Невиданное

Глава 8

Мама с папой вернулись вскоре после этого. Мама была полна энтузиазма от перспективы выставить на всеобщее обозрение такое количество экспонатов из нашей семейной истории на сегодняшнем предварительном показе и непосредственно в музее через десять дней. Сэм и Мэгги тоже появились, их щеки были розовыми от морозного воздуха. Я вспомнила, что вообще-то сегодня официально первый день зимы — солнцестояние — самый короткий день и самая длинная ночь.

— Куда, вы ребята, ходили? — спросила я.

— Наносили визиты, — ответил Сэм. — И играли с маленькой девочкой.

— Маленькой девочкой? Соседка?

— Она нездешняя. — Мэгги кивнула, улыбаясь.

— Хотелось бы мне, народ, пойти с вами, — с легкой завистью сказала я. — В следующий раз разбудите меня и возьмите за компанию.

Сэмми ответил:

— Если маленькая девочка будет не против. — Он взял нашу тетю за руку и потащил ее.

Я поплелась за ними, пытаясь быть не слишком жалкой:

— Куда вы идете?

— Заворачивать подарки, — сказал Сэм.

— Могу я помочь? — спросила я.

Видимо жалобность все-таки просочилась, потому что Сэм великодушно согласился.

— Ты можешь помочь. Но сначала мне нужно спрятать мои подарки, — сказал он. Он пробежал впереди нас по лестнице, и я услышала звук выдвигаемого ящика перед тем, как он высунул голову в коридор. — Теперь можете заходить.

Я села и восхитилась оставшимися подарками Сэма: подушка для мамы, с венком в виде отпечатков ладошек Сэма; наше с Сэмом фото в рамке для офиса папы; четыре прихватки ручной работы для Розы. Я взяла в руки стетоскоп, явно из более раннего периода.

— Для кого это, Сэм?

— Это для Джексона, — ответил он. — Мэгги помогла мне разыскать его в магазине старых вещей.

— Хм, — сказала я. — А откуда ты узнал, что он хочет быть врачом?

— Я просто помню, — непонятно ответил он. — Ты заворачиваешь это, хорошо?

— Конечно, Сэм, это отличный подарок, — слегка завидуя, сказала я. — И мне кажется, у меня есть для него идеальная коробка. Я вернусь через секунду.

Я проделала хорошую работу по упаковке старинного стетоскопа, укладыванию в длинную коробку ткань и разравнивая все складочки. Я позволила Сэму выбрать ленточку, затем соорудила безупречный бант, следуя полученным мною ранее указаниям от получателя.

— Странно, что бабушки не будет с нами в этом году, — сказала я.

— Да, — согласилась Мэгги с ноткой сожаления. — Странно.

Лучше бы я этого не говорила. Эгоистка. Разумеется, Мэгги скучала по бабушке больше, чем я.

— А ты знала твою бабушку? — спросила я ее.

— Да, — ответила она. — Но к тому времени как я выросла, у нее уже были седые волосы и она изменилась. Она не была Фионой из моего воображения — полной жизни красавицей с темно-каштановыми волосами.

Я поняла, что тоже думаю о Фионе как о молодой женщине. Это было слегка странно. Она уже была пожилой дамой, когда предложила Розе остаться в Доме Эмбер.

— А вы дружили с мамой Джексона, как мы с ним?

— Сесилией? — Мэгги легонько улыбнулась и покачала головой. — Она была старше, чем мы с твоей мамой. А мы были в полном восторге от нее — она была так уверена в себе.

— Ты хорошо ее знала?

— Немного, не очень хорошо. Роза никогда не позволяла ей работать здесь, в доме, — она говорила, что папа Сиси перевернется в могиле. И, в любом случае, Сиси весь день занималась — она знала, что станет танцовщицей.

— В Нью-Йорке, — сказала я.

— Да, — кивнула Мэгги. — Это было ее. Она была самой грациозной девушкой — она учила твою маму, как держаться с таким видом, как будто ты принцесса. Энни была такой неуклюжей, когда была маленькой.

— Мама? — с недоверием переспросила я.

— Ну да, — сказала Мэгги. — Она прошла через одну из тех фаз гадкого утенка, когда ей было лет десять или одиннадцать. Она ходила, скрючившись. Сиси заставила ее ходить прямо и верить в себя.

— Я не знала об этом. Вы никогда не рассказывали о ней.

— Ну, — проговорила Мэгги, — после инцидента Роза не говорила о ней, так что мы просто следовали примеру.

Это было плохо, подумала я. Готова была поспорить, что Джексону бы понравилось видеть маму глазами других людей. Как я сейчас видела свою. Гадкий утенок в детстве. Не всегда она была красавицей.

— Ты хорошо устроилась? — спросила Мэгги. — В Доме Эмбер.

Я задумалась на мгновение.

— Я бы лучше вернулась домой, — призналась я, слишком поздно поняв, что это, возможно, было грубо говорить так о доме Мэгги. Я заторопилась исправиться. — Я скучаю по своим друзьям и школе, понимаешь?

— Я понимаю, — кивнула она. — А с тобой все в порядке? Ничего… странного?

— Нет, — улыбнувшись, ответила я, — ничего из ряда вон выходящего. Видела несколько ярких снов и много ощущений дежавю. Но со временем это пройдет. Все упорядочится.

— А что такое «дейзиву» — спросил Сэм?

— Де-жа-вю, — поправила его Мэгги. — Некоторые люди называют это ложными сигналами мозга, когда ты думаешь, что ты помнишь что-то, чего на самом деле не было. Другие говорят, что, возможно, ты помнишь что-то, что забыли все остальные.

Она закончила заворачивать все подарки на столе. Сэм делал мне знаки. Я медленно соображала.

— Тебе нужно уйти, — терпеливо сказал он. Подарок в ящике, дошло до меня.

— Поняла, — сказала я. Я вышла из комнаты с ощущением нерешенной задачи. Мне хотелось где-нибудь присесть, предпочтительнее возле огня. Я проскользнула в библиотеку, подумав, что я могла бы свернуться в одном из кресел.

После оранжереи, библиотека была моим вторым любимым местом в Доме Эмбер. Она была в точности такой, какой должна быть библиотека. Заполненные книгами полки поднимались высоко вверх и для того, чтобы добраться до последних, требовалась лестница. Небольшие латунные таблички на полках давали знать о тематике книг. Возле старинного глобуса, на подставке лежал Оксфордский словарь, еще больше справочников лежало на полочку под ним — тезаурус, атлас, каталог, альманах. Я уселась на пол рядом с подставкой и вытащила книгу с цитатами.

Потребовалось пара минут, чтобы разобраться, как ей пользоваться, но потом я привыкла. Я просмотрела указатель, взяв за основу ключевые слова из записок в моей комнате. Но я не нашла ни одной фразы. Если они и были мне знакомы, то не потому, что были известными.

Я застала маму в столовой за раскладыванием серебряных приборов на буфете. Я подошла ближе. Стол был уже заставлен серебряным столовым серебром, тарелками и сервировочными подносами для вечеринки, ожидающими только когда на них выложат еду.

— Мам, а где Джексон?

— Джексон, — с удивлением спросила она. — Откуда мне знать?

— Разве он не выполняет для тебя какую-то работу?

Она покачала головой.

Хм. Очередная ложь. Не думаю, что смогу и дальше терпеть это. Наверное, мне стоит проследить за ним, узнать, к чему вся эта таинственность.

Когда мы с Джексоном были маленькими, прятки были нашей любимой игрой. Когда все остальное надоедало, мы шли в оранжерею и по очереди искали друг друга. Я никогда не знала, каким образом Джексону всегда удавалось находить меня. Когда я спрашивала, он лишь пожимал плечами и отвечал: «Я знал, где ты должна быть».

Я же всегда находила его благодаря своему секретному приему. Я называла его «тепло-холодно». Это срабатывало только на людях, которых я хорошо знала, — на маме, папе или Джексоне, или Сэмми. Сначала я мысленно фокусировалась на образе человека, а затем заполняла его правильными мыслями и чувствами, пока картинка не превращалась в человека, пока не становилось горячо. Затем мне оставалось лишь следовать за этим жаром. Теплее, теплее, теплее — я всегда находила их.

Прошли годы с тех пор, как я пробовала этот метод на Джексоне.

Я представила его. Осторожно. Было немного неудобно воображать его так детально, как молодого парня, в полный рост, мускулистого. Я представила, о чем он думает и что чувствует — его серьезность, целеустремленность. Я видела его лицо, слушающий, внимательный, с небольшой морщинкой между бровями.

Вот оно. Жар.

Я пошла к передней двери. Надела мамины галоши, схватила ее перчатки и влезла в ее пальто.

— Идешь куда-нибудь? — позвала она.

— Просто прогуляюсь. Скоро вернусь.

— Хорошо, будь осторожна, — сказала она, очевидно не в состоянии выдать более конкретный совет за столь короткое время. — И убедись, что ты вернешься достаточно рано, чтобы успеть подготовиться к сегодняшнему вечеру.

На улице было холодно, у меня на щеках появился румянец. Солнце уже садилось за западные холмы — вот-вот наступят сумерки. Я вынула мамины кожаные перчатки и накинула капюшон пальто, пока я раздумывала, куда мне идти.

Как и накануне, Джексон не свернул влево в сторону реки, а повернул направо — к городу. Я различала его следы на мокром снегу. Я следовала по ним до конюшен и через поле к маленьким боковым воротам Дома Эмбер в северо-восточном углу. Здесь следы исчезали в общем беспорядке на дороге. Но ощущение тепла влекло меня вперед.

На окраинах Северны я двинулась в сторону западной части города, не туда, куда я ожидала. Я обнаружила еще следы Джексона, пересекавшие пустое поле по направлению к узенькой улочке без тротуаров. Я забрела в черный район. Местные пялились на меня, как будто считали, что я заблудилась. Но я продолжала идти, притворяясь, что я точно знаю, куда мне нужно.

Я остановилась возле небольшой церкви из белой вагонки, На аккуратном примерзлом газоне была табличка: ПАСТЫРЬ ДОБРЫЙ БАПТИСТСКАЯ ЦЕРКОВЬ.

Я нетерпеливо поднялась по ступенькам. Наконец-то я получу кое-какие ответы.

Но что-бы там ни было, я пришла увидеть, что происходит. Когда я проскользнула внутрь, я увидела открытую дверь в задней части церкви. Горстка людей оставалась на скамейках, застегивая пальто, натягивая перчатки, обмениваясь прощаниями.

Я увидела Джексона. Он обнимал симпатичную азиатскую девушку, которая проходя мимо, осмотрела меня с ног до головы, решив, что я этого не замечу.

Ой, подумала я со странно неприятным чувством в груди. Его секрет.

Он подошел ко мне, выражение лица было спокойным, но в голосе послышались обвинительные нотки.

— Что ты здесь делаешь, Сара?

Кажется, я слегка покраснела. К нам подошел пожилой мужчина с пасторским воротником. Он улыбнулся и протянул руку.

— Я пастор Хоув.

— Это Сара Парсонс, пастор, — представил меня Джексон, когда я пожимала протянутую руку.

— Ты хочешь присоединиться к изучению Библии, Сара? Мы встречаемся раз в неделю и рады видеть каждого.

— Нет, хм, я просто искала Джексона.

— А откуда ты знала, что он будет здесь? — Пастор пристально смотрел на меня, все еще улыбаясь, но его глаза буравили меня.

Я просто уставилась на него, не имея подходящего ответа. Я увидела, как Джексон пытается скрыть улыбку и ждет, пока я найду слова. Не помогая мне.

— Я… шла по его следам. Затем спросила людей. Они направили меня сюда.

— Тогда все в порядке, — сказал пастор. Он еще раз пригласил меня присоединиться к изучению Библии и попрощался.

Снаружи Джексон посмотрел на меня.

— Тепло-холодно до сих пор работает? — догадался он.

— Ага.

— А тебе не приходило в голову, что, возможно, ты вмешиваешься не в свои дела?

Тут до меня дошло, какой грубой и навязчивой я выглядела.

— Хм, — пробормотала я. — Нет, Не совсем.

— Может быть, Сара, — в ответ он рассмеялся, но покачал головой, — тебе следовало бы подумать об этом. Пообещай мне, что ты не сделаешь так снова.

Я кивнула, больше он не ворчал на меня за это. Мы пошли назад к Дому Эмбер. Я хотела спросить его о девушке — об объятии — но сдержалась. Я решила попробовать быть менее любопытной и относиться с большим уважением к частной жизни Джексона — в конце концов, ведь он не принадлежит мне просто, потому что мы друзья. Я поняла, что мне больно от этой мысли.

Когда он вытащил свои перчатки, я заметила что-то желтое. Потом я вспомнила, что у пастора был желтый платок в кармане рубашки. Это было немного странное украшение для пастора, одетого во все черное. Желтые платки у протестующих в Северне. Желтые платки в толпе в Балтиморе.

Мгновенноо я изменила свое решение. И задумалась.