Невиданное

Глава 30

Мы воспользовались лифтом, чтобы подняться наверх и переодеться. Мама надела платье из зеленого шелка с изумрудами Дома Эмбер, на папе был черный смокинг с белой бабочкой.

— Ты похож на шпиона, пап, — сказала я. Он хмыкнул, но выглядел довольным.

Мое платье от Марсден лежало на кровати вместе с новенькой парой подходящих туфель. Еще там было ожерелье в форме снежинки, которое мне подарил Ричард. Я даже не подумала о том, чтобы взять с собой какие-нибудь украшения; видимо мама подумала об этом вместо меня.

Когда мы снова спустились вниз, Большой банкетный зал в гостинице сверкал в огнях. В углу играл пианист, а люди бродили по залу. Между ними сновали официанты с подносами с закусками и бокалами шампанского.

Мы встали в очередь вместе с остальными людьми чтобы сдать нашу верхнюю одежду. Я даже представить себе не могла, какое безумие будет твориться, когда вся толпа одновременно будет забирать одежду, чтобы идти на открытие выставки.

Очередь двигалась вперед. И тут впереди, между плечами тех, кто стоял передо мной, я увидела бальную залу.

Это было одно из тех мест, о существовании которых вы знаете или по крайней мере о том, что они должны существовать, но при этом сомневаетесь, что сами туда попадете. Место для других людей, с потолками настолько высокими, что вы чувствуете себя Алисой сделавшей глоток из бутылочки с надписью «Выпей меня». Все было отполированным, сверкающим и зеркальным, в довершение все завесили дополнительным признаком праздника: гирляндами в виде обрызганных серебром долек лимона, наложенных друг на друга как рыбья чешуя, и подчеркнули сверкающими гранатами, спрятанными в ветках.

Комнату заполняло бурлящее море людей, одетых в эксклюзивные одежды — сверкающие волны золота и серебра, темно-красные и зеленые цвета оттенялись черными смокингами. И официанты в белых пиджаках, снующие повсюду с серебряными подносами. Я услышала слабые звуки и догадалась, что где-то еще должен быть оркестр — струнные, духовые, — смешавшиеся с бормотанием сотен голосов.

Все эти люди собрались потому, что Роберт Хэтэуэй верил, что мир идет к войне и что он может ее остановить. Я подумала, так или иначе, но я была здесь по той же причине. Диссонанс между веселым вечером и серьезностью события делал все происходящее слегка нереальным.

— Ваше пальто, мисс? — сказала симпатичная молодая женщина, протягивая руку. Внезапность вопроса поразила меня своей значимостью — должна ли я оставить его здесь или взять с собой? На улице холодно — будет ли у меня время за ним вернуться?

Делай то, что имеет смысл в определенный момент, почти услышала я слова Джексона.

Я протянула пальто и поблагодарила. Но после длительной паузы.

— С тобой все в порядке, милая? — Мама странно посмотрела на меня.

— Все хорошо.

— Ты выглядишь какой-то нервной. — Она сжала мою руку. — Не волнуйся. Постарайся насладиться вечером. Ты просто красавица.

Папа прикоснулся к моей щеке, улыбаясь одной из тех радостно-грустных отеческих улыбок, которые иногда присущи родителям.

— Я уверен, Ричард скажет тебе то же самое.

Я улыбнулась в ответ, хотя я была готова расплакаться. Мой папа. Хороший человек с серьезными целями, одаренный целитель, добрый, скромный. Вечеринки не его сильная сторона. Свежевыглаженный смокинг уже был слегка помятым, так как он не привык их носить. Мама подошла к нему, быстро поправила узел галстука и чмокнула.

Они были неразлучны — в том, как они переживали жизненные испытания, даже мысленно я всегда представляла их, как одно целое, как пару. Но в другом времени они были так жестоки друг с другом. Я вспомнила своего отца в другом смокинге, а маму в другом платье и недостижимое расстояние между ними. Сломанное поддается лечению.

Будут ли они такими, как сейчас, после этой ночи?

Мне в голову внезапно пришла мысль. Я снова повернулась к девушке, которая забирала у меня пальто.

— Вы не могли бы дать персональный номерок для моего пальто, пожалуйста? На случай, если мне нужно будет выйти.

— Разумеется, мисс.

— Это ведь имеет смысл, правильно? Я положила карточку в маленькую сумочку Мэгги.

Папа взял меня за руку с одной стороны, другой рукой он взял маму. Мы вместе подошли к лестнице.

Дома в Астории, мы с друзьями занимались рафтингом на бурных водах. Суть заключалась в том, что нужно было спускаться по реке, до тех пор, пока канал не сужался и не обрывался вниз, вертя сплавляющихся в бурном, бушующем потоке. Всегда наступал момент, как раз перед самым обрывом, когда я чувствовала, как течение подхватывает плот и засасывает его все глубже и глубже. Момент, когда понимаешь, что у тебя нет никаких других вариантов, кроме как двигаться вперед и вниз. Стоя здесь, на первой ступеньке лестницы, я ощутила, как меня охватывает похожее чувство.

Сейчас все начнется. Начнется вечеринка, шаги будут предприняты, а нам с Джексоном остается только молиться, чтобы мы сделали все правильно и в нужный момент.

Один последний раз я на миг пожелала вернуться назад в Сиэтл.

— Готова? — спросил меня папа. Я бы хотела ответить отрицательно, но я кивнула. И мы вместе спустились, чтобы отпраздновать последнюю ночь этого года.

Было невозможно не заметить, что при нашем появлении многие начали нас рассматривать. Папа встретился со мной взглядом и ухмыльнулся. Мама выглядела потрясающе. Он нее невозможно было оторвать взгляд. Я уверена, что если бы я была внизу, то тоже пялилась бы на нее, наблюдая как она почти плывет, спускаясь по лестнице, ее легкое платье струится позади нее. Подобные лестницы просто созданы, чтобы по ним спускались такие женщины, как моя мама.

Но папа повернул голову и посмотрел чуть правее от меня, я проследила за его взглядом. Группка молодых людей — судя по возрасту, студенты колледжа — смотрели на меня. Я вспыхнула и отвернулась.

В конце комнаты стоял один длинный стол, поднятый чуть выше уровня пола. На оставшемся пространстве комнаты размещались круглые столы, заставленные золотой и серебряной посудой и серебряными канделябрами. Ужин должен был начаться около девяти с закусок, затем будет суп, основное блюдо и десерты. Я подозревала, что при организации они хотели, чтобы люди были в как можно более благодушном настроении, прежде чем Роберт Хэтэуэй начнет свою речь.

Маму сразу же окружили гости — кто-то интересовался выставкой, кто-то благодарил ее за поддержку сенатора Хэтэуэя. Собравшаяся толпа дала обслуживающему персоналу понять, что он прибыл; нас проводили к центральному столу и усадили лицом к танцевальной зале.

Затем по лестнице спустились Ричард и его родители. Их окружили со всех сторон: улыбающиеся лица, протянутые руки. Их движение через зал можно было измерять дюймами. Ричард отделился от них и подошел к нашему столу.

— Папа хотел бы представить вас нескольким людям.

И нам пришлось встать и пробираться через толпу. Мы стояли рядом с Робертом, пока он представлял нас, «вдовствующая королева Новой Англии», «Принц Джордж и его жена», «принцесса Тереза», «Его превосходительство Дон Хулио Дель Рио», «Премьер-Министр Бенджамин Голдблюм», «Маркиз Орлеанский». Это все продолжалось и продолжалось — сливки общества Америк. Я даже не представляла, что мне придется делать столько реверансов, как, очевидно, и моя мама, которая делала это сухо — это было впервые, когда я видела, что она делает что-то без особой радости. Но мы следовали за Клер. Это было шоу Хэтэуэев.

Через десять минут я извинилась, хотя, меня кажется, никто не услышал, и пробралась назад, к нашему столику. Большинство гостей тоже уже заняли свои места. Оркестр начал играть более спокойную музыку. Мама с папой наконец-то присоединились ко мне. Премьер-Министр Новой Англии занял место за трибуной, посреди длинного стола на возвышении, оставленного для самых почетных гостей; Роберт и Клер стали рядом и приготовились. В зале воцарилась тишина.

Премьер министр представил сенатора Хэтэуэя, затем Роберт и Клер прошли в центр сцены. Он стоял, улыбаясь, наслаждаясь вниманием, словно какая-нибудь кинозвезда, пока толпа приветственно аплодировала. Меня внезапно осенила мысль, что если и был такой человек, который смог бы объединить обе Америки в одну единую силу, то это был он.

— Сперва, я бы хотел от имени своей семьи высказать безмерную благодарность всем и каждому из вас за то, что проводите с нами этот праздник, — сказал Роберт.

Еще больше аплодисментов.

— Я не собираюсь надолго отрывать вас от ужина. Но прежде чем мы приступим, я просто хотел предложить короткий тост, если позволите, в честь приходящего года. — Все вокруг встали и подняли бокалы. — Пусть он принесет с собой процветание, силу и спокойствие этой стране, ее соседям и всем американцам, на Севере и Юге. За наше разрозненное прошлое и общее будущее.

После того, как все чокнулись бокалами и сделали обязательный глоток шампанского, все расселись по местам. Потянулась небольшая армия официантов с подносами, неся первую перемену блюд: классический чесапикский крабовый пирог с пикантным соусом. Пока я пыталась сообразить, какую нужно взять вилку и смогу ли я вообще проглотить хотя бы кусочек, я заметила, как кто-то из опоздавших гостей грациозно спускается по широкой лестнице, в черном пиджаке, надетом поверх белого жилета, и брюки, увешанный всеми возможными знаками отличия. Мой вездесущий нацист, Джегер.

Он подошел к столику в дальнем конце, где его приветствовала светловолосая богиня в черном бархате. Наверное, он почувствовал, что я смотрю на него, потому что посмотрел на меня через весь зал. И улыбнулся.

Как бы я ни трепетала до этого момента, появление нациста усугубило мои ощущения. Я чувствовала, словно в моем мозгу поселился рой шершней. Я не могла думать. Я не могла вспомнить, что должно произойти дальше. Если бы я только могла поговорить с Джексоном.

Пришло и ушло блюдо с салатом. Я не знала, ела ли я хоть что-нибудь. Я все продолжала смотреть на часы на дальней стене, наблюдая, как стрелки медленно отсчитывают время, оставшееся до конца года. Речь президента Стивенсона начнут показывать где-то около одиннадцати, затем последует формальное заявление Роберта. Перерезание ленточки назначено на полночь. К тому времени я уже уйду. Надеюсь.

Если я найду ключ.

Мне отчаянно хотелось, чтобы я могла хоть как-нибудь связаться с Джексоном или чтобы он сказал мне, когда я с ним встречусь, или как он меня найдет. Почему он этого не сделал? Несколько раз мне приходилось удерживать себя, чтобы не встать со стула, не отправиться к лестнице, в холл и на улицу. Он сказал, что будет там. Он сказал, что ему не нужно приглашение. Все, что ему нужно, это…

… белый пиджак. Эта мысль, наконец, посетила мой затуманенный мозг. Я начала искать и почти сразу же отыскала Джексона среди армии официантов, работающего в дальнем конце зала. Он наполнял вином бокал гостя, с уверенностью и талантом человека, который делает это каждый день. Он бросил на меня быстрый взгляд, и я поняла, что он знал, что я нашла его только что.

Сумасшедший, подумала я. Куча людей здесь знала, кто он такой. Мои родители, Хэтэуэи, не говоря уже о нацисте. Что если они заметят его? Но потом я поняла, что белый пиджак был прекрасной маскировкой. Он делал его невидимкой. Никто никогда не смотрит на лица обслуживающего персонала.

С усилием я заставила себя не смотреть на него. Но мне стало чуть спокойнее. Все было правильно. Джексон все держал под контролем. Наконец, я поняла, что смогу съесть что-то из еды, которая стояла передо мной, и я сфокусировалась на тарелке. Это будет длинная ночь. Мне понадобится вся энергия, которую я смогу собрать.

В какой-то момент я просила маму, нашла ли она свой ключ, но она его не нашла.

— А есть ли еще один, которым мы можем воспользоваться? — спросила я.

— Больше нам не нужен ключ, детка. Мы все вместе войдем туда.

Нет ключа, нет прорыва, подумала я. Это была неприятная перспектива. Но во время десерта я все же попыталась заставить свой мозг вспомнить страницу с записями, которую Джексон дал мне, 12:02, свернуть налево, к северному выходу из музея. Пройти по грунтовой дорожке между деревьями — НЕ ИСПОЛЬЗУЙ БОКОВОЙ ПУТЬ. Сразу перед фонтаном сверни направо, до холма, выходи…

— Я имею в виду, только если ты хочешь, — произнес Ричард.

Я уставилась на него. Поняла, что он обращается ко мне. Я даже не заметила, когда он заговорил.

— Прости, что?

— Боже, кузина, — сказал он с грустной улыбкой, — ты заставляешь меня чувствовать себя идиотом. Я спросил, хочешь ли ты потанцевать.

По залу звучала музыка. Пары медленно двигались в такт. Я буквально ненавидела танцы. Кроме твиста.

Я посмотрела на часы. 10:33. Все еще никакого ключа. Я улыбнулась и кивнула, Ричард взял меня за руку и повел на танцпол.

Разумеется, он оказался великолепным танцором. Не было ничего, что Ричард Хэтэуэй делал плохо. Идеально. Но ритуал был мне знаком. Когда я закрыла глаза, я вспомнила Другую Сару. Сару в золотом платье, танцующая на полу из звезд.

Вальсируя с Джексоном.

Пока Ричард не разделил нас. Пока Ричард не ударил Джексона в челюсть.

Я отодвинулась. До боли знакомое выражение боли и недоумения промелькнуло на лице Ричарда.

— Что-то не так? — спросил он.

— Просто… могу я присесть? — Я хотела убраться с танцпола.

Ричард подвел меня к скамейке у лестницы.

— Принести тебе воды? С тобой все в порядке?

— Я хочу лишь минутку посидеть.

Я чувствовала себя плохо из-за того, что позволила Ричарду сблизиться со мной. Снова. Что я была здесь в красивом платье и танцевала с ним вместо того, чтобы танцевать с Джексоном.

Вот только… я подумала о поездке в Ричмонд. Фотографии на стене. Он был другим. Как и мои родители были другими. Таким же, но лучше. Это было неправильно, судить этого Ричарда за ошибки другого. Какая же сейчас творится неразбериха.

— Ты надела снежинку, — проговорил он. Я видела, что он тронут.

— Мне она нравится. Это как раз то, что нужно.

Он улыбнулся и кивнул.

— Да. Она отлично подходит к твоему платью. Ты выглядишь потрясающе.

Я слегка склонила голову.

— Спасибо, Хэтэуэй. Небольшая порция лести на десерт — идеально.

— Это не лесть. — Он присел на скамейку рядом со мной. — Парсонс? Могу я спросить тебя кое о чем?

— Разумеется.

— Как получилось, что ты пропустила поезд? В смысле, я же видел тебя на станции. Я думал, что ты сядешь в него. Затем следующее, что я вижу, поезд уезжает без тебя.

Я смотрела на него, не имея ни малейшего понятия, что ему ответить.

Он опустил глаза.

— Я имею в виду, я подумал, что может быть, ты избегала меня.

— Нет, — сказала я. — Нет. Ты замечательный парень, Хэтэуэй.

— Правда?

— Правда. Ты сам это знаешь. — Я засмеялась.

Он улыбнулся.

— Ты заставляешь меня сомневаться в самом себе, кузина. — Затем его лицо снова стало серьезным. Встревоженным. — Могу я сказать тебе одну вещь?

— Конечно.

— Ты помнишь, что я пересказал тебе слова моей мамы насчет Джексона Харриса?

— Что она думает, что он может быть опасен?

Он покачал головой.

— О том, что ее предупредили, что он может представлять опасность.

— Точно.

Он посмотрел мне в глаза, молчаливо прося о понимании.

— Она сказала мне то же самое и о тебе.

Я могла бы обидеться, но факт в том, что я знала, что это предупреждение было правдой. Я представляла опасность для Ричарда и его семьи. Сейчас они были счастливы, в этом времени. Кто знает, что с ними случится в другом? Что случится с любым из нас?

— Я могу поклясться, что никогда намеренно не сделаю ничего, что принесет вред тебе или твоей семье, Хэтэуэй, — произнесла я.

Он улыбнулся.

— Я и так это знаю, Парсонс. Я просто хотел попросить тебя… быть осторожной, что ли. Будь осторожна.

— Я постараюсь, — ответила я.

Он улыбнулся мне кривоватой улыбкой. — Омела не работает, так что я буду ждать тебя в полночь. Я суеверный парень. — Я вспыхнула, он улыбнулся. — Пошли, вернемся к родителям. Уже почти пришло время представления.

Я посмотрела на часы. 10:56. Время почти настало. Может быть, это не произойдет. Может быть, Ричарду удастся урвать тот поцелуй. Интересно, что я почувствую. Если Джексон не может любить меня, то, может быть, это сможет Ричард.

— Ой, стой, — сказал он, поворачиваясь назад. — Я чуть не забыл. Мама просила передать это твоей маме, на случай, если ей нужно будет пойти пораньше. Она слышала, что дубликат твоей мамы пропал, а у моих родителей было по одному для каждого из них.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на вещь, которую Ричард протягивал мне.

Пластиковая карта-ключ.