этого своей госпоже. Она одна из немногих девушек при дворе владела грамотой. Её сперва учила мать, затем ещё девочкой Гленна сопровождала на уроках свою госпожу. Ей, юной служанке в сером шерстяном платье, велели упражняться в письме и чтении, так же, как и принцессе. Ей, как и Оноре, которой предстояло стать королевой, нужно было уметь говорить на языке англичан. Знала ли в ту пору принцесса, что Гленна её незаконнорождённая сестра? Знала ли она, что они, несмотря на их различия, были ростками одного семени?

Как сама Гленна могла быть такой невидящей всё это время, почему она не задавалась этими вопросами прежде?

Онора не просила у неё громких клятв, не требовала ничего кроме скромного поклона. Она, как и её служанка прекрасно понимала: девушке некуда деться. Этого разговора могло и не быть вовсе, но отчего-то принцесса решила быть с нею честной. Возможно, она посчитала, что Гленна и впрямь будет служить ей старательнее, коли она посулит ей награду. Коли она осознает: их связывает куда больше, чем выбор сделанный Онорой по воле случая.

Гленна поняла: иначе быть не могло. Сама принцесса или её отец был тому причиной, но именно она должна была покинуть родной берег Ирландии. Она, та, что должна быть благодарна королю Эггу за многие милости, а, значит, и его дочери, которую знала с детства. Младшую принцессу, позднее дитя, балованное, но отличавшееся хитростью и красотой, следовало беречь. Краса и юность её могли сослужить народу Ирландии хорошую службу. Могло ли быть так, что её, Гленну, учили разным премудростям не только из-за её происхождения, но как раз на такой случай? Неужели Эгг ещё в детстве наметил путь, по которому отправит обеих дочерей?

В горле запершило. Лёгкая тошнота, сопровождавшая Гленну с самого начала путешествия стала заметнее.

Ей страшно хотелось выйти из этой комнатушки, похожей на плетёную корзину. Она остро почувствовала себя зайцем, усаженным в неё, чтобы мясо оставалось свежим до самого пира. Зайцем, которого какой-то пустоголовый крестьянин догадался запереть вместе с лисицей.

— Я постараюсь быть полезной вам, госпожа, — сказала Гленна, хотя сердце её противилось этим словам.

— Постарайся, — милостиво ответила Онора и улыбнулась.

Она всегда улыбалась так, что взгляд её оставался холодным, точно ноябрьское море. Достойное умение для будущей королевы.

Их корабль, как и два других, что сопровождали невесту, пристали к берегу. Люди короля Тибальда, разодетые в доспехи и при оружии своим видом больше наводили на мысли о войне, чем о свадебном пире. Гленне было не по себе, когда она смотрела на них. Они сошли на берег не сразу. Будущая королева должна была ступить на земли своего королевства так, чтобы всякий свидетель этого сказал: то фея весны ступила лёгкой ногой на пристань; то дочь богини была, а не смертная девушка.

Онора была прекрасна от рождения, а Эгг не поскупился, собирая дочь в путь. Она и впрямь была похожа на бессмертное создание, когда ступала, гордо подняв голову по укрытой полотном земле, когда руки её приподнимали юбки серо-голубого платья; когда она скрылась в крытой повозке, какую мог позволить себе только король. Принцесса не оборачивалась, не выказала волнения, не улыбалась и не плакала. Её облик был хорош, безупречен. Гленна это знала. Сама она следовала за ней безмолвной тенью. Её одежда тоже была новой, но без вышивки, кружева, серебряных нитей. Серое платье на свету отливало глянцевым блеском, таким, какой бывал у влажных прибрежных камней в дни непогоды.

Гленна не должна была привлекать к себе внимания и справлялась с этим прекрасно. Шаль на её плечах стала влажной от морских брызг, но девушка не смела её снять: лишнее движение было ненужным. Она поддерживала госпожу за руку, когда она поднималась в повозку. Гленна убедилась, что принцесса уверенно шагнула внутрь. Лишь после этого она позволила себе взгляд на море, которое теперь отделило её от родиной земли.

Ей стало нечем дышать. В воздухе весела дымка, берега Ирландии было не видно. Даже последнего взгляда на дорогие сердцу места ни старые боги и новый единый Бог ей не даровали. Дыхание остановилось. На миг ей показалось, что и сердце остановится, перестанет биться предотвращая дальнейший путь девушки ко двору, полному чужаков. Впервые в жизни ей всерьёз захотелось, сорвать с указательного пальца кольцо, дарованное ей матерью в последние недели жизни.

«Гленна, светлая моя девочка, — сказала ей она, — это кольцо сотворила давно мудрая женщина, а может и сама фея Моргана, кто знает? В час страшной нужды брось его в бегущую воду и попроси помощи. Те, кто давно покинули этот мир услышат твой зов и откликнутся».

Как бы было хорошо сейчас сбросить с плеч промокшую шаль, сорваться с места, утопая ногами в прибрежном песке, подлететь, точно чайка, к самой кромке безбрежной подвижной воды, бросить в неё кольцо…

Конечно, Гленна не сделала этого. В ней чувство долга воспитано было не меньше, чем в самой Оноре. Время вновь побежало, сердце вовсе не остановилось. Она зашла под кров повозки вслед за хозяйкой.

Онора не высказала неудовольствия ни из-за того, что её будущий муж не встретил их на пристани, послав вместо себя надёжных людей, ни из-за странного запаха внутри повозки. Хотя, она явно почувствовала его так же, как Гленна: то ли плесневелая ветошь, толи мокрая псина… Стойкий и совершенно неожиданный, он забирался в нос и путался в волосах.

Онора почти ничего не говорила в пути. Погружённая в собственные мысли, она явно не желала вести беседу со служанкой. Лишь в самом начале, когда повозка тронулась, а взволнованная Гленна теребила кольцо матери, она сказала:

— Такое уродливое, мне любопытно: почему ты его всё время носишь?

Внимание к её главному сокровищу смутило девушку. Оно и правда не отличалось красотой, а с украшениями, которые носила принцесса и сравнивать было нечего. Тёмное от времени, почти чёрное кольцо было сделано из двух перевитых меж собой грубых нитей проволоки. Оно замыкалось бесформенной каплей застывшего металла. Неизвестный мастер, попытался изобразить на месте спайки что-то вроде цветка или спирали, но у него плохо вышло. Замечание об уродстве вещи было справедливым, но служанке не понравилось. Гленна, не понимая, в общем-то, что именно делает, поспешно прикрыла кольцо ладонью правой руки и замерла. От Оноры этот жест не укрылся.

— Это память о матери, — сказала она.

— Понятно, — ответила принцесса и потеряла всякий интерес к предмету их короткой беседы.

Тоска по дому вновь грозила выплеснуться наружу слезами, но Гленна так и не заплакала.

Ехали они недолго. Замок Тибальда стоял на возвышенности, окружённый деревнями. Свита короля была немногочисленна: люди в эту пору трудились в поле, оттого приезд королевы будто бы оказался незаметным. Гленна вышла из кареты первой, первой она и увидела будущего мужа Оноры, короля Англии, объединённой и мирной.

Он посмотрел прямо на неё. Девушка поняла: он подумал, что она и есть его наречённая. Тень разочарования скользнула по его лицу.

Жених и невеста никогда не видели друг друга прежде. Конечно, Тибальду обещали юною золотоволосую красавицу. Гленна, совсем не была похожа на неё. Разве что кожа её была светлее, чем у прочих девушек, так же как и у Оноры. Только принцесса выглядела чистой и нежной из-за этого, а Гленна болезненной. Тибальд же был статным мужчиной, некогда, по всей видимости, очень красивым. Только время, войны и невзгоды, так же как и холодные приморские ветра уже начали менять его облик, предвещая скорую старость. Он был старше невесты на двадцать семь лет.

Опомнившись, Гленна поспешила отвести взгляд и сошла на землю. Она обернулась, чтобы предложить руку своей госпоже, та приняла её.

Губы Оноры алели, а волосы были распущены. Гленна предлагала принцессе накинуть на них кружевной покров искусной работы, но та с пренебрежением отказалась. Онора прекрасно знала, как красиво она выглядела в тот миг, когда вечернее солнце сверкнуло и запуталось в её волосах.

Тибальд заметно оживился: именно такую невесту ему обещали королевские посланники. Гленна, было, вздохнула с облегчением, но тревога так и не покинула её. Она наблюдала, как посланник короля Эгга, один из ирландский воинов, что сопровождали их в путешествии, берёт за руку её госпожу. Он двигался торжественно, даже слишком, кодга вёл девушку к Тибальду, седеющая голова которого была увенчана короной.

Он принял её руку в свою с почтением, Онора стыдливо потупила взгляд, как ей и полагалось. Так как её учили. Притворства в этом было больше, чем в игре ярмарочных актёров.

Гленна желала убежать. Хотелось, чтобы её забрали домой. Вскоре ирландские гости оставят служанку и принцессу среди чужаков в одиночестве. Неотвратимость этого душила девушку.

Кольцо на руке было тяжёлым и тёплым. Сердце терзалось предчувствием неминуемой беды.