Я все еще не верил, что сам отпустил ее. А эта проклятая ночь… не думал, что так бывает. Я не хотел прощаться. Прощание — это конец. Я тогда закрылся в малой приемной, чтобы не видеть, как она уходит, несколько раз порывался вернуть, но сдержался — я пообещал. Впрочем, надо было настоять на корвете, чтобы увериться, что она без сложностей попала в порт и села на корабль. Но я смотрел в ее лицо и понимал, что она ничего не хочет от меня. И те ничтожные деньги… лишь здравый смысл не позволил ей швырнуть карту мне в лицо.
Стало пусто. Единственное, куда я теперь хотел — на полигон, в казарму, на корабль — не важно. Туда, где все понятно и привычно. Туда, где нет терзаний, а есть только приказы. Но, хотя бы одной проблемой меньше — верну, наконец, долг Пираму, он висел на моей шее ярмом. Этот вопрос надо закрыть раз и навсегда. Все было напрасно.
Я вошел в императорскую приемную, направился к дверям кабинета, но гвардеец вышел вперед и сообщил, что у императора лорд Октус. Черт бы его побрал. Что именно он сейчас льет в уши Пираму? Если бы знать… Я отошел к окну и уставился на залитый утренним солнцем парк, на усеянные кровавыми цветами верхушки бондисанов. Они казались заляпанными кровью. Сад терял свое очарование, как и этот дворец.
Двери открылись, и я увидел выползающую черную тучу. Октус был в трауре. Черный с ног до головы, серое лицо в красных пятнах. Он остановился, какое-то время смотрел на меня, но промолчал и скрылся в галерее.
Я вошел в приемную, поклонился:
— У вас был лорд Октус…
Пирам кивнул:
— Просил позволения после похорон какое-то время провести на Гарсуне. Я позволил. Он раздавлен.
Я кивнул:
— Это разумное решение.
— А с тобой что? На тебе лица нет.
Твою мать.
— Все в порядке, ваше величество. Я вытащил из кармана карту и положил на стол:
— Я пришел вернуть долг, ваше величество. Двести тысяч и проценты по сделке.
Пирам повел бровью:
— Какой долг?
Сейчас меньше всего хотелось его издевок:
— Вы купили мой долг у Бреля. Я знаю.
Пирам какое-то время молча смотрел на меня, кривил губы. Наконец, покачал головой:
— Я ничего не выкупал. И уже говорил об этом.
— Ваше величество…
— Ты ставишь мои слова под сомнение? — Он вновь покачал головой: — Я ничего не выкупал.
Догадка напрашивалась сама собой, но я не хотел проговаривать это даже про себя. Единственный, кто мог ее подтвердить или опровергнуть — сам чертов баркир. Пирам видел мое смятение, но ничего не сказал — и я был благодарен за эту сдержанность. Отпустил без вопросов, ни на чем не настаивая.
Не помню, как садился в корвет. Виски ломило, удары сердца отдавались набатом. Если мои подозрения подтвердятся — этому не будет объяснений. Я всю дорогу нервно курил, даже не включив вытяжку. Утопал в дыму, но не чувствовал запаха. За моей спиной… Сколько еще дерьма происходит за моей спиной?
Я не пошел с черного хода, корвет причалил прямо на посадочной платформе конторы. К счастью, в этот час не было народу. Впрочем, плевать. Брель обедал в одиночестве. Сидел за отменно сервированным столом и нанизывал на вилку румяную капангу.
Я вошел прежде, чем раб успел доложить обо мне, оттолкнул на полуслове. Брель побросал приборы, подскочил, не догадываясь вытереть жирные губы, и согнулся в поклоне:
— Ваше сиятельство… какая неожиданность.
Я молчал, смотрел на согнутую фигуру с розовой лысиной, просвечивающей сквозь хлопковую седину, будто сквозь рыхлый ком взбитой ваты. Трогательно до омерзения. Он был не так стар, как казалось, не так ничтожен и подобострастен. Хитрый жадный скользкий урод.
Брель, наконец, разогнулся, махнул рукой рабам, приказывая выйти:
— Не желаете ли кофе?
Я сцепил руки на груди, борясь с желанием тряхнуть старика за грудки:
— Кому ты продал мой долг?
Он попытался улыбнуться и заюлил:
— Я уже говорил вашему сиятельству, что этот вопрос составляет коммерческую тайну.
— Говори!
Он теребил пояс халата и покачивался из стороны в сторону:
— Меня уверили, что эти действия исключительно для пользы вашего сиятельства. Для вашего спокойствия.
Ну, конечно же!
— Сколько тебе заплатили за молчание?
Я подошел ближе и смотрел на него сверху вниз. Он лишь сгибался все ниже и ниже, будто умалял свою значимость.
— Кто?
— Я не должен…
— … кто? Мой брат?
— Я не…
Я все же ухватил его за халат и тряхнул. Голова заболталась, как кукольная:
— Это был мой брат?
— Да, да!
Я разжал хватку и оперся о стол.
— Высокородный господин де Во заверил меня, что хочет сделать приятный сюрприз, выкупив долг. Очень просил, чтобы я не разглашал. Отчего не согласиться… Брат вашего сиятельства… Семейные дела…
— Сворачивай свою лавку — у тебя отзовут лицензию.
Я развернулся и вышел, не видя и не слыша ничего вокруг. Только биение сердца, только красные пятна. Дом отца. Первое, что я выкупил, возвратившись сюда. Двести тысяч… Теперь эта сумма не казалась совпадением. Никогда не было совпадений. Он вынудил заложить дом. Это было целью. Я сел в корвет и откинулся на спинку сидения. Первое желание — ехать к Лариссу, но я подавил его. Он сам всегда говорил, что я принимаю горячечные решения, действую без раздумий, не думаю о последствиях. Самое сложное — не действовать сгоряча, надо обдумать и попытаться понять, чего он добивается. Вероятнее всего, Брель тут же сообщит о моем визите, когда придет в себя. И Ларисс будет ждать действий. Пусть ждет.